Fb2.zipEpubСодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Пьер Сувестр И Марсель Аллен. Трагический исход



     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: П.Сувестр и М.Аллен. "Трагический исход. Жокей в маске"
     Перевод с французского М.Маландиной
     Издательство "Навука i тэхнiка", ООО "Этоним", Минск, 1993
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 11 декабря 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     В   очередном  выпуске  популярной  серии   "Фантомас"  читатели  вновь
встретятся с полюбившимися героями - инспектором Жювом и журналистом Жеромом
Фандором, которые преследуют неуловимого Гения преступления.


                                 Содержание

                      Глава 1. ОТЕЦ И СЫН
                      Глава 2. В БУРЮ
                      Глава 3. ОДНОРУКИЙ
                      Глава 4. СПЛОШНЫЕ ЗАГАДКИ ВЕЧЕРА
                      Глава 5. СТРАСТНАЯ МЕЛОДИЯ
                      Глава 6. ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ
                      Глава 7. КЛИЕНТЫ РАТОДРОМА
                      Глава 8. ЗАГАДОЧНЫЙ ОСОБНЯК
                      Глава 9. ЖАП... ЖАП...
                      Глава 10. ЧЕЛОВЕК ПО ПРОЗВИЩУ "ЖАП"
                      Глава 11. НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ И ВСТРЕЧИ
                      Глава 12. НЕОБЫЧНЫЕ ВИДЕНИЯ
                      Глава 13. НОВЫЕ ЗАГАДКИ
                      Глава 14. БОЛЕЗНЬ ЖАПА
                      Глава 15. ГНЕВ ФАНТОМАСА
                      Глава 16. ВСАДНИК, ВНУШАЮЩИЙ СТРАХ
                      Глава 17. УБИЙСТВО
                      Глава 18. ОТЦЕУБИЙСТВО
                      Глава 19. СЕРЬЕЗНОЕ ОБВИНЕНИЕ
                      Глава 20. НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ТАЙНИК
                      Глава 21. ГАДУ И БАРОН
                      Глава 22. УЖАС
                      Глава 23. СМИРИТЕЛЬНАЯ РУБАШКА
                      Глава 24. КОНЕЦ МЕЧТЫ
                      Глава 25. ПОВЕЛИТЕЛЬ И ВЛАСТЕЛИН
                      Глава 26. ПОБЕДА ФАНТОМАСА


Глава 1

ОТЕЦ И СЫН

     Фантомас воскликнул:
     - Ну как, Владимир, хорошенькое дельце я придумал?
     Они  посмотрели на  небо,  затянутое  тучами,  в  котором,  подгоняемый
штормовым ветром,  плыл воздушный шар,  только что поднявшийся с  Булонского
аэродрома. В сгущающихся сумерках над бушующим морем шар уносил с собой двух
людей, осужденных ими на смерть, их заклятых врагов - Жюва и Фандора.
     Зрелище  было  ужасным,  Владимир  и  Фантомас  остались  довольны друг
другом.
     Надо  было видеть главаря преступного мира:  задыхаясь и  сотрясаясь от
гнева,   он   осыпал  злобными  и   пренебрежительными  словами  побежденных
противников.
     Находящийся недалеко от него Владимир с  некоторых пор на глазах у всех
вел двойную игру,  перевоплощаясь то в виконта де Плерматэна,  то в рабочего
Мориса, присматривающего за воздушными шарами в торговом доме Лагранж.
     Тем  временем  Фантомас  сделал  шаг  к  Владимиру,  и  тот  пошел  ему
навстречу.  Владимиру казалось, что его тянут какие-то чудодейственные силы,
исходящие от  некоронованного короля  преступного мира.  Владимир устремился
вперед,  перешагнул через канаты и сетки воздушных шаров,  лежащих на земле,
но внезапно остановился,  остолбенев от ужаса,  не в состоянии произнести ни
слова.
     У  его  ног  лежало безжизненное окровавленное тело женщины...  Это был
труп виконтессы де Плерматэн, законной супруги князя Владимира.
     Он смотрел на нее,  теперь уже неподвижную, с остекленевшими глазами, с
зияющей раной в горле.  Это была та женщина, на которой он женился при дворе
Глотцбурга,  столицы Гессе-Веймара;  женщина,  которую он,  может быть, даже
любил!
     Фантомас убил  ее  несколько минут  назад,  наказав  за  предательство,
отомстив за  то,  что  она  сообщила Жюву и  Фандору,  где  находились он  и
Владимир.
     Человек,  называвший себя рабочим Морисом, случайно задев ногой мертвое
тело, остановился как вкопанный в смятении чувств, не решаясь идти дальше.
     Что  же  касается  Фантомаса,  то  он  не  испытывал никаких  угрызений
совести,  и  в то время,  как Владимир стоял неподвижно,  король преступного
мира,  наклонившись над бренными останками своей несчастной жертвы,  привлек
Владимира к своей груди.
     Фантомас  прикоснулся  губами  ко  лбу  молодого  человека,  и  голосом
необычайно нежным и умиленно растроганным неуловимый маэстро ужасов произнес
совсем тихо:
     - Сын мой, мое дитя!
     Владимир,  казалось,  очнулся от  своих грез  и,  инстинктивно отступив
назад,  вырвался из  объятий этого  страшного человека,  который только  что
признался ему в своем отцовстве.
     - Фантомас! Фантомас! - произнес Владимир, побледнев. - Что вы сказали?
Разве это возможно, что я...
     Фантомас  решительно  перешагнул через  труп  женщины  и  приблизился к
Владимиру,  оба машинально прислонились к  гондоле большого воздушного шара,
удерживаемого на земле с помощью тяжелых мешков с песком.
     Король преступников взял руки молодого человека и до боли сжал их.
     - Владимир,  -  произнес он,  -  ведь ты мой сын! Конечно, это странная
история,  но когда я узнал подробности,  она меня очень взволновала.  Я тебе
сейчас объясню, почему я так надолго затерял твой след, не знал даже о твоем
существовании.  Но счастливый случай свел нас,  и  теперь связанные чувством
любви,  переполняющим наши  сердца,  мы  будем  непобедимыми  королями  всей
вселенной!  Я вижу, - продолжал Фантомас, опустив руку на плечо Владимира, -
что ты унаследовал мою дерзость и силу, в твоих жилах течет моя кровь!
     Тем  временем как  Владимир вопреки своей  воле  внутренне содрогался и
чувствовал,  как какая-то сверхъестественная сила воодушевляет его, призывая
к смелым свершениям, Фантомас добавил:
     - Весь мир принадлежит нам! Посмотри-ка, - говорил он, указывая на труп
княгини, - так я поступаю с теми, кто предает меня! Посмотри-ка, - указал он
на небо,  в  котором только что скрылся воздушный шар,  унося с собой Жюва и
Фандора, - так я убираю с пути тех, кто желает нам зла!
     Та  женщина,  на  которой ты женился,  Владимир,  и  которая собиралась
выдать тебя правосудию,  теперь уже мертва. И наших непримиримых врагов Жюва
и Фандора когда-нибудь постигнет та же участь... Ты теперь принадлежишь мне,
Владимир, мы больше никогда не расстанемся, путь свободен... вперед!
     Но  сын  короля преступников -  ибо такова была истина,  Фантомас имел,
несомненно,  все  основания считать себя  отцом Владимира -  выглядел скорее
сбитым  с   толку,   скорее  необычайно  удивленным,   чем   удовлетворенным
потрясающей новостью.
     По правде сказать,  Владимир унаследовал от своего отца не только такие
качества,  как силу и  дерзкую смелость,  но и  его любовь к независимости и
презрение к авторитетам.
     Владимир сделал шаг назад,  окинул Фантомаса взглядом с головы до ног и
произнес:
     - Вы  -  мой  отец,  как  вы  утверждаете.  Ну  так что же,  это вполне
возможно,  и я вовсе не сожалею, что у такого человека, как я, - такой отец,
как вы.
     Потом, указав на труп жены, он произнес:
     - Она мертва!  И слава Богу!  Она так неотступно преследовала меня, что
наскучила своей любовью, а я ее уже давно разлюбил.
     Фантомас усмехнулся:
     - А  ведь это я  освободил тебя от нее,  и всякий раз,  когда ты будешь
сталкиваться на  своем  пути  с  такими  препятствиями,  я  помогу  тебе  их
преодолеть. Но я знаю, существует и другая женщина, которая компрометирует и
преследует тебя, но придет и ее черед, осталось недолго ждать...
     Владимир вдруг покраснел от гнева, он сжал кулаки и гневно посмотрел на
Фантомаса.
     - Кого вы имеете в виду? - прервал он его с дрожью в голосе.
     Фантомас спокойно ответил:
     - Фирмену!  Такой мужчина,  как ты,  которого ждет та же судьба,  что и
меня,  не должен иметь любовную связь с женщиной, являющейся для него только
обузой.  Я сам,  -  продолжал он,  проведя рукой по лбу,  -  пострадал из-за
женщины,  хотя и  не следовало из-за этого переживать.  И  если леди Белтхем
была когда-то для меня преданной подругой,  изысканной возлюбленной,  верной
соучастницей моих дел,  все-таки она принесла мне больше горя, чем добра. Ее
смерть вытеснила навсегда из моей души чувство любви,  и  я хотел бы,  чтобы
так было и  с  тобой.  Отныне мы  оба,  ты  и  я,  должны яростно и  жестоко
сражаться со всем тем,  что существует, живет, имеет власть... И кроме того,
я хочу утолить чувство мести, и ты мне в этом поможешь.
     Владимир  не   обратил  никакого  внимания  на   последние  предложения
Фантомаса.  Он  запомнил только одну  фразу  в  признаниях преступника:  тот
собирался убить его Фирмену.
     Тогда Владимир подошел совсем близко к Фантомасу.
     - Я люблю Фирмену,  -  произнес он глухим и решительным голосом.  -  Вы
слышите?  Я люблю ее. И никогда во веки веков ни один волос не должен упасть
с ее головы!
     - Что  ты  сказал?  -  спросил  Фантомас,  удивленный отношением своего
собеседника. - Разве ты забыл, что я всем повелеваю и властвую над всеми?
     - Но  лично  я  не  позволю  повелевать собою  и  не  собираюсь  никому
подчиняться! - смело возразил Владимир.
     Глаза Фантомаса метали молнии, а Владимир был вне себя от гнева.
     - Я  не  хочу никому подчиняться,  в  том числе,  и  вам,  Фантомас,  -
продолжал Владимир.  -  Я  люблю Фирмену и буду охранять ее от вас наперекор
вам!
     - Владимир, Владимир! - простонал Фантомас. - Ты не понимаешь того, что
говоришь! Ты осмелился выступить против моей воли, пойми же, что только ради
твоего блага я разговариваю с тобой. Эта женщина должна умереть!
     И он добавил мрачно:
     - Она  слишком много знает о  твоем прошлом и  сможет вести против тебя
интриги в будущем.
     Но Владимир не поддавался на уговоры преступника.
     - Я вас предупреждаю, чтобы вы не причинили ни малейшего зла Фирмене, -
сказал он.
     - Так значит - война? - спросил его Фантомас.
     - Как вам будет угодно! - бросил Владимир.
     На  какое-то  мгновение эти  двое замолчали.  Ночь полностью вступила в
свои права,  и  их голоса звучали зловеще в  этом огромном парке,  в  центре
которого покачивались воздушные шары, подгоняемые яростными порывами ветра.
     Итак, отец и сын, которые только что обрели друг друга и познакомились,
прожив долгие годы в неведении, превратились в непримиримых врагов.
     Начнется ли борьба между Фантомасом и его сыном?
     Устоит ли Владимир в борьбе против страшного преступника?
     Фантомас не мог поверить этому и громогласно объявил:
     - Тот,  кто противится моей воле,  заранее обречен на поражение.  Я уже
сказал, что Фирмена должна умереть, и она умрет!
     - Тогда,  -  тихо  произнес Владимир,  -  я  знаю,  как  отомстить вам,
Фантомас!  Я знаю,  что у вас есть еще существо,  которое вы безумно любите,
Фантомас.  Речь идет о  вашей дочери.  Так слушайте же,  если Фирмена станет
жертвой ваших злодеяний,  то Элен, ваша любимая дочь, также умрет. Вот что я
предлагаю в качестве обмена.
     Фантомас на мгновение задержал дыхание.
     Владимир,  очевидно, не знал того, что Фантомасу стало теперь известно:
Элен не была его дочерью.  Но несмотря на это разоблачение,  Фантомас не мог
вырвать  из  своего  сердца  властные чувства  отцовской любви,  которые  он
испытывал к молодой девушке.  Независимо от того, был ли это его ребенок или
нет,  -  а Фантомас точно знал теперь,  что он не отец Элен,  - ему никто не
помешает продолжать любить девушку.
     Высказывания Владимира потрясли Фантомаса.  Он  увидел  своего  сына  в
деле. И он считал, что тот способен и на худшее. Сын пошел в своего отца!
     С другой стороны, слова Владимира странным образом загнали его в тупик.
Чтобы угрожать ему  тем,  что  для него было самым дорогим,  личностью Элен,
Владимир должен был  довольно точно знать,  что произошло с  так таинственно
исчезнувшей молодой девушкой, а ведь Фантомас считал, что он довольно хорошо
ее спрятал, укрыл от всех.
     Итак, секрет Фантомаса стал и секретом Владимира.
     Фантомас заколебался.
     Он  начал говорить нежным чарующим голосом,  стараясь переубедить того,
кого он только что считал порабощенным,  убежденным своим последователем,  и
кого теперь ему пришлось принимать почти за врага.
     - Владимир,  мой мальчик,  -  начал Фантомас,  -  неблагодарность - это
худший из недостатков людей.  Мы хоть и преступники,  но так же бережем нашу
честь,  как и другие люди.  Мы должны учиться на практике быть благодарными.
Вспомни-ка, Владимир, что было бы, не появись я час тому назад, не раскрой я
предательство твоей жены,  княгини, которая выдала нас Жюву и Фандору. Тогда
пришла бы и наша очередь теперь... твоя особенно.
     - Постойте,  - сухо прервал его Владимир, - я внес и свою долю успеха в
эту  победу,  которую  мы  одержали  над  нашими  общими  врагами.  Если  вы
предвидели нападение, Фантомас, то именно я заставил упасть Жюва и Фандора в
сетку,  соединяющуюся с  воздушным шаром,  освободил вас от этих врагов.  Мы
квиты теперь... не будем ворошить прошлого!
     Между тем Фантомас, раздраженный логикой рассуждения сына, не отвечал.
     Вдруг послышался подозрительный шум,  и король преступного мира, бывший
всегда настороже,  стал вслушиваться,  инстинктивно опустив руку на рукоятку
кинжала, готовый тотчас оказать сопротивление, дать мгновенный отпор.
     Что же произошло?
     Владимир тоже прислушался.  Они заметили,  что кто-то проходит недалеко
от них, они уловили шорох легких шагов по земле...


     Два часа спустя после трагических событий,  разыгравшихся на  Булонском
аэродроме, некая женщина направилась как раз к этому аэродрому. Она приехала
из Парижа. Это была Фирмена.
     Она подождала некоторое время,  колеблясь, стоит ли отвлекать Мориса от
работы,  и  радовалась,  бездумно бродя по улицам,  соприкасаясь с  веселой,
возбужденной, радостной и счастливой толпой, но несомненно менее счастливой,
чем она сама.
     Вдруг,  как гром среди ясного неба,  зловещие слухи поползли по городу.
Рассказывали о каком-то несчастном происшествии,  о драме, о воздушном шаре,
который оторвался и улетел, и все это происходило во время бури.
     Видели,  как воздушный шар проплыл над городом,  подвешенный на  сетке,
соединенной с гондолой,  а также заметили двух мужчин на нем.  Шар уносило с
головокружительной скоростью в открытое море.  И сам шар, и мужчины, которых
он увлек за собой, несомненно, уже погибли.
     Толпа людей ринулась к  порту,  чтобы узнать,  не  будут ли предприняты
попытки их спасения.
     Фирмена,  томимая роковым предчувствием, вместо того, чтобы последовать
за толпой,  направилась поспешно к  холму,  где находился парк с  воздушными
шарами. Она думала о Морисе и спрашивала себя с тревогой, не был ли он одним
из  тех  мужчин,  которых унесло  воздушным шаром.  Она  горячо любила этого
человека.  Конечно, это было мало вероятно, но, тем не менее, Фирмена горела
желанием поскорее все узнать.  Она предпочитала правду, какой бы горькой она
ни была, неведению.
     Итак,  Фирмена направилась к аэродрому.  Она пришла туда с наступлением
ночи.


     Фантомас недолго пребывал в  нерешительности.  Сначала он  напряг слух,
чтобы различить подозрительные шорохи,  возникшие в  момент горячих споров с
Владимиром.
     Внезапно с  его стороны появилась тень,  постепенно стал вырисовываться
силуэт  женщины.   И   Фантомас  в   течение  доли  секунды  узнал  Фирмену.
Приближающаяся к  нему  Фирмена даже  не  подозревала,  какой  опасности она
подвергается.  Она просто хотела быть рядом со своим возлюбленным,  со своим
Морисом.
     Фантомас  был  раздражен  возмутительным поведением Владимира.  Он  уже
объявил своему сыну,  что уберет с пути Фирмену, как он это сделал несколько
часов назад с несчастной княгиней.
     Фирмена должна была стать его  следующей жертвой.  И  как только он  ее
увидел, то, безумный от гнева, бросился к ней, чтобы убить.
     Фантомас занес свой  кинжал над  растерявшейся молодой женщиной,  глаза
которой  широко  раскрылись при  виде  бандита.  Стальное лезвие  блеснуло в
темноте ночи...
     Но  в  этот  момент Фантомас закричал от  боли и  отступил.  Только что
прозвучал выстрел. Владимир выстрелил прямо в лицо своего отца, он выстрелил
в Фантомаса...
     Король преступного мира, не издав ни звука, замертво упал на землю...
     Фирмена  же,  пораженная столь  стремительными событиями,  обратилась в
бегство.
     Через несколько секунд она уже шла с молодым человеком,  который крепко
держал ее за талию, любовно сжимая в объятиях.
     Это был Владимир.
     - Фирмена,  моя Фирмена,  - произносил он, прижимая ее к своей груди, -
не бойся, ведь это я, я люблю тебя, я всегда буду защищать тебя...
     Фирмена была  в  полуобморочном состоянии:  ее  губы  стали  совершенно
белыми, тело отяжелело, она упала в объятия возлюбленного, и он стремительно
унес ее в свою хижину.
     Спустя полчаса, которые показались столь долгими для Владимира, Фирмена
пришла в себя после страшного кошмара.
     Она находилась в жалкой маленькой хижине, освещаемой светом фонаря.
     В тот момент, когда Фирмена упала в обморок, разразилась страшная буря,
и  ее  возлюбленный,  спасаясь от  непогоды,  принес  Фирмену в  заброшенную
обитель на окраине парка с воздушными шарами.
     В  этом укрытии он  привел ее в  чувство,  заставил ожить.  Увидев лицо
Мориса,  склонившееся над ней,  она улыбнулась. Она хотела поцеловать своего
возлюбленного, но вдруг резко отстранилась, как бы вспомнив пережитый ужас.
     - Господи,  Господи!  -  прошептала она. - Разве это возможно? Морис...
Морис, ты - виконт де Плерматэн?
     Потом она добавила, задыхаясь от страха:
     - Ты... ты... ты - сын Фантомаса...
     Несчастная  женщина  едва  произнесла  страшное  имя,  она  еле  смогла
выговорить три  трагических звучных  слога,  из  которых состоит имя  самого
мрачного из преступников, который когда-либо жил на земле.
     Владимир изумленно посмотрел на Фирмену.
     - Откуда  ты  узнала,  -  спросил  он  взволнованным  и  подозрительным
голосом, - о том, что я его сын? Кто тебе сказал об этом?
     Но  Фирмена  прервала своего  возлюбленного и,  бледная как  смерть,  с
трудом подперев голову длинными и тонкими руками, она снова прошептала:
     - Я слышала весь ваш разговор час тому назад. Я знаю, что это он...
     Молодая женщина вдруг громко закричала от ужаса.
     - Виконтесса де  Плерматэн...  Фантомас ведь  убил эту  женщину -  твою
законную супругу, княгиню, а теперь пришла и моя очередь. Он убьет меня!
     Сжимая в объятиях Фирмену, Владимир сказал торжественно:
     - Фантомас убил мою жену.  Я позволил ему сделать это,  что меня вполне
устраивало; теперь я хочу быть свободным, свободно любить тебя, моя Фирмена,
быть всегда рядом с тобой...
     Но  я  предупредил его,  что  ни  один волос не  должен упасть с  твоей
головы, иначе он будет иметь дело со мной.
     Фирмена выслушала только половину объяснений своего друга.
     - Сын Фантомаса...  -  повторяла оглушенная,  напуганная женщина, думая
про себя, уж не сошла ли она с ума, не потеряла ли рассудок.
     Владимир прижал Фирмену к своему сердцу.
     - Да, я сын Фантомаса. Но это ничего не значит, - сказал он. - Я всегда
смогу дать ему отпор, одолеть его.
     Фирмена вздрогнула:
     - Фантомас ужаснее и коварнее всех, и он сделает все, что захочет, а ты
его сын, Морис. Что же будет с тобой?
     - Я  его соперник и его победитель!  Вспомни-ка,  Фирмена,  о том,  что
произошло.
     Молодая женщина широко раскрыла глаза от удивления.
     - Разве что-то произошло? - спросила она невинным голосом, как будто не
пережила  последние  события  и   не   помнила  предпринятую  полчаса  назад
Фантомасом попытку убить ее.
     - Фирмена,  -  сказал Владимир нежным голосом,  - Фантомас объявил мне,
что тебя нужно убить.  Как только он  тебя увидел,  он попытался осуществить
свою страшную угрозу,  но я следил за ним и появился вовремя, и я спас тебя.
Теперь ты живая и  невредимая,  моя Фирмена,  и  я  могу крепко обнять тебя.
Когда Фантомас подскочил к тебе, я схватил револьвер и выстрелил в него.
     - Что  же  случилось  тогда?  -  спросила  нетерпеливо  Фирмена,  жадно
вслушиваясь в повествование своего возлюбленного.
     - Тогда,  -  заключил Владимир, - Фантомас рухнул на землю, не издав ни
единого звука.
     В  наступившей тишине возлюбленные заключили друг друга в  объятия,  их
губы сомкнулись,  и  они долго стояли,  прижавшись друг к другу.  За стенами
хижины свирепствовала яростная буря.
     - Мне страшно, - прошептала Фирмена.
     Но Владимир нежно улыбнулся ей и сказал:
     - Пока я  здесь,  тебе нечего бояться.  -  Я ни за что на свете не буду
сыном Фантомаса!
     Он  вышел из  хижины с  гордо поднятой головой и  вызывающим взглядом и
сразу окунулся в глубокую зловещую ночную темноту, которая поглотила его.


     Проливной дождь,  который лил уже более часа,  размыл землю. Территория
парка,  где находились воздушные шары,  превратилась в  настоящее болото,  и
мало-помалу  большие  окружности шаров,  заполненных водородом,  становились
плоскими под тяжестью воды.
     Подступы к этой заброшенной местности были мрачны и пустынны.  На землю
опустилась ночь, глубокая и темная; все казалось неподвижным и безжизненным.
     Однако в  какой-то  момент тюки с  веревками стали медленно колыхаться;
несколько мешков с балластом слегка отодвинулись, и вдруг из земли, насквозь
промоченной дождем,  появился силуэт существа;  он стал приподниматься,  это
был человек... Он носил имя: Фантомас.
     Фантомас...  Которого теперь никто не  узнал бы,  так  как  его  одежда
промокла от дождя и запачкалась грязью.  Фантомас...  Который только что два
часа пролежал на земле без движения.  Фантомас... Который наконец пробудился
от продолжительного беспамятства.
     Инстинктивно он провел руками по лицу. Глухие проклятия сорвались с его
губ, он тяжело дышал.
     - Как я страдаю, мой Бог!
     И машинально его пальцы искали веки,  долго ощупывали их,  неоднократно
нажимая на них.
     Фантомас,  пошатываясь, сделал несколько шагов, затем он оперся на край
одной из гондол.
     - Какая ночь! - прошептал он. - Какая мрачная и страшная ночь.
     Под одеждой,  мокрой от дождя,  окоченевшее тело несчастного дрожало от
холода.
     Непреодолимая дрожь  сотрясала Фантомаса с  головы  до  ног,  его  зубы
стучали, его руки и ноги онемели, но он не обращал на это никакого внимания.
Его  руки  беспрестанно старались нащупать  веки,  глаза;  приложив холодные
пальцы к лицу, он достигал временного облегчения.
     Но   Фантомас  обладал  несокрушимой  силой  и,   хотя   он   испытывал
нечеловеческие муки, принялся посмеиваться.
     - Да, - бормотал он язвительно, - Владимир собирается бороться со мной.
Он считает себя таким же сильным,  как я...  Он посмел нанести мне удар.  Он
целился в меня в упор... Я почувствовал холод его револьвера на своем виске.
Я испытал мучительный ожог воспламененным порохом на моих веках. Но Владимир
не знал одной вещи: его ружье не было заряжено... Я сделал его безопасным...
Хорошая предосторожность.
     Рыдания, однако, сотрясали грудь Фантомаса.
     - Как жаль,  что мой сын хотел меня убить;  мой сын,  которого я люблю;
мой сын, которого я только что обрел...
     Спотыкаясь  среди  гондол,  прокладывая себе  путь  среди  разбросанных
канатов  и  мешков  с  балластом,   Фантомас  почти  на  ощупь  удалялся  от
трагического места,  где  разыгралось столько  драматичных событий  всего  в
течение двух часов.
     И  он  направился на  окраину парка,  чтобы выбраться на дорогу.  Дождь
прекратился,  постепенно небо очищалось от  туч;  несколько звезд мерцали на
небесном своде.
     По мере того, как тьма рассеивалась, Фантомас вновь почувствовал боль в
глазах.
     Вдруг на повороте возникла хижина,  ставни которой не были закрыты.  За
окном виднелся свет лампы.
     Фантомас остановился, пораженный возникшей догадкой.
     Инстинктивно,  с  необычайной живучестью он  опустил руку  на  глаза  и
долгое время сжимал пальцами закрытые веки.
     - Проклятие,  - прогремел он, - порох меня опалил сильнее, чем я думал,
вот почему я не могу больше выносить света!
     И Фантомас отступил,  а ведь он никогда не отступал,  даже перед самыми
большими опасностями!
     Смогла ли  победить природа того,  кому даже самые смелые люди не могли
помешать поступать, действовать, как он того хотел.
     Неужели Фантомас превратился в калеку, слепого человека?


Глава 2

В БУРЮ

     - Жюв!
     - Фандор!
     Эти тревожные призывы,  эти душераздирающие крики раздавались, ширились
вопреки злобствующей буре и грохотавшему урагану.
     Драматичные события развивались так внезапно и быстро,  что приведенные
в  замешательство двое мужчин с трудом могли дать себе отчет,  что же с ними
произошло.
     Началось с того,  что оба они,  полицейский и журналист, сопровождаемые
виконтессой де  Плерматэн,  прибыли на  Булонский аэродром,  чтобы захватить
рабочего Мориса,  под именем которого скрывался князь Владимир.  И тут вдруг
появился Фантомас,  и,  начиная с этого момента,  Жюв и Фандор попали в руки
опасного врага.
     Они действовали решительно, не колеблясь, и началась страшная борьба, в
результате которой оба попали в ловушку, расставленную для них бандитом.
     Ничего не подозревая, они шагали по сетке шара, предательски растянутой
по земле. Вдруг неожиданно она сомкнулась над ними, и они почувствовали, что
поднимаются в воздух, отрываясь от земли с непреодолимой силой. Западня была
хорошо расставлена,  и  теперь сетка,  подвешенная к краю гондолы воздушного
шара,  вдруг поднялась в воздух,  унося с собой ценный груз. Воздушный шар в
одно мгновение всплыл над землей и  оказался на расстоянии пятнадцати метров
от  нее,  затем он  завис на некоторое время в  воздухе неподвижным,  как бы
сомневаясь, какой путь себе выбрать. В течение этой короткой передышки Жюв и
Фандор,  плененные в  своей сетке,  не  имели возможности сделать ни  одного
движения,  ни  одного жеста,  но  зато  они  слышали и  видели все  то,  что
происходило внизу.
     Вот  почему они  стали  свидетелями стремительно развивающейся кровавой
драмы,  закончившейся убийством  виконтессы де  Плерматэн,  жены  Владимира,
которую убил Фантомас.
     С  другой стороны,  они увидели и услышали нечто такое,  удивившее их в
высшей степени и  настолько поразившее,  что они на  мгновение забыли даже о
той необычной и критической ситуации, в которую неожиданно попали.
     Фантомас своим насмешливым и полным угроз голосом выкрикнул новость,  о
которой они не могли и подозревать.
     Он сказал им:
     - Виконт де Плерматэн,  рабочий Морис,  князь Владимир -  одно и  то же
лицо,  как вы знаете.  Но вы не знаете того,  что этот человек,  которого вы
хотели бы арестовать, - мой сын... Владимир - сын Фантомаса!
     Затем шар,  увлекаемый потоком воздуха,  поднялся в небо и поплыл среди
туч!
     Подхваченный,  как соломинка,  ураганом и бурей он с головокружительной
скоростью пронесся  над  крышами  города  Булонь,  затем  завис  над  морем,
неспокойным и серым, насыщенным морскими туманами.
     Жюв и Фандор были тесно прижаты друг к другу,  как бы замурованы в этой
сетке,  завязанной над их головами; они не могли сделать ни одного движения.
Достаточно было оглядеться,  чтобы оценить свое положение.  Сетка, в которой
они  находились,  была  привязана к  нижней  части  гондолы толстой веревкой
длиной в два - три метра.
     Если бы  эта  веревка лопнула или оторвалась,  тогда они полетели бы  в
бездну.  С  другой стороны,  они  отдавали себе  отчет,  что  если сетка,  с
находящимися в ней пленниками, останется прикрепленной к воздушному шару, их
положение  не  будет  лучшим,  поскольку аэростат,  увлекаемый бурей,  может
затеряться в открытом море.
     Напрасно они пытались добраться до  гондолы,  чтобы иметь возможность -
последняя  надежда!   -   втянуть  веревку  в  отверстие  сетки...   Неудача
подстерегала их.
     Шар,  сотрясаемый порывами ветра,  то поднимался на большую высоту,  то
вдруг стремительно падал вниз.  После двух или  трех попыток Жюв  и  Фандор,
по-прежнему  находящиеся в  своей  сетке,  столкнулись с  поверхностью моря,
касаясь  гребня  волны,   создаваемого  яростным  водоворотом.   Затем   шар
подпрыгнул,  снова поднялся в  небо,  чтобы вновь опуститься вниз,  исчерпав
свои силы в борьбе против ненавистной стихии.
     - Жюв, мы погибли! - произнес Фандор.
     - Я тоже так считаю, - ответил полицейский.
     Несмотря на  создавшееся угрожающее положение,  двое  мужчин продолжали
обмениваться мнениями по поводу того, что особенно их волновало. Казалось, к
надвигавшейся смерти они относились совершенно равнодушно.
     - Вы слышали? - спросил Фандор. - Фантомас сказал нам, что Владимир его
сын!
     Инспектор кивнул головой,  в  то  время  как  своими нервными руками он
старался ухватиться за звенья сетки, чтобы принять более удобное положение.
     - Вот уже несколько месяцев, - сказал он, - личность Владимира казалась
мне   подозрительной,   я   предполагал,   что  его  происхождение  какое-то
таинственное,  но не мог даже подумать, что отцом этого преступника является
Гений зла.
     Внезапно Фандор закричал.
     - Что случилось?  - спросил Жюв встревоженным голосом. Он подумал, что,
быть  может,  Фандор ударился,  или  произошли какие-либо  события,  которые
приблизили их к драматичной развязке.
     Но Фандор не выглядел страдальцем, наоборот, он смеялся, потому что ему
удалось спастись от сильной волны, которая могла их раздавить.
     - Я  подумал,  -  сказал он  голосом,  трепещущим от  переполнявших его
чувств,  -  что если Владимир - сын Фантомаса, то возможно, что Элен не дочь
этого злодея.
     Элен!
     При этом имени глаза журналиста вдруг наполнились слезами.
     - Боже, - прошептал он, - я ее уже никогда не увижу! Это конец.
     И  несчастный  постарался  выпрямиться.   В  течение  долгих  минут  он
предпринимал страшные усилия,  чтобы  вынести страдания,  которые испытывал:
чрезмерная усталость сковывала его тело, угрожая перерасти в паралич.
     Но Жюв, держась одной рукой за сетку, другой прикоснулся к его плечу.
     - Сохраняй мужество, Фандор, - крикнул он. - Еще не все потеряно.
     Полицейский в течение одной секунды оценил ситуацию.
     Он  отдавал себе отчет,  что  если воздушный шар  опустится на  уровень
волны,  то ветер унесет его в  сторону открытого моря.  Но он также отметил,
что если шар поднимется на  высоту пятьдесят или шестьдесят метров от земли,
то попутным ветром его отнесет по направлению к земле.
     Если же аэростат сможет продержаться на такой высоте, то они имеют шанс
возвратиться на землю. Тогда можно надеяться на спасение.
     Для  того,  чтобы воздушный шар смог продержаться,  следовало уменьшить
его нагрузку.
     В нескольких словах Жюв объяснил Фандору ситуацию.
     Последний тотчас все понял и спокойным голосом произнес:
     - Из  сказанного тобой,  Жюв,  я  сделал вывод,  что  наш  шар  слишком
нагружен и  нас  обоих ждет смертный час.  Но  если один из  нас  пожертвует
собой, то другой должен спастись.
     - Да, это мое мнение, - подтвердил Жюв.
     Полицейский вдруг содрогнулся, и Фандор сразу же объявил:
     - Мой дорогой Жюв, я говорю вам: прощайте!
     И журналист,  вынув из кармана перочинный ножик, хотел разрезать звенья
сетки, чтобы выйти из нее и броситься в море.
     - Что ты делаешь, Фандор? - закричал встревоженный Жюв.
     Журналист нашел в себе силы, чтобы улыбнуться:
     - Видите ли,  Жюв,  на  журналистском языке  это  звучало бы  следующим
образом: "Я открыл дверь и сделал вам реверанс!"
     Полицейский вцепился в руки Фандора и вырвал перочинный ножик.
     - Ты не сделаешь этого, Фандор!
     - Почему же, Жюв?
     - Потому,  -  продолжил полицейский,  -  что  это должен сделать я.  Ты
знаешь,  что я  отличный пловец,  и,  быть может,  мне удастся выпутаться из
беды.
     Журналист иронично улыбался.
     - Посмотрите-ка, - сказал он просто.
     И  указал глазами на море.  Было отчетливо видно,  что в  таком море не
только плавать, но даже продержаться некоторое время было бы невозможно.
     - К тому же вы меня обижаете, Жюв. Я такой же хороший пловец, как и вы,
- сказал Фандор.
     Между тем полицейский продолжал.
     - Послушай меня,  малыш,  -  произнес он  твердо,  -  нужно рассмотреть
ситуацию спокойно и основательно.  Совершенно очевидно,  что тот из нас, кто
бросится в воду, имеет тысячу шансов против одного не выйти оттуда живым. Но
также очевидно,  что тот, кто останется в этой сетке и будет утащен вместе с
воздушным  шаром  по  направлению к  земле,  имеет  несколько больше  шансов
спастись.
     - Разумеется,  -  ответил Фандор,  -  но я  не могу понять,  к  чему вы
клоните.
     - К тому,  -  сказал Жюв,  - что именно я должен спрыгнуть в море, а ты
должен остаться.
     - Почему же?  - спросил Фандор, который теперь придерживал ладонь Жюва,
как ранее Жюв остановил вовремя его руку,  помешав перерезать сетку. - У вас
нет причин, - продолжал он, - чтобы жертвовать собой. Моя жизнь по сравнению
с  вашей не  представляет никакой ценности.  И  вы должны жить,  Жюв,  чтобы
выполнить свой долг.  Вы должны выследить Фантомаса, одержать верх над ним и
сохранить себя  живым,  чтобы продолжать борьбу и  довести ее  до  победного
конца.
     Но Жюв возразил:
     - Я  не согласен с  тобой.  Я  считаю,  что ты должен остаться в живых,
Фандор,  потому что ты любишь и любим.  Элен рассчитывает на твою защиту, на
твою любовь, ты не имеешь права умереть.
     - Вы не имеете права покинуть меня, Жюв...
     Мужчины смотрели друг на друга со слезами на глазах.
     - Фандор, ты должен остаться, - настаивал Жюв.
     - Не двигайтесь,  Жюв, - объявил Фандор, - или я обгоню вас и выброшусь
в море первым!..
     Внезапно они  вынуждены были  прервать выдвижение своих доводов "за"  и
"против",   так   как  воздушный  шар,   гонимый  шквальным  ветром,   начал
стремительно снижаться к  морю,  и  сетка с  находящимися в  ней пленниками,
погрузилась  в  середину  волны.  Они  появились  оттуда  полузадохнувшиеся,
насквозь промокшие, но с просветленными лицами.
     - Жюв!
     - Фандор!
     Теперь они все поняли.
     Ни  за  что на  свете они не  покинут друг друга,  прекрасная борьба за
первенство в благородстве показала,  насколько их решения были неправомерны;
теперь же они или оба погибнут, или спасутся вместе!
     Итак! Эта гипотеза должна была осуществиться.
     Воздушный  шар,  сотрясаемый бурей,  все  более  оседал,  а  несчастные
пленники, совсем окоченевшие от холода, становились все более равнодушными к
противостоянию, к борьбе.
     Кроме того, с каждой минутой увеличивалось расстояние, отделявшее их от
твердой земли.  В  определенный момент у  них  создавалось впечатление,  что
вихревая буря приближала их  к  земле,  но  другой поток снова отдалял их от
заветной  цели.   Они  чувствовали  себя  заблудившимися,   потерявшимися  в
разгулявшейся морской стихии!
     Теперь уже Жюв и  Фандор не  говорили друг другу ни слова;  они поняли,
что конец их близок,  только чудо могло вырвать их из лап смерти.  Но они не
могли  рассчитывать  на   это   чудо.   Порывы  ветра  все  усиливались,   и
воздухоплаватели, ослепленные вихревыми потоками, теряли сознание.
     Их качало из стороны в сторону, они задыхались от волн, в которые время
от времени попадали, их оглушала буря, в эпицентре которой продолжало трясти
их потрепанный воздушный шар.
     Вдруг раздались крики двух людей,  крики ужаса,  страшной тоски, в них,
казалось, не было ничего человеческого. Это был вой; он сразу же стих вместе
со   взрывом   шара,   когда   началось   его   головокружительное  падение,
продолжавшееся всего несколько секунд.
     Сетка  с  Жювом и  Фандором находилась в  нескольких десятках метров от
поверхности волн. У пленников создалось впечатление, что их шар разорвало на
части и гондола падает вместе с ними.
     - Прощайте, Жюв!
     - Прощай, Фандор...


     На пристани,  в самой ее крайней части, о которую бились волны, у входа
в Булонский порт собралась большая толпа. Она кричала:
     - Браво, браво!
     Там были разные люди,  но больше всего пришло моряков,  рыбаков, людей,
чья профессия связана с  морем.  Они не могли не выразить свое беспредельное
восхищение спектаклем, который разыгрывался на их глазах.
     Погружаясь в  волны,  нечто  черное и  длинное,  изрыгающее клубы дыма,
похожие  на  большие тучи,  собирающиеся вместе  на  небе,  покидало внешнюю
гавань  и  направлялось в  открытое  море.  Это  нечто,  длинное  и  черное,
отвратительно грохотало,  то появляясь,  то исчезая, казалось то заглоченным
морем,  то  вновь выброшенным на поверхность;  разъезжало перед зрителями то
вперед, то назад.
     Это    нечто   было   миноносцем   27,    отправляющимся   на    поиски
воздухоплавателей.
     Как  только  люди  увидели,  что  с  аэродрома поднялся  воздушный шар,
уносящий  Жюва  и   Фандора,   то  сразу  же  сделали  вывод,   что  это  не
преднамеренный взлет,  а  несчастный случай.  Разумеется,  никто  не  мог  и
предполагать,  что если шар и  покинул землю с двумя людьми,  подвешенными в
сетке внизу под гондолой,  то  это произошло по  желанию кого-то,  например,
Фантомаса.  Но  все  были  уверены,  что  несчастные  подвергаются серьезной
опасности.
     В  порту было сосредоточено несколько кораблей под парами и миноносцев,
которые уже несколько дней ожидали благоприятной погоды, чтобы отправиться в
Дюнкерк.
     Жан Дерваль,  лейтенант,  командующий миноносцем 27,  оказался одним из
первых свидетелей трагического полета шара.
     Он как раз был на борту миноносца,  показывая небольшое судно одному из
своих друзей, врачу парижского госпиталя Юберу, проявляющему большой интерес
к повседневной суровой жизни морского экипажа.
     Доктор находился в складском помещении со вторым помощником.
     Жан  Дерваль поднялся на  командный мостик.  Уже  два  часа  он  ожидал
приказа отходить к  месту назначения в  Дюнкерк,  весь экипаж был  на  своих
местах, огни зажжены.
     Заметив воздушный шар,  пролетающий над  головой,  он  не  мог сдержать
себя.  Тотчас отдал приказ,  который с  военной четкостью и  пунктуальностью
передавали его подчиненные.
     Жан Дерваль приказал:
     - Внимание! Вперед! Тихий ход!..
     Он  отдал  приказ,  действуя чисто интуитивно,  даже  не  понимая,  что
произошло,   поэтому  и   удивился,   когда  заработало  машинное  отделение
миноносца.  Удивился,  когда  заметил,  как  нарождаются клочья пены  позади
судна,  а  впереди появляются две  волны,  возникающие перед  носовой частью
миноносца, который буквально врезался в море.
     Что же он сделал? На что решился?
     Наконец Жан Дерваль пришел в  себя.  Все очень просто:  они выходили из
порта в  открытое море,  шли на поиски,  отправлялись в  погоню за воздушным
шаром.
     Так  поступать было рискованно и  безрассудно.  Жан  Дерваль никогда бы
этого не  сделал,  если бы  подумал,  ведь он не имел права жертвовать своим
экипажем и  миноносцем.  Он  переоценивал свою  сумасбродную попытку,  когда
миноносец пересек конечную точку заставы и он увидел бурное море.  Вот тогда
он вновь заколебался.
     Очевидно,  надо было проявить осторожность, повернуться другим бортом и
возвратиться назад...
     Вдруг кто-то приблизился к нему. Это был его друг доктор Юбер.
     - Браво,  Дерваль,  - сказал он. - Я только что понял, что произошло, и
восхищаюсь вашим смелым поступком.  Я счастлив, что нахожусь на борту вашего
корабля и смогу участвовать в спасении, которое вы задумали...
     Жан Дерваль посмотрел на доктора.
     - Вы знаете, - возразил он, - если мы тотчас не вернемся назад, то этот
поход может закончиться трагически.  Я  спрашиваю себя,  имею ли я  право на
это?
     Доктор улыбнулся, затем пожал плечами.
     - Вы хороший моряк,  -  сказал он утвердительно,  -  и  вы спасете свой
корабль.  Если же  вы беспокоитесь относительно экипажа,  то предоставьте им
случай... и вы увидите, что это за люди.
     Жан Дерваль молчал. Не было смысла спрашивать матросов для выяснения их
мнения.
     Ей-Богу!  Их мнение было бы единодушным:  любой ценой двигаться вперед,
разыскать шар,  который видели  пролетающим далеко над  волнами,  рисковать,
сделать невозможное, чтобы спасти несчастных, потерявшихся во время бури.
     Поэтому  Жан  Дерваль,  ухватившись  за  поручни  капитанского  мостика
отдавал приказы:
     - Добавьте в топку топлива! Вперед!
     С этого момента миноносец буквально бросился в яростное море. Он прыгал
по волнам,  все части корабля,  составляющие его остов, трещали; создавалось
такое  впечатление,  что  в  любой  момент  хрупкий  длинный  корабль  может
расколоться надвое.  Матросы  тотчас  предугадывали,  что  нужно  делать.  И
несмотря на  то,  что  каждый находился на  своем  месте,  кочегары насыщали
топки, раздували огонь, весь корабль ужасающе содрогался.
     Жан Дерваль не покидал капитанского мостика,  и, не обращая внимания на
пронизывающий ветер и волны, он прокладывал прямо перед собой самый короткий
курс на воздушный шар.
     В   течение  сорока  пяти  минут  миноносец  соперничал  со   скоростью
потрепанного бурей аэростата.  Доктор Юбер оставался на  капитанском мостике
рядом со своим другом.  Оба были промокшими до нитки,  ослепленными волнами,
разбивавшимися о борт корабля.
     Но  как  мало  для  них  это  значило!  Погоня,  которой они  полностью
отдались,  была слишком увлекательной, слишком захватывающей, чтобы обращать
на такие пустяки внимание...
     - Доктор,   -   произнес  командир  Жан  Дерваль,  -  теперь  эти  люди
принадлежат вам, сделайте для них все, что можете.
     Затем, снова поднявшись на капитанский мостик, он отдал приказ:
     - Осторожно! Тихий ход! Мы возвращаемся назад.
     Миноносец 27 повернулся другим бортом.  И теперь, скользя по волнам, он
уже не испытывал действия таких внезапных толчков, как раньше.
     Наступила ночь,  кругом царила полнейшая темнота, изредка пронизываемая
огнями береговой линии.  Приближались к  городу Булонь,  и  Жан  Дерваль был
очень рад,  что в результате ужасно трудного похода он сохранил свой корабль
целым и невредимым.
     Энергичное загорелое лицо лейтенанта излучало радость.
     - Я  помог им  выпутаться из  беды...  Мне удалось выхватить из моря...
этих несчастных. Еще несколько минут - и волны поглотили бы их...
     И  совсем не  думал  командир Жан  Дерваль,  который радовался спасению
воздухоплавателей, о том, что он проявил небывалую смелость и сноровку.
     Жан  Дерваль превосходно вел  свой миноносец.  Он  нагнал неуправляемый
воздушный шар  в  тот  момент,  когда он  после взрыва упал в  море,  и  оно
поглотило его.  Жан  Дерваль  своим  натренированным острым  взглядом моряка
сразу же  обнаружил точку,  где только что затонула сетка с  находившимися в
ней людьми.  Корабль прибыл как раз на это место, и хорошо обученные матросы
появились на палубе с  багром;  несколько минут спустя,  выполняя в точности
приказы своего шефа,  они  вытащили сетку с  двумя безжизненными телами.  Их
перенесли в офицерскую кают-компанию, и вот тогда Жан Дерваль сказал доктору
Юберу:
     - Теперь эти люди принадлежат вам.
     Затем он вышел,  чтобы принять управление кораблем.  Действительно, Жан
Дерваль выполнил свой  долг,  он  вырвал добычу из  бездны моря.  Теперь уже
представителю медицинской науки придется возвращать их к жизни.
     - Вот что!  - решил Жан Дерваль. - Им нужна ванна, только ванна поможет
им выпутаться из беды.
     Мужественный офицер,  честный  и  смелый,  радовался  тому,  что  нужно
возвращаться в  Булонь,  чтобы привезти туда так  удивительно спасенных двух
людей.
     - Жан Дерваль! - раздался вдруг голос, идущий с фланга корабля.
     Офицер повернул голову; в одном из открытых люков появился доктор Юбер.
     - Жан Дерваль,  -  спросил он несколько нерешительным голосом,  - какие
обычаи существуют на флоте,  когда,  например,  корабль имеет на своем борту
гроб?
     - Я не понимаю... - сказал Жан Дерваль удивленно.
     - Я хочу сказать,  -  уточнил доктор,  -  существует ли внешний символ,
который водружают на корабль, если на борту его имеется труп, мертвец?
     На этот раз лейтенант понял.  Он почувствовал, как забилось его сердце.
Большое разочарование отразилось на его лице.
     Однако  он   не   выразил  излишнего  и   бесполезного  удивления.   Он
довольствовался тем, что произнес:
     - В таком случае вывешивают приспущенный флаг.
     Юбер внимательно посмотрел на  своего друга,  а  тот отвечал загадочным
тоном, немного насмешливым, который совершенно не соответствовал трагической
ситуации.
     - Тогда, мой дорогой, сделайте все необходимое.


     С  наступлением ночи на набережной в Булони толпа людей все прибывала и
прибывала.  Казалось,  весь город собрался в  порту.  Все  ждали возвращения
миноносца.
     Эмоции  достигли  накала,   так  как  два  или  три  раза  на   корабле
просигналили  о  приближении.   Благодаря  прожектору,  пронизывающему  море
потоком  световых  лучей,  удалось  рассмотреть возвращавшийся миноносец 27;
оставалось пройти только расстояние в несколько миль.
     Шепот  удовлетворения  прошел  по  толпе,   раздались  аплодисменты,  и
тревожное состояние толпы уменьшалось по мере приближения миноносца.
     Но  новая тревога закралась в  души добрых людей:  удалось ли миноносцу
спасти воздухоплавателей.
     Внезапно в  толпе стали распространяться и  передаваться из уст в  уста
новости,  отвлекая  таким  образом  внимание от  корабля,  прибытие которого
ожидали.
     Настолько необычными,  ошеломляющими и  ужасными они  были,  что  никто
сначала и не хотел в них поверить, и только впоследствии очевидность их была
установлена.
     Толпа, вначале радостная и веселая, впала в панику.
     О чем же говорили?
     Что обнаружили?
     Это было невероятно, неслыханно!
     Люди,  возвратившиеся с аэродрома, куда они побежали, чтобы узнать, что
же произошло,  в  парке среди канатов и  мешков с  балластом натолкнулись на
тело  убитой  женщины.  Одни  утверждали,  что  речь  шла  о  виконтессе  де
Плерматэн, другие, что это была некая княгиня.
     Официальные власти установили,  что загадочно убитая женщина была одной
и той же личностью;  при ней нашли бумаги, удостоверяющие, что она княгиня и
что по неизвестным причинам она носила еще имя виконтессы де Плерматэн.
     Другие люди,  которые только что  вернулись с  аэродрома,  сообщали еще
более тревожные известия;  они слышали выстрелы,  взрывы,  шум от  неистовых
пререканий,  затем голоса,  произносящие трагическое,  страшное, волновавшее
всех имя: Фантомас.
     Было известно, что Жюв и Фандор находились в парке, и предполагали, что
именно они и были унесены воздушным шаром.
     Что же произошло?
     Теперь все  собравшиеся дрожали от  ужаса,  как  будто дуновение смерти
задело их.
     Страшное имя Фантомаса было у  всех на устах;  они отдавали себе отчет,
что случилось нечто ужасное, пока еще непонятное, и что именно этот зловещий
преступник, Гений зла и был организатором всех нахлынувших событий!
     Повсюду с тревогой обсуждали последние новости.
     Вдруг наступила тишина.
     Раздался хриплый  свисток,  затем  прожекторы порта  осветили длинное и
черное судно, входящее в гавань.
     - Миноносец, миноносец вернулся! - закричала толпа.
     Действительно, миноносец 27 возвратился в порт.
     Толпа  стихийно,  чистосердечно выражала свое  отношение к  вернувшимся
криками восхищения "браво".
     Но вскоре на смену радости пришло разочарование.
     И  инстинктивно,  словно они  сговорились,  мужчины при  входе  судна в
гавань обнажили головы, а женщины перекрестились: флаг был приспущен.
     Миноносец 27 привез домой мертвецов.


Глава 3

ОДНОРУКИЙ

     - Да,  конечно, господин комиссар, все это ужасно, но горе, которому мы
сочувствуем,  ничто по  сравнению со  скорбью,  выпавшей на  долю несчастных
домочадцев жертв Фантомаса...
     Вне всякого сомнения,  господин комиссар,  в  авантюре можно проследить
неоспоримое участие зловещего преступника. Несчастная княгиня, на которую он
был зол,  как нам казалось,  и  которая,  несомненно,  чтобы бежать от него,
вынуждена была скрываться под именем виконтессы де Плерматэн,  лучшая улика,
которой мы располагаем.  С другой стороны, ужасное происшествие, связанное с
исчезновением двух  славных  людей,  Жюва  и  Фандора,  которому  разбойник,
несомненно,  способствовал,  только подтверждает наши версии. Признаюсь вам,
господин комиссар,  что это для меня малоуспокоительные новости,  и  я очень
обеспокоен, узнав, что в нашей округе появился такой преступник.
     Человек, объяснявший сложившуюся ситуацию, говорил абсолютную правду.
     Несмотря на напускное спокойствие, он был очень расстроен.
     Это был мсье Виале, мэр города Булонь.
     Было десять часов вечера,  и судья города находился в своем кабинете на
совещании с комиссаром полиции,  которое он срочно созвал.  Комиссар полиции
был переутомлен,  уже несколько часов его буквально разрывали на части. Едва
вернувшись с  аэродрома,  где он  обнаружил труп жертвы Фантомаса и  опознал
его,  он  возвратился в  порт  именно в  тот  момент,  когда миноносец 27  с
приспущенным флагом входил туда.  Корабль шел навстречу опасностям, стремясь
обнаружить в  море потрепанный бурей затерявшийся шар и  его пассажиров,  но
вернулся из своего рискованного путешествия с грустными вестями,  привез,  к
сожалению, только трупы.
     Комиссар  полиции,  заметив  приспущенный флаг  на  корабле,  сразу  же
побежал в мэрию, где застал мсье Виале, которого разыскивал уже более часа.
     В  нескольких словах  комиссар ввел  мэра  в  курс  дела,  познакомил с
последними событиями.
     - Жертвы воздушного шара, Жюв и Фандор, были перенесены на миноносец, -
сказал он. - Судя по приспущенному флагу, корабль привез только трупы.
     Мэр города горестно воспринял информацию.
     Затем он сказал, обращаясь к комиссару:
     - В любом случае,  мой дорогой друг, печальные события, последовавшие в
нашем городе одно за другим, обязывают нас почтительно прервать празднества.
Я знаю,  это нанесет ущерб нашей городской торговле, но приличие требует, по
крайней мере, отдать дань уважения памяти такого человека, как Жюв!
     Едва мэр  произнес эти слова,  как один из  служащих мэрии вошел в  его
кабинет.
     - Кто-то,  - сказал он, - желает говорить с вами, господин мэр... и как
можно скорее.
     И он протянул визитную карточку.
     Мсье Виале взглянул на нее и удивленно вскрикнул:
     - Нет, это невозможно!
     Но в то же время он сказал служащему:
     - Пусть войдет.
     В этот момент комиссар полиции обернулся и,  видя входящего посетителя,
в свою очередь удивился и воскликнул:
     - Жюв! Жюв! Боже мой!
     Вновь прибывший,  казалось,  не обратил внимания на волнение, вызванное
его появлением.
     В кабинете судьи появился действительно Жюв.  Он был совершенно бледен,
серьезен и  одет  в  смешной  нелепый наряд  полугражданского,  полувоенного
образца.
     В нескольких словах он объяснил своим спокойным ровным голосом:
     - Мы просто чудом спаслись от смерти,  мой друг Фандор и я...  Еще один
удар Фантомаса,  который нам удалось парировать. Но я должен признаться: без
смелой инициативы командира Жана  Дерваля,  корабль которого приблизился как
раз в нужную точку, нам бы не удалось спастись.
     - Извините меня за такой внешний вид, - добавил он с улыбкой. - Славные
матросы  миноносца  и  доктор  Юбер,  находящийся на  борту  судна,  любезно
одолжили мне  одежду,  без которой я  бы  не  посмел никогда появиться перед
вами.
     - Ах,  да!  -  прервал комиссар полиции.  - Поскольку вы спаслись, мсье
Жюв, и ваш друг Фандор тоже, то кто же умер на корабле?
     - Никто, - весело ответил полицейский.
     - Однако, - заметил комиссар, - флаг на корабле был приспущен.
     - Да,  разумеется,  -  сказал  Жюв.  -  Это  небольшой розыгрыш с  моей
стороны,  а также предпринятая мера предосторожности. Я бы хотел вернуться в
Булонь незамеченным,  чтобы обмануть Фантомаса.  А он,  по всей вероятности,
знал,  что был послан корабль на наши розыски,  и  хотел бы иметь сведения о
результатах затеи.  Теперь, как и все жители Булони, Фантомас должен считать
нас мертвыми.
     - Браво! - воскликнул комиссар.
     В порыве чрезвычайного волнения мсье Виале горячо сжал руки Жюва.
     - Я  очень  счастлив,  очень  счастлив,  -  произнес этот  превосходный
человек,  -  что  вы  остались живы.  Представляю,  сколько вы  должны  были
пережить,  чтобы ожесточиться и с такой смелостью броситься на преследование
этого страшного Фантомаса! Я не трус, но сознаюсь, на вашем месте...
     Жюв скромно его прервал.
     - Это моя профессия, - сказал он просто, - и не надо меня благодарить.
     Между тем комиссар полиции обратился к мсье Виале:
     - Согласно вашим указаниям,  господин мэр, я пришел к выводу, что нужно
напечатать объявления об отмене праздника на завтрашний день.
     Услышав об этом, Жюв спросил:
     - По какой причине?
     - О Боже,  - сказал мэр, - эти события, эти драмы слишком эмоциональны,
чтобы население смогло веселиться еще  завтра.  Я  знаю,  это повредит нашей
торговле, но, наконец, что же вы хотите?
     Жюв ответил:
     - Я  хочу,  мсье мэр,  я  вас умоляю ничего подобного не предпринимать;
нельзя   отменить   праздники,   проведение  их   преследует  прежде   всего
промышленный  и  коммерческий  интерес  и,  кроме  того,  соответствует моим
планам.  Начиная с завтрашнего дня,  я хотел бы встретиться с Фантомасом, по
крайней мере,  напасть на его следы,  и  я  очень рассчитываю на оживление в
городе, создаваемое праздниками, что поможет мне достичь поставленной цели.
     - Вы  этому  верите?  -  удивился мэр.  -  Вы  считаете,  что  Фантомас
настолько смел, что остался в Булони?
     - Я в этом убежден,  -  сказал Жюв. - Он и его сообщники не должны были
уйти.
     Трое мужчин обсуждали этот вопрос еще некоторое время.  Затем благодаря
настойчивости полицейского мсье Виале объявил:
     - Вопрос решен.  Праздники не отменяются, но если когда-либо, мсье Жюв,
меня будут упрекать по  этому поводу,  я  объявлю,  что действовал по вашему
указанию.
     Жюв пожал руку мсье Виале и сказал:
     - Согласен. Я готов нести ответственность за принятое вами решение.


     Несмотря на трагические события,  разыгравшиеся в  городе накануне,  на
следующее утро  Булонь  проснулась в  шумном веселье,  погода улучшилась,  и
голубое небо полностью очистилось от  страшных туч,  которые затемняли город
накануне и предопределили столь печальные события.
     Несомненно,  каждый оплакивал убийство Фантомасом княгини,  но  главным
образом народ оплакивал печальный конец Жюва и Фандора;  никто не знал,  что
они спаслись.
     Но,  как утверждают философы:  "Что тут можно было поделать? Сделанного
не вернешь. Все должно идти своим чередом".
     Программа  праздников оказалась  очень  загруженной.  Утро  началось  с
конного состязания за бассейном порта. На послеполуденное время был назначен
знаменитый старт  воздушных шаров,  который не  смогли провести накануне,  а
теперь, казалось, погода благоприятствовала этому.
     Наконец,  между  делом,  должна  была  состояться наиболее значительная
церемония программы - открытие на площади 14 июля гипсового макета бронзовой
статуи, которую город при содействии частных подписчиков должен был в скором
времени  воздвигнуть в  честь  первого  из  аэронавтов -  Пилатра де  Розье,
сделавшего попытку пересечь Ла-Манш.
     Проект  памятника выполнил известный талантливый скульптор.  Макет  был
окружен  чем-то  вроде  палатки  из  холста,  внутри  которой  планировалось
произносить  обязательные  в   таких   случаях   речи   перед   официальными
делегациями, должностными лицами и элитой города.
     Торжественная церемония должна была начаться в  три часа;  более тысячи
людей были на  нее  приглашены.  С  этой целью под большим тентом расставили
скамьи без спинок, где каждый мог занять место.
     Жюв и Фандор,  скрывающиеся в толпе, с самого утра забавлялись тем, что
вслушивались  в  различного  рода  толки,  пересуды,  в  которых  отражались
всевозможные мнения.
     Иногда  они  даже  принимали  участие  в  разговорах и,  поскольку были
по-своему  скромными  людьми  и  не  стремились  создать  себе  рекламу,  то
испытывали теплые чувства, узнав, как почтительно к ним относятся.
     С  трогательным  единодушием  люди  оплакивали  их  трагический  конец;
Фандор,  позволив себе сказать в  подходящий момент в  одной из  собравшихся
групп людей,  что этот полицейский и журналист,  которых они превозносили до
небес,  и не были уж такими смелыми, как все считают, чуть не был атакован с
флангов.
     Жюва и Фандора в большей степени интересовал Фантомас, чем комментарии,
вызванные их предполагаемой смертью.  И  если они блуждали в  толпе с самого
утра и  снова смешивались с ней после полудня,  то только в надежде,  что их
непримиримый противник,  страшный  преступник  со  свойственной ему  дерзкой
смелостью непременно прядет, чтобы прогуляться в тесных рядах толпы, если он
все еще в Булони, а это вполне допустимо.
     В  таком случае можно было  быть вполне уверенным,  если Жюв  и  Фандор
встретят его, им достаточно только произнести его имя:
     - Фантомас!
     Им достаточно только сделать жест,  и двадцатитысячная толпа сразу же с
ожесточением бросится на него.
     Фантомас, между тем, не появлялся.
     Жюв и  Фандор пришли на площадь 14 июля.  Полицейский указал журналисту
на большую палатку из холста, внутри которой находились макет статуи Пилатру
де   Розье   и   тысяча  приглашенных,   выбранных  муниципалитетом,   чтобы
присутствовать на открытии памятника.
     - Войдем туда,  -  предложил полицейский. И, предъявив приглашение, они
оба проникли внутрь. В палатке можно было задохнуться от жары.
     Началась церемония открытия памятника.
     На эстраде,  изящно украшенной знаменем и зелеными ветками,  возвышался
макет из  гипса,  контуры которого угадывались под наброшенным на него серым
полотном.
     Вокруг  монумента,  в  креслах с  позолоченными подлокотниками,  заняли
места официальные лица.
     Мэр города исполнял обязанности председателя,  по  правую руку от  него
находился супрефект, а по левую - бригадный генерал.
     Позади    трех    высокопоставленных   лиц    расположились   депутаты,
муниципальные  советники  и   делегаты  больших  спортивных  ассоциаций,   в
частности,  аэроклуба;  большинство официальных лиц  должны были произносить
речи. Сначала со вступительным словом выступил мэр города.
     - Господа и уважаемые коллеги,  - произнес мсье Виале. - Я хотел бы вам
сказать, что, несмотря на вчерашний траур, праздники сегодня в городе все же
состоялись по просьбе одного из должностных лиц,  имени которого я  здесь не
называю,  но  которое само по  себе является достаточно авторитетным,  чтобы
учесть его просьбу.  Именно поэтому за вчерашним днем,  отягощенным трауром,
последовал  сегодняшний,   принесший  столько  радости.   Хотя  мы  пережили
достаточно горя,  но есть и  светлые стороны в  нашей жизни,  у нас есть чем
гордиться.    Мы    должны    приветствовать    общественную    и    частную
благотворительность,  позволившую  нам  отдать  справедливую  дань  уважения
памяти одного из первых воздухоплавателей Пилатра де Розье, который, проявив
необыкновенное упорство и  неслыханную смелость,  заплатил своей  жизнью  за
предпринятую им попытку. Это произошло в предместье нашего города.
     Гром  аплодисментов раздался как  одобрение словам мсье Виале,  который
остановился на одно мгновение, чтобы передохнуть. Затем мэр познакомил своих
слушателей с биографическими и историческими аспектами аэронавтики.
     Но предварительно по его знаку рабочие,  находившиеся рядом с  макетом,
сняли серое покрывало,  закрывавшее его от  посторонних глаз,  что позволило
присутствующим любоваться выполненной работой.
     Раздались аплодисменты, крики восхищения, ибо она того заслуживала.
     Гипсовая статуя была несколько больше по высоте,  чем в  натуре.  Черты
лица Пилатра де Розье воспроизводились с удивительной четкостью.  Архитектор
старался,  следуя  документальным данным эпохи,  уловить сходство и  придать
лицу аэронавта одновременно грустное и вдохновенное выражение,  свойственное
всем героям и мученикам.
     Подобно раненой птице  статуя  Пилатра де  Розье  занимала неустойчивое
положение. Создавалось впечатление, что человек после падения старался вновь
подняться и не смог.
     Левая его рука почти опиралась на твердую почву рядом с  приклоненным к
земле коленом, а правая рука с мольбой обращалась к небу.
     После  достаточного ознакомления с  макетом памятника мсье  Виале вновь
возобновил  свою  речь,  и  добрых  полчаса  присутствующие  находились  под
обаянием его выступления.
     Затем  пришел черед выступлениям супрефекта,  генерала и  многих других
лиц,  обладавших каким-либо званием и находившихся на эстраде,  чтобы теперь
от имени своих группировок отдать дань уважения памяти Пилатра де Розье.
     Выступления продолжались почти два  часа.  Когда они  закончились,  мэр
снова встал и,  сделав знак рукой,  заметил,  что  он  еще хотел бы  сказать
несколько слов.
     Толпа людей, собравшаяся уходить, держалась спокойно и внимательно.
     - Господа и уважаемые коллеги,  -  объявил мсье Виале,  -  мне осталось
выполнить еще  одну приятную обязанность:  сообщить вам  о  ходе подписки по
сбору средств на  сооружение памятников Пилатру де Розье как в  самом городе
Булонь,  так и по всей Франции.  Вы, несомненно, заметили, - продолжал он, -
что рядом с  гипсовым макетом лежит бумажник,  которому,  казалось бы,  и не
следовало лежать рядом с памятником.
     Этот  бумажник,   господа,   содержит  сумму  в  сорок  тысяч  франков,
представленную в  сорока билетах по тысяче франков.  Я  счел нужным принести
этот бумажник и, отдавая дань уважения памяти Пилатра де Розье, положить его
у основания статуи, прежде чем отдать скульптору.
     Аплодисменты закончились,  и  любопытствующая толпа созерцала бумажник,
который ранее и не заметила. Мсье Виале приблизился к статуе.
     Он взял бумажник, поднял его на уровень своего лица.
     - Господа, - начал он, - в этом бумажнике находится сумма...
     Но мэр внезапно остановился.
     Его лицо стало абсолютно белым,  и если бы несколько людей не бросились
к нему на помощь, чтобы поддержать, он упал бы навзничь.
     Присутствующие были удивлены.  Инстинктивным движением толпа обратилась
к эстраде, но полицейские, несущие службу по охране порядка, с самого начала
выступлений  образовали  строгий  кордон  изоляции  вокруг  памятника  и  не
позволяли приблизиться к нему.
     Один из врачей, оказавшихся поблизости, а именно доктор Юбер, подошел к
господину мэру.
     Он ослабил галстук, расстегнул отложной воротник, и мсье Виале свободно
вздохнул.
     - Ничего особенного,  -  сказал доктор Юбер,  чтобы успокоить толпу,  -
простое недомогание.
     Люди  уже  начали успокаиваться,  но  вдруг другая новость потрясла их.
Некто,  находящийся на эстраде,  в руки которого, в буквальном смысле слова,
упал  бумажник,  неожиданно произнес неосторожно сорвавшиеся с  языка слова,
смысл которых поверг толпу в ужас:
     - Бумажник пустой! Банковские билеты исчезли!
     С этого момента начался абсолютный беспорядок. Настоящее сумасшествие.
     - Пусть никто не выходит! - громко выкрикнул чей-то голос.
     И  хорошо  организованная служба порядка стала  следить за  тем,  чтобы
никто не покинул помещения.
     Как же  это могло произойти?  Каким же  образом были похищены деньги из
бумажника?
     Кто  же  был  преступником,  в  такой  степени смелым и  ловким,  чтобы
завладеть  маленьким  состоянием в  то  время,  когда  бумажник  находился у
подножия  статуи  и   макет  памятника  тщательно  охранялся  целым  взводом
полицейских?
     Не  было  оснований ставить  под  сомнение честность мсье  Виале,  этот
неподкупный человек находился вне  всякого подозрения.  Кроме  того,  многие
свидетели  отчетливо видели,  как  он  в  начале  выступлений положил  перед
статуей бумажник, набитый банковскими билетами. Именно тот бумажник, который
впоследствии нашли пустым!..
     Внутри  зала  вполголоса разговаривали двое  мужчин,  живо  комментируя
последнее происшествие.
     Это были Жюв и Фандор.
     Когда произносились речи,  журналист и  полицейский тщательно наблюдали
за лицами всех присутствующих. Они полагали, что Фантомаса среди них нет. Но
в  тот момент,  когда мэр издал крик удивления,  в тот момент,  когда кто-то
крикнул  с  эстрады:  "Деньги  пропали",  Жюв  и  Фандор  сказали себе,  что
несомненно их зловещий соперник замешан в этом деле.
     Кроме  того,  как  только спало оцепенение первого момента,  из  толпы,
присутствовавшей здесь и бывшей свидетельницей этого случая,  вдруг раздался
дикий вопль:
     - Фантомас! Это сделал Фантомас!
     С этого момента разразилась ужасная паника.  Каждый боялся, сам того не
ожидая,  оказаться рядом со зловещим преступником, действующим как существо,
которое нельзя ни ощутить,  ни разглядеть.  Несомненно,  для всех Фантомас -
это  смерть,  которая идет за  вами по  пятам;  опасность,  которую вы,  как
слепой, не замечаете; засада, которая вас поджидает.
     Несмотря на усилия полиции,  толпа, собравшаяся под тентом, разбежалась
по всем сторонам, удаляясь как можно дальше от опасного места.
     Жюв и  Фандор находились на площади 14 июля;  они не смогли противиться
движению толпы, уносимые ею, как волной. Кроме того, полицейский и журналист
не  могли  даже  попытаться что-нибудь предпринять.  Да  и  как  можно  было
действовать в подобном хаосе, среди обезумевшего от страха населения города!
     Они  чувствовали себя  растерянными посреди шумной и  оживленной толпы,
которая, не обращая на них внимания, комментировала последние события.
     Мэра отвели домой,  а  люди,  забравшиеся высоко на эстраду,  незаметно
скрылись.
     Палатка, несколько минут назад заполненная народом, стала вдруг пустой.
     - Ну так что же, Жюв?
     - Ну что ж, Фандор?
     Они смотрели друг на  друга,  не  произнося ни  одного слова,  стараясь
отгадать мысли друг друга!
     Фандор начал первым, как будто бы отвечая на вопрос своего друга:
     - Черт  возьми.  Мы  уже  потеряли пять  минут.  Вернемся скорее в  эту
палатку,  обыщем все  места,  проверим эстраду.  Несомненно,  вор должен был
спрятаться именно там.
     Жюв придерживался точно такого же мнения.
     Полицейский большими шагами  направился к  палатке,  которая теперь  не
охранялась.
     - Как жаль,  что пять минут потеряны, - рассуждал Фандор, - именно пять
минут. Они не могли не заметить своих промахов.
     Вынесенные из помещения толпой,  приятели вернулись туда сразу, как это
стало возможным.
     Однако  это  была  достаточная отсрочка  для  их  страшного противника,
который пришел сюда...
     В  то  время как толпа разбегалась и  люди,  созерцавшие с  уважением и
почтительным восхищением памятник Пилатру де  Розье  в  течение двух  часов,
теперь  повернулись к  нему  спиной,  гипсовая статуя оставалась на  эстраде
покинутая всеми.
     Но так ли это было?
     Если  бы  кто-то  находился там  и  следил в  этот момент за  тем,  что
происходит,  тогда он был бы поражен до изумления,  он считал бы, что у него
галлюцинации.
     Вдруг что-то дрогнуло в статуе.
     Конечно,  сама гипсовая статуя полностью оставалась неподвижной,  но ее
рука,  именно левая рука, совершенно белая рука, которая до сих пор казалась
несгибаемой,  неподвижной,  как и весь макет,  теперь же,  казалось,  ожила,
стала подвижной, приобрела гибкость настоящей живой руки!
     Самое необычное заключалось в  том,  что  эта рука слегка уменьшилась в
длину;  предплечье исчезло в  плече,  затем так же исчез локоть и  остальная
часть  руки.  Это  была  рука  со  скрюченными пальцами,  рука,  от  которой
отслаивались частички сухого гипса.  Ввиду  того,  что  предплечье,  локоть,
кисть и наконец рука полностью исчезли, теперь Пилатр де Розье превратился в
однорукого человека с зияющей дырой в плече.
     Как раз в этот момент Жюв и Фандор проникли в помещение.
     - Жюв! - воскликнул журналист. - У статуи только одна рука.
     Но Жюв не отвечал,  он выхватил свой револьвер, установил его на уровне
статуи и разрядил прямо в грудь гипсовому человеку.
     Макет развалился на  тысячу кусочков и  рухнул.  Фандор понял намерение
Жюва.
     - На помощь! - прохрипел он и, спотыкаясь о скамейки, побежал к эстраде
одновременно с полицейским.
     Им было достаточно секунды, чтобы понять, что произошло.
     Черт возьми!  Все было очень просто;  вор должен был заранее рассчитать
свой удар.
     Точно  зная,  что  мэр  собирался положить у  подножия статуи бумажник,
набитый банкнотами,  вор использовал все свои возможности, чтобы завладеть в
присутствии всех этим небольшим состоянием.
     Оказавшись на эстраде и  не обратив внимания на только что уничтоженное
ими  творение  архитектора,  Жюв  и  Фандор  отодвинули основание  макета  и
заметили,  как они и предполагали,  что оно полое внутри и что как раз внизу
под ним проделана дыра в полу.
     - Проклятие,  -  пробормотал Жюв,  -  какими же  мы были дураками,  что
раньше ничего не замечали, а только тупо рассматривали макет памятника!
     - Ей-Богу!  -  произнес Фандор.  -  Но теперь разгадка найдена.  Внутрь
этого макета забрался человек,  и, обладая необычайной смелостью, он заменил
левую  гипсовую руку  статуи своей собственной тщательно подкрашенной в  тон
макета рукой.
     - Бесполезно было,  -  подчеркнул Жюв,  -  окружать  памятник  кордоном
полицейских,  чтобы никто не  приблизился к  нему,  вор  сидел уже на  своем
месте.
     - Эту операцию провел смелый человек,  -  добавил Фандор,  -  но у него
голова хорошо работает.  Не  откажешь в  изобретательности!  Я  знаю  только
одного человека, который способен разработать такой план и выполнить его.
     Только  один  человек мог  сделать это!  И  Фандор  как  раз  собирался
произнести  имя,   которое  уже  мысленно  произнес  Жюв,   но   остановился
удивленный.
     В куче гипса полицейский обнаружил маленькую визитную карточку.  На ней
красными чернилами было написано единственное имя, которое так много значило
и которое теперь уже Фандору не было надобности произносить:
     Фантомас!


Глава 4

СПЛОШНЫЕ ЗАГАДКИ ВЕЧЕРА

     - Итак,  решайтесь,  Жюв. Вам нужно еще раз показаться на балконе... Вы
настолько популярны,  что  они  готовы бесконечно созерцать вашу симпатичную
физиономию.
     На предложение Фандора полицейский, однако, ответил энергичным отказом:
     - Нет,  нет и  нет...  И  не хочу ничего знать.  Ведь я не политический
деятель  и  не  гастролирующий  актер.  Кроме  того,  эти  овации  ничем  не
оправданы...  Как  раз наоборот.  И  люди поступили бы  лучше,  обругав меня
самыми последними словами.
     Фандор улыбнулся:
     - Вы правы, момент совсем неподходящий, чтобы нам аплодировать. Ведь мы
не  одержали никаких побед,  которые бы  позволяли рассчитывать на  симпатию
публики.
     - Увы, нет, - вздохнул Жюв.
     И полицейский,  углубившись в свое кресло и как бы желая врасти в него,
закурил сигарету.
     Было около девяти вечера.  На исходе этого необычного дня,  именно того
дня,  когда население Булони предавалось праздничным развлечениям,  а  Жюв и
Фандор раскрыли дерзкое преступление Фантомаса,  но,  к сожалению, не успели
схватить преступника,  неразлучные друзья  решили  остановиться в  небольшом
отеле  на  удаленной от  центра  города  улице.  Они  поселились под  чужими
именами, убежденные, что их инкогнито не будет раскрыто.
     Но мало-помалу после полудня в городе стали распространяться слухи, что
так называемые жертвы,  привезенные миноносцем 27, чувствуют себя прекрасно!
Эта новость облетела всех, и уже к концу дня каждый в Булони знал, что Жюв и
Фандор живы и находятся в городе.
     Кроме того,  дознания,  проводимые ими,  и  случай с  гипсовым макетом,
разбитым на  кусочки  выстрелом из  револьвера Жюва,  были  для  многих  уже
достаточным свидетельством, что полицейский и журналист живы.
     Измученные,  усталые  и  довольные  тем,  что  наконец  они  нашли  две
комфортабельные комнаты в этом маленьком отеле,  Жюв и Фандор были удивлены,
заметив,  что какие-то люди останавливались перед их дверями и  обменивались
таинственными словами.
     Постепенно  толпа  увеличивалась,   и  путешественники  услышали,   как
произносят их имена, сначала тихо, а затем все громче и громче.
     Толпа была убеждена,  что Жюв и Фандор находятся именно там, она хотела
их видеть,  им аплодировать.  Требовательная толпа не давала им передышки до
тех пор, пока они не подошли к окну и не послали ей приветствия.
     Десять минут назад Жюв и Фандор полагали, что их популярность больше не
причинит им  беспокойства.  Напрасные мечты!  Толпа все прибывала.  На место
ушедших людей  приходили новые,  они  также  горели  желанием приветствовать
симпатичные лица героев разыгравшихся накануне драматичных событий.
     Более часа Жюв и Фандор,  рассерженные на самих себя, сокрушенные своей
популярностью, бегали взад и вперед от комнаты к перилам балкона.
     Крики толпы усиливались.  Фандор,  который отошел от  окна и  приглашал
Жюва занять его место, сказал ему настойчиво:
     - Идите же,  дружище,  будьте благоразумны. Нужно туда идти. Что же тут
поделаешь?
     Жюв пожал плечами.
     - Мне особенно докучает, - ворчал он, - что эти славные люди аплодируют
нам, когда мы потерпели, быть может, самую большую неудачу в нашей жизни!
     - Что же вы хотите,  -  объявил Фандор,  -  налицо непоследовательность
действий толпы.
     И он добавил, иронично улыбаясь:
     - Да!  Они  приветствуют нас  своими возгласами за  наше прошлое...  и,
несомненно, за наше будущее...
     Между тем Жюв с  медлительным и  скучающим видом приблизился к балкону.
Он стоял, облокотясь на перила, сопровождаемый Фандором. Фандор сказал ему:
     - Жюв,  эти овации принадлежат вам.  Я же только что получил свою долю.
Вы удачливый человек, вы - звезда дня!
     И журналист,  будучи всегда насмешливым человеком,  не удержался, чтобы
не подшутить над ним.
     Что касается Жюва,  то  он упорно продолжал стоять,  опираясь на перила
балкона,  кивнув рассеянно Фандору в знак благодарности. Но на самом деле он
буквально обшаривал толпу своим взглядом.
     - Фандор! - вполголоса позвал Жюв своего друга.
     Журналист приблизился:
     - Что случилось?
     Незаметным жестом руки Жюв указал Фандору на человека, который в первом
ряду толпы необычно суетился и буквально надрывался от крика:
     - Да здравствует Жюв! Да здравствует Фандор!
     Несомненно,  он придавал большое значение этим приветствиям,  произнося
их трогательно и с большим выражением. Фандор произнес:
     - Похоже, это провокатор.
     Затем он стал более пристально его разглядывать.
     - Очень  любопытен  и  экстравагантен,  -  продолжал  Фандор.  -  Нечто
подобное я уже когда-то видал, знал.
     - Да, - ответил Жюв медленно, не покидая взглядом своего подопечного. -
Мне кажется, я тоже его узнал.
     Затем внезапно он прошептал на ухо Фандору:
     - Попытайся выяснить  все,  спустись  вниз  и  пошли  гарсона  за  этим
человеком, пусть поднимется к нам.
     Фандор  тотчас  исчез,  а  несколько  минут  спустя  Жюв,  вернувшись в
комнату,  закрыл окна  и  задернул занавески,  дав  понять толпе,  что  пора
отдыхать. Он услышал, как дверь с шумом отворилась.
     В  комнату с  сияющим лицом вошел Фандор,  он  тащил за руку того типа,
которого Жюв заметил несколько минут назад в первых рядах энтузиастов.
     И как только Жюв увидел его при свете, он вскрикнул:
     - Бузотер! Ну конечно же, это Бузотер!
     Он не ошибся!
     Это был Бузотер, старый бродяга, нищий, имя которого невольно связывали
с мамашей Тулуш;  Бузотер, которого при столь многочисленных и разнообразных
обстоятельствах Жюв  и  Фандор постоянно встречали на  своем пути,  когда он
прямо или косвенно впутывался в их необычные приключения.
     Вид бродяги поразил и удивил Жюва. В свою очередь, Фандор, который ввел
его в помещение,  посмотрев на него внимательно,  остолбенел. Действительно,
вид Бузотера обращал на себя внимание.
     Несомненно, что бродяга в своей жизни перебрал много ремесел и одевался
по-разному,   но   в   этот  день  его  наряд  был  более  экстравагантен  и
неправдоподобен, чем когда-либо.
     На  ногах у  него были широкие,  плохо начищенные сапоги,  в  некоторых
местах сверкающие чистотой,  а в других - покрытые жирной ваксой. На каблуке
одного из  сапог  болталась шпора с  давным-давно позолоченным колесиком.  В
боты  были  заправлены широкие  панталоны из  голубого  в  полоску  бархата,
подпоясанные  красным  кушаком.   На  плечи  бродяга  набросил  нечто  вроде
большого,  задрапированного  на  испанский  манер  пальто.  Завершала  наряд
маленькая мягкая шляпа неопределенного зелено-оранжевого цвета.
     Таким  образом,  Бузотер выглядел переодетым в  мушкетерский наряд  или
напоминал  грабителя,   которые  встречаются  иногда  в  наиболее  нищенских
балаганах во время ярмарочной торговли.
     Между  тем,  Бузотер,  обладая  умением  перевоплощаться в  персонажей,
которых он  изображал,  снял  головной убор  и  широким и  грациозным жестом
приветствовал полицейского и журналиста.
     - Имею честь... - начал он.
     Жюв, несмотря на свои предубеждения, не мог не разразиться смехом.
     - Вот это да!  Мой славный Бузотер!  - воскликнул он. - Что же означает
твой новый маскарад?.. Может быть, ты получил роль простофили в каком-нибудь
ярмарочном балагане, чтобы так выглядеть?
     Бродяга был раздражен.
     - Вот так друзья,  -  проворчал он. - Как я надрывал свои легкие, чтобы
кричать по всему городу: "Да здравствует Жюв! Да здравствует Фандор!", чтобы
распространять новость о вашем приезде,  чтобы заставлять людей хлопать вам,
хотя похоже было,  что они и не горели желанием вас приветствовать...  И что
же за это я  получил?  Ни одного хорошего словечка в  благодарность.  Только
смех... Честное слово, это отвратительно...
     Но Жюв прервал его:
     - Грубое ты животное!  Разве я просил тебя делать мне рекламу? Зачем ты
вмешиваешься не в свои дела, собирая толпу?
     Бузотер почтительно поклонился. Затем, торжественно прижав свою грязную
руку к сердцу, он сказал:
     - Есть чувства,  которые не подчиняются приказу, мсье Жюв. Что бы вы ни
говорили и ни делали,  вы никогда не помешаете такому честному человеку, как
я,  восхищаться и  аплодировать такому честному человеку,  как вы и как мсье
Фандор!
     - Да, да, - сказал Жюв, заложив пальцы в карман для часов в жилете. - Я
знаю,  что может значить слово. Ты сразил меня наповал своими комплиментами.
Наверное, у тебя пустой карман и ни гроша в кошельке.
     - По  правде сказать,  -  заметил Бузотер.  -  Я  как раз собирался вам
намекнуть об этом. Я очень счастлив, что вы меня поняли...
     Бузотер протянул руку.
     Жюв вложил в нее монету. Бродяга сделал жест, выражающий недовольство.
     - Да,  -  сказал он.  -  Для частного лица,  оплачивающего экскурсии на
воздушном шаре и прогулки на миноносце, вы не очень щедры, мсье Жюв...
     Полицейский был  увлечен  неиссякаемым краснобайством бродяги и  удвоил
сумму.
     Напрасно Фандор подавал знаки,  рекомендуя Жюву  умерить свою щедрость.
Журналист ворчал:
     - Если мы выдадим ему деньги авансом, он ничего не скажет.
     Фандор считал,  что если Бузотер,  приближаясь к  окнам отеля,  пытался
обратить  на  себя  внимание,  значит,  у  него  было,  что  сообщить "своим
друзьям".
     Фандор в свою очередь спросил его:
     - Чем ты занимаешься теперь, Бузотер?
     Бродяга ответил:
     - Я занят в кавалерии... Работаю наездником...
     Жюв  и  Фандор переглянулись озадаченно.  Что  бы  это  могло  значить?
Бузотер не заставил себя долго ждать.
     Бродяга без приглашения сел в  кресло,  удобно устроился в нем,  затем,
вынув из глубины своей шляпы комок жевательного табака и  галантно предложив
его отведать друзьям, засунул его в рот.
     Получив категоричный отказ,  Бузотер стал медленно жевать табак.  Затем
он начал говорить с самодовольным видом, несколько позируя:
     - Дело вот в чем.  Я пришел,  чтобы все разложить по полочкам, и сделаю
это быстро.  Не подведу вас. Вы знаете, что торговля сыром идет ни шатко, ни
валко,  но все же идет,  хотя и не так,  как хотелось бы.  Особенно с такими
типами, как я и Тулуш. Это несерьезная компаньонка в серьезной торговле. Ах,
если бы  она  по-настоящему взялась за  работу,  уверен,  что  можно было бы
сделать золотое дельце:  одно и  другое.  Она жадная.  Я же занимаюсь только
болтовней.
     Жюв нахмурил брови.
     - Бузотер,  -  приказал он. - У тебя есть, что сказать нам. Не принимай
нас за дураков и расскажи все, что знаешь.
     Бродяга встал.
     - Но уверяю вас,  мсье Жюв,  я  ничего не знаю.  -  И он добавил не без
некоторого колебания: - Ничего... по крайней мере, на данный момент.
     - Ну вот, - прошептал Фандор, - скоро мы узнаем что-то.
     - Это смотря по обстоятельствам, - отчетливо сказал Бузотер.
     Затем бродяга начал свое повествование:
     - Я вам рассказал,  что стал наездником.  Это целая история, но я начал
бы с конца,  чтобы не наскучить вам с самого начала...  Итак,  в предместьях
города Булонь кое-что  имеется.  Это "кое-что" -  карусель...  под названием
"Деревянные кони".  Она не так уж красива... Бывает лучше, но бывает и хуже.
Карусель,  работающая двадцать четыре часа в сутки, имеет нечто единственное
в своем роде и ни с чем не сравнимое:  наездника первого класса,  обязанного
следить за  состоянием чистокровных лошадей и  делать сборы...  Он  зажигает
свет и крутит ручку рычага,  чтобы звучала музыка...  Он мастер на все руки.
Это необычный человек.  Он себе на уме,  и у него все еще впереди. Вот я вам
все и объяснил... Держу пари, что вы меня узнали...
     В  то  время как Жюв и  Фандор,  посматривая друг на друга,  улыбались,
Бузотер,  закинув ногу на  ногу и  позванивая шпорой,  принимал все  более и
более важный вид.
     Несомненно, этот Бузотер был непередаваемым типом.
     - Что же дальше? - спросил Жюв, окинув бродягу холодным взглядом.
     - Дальше... вот... что... - ответил Бузотер, принимая загадочный вид. -
Я  вам  рассказал это просто так...  занимательную историю,  чтобы поболтать
несколько минут  со  старыми  друзьями...  Там  и  мамаша  Тулуш  со  своими
делишками...  и,  наконец,  хозяин карусели - славный малый, хорошо знакомый
вам  по  прежним  делам...   Я  вам  рассказал,  мсье  Жюв  и  мсье  Фандор,
занимательную историю...  Но  вы же знаете,  что у  меня с  головой не все в
порядке и все шиворот навыворот.
     Высказывания  Бузотера  противоречили  его  мыслям.   И   хотя  бродяга
выражался столь витиеватым образом,  он  все время был начеку,  оглядывался,
осматривался кругом,  казался озабоченным,  беспокойным,  как  бы  опасаясь,
чтобы кто-нибудь не подслушал его и не понял его намеки.
     Жюв и Фандор обменялись взглядами, полицейский спросил небрежно:
     - Так как же зовут твоего хозяина?
     Они  надеялись,  что он  произнесет то  трагическое,  то  страшное имя,
услышав которое, они тотчас сорвутся со своих мест, чтобы бежать на карусель
Бузотера. Они полагали, что он назовет имя "Фантомас", и что именно Фантомас
приобрел столь странную профессию, чтобы скрыться с глаз окружающих.
     Но они были слегка разочарованы, когда Бузотер объявил:
     - Так вот, моего хозяина зовут Бедо... Бедо!
     Жюв и Фандор действительно вспомнили этого зловещего человека, уличного
хулигана с мощными плечами и сильными мышцами.
     Бедо...  Человек ограниченный,  жестокий,  способный на все,  настоящий
зверь.  Ему хватало ума только на  то,  чтобы спрятаться в  укромном месте и
обеспечить  себе  алиби  или   оправдание,   если  он   совершал  какое-либо
преступление.
     О чем же думал Бедо?  На чьей был стороне? Никто не смог бы ответить на
подобный вопрос.
     Несомненно,  Бедо состоял в банде Фантомаса и,  может быть, не вышел из
нее до сих пор.  И, однако, ни для кого не было секретом, что в ряде случаев
Бедо, полный ненависти и зависти по отношению к Гению зла, старался помешать
ему.
     Какой напрашивался вывод из разглагольствований бродяги?
     Жюв и Фандор были растеряны,  но они надеялись, что с помощью наводящих
вопросов заставят Бузотера выложить все, что он думает.
     Но  бродяга  предвосхитил их  желания.  Совершенно искренне -  не  было
повода сомневаться в этом - Бузотер объявил:
     - Вот  что  я  вам  скажу в  двух  словах:  я  сегодня в  этом походном
снаряжении,  и  ничегошеньки там не  произошло;  мне нечего вам сообщить,  я
ничего не знаю!  Но если бы вы меня пригласили пропустить стаканчик в  вашей
приятной компании -  до сих пор вы мне не предлагали, так вот этот стаканчик
значил бы:  свой человек Бузотер находится на своем посту и  следит за всем.
Вы правильно думаете:  там,  где Бедо,  можно всего ожидать...  Когда видишь
волчонка,  то и сам волк бродит где-то недалеко.  -  И он понизил голос. - Я
думаю,  что Фантомас появится через несколько дней именно с  этой стороны...
Не бойтесь, я там нахожусь и буду следить за всем.
     Жюв и  Фандор решили,  что пока ничего больше нельзя выудить у  старого
бродяги, превратившегося в живописного наездника карусели.
     Они разрешили ему уйти, предварительно уточнив, где он живет.
     И теперь, сев напротив друг друга, они начали рассуждать.
     - Этот славный Бузотер,  - сказал Фандор, - не стоит и говорить, как он
нам предан.
     Жюв кивнул головой...
     - Несомненно,  -  согласился он.  -  Завтра утром,  Фандор,  мы  сможем
убедиться в  правоте его  утверждений.  Присутствие Бедо  мне  в  самом деле
кажется несколько подозрительным. Там увидим.
     Фандор зевнул во весь рот, и Жюв последовал его примеру.
     - Пойдем-ка спать,  -  предложил полицейский.  -  Мы так устали,  нужно
немного отдохнуть.
     Мужчины разошлись по  своим комнатам;  спустя несколько минут,  погасив
свет, они заснули.
     Комната,  занимаемая Фандором,  выглядела довольно необычно;  отель был
битком набит,  и,  чтобы угодить журналисту, хозяйка гостиницы поставила ему
кровать в  кладовку.  Там  находились большие шкафы,  переполненные вещами и
картонными коробками, чемоданами, различными ящиками.
     Укладываясь спать,  журналист не  обратил на это никакого внимания,  но
лишь  только погасили свет  и  он  начал засыпать,  как  вдруг,  несмотря на
усталость,  он застыл от удивления,  услышав странный,  легкий, своеобразный
шум, источник которого трудно было определить.
     Шум  напоминал треск  и  продолжался несколько минут,  потом  исчезал и
вновь возобновлялся.  Фандор подумал: "Этот дом - старый барак. Вероятно, он
полон крыс".
     И  совсем не  желая начинать бесполезную охоту на невыносимых животных,
он положил подушку на голову и начал уже засыпать,  как вдруг страшная возня
потревожила его вновь.
     На  этот  раз  Фандор  выпрыгнул из  своей  кровати и  двинулся вперед.
Споткнувшись,  журналист упал на  ворох картонных коробок.  Он протянул руки
наугад в  темноту и стал ощупывать то разбросанное белье,  то шляпу,  иногда
чувствуя под руками пустоту.
     Фандор  рассердился,  но  не  волновался,  он  подумал,  что,  по  всей
вероятности, рассыпался ворох картонных коробок и ящиков.
     Но  вдруг Фандор вздрогнул от  неожиданности;  ему показалось,  что его
рука опустилась на что-то жесткое, по форме напоминающее башмак.
     Машинально Фандор потянул это к себе, но башмак сопротивлялся.
     На сей раз вся эта история показалась ему загадочной,  более серьезной.
Фандор закричал:
     - Жюв! Жюв!
     Полицейский уже проснулся от шума и поспешил зажечь лампу.
     Через некоторое время он прибежал и принес лампу,  так что в помещении,
где  находился Фандор,  стало  светло.  Фандор по-прежнему не  отпускал свою
добычу.
     Внезапно оба вскрикнули:
     - Обезьяна!
     Затем  Жюв  приблизился к  возбужденному существу,  которое извивалось,
схваченное за ногу Фандором, и произнес несколько растерянно:
     - Это не обезьяна, это человек, скорее уличный мальчишка.
     Фандор  подтянул к  себе  ботинок,  который еще  продолжал держать.  Он
приблизил его к  своему лицу,  и  ему вдруг показалось,  что он  держит свою
добычу головой вниз.  Он отпустил ногу своего пленника,  и  тот упал на пол,
издавая жалобные стоны.
     - Черт возьми, - закричал Жюв, - ты покалечишь его!
     И  действительно  Фандор  испытывал  угрызения  совести,   рассматривая
тщедушное и несчастное существо, с которым он несколько грубовато обошелся.
     После  первого  инстинктивного чувства  жалости к  маленькому парнишке,
некрасивому, на вид хворому и хилому, Жюв и Фандор задумались.
     Итак,  что  же  произошло?  Напротив приятелей стоял  уличный мальчишка
подозрительного вида, с бледным лицом, любопытным взором. Ему могло быть лет
двенадцать, может быть, и больше, но он был настолько плохо сложен, что едва
выглядел лет на восемь, девять.
     Что же он здесь делал?  Как попал в комнату Фандора? Как случилось, что
они  обнаружили его?  Неужели он  осознанно вызвал  падение вороха картонных
коробок и ящиков? Упали ли они случайно?
     Фандор приблизился к мальчику и схватил его за руки.
     - Что ты здесь делал? - прокричал он. - Ты, маленькая каналья, пришел в
дом, чтобы украсть? Как тебя зовут?
     Ребенок,   казалось,   был   очень   обеспокоен   последствиями  своего
приключения.
     - Извините,  мсье,  -  произнес он. - Я сам не знаю, как это произошло.
Меня зовут Малыш... другого имени у меня нет...
     Затем в дело вмешался Жюв:
     - Как же,  черт возьми, ты попал сюда? Давай-ка отвечай, выкладывай нам
всю правду...
     Мальчишка путано рассказал свою историю.
     Два  часа  назад,  как  он  утверждал,  он  случайно забрел в  отель...
Остается загадкой, как это произошло... Затем, испугавшись, что его застанут
здесь, он поднялся на один этаж, другой... Кто-то шел за ним, тогда он вошел
в эту комнату, считая, что его преследуют. Он наугад открыл большую коробку,
которая, на его счастье, оказалась пустой, и спрятался в ней.
     С  этого  момента он  сидел неподвижно,  может быть,  даже  заснул,  но
посреди  ночи  проснулся,  не  зная,  где  находится.  Вот  тогда,  по  всей
вероятности,  он и сделал неловкое движение,  вызвав падение вороха ящиков и
коробок.
     Мальчишка -  по прозвищу Малыш,  как он сам себя называл,  - выкладывал
эту короткую историю с  уверенным видом,  но  Жюв и  Фандор не  принимали ее
всерьез.   Вполне  вероятно,  что  они  имели  дело  с  маленьким  воришкой,
грабителем, еще неловким, малоопытным.
     Журналист и полицейский были слишком искушенными людьми, чтобы поверить
в   россказни  подобного  типа.   Нагромождение  совпадений  было  настолько
невероятным,  что инстинктивно они оба подумали, что присутствие мальчишки в
комнате, как раз занятой Фандором, должно что-то значить.
     Этот  пройдоха действительно имел жалкий вид!  И  если кто-то  хотел из
него сделать воришку, то напрасно: слишком тщедушный был он.
     Жюв и  Фандор на  мгновение отодвинулись от  него и  подошли к  камину,
чтобы  с  помощью лампы,  принесенной Жювом,  зажечь  лампу,  которую Фандор
оставил на этом камине.
     В то время, когда они возились с освещением, позади них раздался легкий
шум.
     Фандор закричал, и Жюв от неожиданности выронил лампу из рук: она упала
и разбилась. Вновь наступила полная темнота.
     Почти  одновременно раздался шум  разбитых стекол.  Жюв  и  Фандор были
свидетелями,  как тщедушный мальчишка одним прыжком достиг окна и  выпрыгнул
из него.
     - Вот так плут, - удивился Фандор. - Да он настоящий акробат!
     Он  устремился  по  его  следам,  наклонился над  зияющим  отверстием в
оконной раме, выглянул наружу...
     Улица была пустынной. Мальчишка исчез.
     Поднялся ли он? Спустился ли вниз? В какую сторону он убежал?
     Фандор отошел от окна и  вернулся в комнату.  Жюв торопливо вновь зажег
лампу,  и,  когда Фандор повернулся в  его сторону,  он  увидел полицейского
стоящим на коленях и читающим что-то.
     - Вот так случай,  -  сказал Фандор. - Я считаю, что нам сегодня просто
не везет, и из-за этой неудачи...
     Но Жюв прервал его.
     - Возьми-ка и  прочти,  -  предложил он,  протягивая ему клочок бумаги,
который только что нашел.
     Фандор  повиновался.  Вдруг  он  широко  раскрыл от  удивления глаза  и
радостно закричал:
     - Возможно ли это, Жюв? Боже мой! Как я счастлив!
     Фандор пробежал глазами фразу,  написанную на  маленьком клочке бумаги.
Записка намеренно была  оставлена у  всех  на  виду  только что  исчезнувшим
мальчишкой. Ее содержание заключалось в следующих словах:

                     "Я люблю вас... Будьте осторожны.
                                                          Элен."

     Фандор был вне себя от радости:
     - Жюв!
     - Фандор!
     Журналист и полицейский взглянули друг на друга, и их глаза засветились
от радости. Фандор поспешно оделся. Жюв в несколько секунд был тоже готов.
     С этого момента двое друзей, которые полчаса назад падали от усталости,
теперь чувствовали себя бодрыми, полными энергии.
     - Жюв, - произнес Фандор дрожащим от радости голосом. - Вы знаете, этот
день,  так плохо начавшийся для нас,  закончился наилучшим образом. Теперь я
все  понял:  Бузотер...  мальчишка,  странное поведение бродяги и  внезапный
прыжок Малыша,  все это имеет какое-то значение,  все связано одно с другим.
Это посланцы Элен,  она хочет нас предупредить... Она, должно быть, недалеко
от нас. Поспешим же скорее...
     Десять  минут  спустя  двое  друзей,  вприпрыжку  пересекавшие  Булонь,
очутились  на  совершенно  пустынной  окраине  городского  предместья.   Они
осматривались вокруг с удрученным видом.
     Жюв и  Фандор пришли на  место,  указанное им  Бузотером,  именно на то
место, где, как утверждал бродяга, должна находиться карусель.
     Но там не оказалось ни карусели,  ни чего-либо другого. Неужели Бузотер
обманул их, сказал неправду?
     Здесь была какая-то тайна.


Глава 5

СТРАСТНАЯ МЕЛОДИЯ

     Прошло  уже  несколько месяцев с  момента зловещих драматичных событий,
разыгравшихся в Булони. Волнения первых дней улеглись, и наступило затишье.
     Не  вспоминали  более  и   о  Фантомасе.   Деньги,   дерзко  украденные
преступником, забравшимся в макет статуи Пилатра де Розье, были безвозвратно
потеряны, а этот монстр еще продолжал гулять на свободе.
     С другой стороны,  Жюв и Фандор,  казалось, удалились от мирской суеты.
От них не поступало никаких известий;  и  парижское общество,  импульсивное,
переменчивое, намеревалось с легким сердцем забыть о них.
     Зима была на подходе.
     Как-то  вечером,  около  восьми часов,  элегантная и  многолюдная толпа
заняла  большую  часть  столиков ресторана "Лукулл",  считавшегося одним  из
самых модных на Итальянском бульваре.
     Метрдотель,  степенный  и  благовоспитанный  человек,  с  раболепным  и
педантичным видом склонился над дамой,  которая в  сопровождении двух господ
только что расположилась за столиком в центре зала.
     Метрдотель предлагал:
     - Что вы скажете,  госпожа баронесса,  относительно холодного консоме с
томатами и  о небольшой форели,  запеченной в тесте?  Затем можно предложить
седло барашка...
     Высокая красивая молодая брюнетка с густыми черными волосами, к которой
он обращался, ласково взяла за руку своего соседа.
     - Жоффруа,  мой дорогой супруг, - прошептала она нежно певучим голосом,
в  котором проскальзывали легкие  ироничные нотки.  -  Я  вас  очень  прошу,
обратите внимание на меню.
     Метрдотель обратился теперь к спутнику этой красивой дамы:
     - Господин барон, я предлагал госпоже баронессе де Леско...
     Но он покорно остановился и ждал заказа до тех пор, пока его клиенты не
исчерпали все сюжеты разговора со своими соседями.
     Барон  Жоффруа  де  Леско  обернулся  к   своей  жене  и  извинился  за
рассеянность:
     - Простите меня,  Валентина.  Я  смотрел как  раз  на  тех двух господ,
которые только что сели за  столик вон там.  Не  узнаете ли  вы  знаменитого
академика Сорине-Моруа,  работы  которого по  египтологии стали  центральным
предметом хроники?
     - В  самом  деле!  Да  его  сопровождает племянник,  морской офицер,  о
котором я вам говорил... Жан Дерваль...
     Это ответил молодой доктор Морис Юбер,  который три недели назад оказал
помощь Жюву и  Фандору во время трагических событий в Булони.  Он был другом
супругов Леско,  пригласивших его на обед,  но казалось,  однако,  мало знал
их...
     Морис Юбер закончил фразу:
     - Я сейчас же пойду и пожму руку моему другу...
     - Сначала мы выберем обед! - остановил его барон.
     Господин  де  Леско  был  жизнерадостным человеком и  отличался крепким
здоровьем.  На  его скулах играл румянец.  Густая белая борода,  обрамляющая
лицо,  и седая шевелюра украшали его.  Ему перевалило уже за пятьдесят, и он
годился в отцы своей жене, такой большой была разница в их годах.
     Барон произнес:
     - Итак,  доктор,  скажите,  что вы предпочитаете?  Я полагаю, что Шарль
предложит нам камбалу?..
     Чрезвычайно вежливо метрдотель вмешался в разговор:
     - Я прошу извинения у господина барона,  но камбала,  это не совсем то,
что вам нужно...  Я  позволил бы себе предложить баронессе небольшую форель,
запеченную в тесте.
     Баронесса в свою очередь прервала его:
     - А  почему бы не заказать омаров а ля термидор,  это лучше,  по-моему.
Что вы об этом думаете, доктор?
     - Я придерживаюсь вашего мнения, - ответил молодой практикующий врач. И
добавил, не спуская с нее глаз: - Я полностью согласен с вами.
     Метрдотель Шарль позволил себе заметить:
     - Вы сказали...  омары а  ля термидор,  седло барашка...  далее?  Я  бы
предложил господину барону сезонный салат "Лукулл"... Это изысканно вкусно!
     Уточнив мнение жены  и  приглашенного на  обед доктора,  господин Леско
одобрил выбор метрдотеля.
     С  видом человека,  уверенного в себе,  он подчеркнул ногтем то вино на
специальной карте вин,  которое хотел заказать,  полусухое шампанское лучшей
марки.
     В  то время как услужливые официанты разносили закуски,  барон де Леско
напомнил метрдотелю:
     - Шарль, не забудь сразу же отправить ко мне посыльного.
     Барон де Леско пригласил в  этот вечер отобедать вместе с  ними доктора
Мориса Юбера.  Он выбрал ресторан "Лукулл",  где можно было отведать вкусные
блюда. А потом, согласно договоренности, они собирались пойти в театр.
     Парижский сезон был в полном разгаре,  и им пришлось заранее заказать в
этом модном ресторане уютный столик,  защищенный от сквозняков и  достаточно
удаленный от цыганского оркестра, чтобы слишком громкая музыка не беспокоила
их.
     Барон и  баронесса де  Леско занимали видное положение в  обществе.  Их
брак,  внешне не отличающийся гармонией, был заключен по обоюдному согласию,
как  утверждали некоторые,  но  не  для  того,  чтобы объединить два любящих
существа,  а  с  целью сохранения интересов огромного состояния.  Даже  ярые
злопыхатели не  могли утверждать,  что их совместная жизнь не удалась;  они,
казалось,  были  взаимно предупредительны,  и  если  барон старался угождать
своей жене, то она была очень благодарна ему за чуткость и обходительность.
     Быть может,  только злые языки и  намекали,  что с  недавних пор доктор
Морис  Юбер  состоял  с  этой  парой  в  более  близких,  чем  следовало бы,
отношениях.
     Но о чем только не судачат люди!
     Поглощая  закуски,   барон  де  Леско,   который  не  только  отличался
жизнелюбием, но к тому же обладал от природы и завидным аппетитом, обратился
к доктору Юберу:
     - Этот Сорине-Моруа,  на которого я  вам указал,  кажется действительно
проявляет к нам интерес...
     - Да полноте! Почему?
     - Он с нас глаз не сводит!
     Тень  недовольства пробежала по  лицу дворянина.  Он  произнес холодным
насмешливым голосом:
     - Впрочем,  этот педант...  прошел через приемные и кухни! Говорят, что
он ужасный обжора.  Извините,  может быть,  этот разговор вам неприятен?  Не
друг ли он вам?
     - Вовсе нет,  -  запротестовал Морис Юбер.  -  Я  знаю только,  что  он
дальний родственник мсье Дерваля.
     - И  к  тому  же,  -  продолжал барон,  -  разве имеет значение,  какие
средства используют в нашу эпоху для достижения карьеры?  Сорине-Моруа может
насмехаться над моим злословием, его карьера великолепна...
     С   вежливым,   но  рассеянным  вниманием  доктор  Юбер  слушал  своего
собеседника, но взгляд его был прикован к Валентине.
     Молодая красивая женщина была особенно обворожительна в  этот вечер,  а
элегантное окружение подчеркивало ее исключительность. Падающие потоки света
заставляли искриться драгоценности,  которые удивительно оттеняли ее  гордую
восхитительную  красоту;   плотно   облегающее  платье  из   тонкой  материи
подчеркивало ее гибкие формы, глубокий вырез позволял увидеть восхитительные
плечи и подозревать мраморную грудь.
     Несомненно,   что   Юбер   был   покорен  опьяняющим  превосходством  и
очарованием, исходящим от этой женщины.
     Между тем словоохотливый барон продолжал:
     - Нечего сказать -  хорошенькую карьеру сделал себе  этот Сорине-Моруа!
Но  я  считаю,  мой  дорогой доктор,  вам не  стоит ему завидовать.  Вы  уже
заведуете клиникой,  и это в тридцать пять лет! Ваше состояние увеличивается
изо дня в день.
     И вдруг он добавил с тихим значительным смешком:
     - Скоро придется подумать о том, чтобы вас женить.
     Доктор Юбер вздрогнул, однако уклончивая улыбка появилась на его губах,
оттененных шелковистыми черными усами.
     Он запротестовал:
     - Это не к спеху.  У меня еще есть время.  К тому же я сомневаюсь,  что
захочу когда-нибудь жениться.
     И  он  с  такой страстью посмотрел на  Валентину,  что если бы  молодая
женщина заметила, то была бы очень смущена. Но элегантная баронесса в данный
момент,  казалось,  была занята тем,  что  пила маленькими глотками холодное
консоме с томатами, которое ей только что принесли.
     Между тем барон,  продолжая болтать,  с  трудом удерживался на  месте и
очень обрадовался, увидев посыльного.
     - Вот, наконец-то прибыл посыльный, - радостно произнес он.
     Он быстро написал несколько слов на визитной карточке, затем передал ее
груму:
     - Слушай меня, мальчуган, ты пойдешь и отнесешь это в мой клуб на улицу
Руайяль и подождешь ответа, который тотчас же принесешь мне.
     Посыльный удалился, и барон объяснил жене:
     - Я  послал его  заказать ложу в  театре "Музыкальный кабачок",  где мы
сможем,  если вы  не возражаете,  закончить вечер.  Там иногда ставят весьма
любопытные водевили.
     Валентина одобрила его план молчаливым кивком головы.
     Но вдруг она вздрогнула,  услышав первые такты мелодии,  которую начали
исполнять цыгане.
     Барон,  даже  не  обратив  внимания  на  эмоциональное состояние  жены,
продолжал один поддерживать разговор:
     - Не  правда  ли,  этот  посыльный приятный  мальчик.  У  него  хорошая
внешность,   и  он  свободен  в  обращении.  Несомненно,  он  выполнит  наши
поручения.
     Он вновь наклонился к жене:
     - Как вы считаете,  Валентина,  подойдет ли мальчик вам, чтобы заменить
другого, которого мы уволили.
     Молодая женщина попыталась улыбнуться и,  несмотря на то,  что ее мысли
витали далеко, произнесла:
     - Почему бы и нет?.. Конечно, он мне нравится.
     Барон сделал знак, чтобы позвали метрдотеля.
     - Шарль, - обратился он к последнему с покровительственным добродушием,
- сообщите мне некоторые данные об  этом мальчике...  Я  хотел бы  взять его
себе.
     Метрдотель улыбался.
     - Ваше желание для меня закон:  этот мальчик принадлежит вам,  - сказал
он.
     В  это  время  доктор  Юбер,  от  глаз  которого  не  укрылось волнение
Валентины, не смог сдержаться, чтобы не спросить ее. С тревогой в голосе, но
стараясь выглядеть спокойным, он обратился к ней:
     - Как вы себя чувствуете? Мне показалось, вы побледнели.
     Валентина действительно стала совершенно белой.  Она прекратила есть и,
казалось,  с  нервным  возбуждением  следила  за  каждым  тактом  цыганского
оркестра.
     Мужчины  в  красных  жилетках  зажигательно  исполняли  пьесу,  которая
становилась популярной в парижских салонах,  она носила название "Страстно".
Сначала звучала тихая нежная мелодия,  выводимая сурдиной, затем из оркестра
начал  постепенно  выделяться  быстрый  мотив  первой  скрипки,  и  потом  в
стремительных сильных  рывках,  темп  которых  то  усиливался,  то  затихал,
послышались настоящие жалобы,  рыдания, выражаемые музыкой. "Страстно" - это
любовь, странная любовь, любовь мучительная.
     Мелодия оказала на Валентину сильное воздействие.
     И  несмотря  на  усилия,   предпринимаемые  молодой  баронессой,  чтобы
сохранить позу холодного равнодушия,  она была очень взволнована.  Ее  грудь
нервно поднималась,  дыхание стало  прерывистым,  как  будто ей  не  хватало
воздуха.
     Она улыбалась натянутой улыбкой,  относящейся ни к кому в отдельности и
ко  всем  вместе,   взгляд  ее,   блуждающий  в  бесконечности,   машинально
остановился вдруг  на  электрической лампе,  сверкающей  в  углу  помещения,
справа от музыкантов.
     Не  получив ответа,  доктор Юбер прекратил мучить ее вопросами;  и  его
глаза,  проницательные глаза  врача  и,  быть  может,  влюбленного человека,
устремились  к   тонкой  нервной  элегантной  руке   баронессы  с   розовыми
миндалевидными ногтями, с длинными изящными пальцами, унизанными кольцами.
     Доктор рассматривал эту  маленькую одухотворенную руку,  мышцы  которой
напряглись,  а пальцы медленно сжались. Было ли это следствием рефлекторного
движения  или  произвольно выполненного действия?  Доктору  показалось,  что
Валентина взяла лежащую рядом оберточную бумагу из-под хлеба,  скомкала ее и
зажала в ладони.  Юбер подумал,  что она,  вероятно, отбросила ее в сторону,
может быть, уронила.
     Ничего подобного!  Тонкий листок бумаги исчез в руке баронессы, и следа
от него не осталось!
     В этот момент барон де Леско был занят разговором с посыльным,  который
вернулся, выполнив его задание.
     - Я уже разговаривал с Шарлем,  он хорошего мнения о тебе. Не хочешь ли
ты поступить на службу ко мне? - спросил его барон.
     Затем, не ожидая ответа, и, вероятно, привыкший к тому, что ему никогда
не отказывали, добавил:
     - Ты  будешь  получать сто  франков в  месяц,  кроме  того,  бесплатное
питание и  вино...  жилье,  естественно.  Сегодня вечером ты познакомишься с
моим дворецким по имени Дезире и договоришься с ним. Понял?
     Маленький посыльный слегка кивнул головой:
     - Господин барон может рассчитывать на меня.
     И очень корректно, как автомат, он повернулся на каблуках.
     Барон спросил его:
     - Как тебя зовут?
     - Изидор, - был ответ.
     Барон  де  Леско  изобразил на  лице  гримасу,  и  это  не  укрылось от
смышленого живого взгляда мальчика. Он добавил:
     - Но вообще-то, главным образом, меня зовут Зизи!
     Цыгане как раз закончили играть мелодию под названием "Страстно".
     Раздались редкие  аплодисменты,  связанные с  удивительным воздействием
этого оригинального и волнующего произведения на слушателей.  Светские люди,
особенно когда обедают,  не щедры на такие возгласы одобрения,  как "браво".
Но несколько похвальных слов,  казалось, в достаточной степени удовлетворили
исполнителей, знающих, на что они еще могут рассчитывать.
     Валентина постепенно пришла в  себя,  справившись с волнением,  которое
она, казалось, испытывала. Но ее лицо сохранило следы пережитого воздействия
странной цыганской мелодии.  Она  была бледной,  и  темные круги под глазами
слегка увеличились. Она едва притронулась к обеду, который ей подали.
     Только один барон де Леско отдавал должное столь изысканной еде. Доктор
Юбер выглядел расстроенным,  у  него отсутствовал аппетит,  он  не  проявлял
интереса к седлу барашка, безо всякого восхищения взирал на вкусное пралине,
фирменное блюдо ресторана, заслуживающее действительных комплиментов!
     Барон наконец обратил внимание на  необычное состояние жены,  и,  нежно
наклонясь к ней в тот момент, когда подали кофе, он участливо спросил:
     - Вам не по себе, дорогая? Не заболели ли вы?
     Валентина сделала усилие, чтобы любезно ответить:
     - Я не заболела, но чувствую себя усталой.
     Затем обратившись к доктору Юберу, она сказала:
     - Извините меня,  мой друг, что наш вечер так быстро закончился, но мне
хотелось бы  вернуться домой...  Жоффруа,  -  продолжала она,  обернувшись к
мужу,  -  отвезите меня,  пожалуйста,  домой,  а  потом вы будете свободны и
сможете пойти в клуб,  если захотите, или лучше в этот "Музыкальный кабачок"
вместе с доктором Юбером.
     Но гость супругов де Леско запротестовал:
     - Спектакль  без  вас,  мои  друзья,  меня  совсем  не  интересует.  Но
поскольку вы заболели,  мадам,  я прошу разрешения вернуться спокойно к себе
домой.
     Доктор Морис Юбер встал,  потребовал пальто в вестибюле,  затем,  вновь
повернувшись к Валентине, спросил:
     - Вы извините меня? Я пойду пожать руку моему другу Дервалю.
     Молодые люди обменялись сердечным приветствием,  и морской офицер своим
низким и взволнованным голосом спросил:
     - Доктор,  вы,  как  всегда,  довольны своей работой?  И,  как  всегда,
остаетесь  к   тому  же  светским  человеком?   Черт  возьми!   Примите  мои
поздравления! Вы обедали сегодня с очень красивой женщиной!
     Сорине-Моруа,   который  только  что   был  представлен  Морису  Юберу,
прекратил на минуту есть, чтобы спросить его:
     - В  самом  деле!   Эта  молодая  женщина,   которую  вы  сопровождали,
восхитительна...  Ближе к делу, скажите-ка мне ее имя. Я забыл, где видел ее
и  супруга.  Но действительно,  их черты лица мне кого-то напоминают.  Я  их
узнал, не будучи им представленным.
     Морис Юбер и не подумал что-то скрывать. Он просто ответил:
     - Баронесса и барон де Леско бывают часто в парижском свете,  вы можете
всегда их встретить здесь. Они мои новые друзья, которыми я дорожу.
     Попрощавшись с ними, Морис Юбер удалился.


     Спустя несколько минут Валентина и ее супруг сели в свой автомобиль,  и
шофер, удивленный и одновременно обрадованный, что обед закончился так рано,
на большой скорости отвез их домой.
     Барон и  баронесса де  Леско жили на  улице Спонтини рядом с  Булонским
лесом.  Специально построенный элегантный особняк, окруженный восхитительным
садом с большими тенистыми деревьями, придавал этому месту изящный, скромный
и привлекательный вид сельской местности.
     Спустя несколько минут  после отъезда из  ресторана "Лукулл" автомобиль
остановился на краю тротуара перед домом.
     Едва только барон де Леско вставил ключ в  замок ворот садовой решетки,
как окна особняка засветились,  дверь подъезда отворилась,  и  с достойным и
торжественным видом,  одетый в черную ливрею,  появился дворецкий Дезире. Он
возник перед своими господами, бесстрастный и холодный, как и подобает слуге
порядочного дома, и приветствовал их, не выразив никакого удивления. Хороший
слуга никогда ничему не удивляется.
     Только когда  барон  задержался в  холле  особняка,  чтобы  просмотреть
почту,  а  баронесса  быстро  поднялась на  второй  этаж,  Дезире  осмелился
обратиться к своему хозяину:
     - Новый  грум,  которого вы,  мсье,  наняли в  ресторане "Лукулл",  уже
здесь.  Сначала я  не  поверил ему,  но  потом он  мне показал вашу визитную
карточку,   и  тогда  я  его  устроил...  Я  полагаю,  что  мсье  видел  его
рекомендательные письма...
     В словах Дезире послышался легкий упрек,  но барон де Леско, увлеченный
просмотром почты, не уловил его.
     - Превосходные рекомендации...  превосходные...  Ведь мне  рекомендовал
его Шарль.
     Затем он добавил:
     - Разбудите меня завтра ровно в восемь утра, я должен пойти по делам.
     - Желает ли господин барон, чтобы я помог ему раздеться?
     - Не стоит, Дезире. Можете идти спать!
     Между  тем  Валентина,  поднявшись в  свою  комнату,  быстро разделась.
Оставаясь задумчивой,  затаенной,  взволнованной до глубины души с  тех пор,
как  она  услышала  в  ресторане  цыганскую  мелодию  "Страстно",  баронесса
позволила себя раздеть горничной,  которая внимательно и  усердно распустила
тяжелую копну черных волос своей госпожи, причесав ее на ночь.
     Она  передала Валентине пеньюар и  предложила оказать еще  какие-нибудь
услуги.
     - Спасибо,  -  ответила баронесса.  -  Вы мне больше не нужны и  можете
уйти.
     Как только горничная удалилась, барон де Леско спросил разрешения войти
к супруге.
     - Входите, прошу вас, - ответила она.
     Барон увидел, что жена уже собиралась лечь спать.
     - Извините за беспокойство, - произнес он, - но я пришел узнать, как вы
себя чувствуете?
     Машинально отеческим поцелуем он  прикоснулся ко лбу Валентины,  затем,
заглядывая ей в глаза, спросил:
     - Не заболели ли вы серьезно, моя дорогая?
     - Слава  Богу,   нет,   -  ответила  молодая  женщина.  -  Это  простое
недомогание. Завтра я буду совершенно здорова...
     - Спокойной ночи, Валентина.
     - Спокойной ночи, Жоффруа.
     Около четверти часа  в  особняке царила тишина.  Валентина была одна на
своей отдельной половине;  ее спальня,  будуар и умывальная комната занимали
западную  половину особняка и  заканчивались террасой,  выходящей в  большой
сад.
     Молодая женщина поднялась с кровати, чтобы закрыть задвижку двери.
     Но  посреди  комнаты она  вдруг  удивленно остановилась,  подавив крик,
который чуть не сорвался с ее губ.
     - Боже мой, - прошептала она тихо, - вы здесь!
     В   смятении  и   испуге  она  всматривалась  в   неожиданное  видение,
представшее перед ней.
     В этот вечер стояла очень теплая, слегка ветреная погода и, несмотря на
поздний час, было душно, но не сыро.
     Валентина оставила окно приоткрытым.
     Именно в  это окно и  забрался кто-то.  Он  стоял неподвижно и  дрожал,
томясь с искаженным лицом и желая узнать, какое впечатление он произвел. Это
был доктор Юбер!
     На удивленное восклицание молодой женщины он ответил тревожным голосом:
     - Валентина, извините меня!
     Молодая  женщина  была  слишком  взволнована,  чтобы  тотчас  ответить;
инстинктивным жестом  стыдливости  она  запахнула  пеньюар,  раскрывшийся на
груди, затем, приблизившись к доктору, спросила:
     - Что вам угодно?.. Зачем вы пришли сюда? Кто вам позволил?..
     Ее глаза выражали возмущенное негодование.
     И  доктор Юбер не смог выдержать этот взгляд,  он опустил глаза и тоном
ребенка, которого бранят, униженно попросил прощения:
     - Ах!  Валентина,  я знаю,  что поступил плохо.  Уже давно я противлюсь
этому чувству,  борюсь сам с собой.  Я позволю себе сказать и повторю много,
много раз,  как я вас люблю... Несомненно, я безумен, но ведь это безумие от
любви к вам. Я люблю вас! Люблю!
     Молодой человек задыхался.  По мере того как он говорил,  признаваясь в
своей страсти,  его голос становился более четким,  уверенным,  он осмелился
смотреть на Валентину.
     Она  же  немного  отступила  назад.  Ее  лицо  выражало  теперь  скорее
удивление,  чем возмущение.  Безусловно,  в  некотором отношении ее  тронула
очевидная искренность этого  человека,  который  не  страшась,  презирая все
условности света и  общества,  проник к  ней,  чтобы сообщить со  всем пылом
страсти и убежденности о том, что молодая женщина знала давным-давно!
     Тем не менее, она возразила:
     - Морис,  Морис,  возможно ли это?  Я не верю своим глазам. Вы здесь? И
таким образом...  Я никогда бы не подумала, что такой галантный человек, как
вы, можете поступить столь некорректно, столь дерзко.
     Морис Юбер приблизился к молодой женщине,  и, подавив ее первоначальное
сопротивление,  взял  ее  руку  и  страстно сжал.  Своим  низким  мелодичным
голосом,  который,  однако,  слегка дрожал,  он начал говорить,  устремив на
молодую женщину подозрительный взгляд:
     - Валентина,  уверяю вас,  я  никогда бы  не осмелился принять подобное
решение,  если бы довольствовался тем,  что продолжал вас любить,  как любил
вчера...  даже в этот вечер...  до этого проклятого обеда...  Но ведь что-то
произошло между нами, по крайней мере, повлияло на меня.
     Таинственные  и  непонятные  слова,  произнесенные  доктором,  поразили
Валентину.
     - Что вы хотите сказать? На что намекаете? - спросила она.
     Казалось,  до сих пор доктор Юбер делал усилия,  чтобы что-то скрыть от
Валентины.
     - Ради Бога,  Валентина,  - умолял он, - скажите мне сначала, любите ли
вы меня?
     И поскольку молодая женщина выразила протест, он уточнил:
     - Скажите только, вы когда-нибудь меня полюбите?..
     Неистовая борьба происходила в сердце Валентины.
     Нельзя  сказать,  чтобы  сдержанное  и  одновременно пылкое  ухаживание
блестящего  доктора,   продолжавшееся  уже   много   недель,   оставляло  ее
равнодушной.  Но  она была поражена и  возмущена беседой с  ним,  на которую
согласилась в этот вечер,  с человеком,  которого она принимала у себя ночью
подобно любовнику.
     - Полюбить вас?  -  начала она. - Полюбить вас когда-нибудь? Бог мой, я
не смогу... Кто может сказать, что будет в дальнейшем?
     Она провела руками по  лбу,  затем нервно сжала виски.  Ее щеки,  ранее
бледные, теперь покрылись румянцем, кровь прилила к губам, взгляд загорелся.
Она стала удивительно красивой,  эта Валентина де  Леско,  которую парижское
общество,  столь  разборчивое и  настроенное критически,  нарекло "Королевой
Парижа".
     И доктор Юбер упал перед ней на колени.
     - Заклинаю вас, - произнес он дрожащим голосом, - снимите камень с моей
души!  Помогите мне избавиться от  подозрения,  которое не  дает мне покоя с
того вечера и заставляет делать столько глупостей.
     - Какого подозрения? - спросила Валентина.
     Доктор тотчас поднялся, вновь приблизился к молодой женщине и, устремив
на нее глаза, властно и повелительно прошептал:
     - Я схожу с ума от ревности,  от ревности к вам, Валентина... Вы любите
другого, у вас есть любовник?..
     Баронесса  де  Леско  стала  бледной  как  смерть;  она  сжала  кулаки,
нахмурясь.
     - Мсье,  -  произнесла она ледяным тоном, - вы поистине злоупотребляете
моим терпением.  Я простила вас за нетактичность, когда вы объяснялись мне в
любви.   Но  я  не  могу  и  минуту  вынести,   когда  вы  оскорбляете  меня
подозрениями. Уходите! Я вам приказываю!
     - Валентина,  -  бормотал, запинаясь, доктор с искаженным лицом. - Ради
Бога, ответьте мне! Успокойте меня!
     - Я же вам уже сказала: оставьте меня! Уходите!
     И  Валентина де  Леско  энергичным движением руки  указала на  открытое
окно, через которое доктор Юбер ранее вошел.
     Он сгорбился,  отошел от нее на несколько шагов,  собираясь уйти, но не
смог на это решиться и вернулся назад.
     Валентина  заметила  слезы  на  его  глазах.  Горе  этого  несчастного,
казалось, взволновало ее на мгновение, она не повторила своего приказа.
     Морис Юбер сказал:
     - Я  с  ума схожу от ревности.  Я вас ревную,  ревную ко всем,  кто вас
окружает, кто может приблизиться к вам.
     - И к моему мужу тоже? - зло спросила она.
     Лицо доктора исказила судорога.  Юбер,  казалось, очень страдал от этой
иронии. Он ответил:
     - К вашему мужу тоже... но и к другим. Послушайте, Валентина, что я вам
должен сказать,  и успокойте меня наконец...  Я считал,  что видел...  да, я
видел: в этот вечер во время обеда вы были взволнованы мелодией, исполняемой
цыганами.  Вы  держали  в  руке  клочок  бумаги...  записку...  которую  вам
передали... Скажите мне... это правда?
     Валентина на мгновение смутилась, но ее лицо сразу же приняло выражение
холодного достоинства и абсолютного равнодушия.
     - Записку, мне?.. - спросила она.
     Затем, предугадывая ход событий, она продолжала с надменным видом:
     - Достаточно,  Морис...  Мне кажется,  вы устраиваете мне допрос.  И по
какому праву, я вас спрашиваю?
     - По праву любящего вас человека, - отвечал он.
     - Разве я вам давала повод? - спросила его Валентина.
     По  мере  продолжения разговора,  Юбер,  казалось,  все  более и  более
старался не унывать.
     - Может быть! - произнес он. Уже давно я вам говорю о своей любви. И вы
меня не останавливали,  вы меня почти поощряли... Если бы вы меня не любили,
вы бы не поступали таким образом...
     - Довольно,  -  категорично приказала молодая женщина.  -  Я  никому не
позволю ни обсуждать мое поведение,  ни становиться судьей моих поступков. Я
уже сказала вам, Морис, и повторяю: уходите, уходите немедленно.
     Доктор отступил, достиг окна и снова спросил:
     - Валентина, вы любите другого? Возможно ли это?.. Валентина, отвечайте
мне, вы меня обманываете?..
     Ответом ему был только взрыв смеха,  пронзительный и нервозный. Молодая
женщина, однако, добавила:
     - Обманывать вас! Но кто вы мне будете: муж или любовник?
     Крик боли,  страстная жалоба - имя Валентины, повторенное неоднократно,
- раздавались несколько мгновений в ярко освященной комнате.
     Отчаявшись,  не смея далее продолжать разговор,  доктор Юбер вернулся к
открытому окну.
     Он исчез в темноте, спрыгнув в сад и углубившись в парк.
     Некоторое  время  Валентина  оставалась  посредине  комнаты  бледная  и
неподвижная.  Когда же  шум в  саду затих,  она подошла ко все еще открытому
окну, потянула за ставни и прочно закрепила их.
     - Бедный Юбер!  -  прошептала она.  -  Как  он  меня  любит!  Мне  было
мучительно трудно так разговаривать с ним!
     Молодая   женщина  остановилась  на   мгновение...   Затем   продолжала
вполголоса:
     - Я  не  могу не признаться себе,  действительно,  я  испытываю к  нему
симпатию, даже большую симпатию.
     И добавила с нервным смешком:
     - Но он так объясняется в  любви,  как будто перенесся в  другую эпоху.
Еще немного -  и  я бы подумала,  что он хочет меня похитить согласно обычаю
рыцарей былых времен,  когда они похищали своих возлюбленных из окна башни с
помощью веревочной лестницы.
     Она шутила,  чтобы отвлечь себя от  дум.  Если бы  кто-нибудь,  даже не
слишком проницательный,  увидел ее в  этот момент,  он догадался бы,  что ее
веселье,  задор  наигранны.  Валентина на  самом деле  очень разволновалась.
Порывистость ее движений подтверждала это.
     Молодая женщина подошла к  зеркалу,  долго рассматривала свое отражение
и, казалось, ужаснулась, увидев себя.
     Она  была бледна,  под  глазами образовались круги,  расширенные зрачки
сверкали необычным блеском.  Она тяжело дышала и, приложив машинально руку к
груди, почувствовала, как стремительно билось ее сердце.
     - Неужели я так волнуюсь? - прошептала она.
     И,  сраженная усталостью,  с которой уже давно боролась, она призналась
сама себе:
     - Да, я взволнована, обеспокоена, смертельно встревожена... но и просто
сгораю от любопытства.
     И вдруг,  как будто воскресив в памяти виденный ранее сон, подняв глаза
к небу, она спросила:
     - Кто  он?  Что он  хочет от  меня?..  Чего добивается от  меня?..  Что
означает эта  странная и  загадочная манера его  поведения?..  Почему всегда
звучит  этот   мотив  под   названием  "Страстно",   исполняемый  различными
музыкантами,  который должен меня волновать...  И  он  действительно волнует
меня. Кто же, однако?.. Что все это значит?
     Рассуждая таким образом и  произнося шепотом эти странные слова,  смысл
которых едва понимала она сама,  Валентина вновь машинально подошла к  окну,
чтобы убедиться,  что оно закрыто, и дверь тоже заперта на задвижку, и никто
не сможет войти к ней, никто не будет подглядывать снаружи.
     Убедившись,  что она отгородилась от всего мира,  молодая женщина взяла
дамскую сумочку и вынула оттуда скомканную записку.
     Несколько мгновений она держала ее в руках.
     Она прошептала задумчиво:
     - От влюбленных ничего не скроешь. Юбер видел, как я взяла записку.
     Молодая  женщина  еще  колебалась,  боролась  с  желанием  прочесть эту
загадочную записку,  найденную под листом промасленной бумаги,  в  которую в
ресторане "Лукулл",  как  и  во  всех  элегантных ресторанах,  было  принято
заворачивать хлебцы.
     Башенные часы пробили два часа ночи. Валентина дрожала.
     - Уже так поздно, - прошептала она.
     И все-таки,  казалось,  она и не думала ложиться спать.  Она неподвижно
стояла посредине комнаты с зажатой в руке запиской.
     - Нужно, однако, чтобы я узнала...
     И приняв решение,  она развернула листок, подошла к электрической лампе
и стала читать.
     В записке были указаны только дата, время и адрес.
     Долго после этого Валентина оставалась озабоченной.
     - Пойду ли я?  -  спрашивала она себя и,  подавляя в  себе любопытство,
объявила:
     - Я не пойду...
     Но спустя несколько минут она передумала и сказала:
     - Может быть, и пойду. Было бы смешно не узнать...
     Но ее гордый и высокомерный характер взял верх:
     - Терпеть не могу приказов! Я ни за что не пойду туда...
     В три часа утра,  растерянная и так и не принявшая решения, она легла в
постель.
     Предварительно над  пламенем  свечи  она  сожгла  таинственную записку,
запомнив ее содержание.
     Затем  она  погасила  электрический свет.  Абсолютная  темнота  окутала
комнату. Валентина попыталась заснуть, но не смогла.
     И только на ранней заре она заснула.
     Последние  мысли,  пронесшиеся в  ее  голове,  отражали  ее  колебания,
озабоченность:
     - Пойти? Не пойти?..
     Дрожь пробежала по ее телу...
     В какое-то мгновение ее губы прошептали:
     - Я боюсь... прошлое... что, если... нет, я сумасшедшая!
     У Валентины де Леско была какая-то тайна.
     Что это была за тайна?
     В сотый раз она повторяла:
     - Пойти?.. Не пойти?..


Глава 6

ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

     - Скажите, пожалуйста, мсье, в какой стороне находится улица Жирардон?
     - Улица Жирардон, мадам? Сию минуту...
     Постовой,  несущий дежурство на углу бульваров и улицы Лепик, поискал в
кармане своего  мундира маленький справочник по  улицам города,  который ему
выдали в префектуре.
     В  то  же  время он  окинул восхищенным взглядом тонкий силуэт женщины,
обратившейся к нему с вопросом.
     По всей вероятности,  женщина была еще совсем молодой,  и, хотя ее лицо
скрывалось за  достаточно плотной  вуалеткой  каштанового цвета  с  большими
цветными узорами,  нетрудно было догадаться,  что она очень хорошенькая.  От
нее исходило какое-то тайное очарование, захватывающее и волнующее.
     Высокая,  тонкая,  очень  элегантная дама  ожидала ответа  с  несколько
высокомерным и слегка равнодушным видом.
     Постовой,  придерживаясь буквы  закона и  хвастаясь,  что  хорошо знает
Монмартр, большим пальцем руки листал справочник:
     - Жа,  Же,  Жи... Да, вот нашел!.. Улица Жирардон, мадам, начинается от
улицы Коленкур и кончается улицей Лепик.
     Ответ был точным, но незнакомка казалась несколько смущенной:
     - А улица Лепик, мсье, где она?
     - Здесь,  мадам,  вы как раз на ней находитесь, а улица Жирардон должна
быть, если я не ошибаюсь, на самом верху "Святой горы".
     Почему постовой называл Монмартровскую гору "святой"?
     Почему он улыбался, с фатовским видом бросая взгляд на молодую женщину,
которая его спрашивала?
     Это,  наверное, мало интересовало незнакомку, да она и не стремилась ни
во что вникать.
     - Спасибо, мсье, - поблагодарила она. - Это не так далеко отсюда?
     - Десять минут ходьбы.
     Легким  кивком  головы молодая женщина попрощалась с  ним  и  несколько
поспешно направилась на улицу Лепик.
     Она не была обитательницей Монмарта,  и  "Святая гора",  как ее называл
постовой, ее абсолютно не интересовала.
     Проходя,  молодая  женщина  бросала  удивленные  взгляды  на  странные,
жалкие,  нищенские рестораны,  сосредоточенные в  нижней части  улицы Лепик,
которые гордились,  за неимением лучшего, тем, что имеют в качестве клиентов
полуголодных артистов, бездарных живописцев, малоизвестных литераторов.
     Время от времени с ее губ срывались слова:
     - Как безумно я поступаю! Совершенно безумно!.. Я не пойду туда...
     На  пересечении улицы Аббесс молодая женщина снова заколебалась,  стоит
ей пойти дальше по улице Лепик или вернуться назад?
     Казалось просто  невероятным,  что  она  продолжает двигаться вперед по
необычным маленьким улочкам, попадающимся на ее пути.
     Она спросила снова:
     - Скажите, пожалуйста, как пройти на улицу Жирардон?
     - Немного выше,  мадемуазель!..  Ах, черт побери! Чтобы добраться туда,
нужно как можно больше набрать воздуха в легкие.
     Услышав слово  "мадемуазель",  она  немного улыбнулась,  а  затем снова
поспешила вперед.
     - Я не пойду туда, не пойду, - повторила она.
     Чем больше пыталась она убедить себя в нежелании туда идти, тем быстрее
ускоряла свои шаги,  тем более становилась озабоченной, старалась не сбиться
с пути и достигнуть цели своей прогулки.
     Эта необычайно элегантная незнакомка в  богемном квартале после полудня
подвергала себя опасности, шагая по улочкам Монмартра. Это была не кто иная,
как  богатая  и  красивая баронесса де  Леско,  которая  накануне вечером  в
великолепном туалете обедала в ресторане "Лукулл", затем позднее, вернувшись
к  себе  на  улицу Спонтини,  вынуждена была  выслушивать признания в  любви
своего поклонника доктора Мориса Юбера.  Она кокетничала с ним, но он не был
ее любовником.
     Как же рискнула Валентина оказаться в  таком квартале,  прийти на улицу
Жирардон?
     Засыпая  накануне  вечером,  Валентина думала  о  таинственной записке,
полученной ею  во время обеда,  думала также о  необычайной смелости доктора
Юбера, проникшего к ней вечером в комнату через окно.
     Она  была  очень расстроена.  Даже  утром,  проснувшись в  своей уютной
комнате  и  вспомнив  в  сладкой  дремоте  события  предыдущего вечера,  она
продолжала находиться в тревожном состоянии.
     Валентина  не  забыла  тех  лаконичных  слов,   которые  приводились  в
таинственной записке,  сожженной ею накануне вечером:  "Ради Бога, приходите
завтра в три часа дня на улицу Жирардон, шесть".
     И  все  -  никаких  подробностей,  никаких  уточняющих данных,  никакой
подписи...
     Однако эти слова -  категоричные и  исполненные почтения одновременно -
запечатлелись надолго в памяти Валентины.
     Кто бы мог написать ей эту записку?
     Вначале,  когда в  самом разгаре обеда она  почувствовала под  масляной
бумагой,  в  которую был завернут хлеб,  записку,  она подумала,  что только
Морис Юбер мог осмелиться вести с  ней подобную переписку.  Но визит доктора
Юбера  разуверил  ее  в  этом.  Проявляемая им  безумная  ревность  доказала
Валентине,  что  это  был  не  он.  И  она,  встревоженная,  обезумевшая  от
любопытства,  напрасно пыталась отгадать,  кто же  мог быть ее  таинственным
корреспондентом.
     Элегантная молодая женщина в конце концов решила,  что она не пойдет на
свидание, которое ей назначили.
     Ей  казалось просто чудовищным согласиться на такую встречу.  Но приняв
решение не ходить на улицу Жирардон,  она старалась представить себе, кто же
мог  ее  там  ждать,  кто  мог  подумать,  что  она столь неблагоразумна или
легкомысленна,  чтобы согласиться на такое предложение, которое не было даже
подписано.
     Валентина перебрала в  уме  всех своих друзей,  всех тех,  кто,  будучи
искушен ее красотой,  находился с  ней в  дружеских отношениях,  флиртовал с
ней...
     Но   воскрешая  в   памяти   знакомых  снобов,   карьеристов,   которые
усердствовали в  салонах,  мечтая  завести  наиболее  богатых  любовниц,  ей
казалось, что никто из них не мог быть автором подобной записки.
     Кто же ее написал?
     Оставив  попытку  определить личность  своего  загадочного влюбленного,
Валентина постаралась уточнить,  не  могла ли  она  соблазнить какого-нибудь
незнакомца,  но не припомнила ни одного из недавних приключений,  ни одного,
даже  малого случая в  своей жизни,  когда она  могла дать повод какому-либо
галантному кавалеру для подобных ухаживаний...
     Все  утро Валентина занималась своим туалетом с  обычной тщательностью,
утонченной элегантностью.  Затем она  позавтракала,  сидя  напротив мужа,  и
рассеянно, невыразительным тоном объявила:
     - Пойду пройдусь.  У  меня  мигрень,  и  прогулка пешком пойдет мне  на
пользу.
     Она миновала улицу Спонтини,  решив,  что ни  за что не пойдет на улицу
Жирардон,   но  тотчас  направилась  на  Монмартр,   как  бы  притягиваемая,
подталкиваемая, ведомая таинственной силой, высшим разумом.
     Была ли искренней Валентина,  утверждая,  что не может представить себе
человека, написавшего ей записку?
     Да,  действительно,  она была удивлена тем,  что ей подложили записку в
ресторане,  она бы  и  выдала себя,  но об этом догадался только Морис Юбер,
увидев, как она положила в кошелек маленький клочок бумаги.
     Нет,  если  бы  Валентина  была  искренна  сама  с  собой,  то  она  бы
согласилась, что уже давно, несколько недель с ней происходят таинственные и
необычайные  явления,  возбуждая  ее  любопытство  и  внося  некоторую  долю
очарования в ее жизнь.
     Везде,  где бы  она ни  появлялась,  как по  волшебному слову,  оркестр
начинал   наигрывать  мелодию,   странную   мелодию,   необычно   нежную   и
неторопливую...  мелодию,  заставлявшую  грезить  наяву.  Музыка  звучала  в
убаюкивающем  и  успокаивающем  ритме,   затягиваясь  до  бесконечности,   и
казалось,  уже  все  закончилось,  но  все начиналось снова,  если Валентина
оставалась на одном и том же месте.
     Такую  мелодию играли на  чаепитии,  которое Валентина обычно посещала,
она слышала ее в  лесу,  наиболее шикарные рестораны включали ее в программы
своих  оркестров.  Мелодия  становилась  навязчивой,  цепкой,  пронизывающей
насквозь, проникающей даже в закрытые комнаты, на улицу Спонтини.
     Если  бы  только одна эта  мелодия беспокоила Валентину!  Сама по  себе
мелодия была сущим пустяком!
     Валентина,  может быть,  и не обратила бы на нее внимания,  считая, что
мода на любую музыку проходит,  если бы с  помощью музыкального ритма всякий
раз ей не объявляли бы об удивительных событиях.
     Если музыка становилась убаюкивающе спокойной, когда волнующие созвучия
вызывали чувство восторга,  упоения,  появлялись таинственные подарки: цветы
от неизвестных вздыхателей без визитных карточек, ценные безделушки на столе
в ее комнате,  приглашения в театры,  приходящие по почте от друзей, которых
она никогда не знала...
     Сначала предполагая,  что  речь идет об  оригинальном ухаживании Мориса
Юбера, она старалась не привлекать внимание своего мужа.
     А потом было уже слишком поздно...
     Но  теперь,  казалось,  она поняла.  Юбер не был анонимным автором этих
подарков;   проявленная   им   накануне   ревность   служила   тому   лучшим
подтверждением.
     Тогда кто же? Кто этот незнакомец?
     Теперь она шла к нему, повторяя: я туда ни за что не пойду!
     С  тех  пор,  как Валентина заметила необычную многократность появления
чарующего мотива,  который она слышала везде,  с тех пор,  как она заметила,
что эти музыкальные такты приносили ей каждый раз удивительную новость,  она
немного дрожала при звуках этой мелодии.
     Накануне вечером она  внезапно побледнела в  ресторане "Лукулл",  когда
услышала знакомую мелодию,  приглушенную сурдинами...  Теперь она дрожала от
страха, спрашивая себя, услышит ли она те же мотивы на улице Жирардон?
     Рассуждая таким образом, она продолжала идти вперед.
     Она  достигла  вершины  Монмартра;  справляясь у  прохожих,  она  вышла
наконец на улицу Жирардон.
     Совсем маленькая пустынная улица с крутым склоном, выходящая на вершину
горы и  соединяющаяся с  улицей Коленкур,  поразила ее.  Там  было несколько
жалких домишек и  особняк,  кажущийся заброшенным,  с  наполовину сорванными
ставнями.
     Валентина остановилась, озирая окрестности, и улыбнулась.
     - Я должна исполнить каприз одного артиста, - прошептала она.
     Она колебалась ровно секунду, готовая повернуть обратно, но любопытство
взяло  верх  над   боязнью  себя  скомпрометировать.   И   она  стала  вновь
продвигаться вперед,  желая уточнить номер дома,  где  ждал ее  таинственный
незнакомец.
     Валентина не ошиблась. Под номером шесть, указанным в записке, значился
покинутый особняк.
     "Это  мистификация",  -  думала  молодая  женщина,  прогуливаясь  вдоль
решетки сада, заросшего буйной травой.
     - Это мистификация, никто здесь не живет!
     Тогда она нахмурила свои тонкие брови.  Неожиданно одна мысль пришла ей
в голову, вызвав у нее дрожь.
     - Не попала ли я в ловушку?  -  прошептала она. - Не заметил ли Жоффруа
ухаживания Юбера, и не захотел ли он меня испытать?
     Ее  гордая  натура,  ее  независимый  и  необузданный характер  сыграли
большую роль в принятии решения, чем самые неожиданные увещевания.
     - Ну, так мы посмотрим! - сказала она.
     И все более сгорая от любопытства,  стремясь все выяснить,  чтобы потом
не сожалеть, освободиться от двусмысленности положения, она вернулась назад,
подошла к особняку, нажала на ручку двери, открыла ее и вошла...
     Взгляду молодой женщины предстал тот же вид,  что и за решеткой сада; у
нее  создалось неожиданное впечатление,  что  она  находится в  палисаднике,
аллеи которого, вымощенные булыжником, заросли травой, что свидетельствовало
о том,  что особняк покинут давно.  Но теперь это не имело для нее значения.
Раз она вошла, последнее слово будет за ней.
     Она пошла вдоль аллеи,  поднялась быстрым шагом на крыльцо, откуда вела
дверь в  вестибюль.  Она прикоснулась рукой к  дверной ручке,  но дверь сама
открылась перед ней.
     Ей стало страшно.
     - Меня ждут? - прошептала она.
     Она вошла. Вначале ей показалось, что в вестибюле мрачно и темно, затем
дверь закрылась, и сразу началась странная феерия.
     Вестибюль  осветился  вдруг  необычайно тусклым  и  мягким  голубоватым
светом.  Комната  была  задрапирована тяжелым обивочным материалом,  плотные
старинные ковры ниспадали со  сводчатого потолка,  где  электрические лампы,
завешенные голубоватым шелком, создавали снопы искр.
     Мозаичный пол  устилали  пушистые  ковры.  Но  никого  не  было  видно.
Валентина остановилась, озадаченная, напрягла слух...
     Молодая женщина оставалась несколько минут  неподвижной,  взволнованной
до глубины души.  Она слышала частые удары своего сердца.  Она собралась уже
уходить,   как  вдруг  откуда-то  издалека  раздалась  музыка,   которая  ее
необычайно растрогала...
     Да!  Она узнала знакомую мелодию, когда скрипки плакали, сопровождаемые
жалостливыми тонкими  голосами  арф.  Это  звучала  мистическая  музыка  под
названием "Страстно", которую она слышала уже много раз...
     Все  было  таким удивительным и  загадочным,  что  Валентина испытывала
необходимость выйти из этого нереального мира грез.
     - Есть здесь кто-нибудь? - спросила она дрожащим голосом.
     Все шло своим чередом.  Она задавала вопрос,  ей отвечали. Она услышала
голос, который как будто раздавался рядом с ней, голос нежный и одновременно
неторопливый и стремительный:
     - Добро пожаловать, мадам! Тысячу раз благодарю за мужественное решение
прийти  сюда  ко  мне...   Входите,  пожалуйста...  Я  вас  ждал,  как  ждут
наступления дня. Я надеялся вас увидеть, как слепой надеется увидеть свет...
Входите, мадам!
     Напротив Валентины в конце коридора бесшумно открылась дверь.
     Молодая женщина,  удивленная тем,  что никого не видит,  забыв о  своем
страхе,   задрожала,   почувствовав  горячность  слов,   с  которыми  к  ней
обращались.  Она пересекла вестибюль и  прошла в  большой салон,  освещенный
таким же  тусклым,  мягким голубоватым светом,  как и  вестибюль.  Казалось,
здесь безраздельно царила луна.
     Итак, несомненно, что особняк не был заброшен.
     Контрастируя с тяжелыми и строгими коврами вестибюля,  салон, в который
вошла  Валентина,   выглядел  безупречно.  Там  были  разнообразные  изящные
статуэтки,  знаменитый хрупкий севрский фарфор, мебель изысканной формы... И
повсюду -  на полках,  на этажерках -  стояли цветы,  неизвестные и  редкие,
фантастические цветы, орхидеи с удивительными лепестками...
     Валентина разволновалась.  Она  сделала  несколько шагов  и  утонула  в
большом кресле.  Оставалась ли она в нем долго в неподвижном состоянии?  Или
же  тотчас  встала,  оглядываясь кругом?  Позднее ей  было  трудно  об  этом
вспомнить.
     Все,  что она видела,  было таким странным,  сюрпризы следовали один за
другим, и ей просто не хватило времени во всем разобраться.
     - Мадам,  - повторил в этот момент тот же теплый голос, голос человека,
стремящегося быть сдержанным и спокойным.  -  Мадам,  примите мои уверения в
моем глубоком к вам почтении.  Думаю,  вы догадались,  что пришли к честному
человеку, и я хочу вам сказать сразу же, что я вас обожаю и благодарю за то,
что вы меня не презираете.
     На этот раз, как бы проснувшись от своих грез, в которых она, казалось,
находилась несколько мгновений, Валентина внезапно выпрямилась.
     - Мсье,  -  сказала она,  - вы странным образом ошибаетесь относительно
моего поступка, я пришла... чтобы просить вас прекратить ваши ухаживания.
     - Вы пришли,  мадам,  -  продолжал голос,  -  и я вас ни о чем более не
спрашиваю.  Вы  пришли...  вы  здесь...  Остальное пустяки!  Уже  само  ваше
присутствие для меня такое большое счастье, что я даже сам себя спрашиваю, с
вами ли я говорю, вас ли вижу?
     Какие банальности он говорил!
     Наконец  Валентина  окончательно пришла  в  себя.  Фразы,  которые  она
слышала, открыли ей многое, заставили ее задуматься.
     - Ах, да, мсье, - прервала его молодая женщина, - давайте прекратим эту
шутку... Где вы?
     Валентина имела право спросить его  об  этом.  Обезумевшим взглядом она
окинула большой салон,  однако,  не заметила никого. Она была здесь одна, и,
тем не менее, ей казалось, что голос звучал совсем рядом с ней.
     - Где же  вы,  мсье?  -  спросила Валентина.  -  Я  пришла сюда,  чтобы
чистосердечно объясниться с вами... Если вы действительно галантный человек,
вы не откажете мне в этом...
     Но она вынуждена была прервать свою речь.
     Мелодия,  которую она услышала при входе в это необычное жилище,  вновь
зазвучала с неожиданной силой, с возрастающей стремительностью.
     Валентина спрашивала себя, не находится ли она вновь во власти иллюзий.
Ей  показалось,  что ритм мелодии стал более определенным,  словно для того,
чтобы заглушить вздохи, жалобные стоны, почти крики, раздававшиеся несколько
секунд. Уж не ослышалась ли она?
     - Где же вы, мсье? - повторяла молодая женщина.
     Вдруг голос ответил:
     - Здесь, рядом с вами!
     И так как Валентина молчала, голос продолжал:
     - Я так близко от вас, что могу слышать шорох ваших ресниц! Так близко,
что меня опьяняет запах ваших духов!  И так близко от вас,  что мне кажется,
рай,  о котором я уже говорил,  -  здесь... там, где вы, там, где мы вместе!
Мадам,  я вас безумно люблю...  так безумно,  что я бы не хотел ни за что на
свете рискнуть вам не понравиться.  Вы меня совсем не знаете.  Вы не знаете,
кто  я  теперь,  кем  я  был,  кем стану!  Пусть в  вашем сердце я  останусь
таинственным незнакомцем,  который вас любит.  Я не настолько безумен, чтобы
не понять вас.  В  этом мое единственное достоинство,  которое я  приобрел в
ваших глазах.  Более мой,  мадам, вы пришли сюда, не потому что любите меня.
Вам  просто  любопытно  было  узнать,   кто  любит  вас.   Угадайте,  мадам!
Попытайтесь узнать.  Прежде чем показаться вам,  я  хочу,  чтобы вы  духовно
узнали меня!
     При этих словах Валентина встала.
     Атмосфера  таинственности  показалась  ей  невыносимой,  чувство  гнева
переполняло ее.
     Как же  так?  Заставить прийти на свидание и  отказаться показаться ей!
Как же так? Вести беседу через драпировку, через стену! Ее интригуют!
     - Ваше поведение недостойно,  мсье!  -  прошептала Валентина.  - Да, вы
правы, я пришла из-за любопытства и также из-за страха. Я пришла сюда, чтобы
попросить вас прекратить преследовать меня и  больше никогда не напоминать о
себе... Прощайте, мсье.
     Но  в  этот  момент,  когда  молодая  женщина  собиралась  уйти,  вновь
раздались вздохи,  жалобные стоны,  которые раньше приводили ее в трепет.  И
снова зазвучала таинственная музыка.
     - Мадам,  -  умолял низкий голос, который дрожал, - остановитесь, я вас
заклинаю!  Не  уходите!  Вы  не  можете себе  представить,  какое  горе  мне
причиняют ваши слова,  и какая жестокая необходимость заставляет меня, может
быть,  поступать так,  как я  поступлю.  Я вас не прошу любить меня!  Только
потому,  что я несчастен,  прошу позволить мне любить вас.  Признайтесь, это
так мало...  дарить только одно равнодушие...  Не откажете же вы мне в этом?
Не  запретите же вы мне продолжать быть невидимым и  всегда рядом с  вами?..
Столько раз  мне  посчастливилось быть рядом с  вами,  для этого вам даже не
приходилось повернуть голову... Столько раз вы слышали эту мелодию...
     И так как голос затих, таинственная музыка вновь зазвучала.
     Едва  уловимая мелодия постепенно нарастала,  усиливалась,  чтобы стать
громогласной.  Казалось, музыка заполнила весь салон. Валентина инстинктивно
отступила.
     - Мне страшно, - прошептала она.
     Мелодия тотчас смолкла. Голос сказал:
     - Не бойтесь!.. Никто вас здесь не тронет... не посмеет... Здесь только
я,  я один и я люблю вас!..  Мадам, обещайте мне снова приходить сюда. Время
от времени... как приходят навестить больного, дают милостыню. Не правда ли?
Вы придете сюда,  подарите мне радость всего на несколько минут, чтобы я мог
увидеть и услышать вас.
     Просьба была скромной, но Валентина осталась невозмутимой.
     - Мсье,  -  возразила молодая женщина,  -  я  не  забыла о  цели своего
визита.  Перестаньте надоедать мне,  мсье!  Я  уже говорила вам об  этом.  Я
замужем и люблю своего мужа...
     - Вы заблуждаетесь, мадам!
     Валентина тихо переспросила:
     - Заблуждаюсь?
     - Да,  мадам.  Вы любили своего мужа. Но теперь... Он вас запугивает...
завтра, быть может, вы возненавидите его.
     Что  хотел  сказать собеседник молодой женщине?  Безусловно,  Валентина
понимала скрытый смысл произнесенных слов и от волнения даже не возражала.
     - Мсье,  -  промолвила  она,  -  скажите  же  мне  наконец  -  кто  вы?
Перестаньте прятаться!
     В третий раз зазвучала печальная музыка, наполненная жалобными стонами.
     - Я вам больше ничего не могу сказать. - Незнакомец, казалось, с трудом
выговаривал последние слова. - Я не могу далее продолжать этот разговор! Да,
мадам,   извините  меня!..   Что-то  страшное  произошло  в  моей  душе!  Не
спрашивайте  меня  ни  о  чем!  Перестаньте отгадывать  то,  что  невозможно
отгадать!  Уходите, мадам! Уходите! Но позвольте мне надеяться, что вы снова
вернетесь...
     Странным  казалось внезапно принятое решение  таинственного незнакомца:
он выпроваживал молодую женщину!
     Нервным движением баронесса де Леско провела своей тонкой рукой по лбу.
Ей  стало страшно.  Она  представила,  что  одна  в  этом большом салоне,  и
опасность угрожает ей.
     Она  выскочила из  салона,  миновала  вестибюль,  пересекла палисадник,
выбежала на улицу Жирардон.
     Перенесенное ею  нервное напряжение неожиданно вызвало упадок сил.  Она
шла с трудом,  а нужно было идти быстро,  даже очень быстро.  Заблудившись в
этом пустынном квартале,  не зная, куда идти, Валентина продолжала двигаться
прямо, потрясенная настолько, что не могла собрать воедино свои мысли.
     Спустя час,  достигнув наугад бульваров,  Валентина поняла,  что должна
вернуться на улицу Спонтини.
     Позднее на досуге,  стараясь трезво смотреть на вещи, она поймет, какое
загадочное приключение пережила.
     Валентина позвала  такси,  назвала  шоферу  адрес  на  улице  Спонтини,
поднялась в машину...
     Но в тот момент,  когда молодая женщина, сев в машину, бросила взгляд в
небольшое  зеркальце,  прикрепленное к  кузову  машины,  она  вдруг  страшно
побледнела.
     - Боже  мой,  -  прошептала Валентина,  -  мои  бриллианты!..  Где  мои
бриллианты?
     Утром  молодая  женщина надела  на  шею  тонкую  платиновую цепочку,  к
которой были  прикреплены в  виде  кулона два  великолепных бриллианта очень
большой стоимости...
     Драгоценности исчезли с ее шеи!
     Кулон исчез!
     Бриллианты были украдены!
     - Боже мой,  Боже мой,  -  причитала Валентина, побледнев как смерть...
Это была западня, настоящая западня!..


Глава 7

КЛИЕНТЫ РАТОДРОМА

     - Это снова ты, бездельник, убирайся отсюда! Я уже убрала лестницы и не
хочу, чтобы такие никчемные люди, как ты, приходили пачкать здесь!
     Так   угрожающе  говорила  консьержка,   женщина  с   виду  добрая,   с
простодушным и  улыбающимся лицом.  Дело осложнялось тем,  что  в  руках она
держала швабру и,  принимая грозный вид, она, казалось, в любой момент могла
превратить ее в орудие защиты и нападения.
     Слова  эти  относились  к   подростку  с  оживленным  выражением  лица,
насмешливыми глазами,  стремившемуся проскользнуть к  ней или хотя бы в дом,
который она охраняла и должна была содержать в полном порядке.
     Многоэтажный дом,  с  виду  довольно скромный,  находился в  Бельвиле в
начале улицы Солитэр.
     Разговаривающий с  консьержкой мальчуган и не собирался ей подчиняться.
Он расположился рядом на тротуаре и  спорил с ней,  обращая ее доводы против
нее самой.
     - Матушка  Ландри,  что  плохого  сделал  вам  болтун,  имя,  фамилию и
социальное происхождение которого я  бы  мог  вам сообщить.  Изидор к  вашим
услугам,  -  сказал Зизи. - Сын своих родителей... которых вы хорошо знаете,
как мне думается. К тому же знайте, что мне дела нет до вашей лестницы, но я
все  же  имею  право  подняться  наверх...   Я  ведь  не  бродячий  пес,  не
какой-нибудь там  угольщик,  чтобы мне  запрещали войти в  дом  после десяти
часов утра...
     - Возможно,   -   брюзжала   женщина,   которая,   казалось,   была   в
нерешительности.  -  Но  с  таким парнем,  как ты,  никогда не  знаешь,  что
случится. Вот недавно ты пришел... и что же ты сделал с моими голубями?
     - Матушка Ландри,  - прервал ее уличный гаврош, - это пустяки... старая
история, а вот сейчас мне бы очень хотелось пойти навестить своих родителей.
Неужели их нет под родимой крышей?
     Матушка Ландри пожала плечами:
     - Твои родители, милый, вышли из дома уже давно.
     - Да,  конечно,  -  произнес подросток.  - Ничего другого я бы и не мог
себе представить. А что же с ними случилось, матушка Ландри?
     - Твой отец работает. Он взял сегодня свой кнут и ушел.
     - Хорошо, - одобрил парнишка. - Можно подумать, что ему вернули обратно
его колымагу в префектуре... а нарушение закона отменили? А мать?
     - Ее тоже нет дома.  Вчера ее увезли в больницу.  Не беспокойся, ничего
серьезного нет.
     - Я понял,  -  сказал мальчуган. - Эта Валерия опять наела себе фигуру.
Бедная храбрая женщина...  Это ее единственное удовольствие! Да простит меня
Бог!
     - Однако,  -  продолжал Зизи,  который теперь фамильярно сидел  рядом с
консьержкой,  занимавшейся шитьем  на  скамейке у  входа  в  дом.  -  Им  не
посчастливилось,  моим родителям.  Каждый раз, когда один из них на свободе,
другой садится за решетку по той или иной причине. Если не папаша Коллардон,
который ночует  в  тюрьме  Санте  за  сбор  протоколов о  нарушении закона в
общественном месте,  то мамаша Валери,  попадающая вдруг то в больницу, то в
Сен-Лазар за свои делишки...
     - Зизи,  -  упрекнула его консьержка,  -  когда ты  перестанешь бранить
своих родителей?..
     - Но я их не браню, - начал неисправимый проказник. - Как раз наоборот.
Только вот... мне жаль, что с ними всегда что-то случается. Они такие разные
по  характеру,  что  не  должны были бы  никогда встретиться друг с  другом.
Уверен,  мне  недолго  придется ждать:  скоро  они  подкинут мне  маленького
братишку или сестричку.
     - Довольно, - прервала его матушка Ландри, - а чего ты хотел?
     Он, как юла, не мог усидеть на одном месте и уже встал, чтобы убежать.
     - Ничего  особенного.  Я  вот  слоняюсь от  нечего  делать и  хотел  их
навестить,  -  сказал он.  -  Хотел узнать,  не случилось ли чего.  Теперь я
убегаю...  У  меня дела.  Передайте:  у  меня все хорошо,  если вы  случайно
увидите их.
     - Зизи, ты по-прежнему на том же месте, в ресторане? - спросила она.
     Уличный гаврош пожал плечами:
     - Вы бы хотели,  мадам,  чтобы я там остался навечно.  Нет, мадам, меня
повысили в чине. Я второй слуга в богатой семье... Служу у баронов.
     И  поскольку матушка Ландри  широко раскрыла от  удивления глаза,  Зизи
удалился, напевая про себя:
     - Я у баронов служу!  Прекрасно! Кто бы мог подумать, что еще несколько
лет тому назад я... барахтался здесь в этой грязи со своими друзьями.
     Зизи сам разрешил себе взять отпуск во второй половине дня,  не спросив
разрешения  у  своих  новых  господ:  он  воспользовался выходом  лавочника,
покидавшего буфетную особняка на улице Спонтини, чтобы пойти за ним по пятам
и вдохнуть хоть немного "воздуха свободы".
     Мальчуган  не  колебался,  где  провести  время:  он  решил  поехать  в
Бельвиль!  Однако во  время поездки в  метро он  часто смотрел на часы,  как
человек,  который боится опоздать на свидание.  Два или три раза он повторял
про себя:
     - Сегодня среда,  а  "она" мне назначила встречу в четыре часа,  у меня
еще  есть время,  но  не  стоит бездельничать,  старуха не  любит,  когда ее
надувают.
     Зизи после своего визита на  улицу Солитэр,  вышел на улицу Муцайя,  по
которой  он  прогуливался несколько минут,  переходя  с  одного  тротуара на
другой,  обращая  внимание на  афиши,  направляясь к  шоссе,  чтобы  увидеть
проходящий автобус; толкая людей, мешая всем, кто попадался на его пути.
     В  какой-то  момент он  пристроился позади одной  молоденькой служанки,
которая несла, повесив на руку, тяжелую корзину.
     - Сейчас мы  повеселимся,  -  решил Зизи  и  начал мало-помалу налегать
рукой на  край корзины,  делая ее все более и  более тяжелой.  Неожиданно он
навалился на  нее  всей своей тяжестью,  так что служанке пришлось выпустить
корзину из рук.
     - Вот так да!  -  воскликнул Зизи.  -  Вот это подружка,  у которой все
валится из рук.
     Он  собрался уже удирать,  не желая выслушивать упреки молодой девушки,
но когда та повернулась к нему лицом, Зизи узнал ее и разразился хохотом:
     - Черт возьми, как глупо получилось! Это ты, Адель!
     - Дурак,  -  ругалась служанка,  покраснев от гнева.  - И что за манеры
останавливать таким образом порядочных людей!
     Зизи извинился на свой лад:
     - Я и не знал, что это ты. Если бы знал, то придумал бы другую шутку.
     - Какую же? - полюбопытствовала она.
     - Ну  так вот,  я  бы опрокинул тебя на землю вместе с  твоей корзиной,
чтобы выставить напоказ твои ножки.
     - Зизи,  -  упрекнула его молодая женщина, - ты становишься все более и
более несносным!
     Затем совершенно беззлобно она спросила:
     - Что-то я давно тебя не видела в нашем квартале, что-нибудь случилось?
     Молодая девушка вдруг обратила внимание на фуражку грума с вензелями из
золотых букв, увенчанных короной.
     - Вот так штука, ты затесался в шикарное общество?
     - Да,  -  сказал Зизи и  продолжал с важным видом:  -  У меня на голове
теперь украшение... вышитая корона... настоящая, как у маленького Иисуса или
как у жеманниц короля Англии.
     Он старался рассмешить миловидную девушку:
     - И  пусть моя  прачка вышьет корону везде,  даже на  моих носках и  на
фланелевых жилетах.
     Адель разразилась хохотом. Подхватив корзину, она сказала ему:
     - Проводи меня. Здесь недалеко, посмеемся вместе...
     Но Зизи отрицательно покачал головой:
     - Если только недалеко. Знаешь, я не иду в ту сторону.
     - Твое дело. - Молодая девушка не настаивала.
     Между тем Зизи спохватился, шагая рядом с Адель:
     - Ты не скажешь мне, Адель, что ты поделываешь сегодня?
     И  он  посмотрел на  нее внимательно,  оценивая взглядом знатока тонкую
талию молодой девушки, восхищаясь цветом ее лица, растрепанными волосами.
     - А ты ничего, - заметил он. - И крутишь по-прежнему любовь с человеком
по прозвищу Горелка и с тем,  кого называют Иллюминатор?  Ты поддерживаешь с
ними отношения?
     Молодая девушка пожала плечами:
     - Знаешь,  они не пристают более ко мне,  и  я не нуждаюсь в них...  но
может случиться... Подождем лучших времен!
     - А  этот отпетый Горелка,  -  продолжал Зизи,  -  по-прежнему такой же
бездельник и ни гроша в кармане?
     - Да,  по-прежнему, - ответила Адель, - хотя теперь он немного занят...
он работает. Он сказал мне, что работает на ратодроме на проспекте Сен-Уэн.
     - Ах вот как! - воскликнул Зизи. - Нужно будет его навестить. Я как раз
туда собираюсь. А что поделывает Иллюминатор?
     - Иллюминатор? Он не подорвет свое здоровье на работе! Он ведь только и
делает, что сопровождает Горелку.
     - Вполне согласен, - сказал Зизи, негромко посмеиваясь.
     Грум  действительно мог  оценить  достаточно  хорошо  работоспособность
Иллюминатора и Горелки.  Ведь он вырос в Бельвиле,  скитаясь всю свою юность
по многолюдным улицам квартала,  он хорошо знал,  что из себя представляют в
действительности эти два хулигана -  "лейтенанты Фантомаса", так их называли
иногда в их окружении, где их больше боялись, чем любили.
     Иллюминатор и  Горелка пользовались в Бельвиле,  как и в других местах,
сомнительной  репутацией...   и  Зизи,   быть  может,   относился  к  ним  с
пренебрежением -  ведь он был в душе честным человеком,  и к общей любовнице
этих двух бандитов, прекрасной Адель, он не испытывал горячей симпатии.
     - А ты, Адель, где ты вкалываешь? - спросил Зизи.
     Адель гордо выпрямилась:
     - Я-то? В бистро за углом... Я работаю служанкой, мне не платят, но мои
мужчины пожирают меня глазами! Ты понял?
     - Да, я понял! - сказал Зизи. - Ты, ты выбиваешься из сил, а они только
жиреют... Несомненно, все женщины просто дуры!
     Покинув служанку на  этот раз окончательно,  Зизи беспечно отправился в
направлении к железнодорожному вокзалу окружной дорогой,  чтобы потом пройти
на улицу Сен-Уэн.
     В  пути Зизи подтвердил свою репутацию шаловливого проказника и вечного
гавроша:  он  связал одной  веревкой двух  бродячих псов  и  стащил с  полки
продавца фруктов несколько дозревающих на солнце груш.
     Спустя полчаса Зизи перешел через железнодорожный путь и, оказавшись за
городской чертой и пробежав еще несколько сотен метров по проспекту Сен-Уэн,
остановился  перед  маленькой  приоткрытой  дверцей  посредине  проволочного
ограждения.  Человек большого роста,  стоявший возле двери,  схватил его  за
рукав.
     - Ах ты грязная тварь,  -  бранился он, - плати два гроша, чтобы пройти
сюда.
     Зизи порылся в своем кармане и заплатил, не рассуждая.
     Новый   грум   барона  де   Леско   оказался  в   огромном  огороженном
пространстве,  большом  участке земли  между  крепостными стенами и  первыми
домами Сен-Уэн.
     Несколько чахлых деревьев плохо укрывали его от непогоды. За столами, с
расставленными на  них  бутылками и  стаканами,  сидели мужчины,  похожие на
сутенеров, и женщины сомнительного вида.
     Это было нечто вроде сельского кабаре с  "садом и  рощей" и  различного
рода  играми.  Внутри огороженного пространства можно было  увидеть качели и
участок хорошо утрамбованной земли для игры в мяч.
     С   левой  стороны  на   возвышении  находилась  площадка,   окруженная
проволочной решеткой с очень плотными ячейками.
     Многоголосая толпа окружала загон, по форме напоминающий круг, а внутри
клетки иногда можно было  увидеть собак,  которые,  яростно лая,  прыгали во
всех направлениях.
     Иногда  оттуда слышались аплодисменты,  иногда смех,  часто  понукания,
свистки.
     Это был ратодром,  о котором сообщила Зизи служанка Адель.  Теперь Зизи
собирался встретить здесь ее любовника Горелку.
     Ему повезло. Горелку он увидел сразу же, как вошел.
     Горелка,  забравшись высоко на эстраду и  захватив с  собой целую серию
маленьких  ящичков,  предусмотрительно затянутых  с  одной  стороны  сеткой,
хриплым голосом жителей предместья обратился с краткой речью к толпе:
     - Идите все сюда...  Поверьте мне:  то,  что вы  видели до сегодняшнего
дня,  -  это  все  равно,  что  вы  ничего не  видели.  Только подонок может
укокошить крысу...  Но  если  у  вас  есть лишние пять минут и  вы  захотите
провести их  с  нами,  то вам предстоит за ту же цену увидеть один из лучших
спектаклей...  Дамы и господа,  вы увидите, как работают артисты, которых мы
нанимаем только по праздничным дням,  воскресеньям и понедельникам,  а также
14 июля - в день празднования республики.
     В  толпе  улыбались,  аплодировали,  льстивые  возгласы  одобряли  речь
зазывалы.
     Иллюминатор стоял  на  эстраде без  пиджака,  засучив по  локоть рукава
сорочки  и  обнажив  мускулистые предплечья и  огромные ручищи,  испещренные
рубцами от  укусов крыс,  за  которыми он  присматривал.  Он  передавал крыс
собакам, приводимым на ратодром для участия в яростных боях.
     Позади себя Зизи вдруг услышал, как женский голос прошептал кому-то:
     - Он совсем не такой силач, этот тип, как себе воображает!
     Грум повернул голову и  увидел маленькую рыжеволосую женщину с  глубоко
посаженными глазами.
     "Я ее узнал,  -  подумал Зизи.  -  Она подружка хозяина.  От нее всегда
публика в восторге!"
     Между тем,  объявленное Горелкой представление началось,  и  зазывала с
повадками хулигана уже держал в  вытянутой руке большой упитанный шар серого
цвета, который яростно сопротивлялся.
     - Вот вам товар,  -  начал Горелка,  -  посмотрите,  какой жирненький и
плотненький, с зубами, которые могли бы разгрызать сталь скорее механической
пилы.  Да,  эта кобылица стоит 98 беговых лошадей! Дамы и господа могут сами
убедиться в этом, я держу ее в руках... Подходите!
     Но вокруг образовалась пустота, раздались испуганные возгласы, никто из
присутствующих не пожелал убедиться в отменных качествах животного.
     Действительно,  это  была  огромная крыса,  живущая в  сточных канавах,
превосходящая своими размерами ласку.  И толпа отступила,  опасаясь,  как бы
Горелка по недосмотру или по злобе не выпустил ее.
     Вдруг послышались ругательства,  отвлекшие внимание толпы,  и  сердитый
голос произнес:
     - Ну и народищу здесь понабилось, как селедки в бочке! Потеснитесь! Я и
моя половина тоже пришли на представление!
     Зизи заметил:
     - Бедо и Тулуш пожаловали. Ничего себе "избранное общество"!
     Соблюдая осторожность,  он вертелся вокруг клетки, стараясь скрыться от
вновь прибывших.
     Зизи хорошо знал как Иллюминатора и Горелку, так и Бедо и Тулуш.
     Ужасный хулиган Бедо наводил страх на весь Бельвиль,  а  теперешняя его
подружка,   неоднократно  принимающая  участие  в   его  делах,   промышляла
спекуляцией.
     - Мамаша Тулуш,  -  бормотал сквозь зубы Зизи, внимательно рассматривая
старуху, - тертый калач, скупщица краденого... у меня хорошая память.
     Больше он не занимался вновь прибывшими, увлекшись спектаклем.
     Зизи  протиснулся в  первые  ряды  ратодрома.  Горелка бросил  крысу  в
клетку,  и обезумевшее от страха животное бегало по кругу, ударяясь о сетку,
стараясь найти лазейку, чтобы убежать.
     Но все было напрасно,  и чем безумнее становилось животное,  тем громче
кричала толпа.
     И  если животному удавалось на один миг вцепиться в сетку,  удары палки
сразу же обрушивались на его когти,  заставляя отказаться от подобной затеи.
Его лапы были окровавлены...  Вдруг наступила полнейшая тишина: все увидели,
как  кучер  с  апоплексическим лицом  вывел  на  поводке сильного бульдога с
квадратной пастью, плотной грудью и с чрезвычайно кривыми ногами.
     - Вот  наш  чемпион,   -  объявил  Горелка,  повысив  голос.  Потом  он
перечислил все рекорды,  установленные бульдогом,  и продолжил: - На прошлой
неделе он загрыз шесть крыс в течение двенадцати секунд.
     Он подождал, когда стихнут аплодисменты.
     - Сегодня в первый раз ему придется бороться с крысами сточных канав...
Мы  увидим вскоре,  кто победит,  но я  уверен,  что крысиный король.  Могут
произойти кой-какие неприятные события...
     Быстрым движением Горелка открыл маленькую дверцу в  решетчатой клетке,
и   пес,    возбужденный   предстоящей   борьбой,   выскочил   на   середину
предоставленной ему арены. Одним прыжком он бросился на крысу.
     Но пес вдруг жалобно завыл: крыса укусила его в губу. Машинально он тер
лапой свою пасть,  проводил по кровоточащей ране розовым языком.  Но затем с
глазами,  сверкающими от бешенства, с обнаженными клыками он совершил второй
бросок и смело вцепился в жирный затылок крысы, сжав челюсти.
     С  этого  момента почти  побежденное животное извивалось в  неслыханных
мучениях,  и  напрасно  его  когти  проникали  в  грудь  пса,  последний  не
шевельнулся.
     Потом  крыса  издала  пронзительный  визг   и   упала,   став  вялой  и
неподвижной. Кровь хлынула из ее ноздрей.
     Бульдог,  выпустив крысу, разглядывал ее с любопытством своими большими
круглыми  глазами,   казалось,   плохо  понимая,   почему  этот   противник,
сопротивляющийся  столь   яростно  несколько  мгновений  назад,   теперь  не
двигается, не нападает на него.
     Раздались аплодисменты, и среди тех, кто хлопал особенно горячо в честь
победы бульдога,  находился человек, внешний вид которого и фигура привлекли
внимание Зизи и вызвали восхищение.
     "Здорово,  -  подумал грум.  -  Ничего не скажешь!  Похоже,  он кого-то
разыскивает..."
     Мужчина был  одет  изысканно,  утонченно,  если  не  в  высшей  степени
элегантно в  коричневый с  красной полоской костюм.  Тяжелая цепочка золотых
часов красовалась на его жилете,  тоном светлее пиджака.  Его желтые ботинки
блестели. На голове он носил шляпу-котелок, лихо надвинутую на уши.
     Своей  манерой  держаться он  выделялся в  этом  обществе  сомнительной
репутации,  состоящем из бродяг и  проституток.  И между тем,  он чувствовал
себя совершенно непринужденно среди этих людей.  У него были красивые черные
глаза, тщательно выбритое лицо, густые усы, навощенные на концах.
     "Вероятно, букмекер", - подумал Зизи.
     Не желая признаться самому себе,  он завидовал выправке этого человека,
его  крепким  плечам,   высокому  росту.   Но  внезапно  Зизи  прервал  свои
размышления и закричал:
     - Кто это толкает меня в спину?
     Но, повернув голову, удивился:
     - Гаду?
     Перед ним стояла старая женщина, сгорбленная, опирающаяся на палку. Она
была закутана в  шаль,  когда-то  многоцветную,  но под воздействием дождя и
солнца  давно  уже  выцветшую  и   получившую  теперь  зеленовато-коричневый
оттенок.
     Женщина была  безобразной,  какой-то  неопрятной.  Она  надела на  свои
волосы грязно-серую шляпу с пером,  лишенным свежести,  причем, шляпа сидела
косо на  ее  голове.  Из-под кружевной изношенной юбки виднелись ее  большие
ноги, обутые в стоптанные башмаки.
     Вид у нее был суровый, нелюдимый.
     - Да, это я, Гаду, - ответила она. - Вот уже более получаса я жду тебя,
бездельник!
     Зизи  извинился,   подчиняясь  превосходству,  благодаря  которому  эта
зловещая женщина, казалось, влияет на него.
     Он принял, однако, непринужденный вид и сказал:
     - Вот уже более двух часов, как я понапрасну вас дожидаюсь.
     Старуха сухо прервала его:
     - Ты   пришел  едва  ли  десять  минут  назад  и   остался  глазеть  на
представление вместо того,  чтобы найти меня...  Да, я видела... Тебе хорошо
известно, что я знаю все!
     - Разве?  -  спросил загадочно Зизи,  подумав о том,  как она удивится,
когда узнает о его новой работе.
     Но,  к  его большому удивлению,  подлая старуха отвела Зизи в сторону и
сказала ему:
     - У  тебя новые хозяева...  Вспомни-ка,  что я  тебе предсказала восемь
дней тому назад.
     - Черт возьми! - удивился Зизи. - Это действительно так. И как ты могла
все отгадать, матушка Гаду?..
     Но вдруг он разразился хохотом.
     - Бог  мой,  -  продолжал он,  -  не  надо быть особенно мудрым,  чтобы
догадаться об этом.  Ведь я не ношу более ливреи посыльного из ресторана,  и
на моей фуражке написано, что я работаю у аристократов.
     - Разве на  ней написано,  что ты работаешь у  барона де Леско на улице
Спонтини? Ну? Кто же прав, бездельник?..
     Зизи опустил голову.
     Гаду, раздвинув толпу, отошла в сторону и тихим голосом сказала Зизи:
     - Ты должен выбалтывать мне все, что узнаешь о своих новых хозяевах.
     - Черт возьми,  хватит делать из меня доносчика! У тебя на уме какие-то
особые делишки, если ты устраиваешь мне допросы...
     - Что?..  Что ты сказал?  - угрожающе спросила старуха. - Берегись, мой
мальчик! Не устраивай скандалов! Иначе это тебе дорого обойдется!
     Стараясь миролюбиво прийти к  соглашению,  Гаду  опустила в  руку  Зизи
монету в двадцать су,  что должно было смягчить сомнения грума, затем мегера
повела наставительную беседу самым нежным голосом:
     - Поговаривают,  что у  этой душеньки баронессы,  у  которой ты служишь
теперь, кроме законного мужа есть еще один тип... Ты должен следить за ней и
сообщать все мне.
     Зизи собирался спросить у  старухи,  что же ему придется делать,  но ее
взгляд предупредил его.
     "А вообще-то, чем я рискую?" - подумал он.
     И Зизи рассказал:
     - Уверен,  что у нее должен быть кто-то, а, в общем, они не мешают друг
другу...  Так, в первый вечер моей службы какой-то тип прибежал неожиданно и
влез в окно, чтобы сразу попасть в курятник. Его зовут...
     Старуха Гаду прервала его:
     - Плевать я хотела на его имя... Я знаю, это был доктор... Итак, что же
произошло?
     - Я слышал,  как они ругались... хотя, казалось, они были увлечены друг
другом... Потом этот тип смотался также через окно. Он драпал по саду...
     - Хорошо, - сказала она. - Что же ты заметил на другой день?
     - На другой день,  - продолжал колеблясь Зизи, - ну, конечно же, хозяин
вышел рано утром до второго завтрака и вернулся только поздно ночью.
     - А хозяйка?
     - Хозяйка вышла в два часа как раз, когда я смог освободиться, я шел за
ней... Мне не терпелось узнать, где же свил гнездышко ее любовник...
     - И ты узнал? - прервала старуха Гаду.
     - Да,  на улице Жирардон на Монмартре.  Я волновался, что влип, слишком
досаждая ей...  Она  была  очень раздосадована,  как  будто у  нее  какие-то
неприятности...  В таком же состоянии она покидала улицу Жирардон. Потом она
наняла такси и вскоре вернулась на улицу Спонтини.
     - Улица Жирардон?  - переспросила удивленно старуха, как бы захваченная
врасплох. - Что заставило тебя подумать, что именно там живет ее любовник?
     - Просто так предположил.
     - Хорошо... И это все, что ты знаешь?
     - Да, все.
     Старуха снова спросила:
     - Что сегодня поделывает баронесса?
     - Я не знаю,  матушка Гаду,  так как сегодня, воспользовавшись тем, что
дворецкий Дезире навострил лыжи,  я  сразу же прошмыгнул через дверь,  чтобы
прийти к тебе на свидание.
     Старуха вынула из-за корсажа серебряные часики.
     - Без четверти шесть,  -  сказала она.  -  Убирайся и живо!  Мне нужно,
чтобы ты  еще остался на  этом месте,  постарайся там продержаться как можно
дольше и извинись за свои шалости. Сматывайся быстро!
     Однако Зизи не  двигался.  Его  взгляд вновь остановился на  элегантном
мужчине, уже привлекшем его внимание несколько минут назад.
     - Кто этот человек? - спросил он у Гаду, убежденный, что старуха должна
все знать.
     Она действительно все знала и ответила:
     - Это бразилец Альфонсо. Самый красивый и дорогостоящий мужчина... Чтоб
мне провалиться на этом месте!
     - Чем он занимается и что продает? - спросил Зизи.
     Старуха,  как  бы  сомневаясь,  посмотрела  на  грума,  затем,  немного
поколебавшись и пожав плечами, ответила:
     - Ничего особенного...  путешествует,  занимается торговлей...  продает
то,  что запрещено полицией.  Например, опиум... Все это приносит доход, так
как запрещено... Кроме того, он занимается еще и другими делами.
     Зизи улыбнулся, это означало, что он понял последний намек старухи.
     В  этот  момент  Альфонсо  поддерживал степенный разговор  с  маленькой
рыжеволосой женщиной,  дочкой хозяина ратодрома.  И Зизи, убегая, крикнул на
ходу матушке Гаду:
     - Я понял,  что это значит - заниматься другими делами... И блондинками
тоже.
     Час спустя ратодром опустел. Клиенты мало-помалу уходили, растекаясь по
соседним  маленьким  кафе,   низкоразрядным  кабакам,   расположенным  вдоль
проспекта Сен-Уэн.
     Горелка,  оставшийся в  здании после ухода публики,  составлял один  за
другим ящички с  крысами в помещение типа ангара,  который он запер на ключ.
Затем он пошел побеседовать с хозяином,  человеком огромного роста, стоявшим
у входа в загон и взимавшим плату с посетителей.  В течение десяти минут они
упорно  обсуждали вопрос  о  зарплате Горелки и  пришли наконец к  обоюдному
согласию.
     Волоча ноги,  переваливаясь с  боку на  бок,  Горелка шел по  проспекту
Сен-Уэн в  направлении к  Парижу.  Он брел в  вечерних сумерках с  опущенной
головой, поглощенной своими мыслями. Ну, прямо задумчивый мечтатель!
     И  вдруг внезапно вздрогнул:  кто-то  дотронулся до его руки.  Горелка,
совесть которого не  была  особенно спокойной,  не  любил сюрпризы подобного
рода.
     Он  сразу остановился,  затем обрадованно вздохнул.  К  нему  подходила
старуха Гаду.
     - Я хотела бы тебе составить компанию. Я также возвращаюсь в Пантрюш.
     Они шагали молча,  на некотором расстоянии друг от друга, затем старуха
Гаду осторожно спросила его:
     - Нельзя сказать, что у тебя довольный вид, Горелка. Ну, как идут дела?
     Он гордо выпрямился:
     - Дела идут... но, между прочим, могли бы идти лучше.
     - Сколько ты получаешь на ратодроме?
     - Примерно пятьдесят су.
     - Нежирно, - заметила старуха. - А слесарное ремесло ты забросил?
     - Вот те на!  - произнес Горелка. - Это ремесло для виду, все равно как
вывеска на лавке,  а лавка-то пустая,  товара в ней нет. Знаешь ли, я корплю
на этой работе с утра до вечера! Вот в чем беда...
     - Понятно,  -  поддакнула Гаду.  -  А  тебе не  подошло бы  хорошенькое
дельце? Чтобы ты смог заработать...
     - Чтобы я смог заработать?  -  переспросил машинально Горелка, который,
опасаясь себя скомпрометировать,  посмотрел на старуху украдкой,  делая вид,
что не понимает.
     Она же семенила рядом с  ним,  опустив голову,  устремив свой взгляд на
дорогу,  продолжая говорить и,  казалось,  не замечая, как он внимательно за
ней наблюдает.
     - Добиться удачи можно только одним ударом, одним, но мощным. И если бы
я  была уверена,  что ты  не  струсишь,  то  можно было бы состряпать дельце
сообща.
     - Что бы  я,  да струсил?  Этого со мной не бывало,  -  сказал ворчливо
Горелка.
     Гаду стояла перед ним неподвижно.
     - Послушай!  -  Она устремила на него свой взгляд.  -  У меня есть одно
дело,  и мне не хватает такого молодца-силача, как ты, но который не стал бы
доверять скандальным людям.
     Горелка слегка побледнел и сказал, запинаясь:
     - Все   эти   штуки,   когда  можно  влипнуть,   доставляют  одни  лишь
неприятности. Все это вздор. Я не привык решать дела с ходу.
     - Ну и шутник же ты!  - засмеялась Гаду. - С тобой не соскучишься! Даже
если вдруг влипнем,  если будет все плохо,  здесь риска не  больше,  чем при
путешествии в новые земли, откуда возвращаются при деньгах. Президент всегда
помилует...
     - Почем знать? - усомнился Горелка.
     Но подлая старуха говорила наставительно:
     - Хорошо известно, что... судьи робеют, относятся попустительски к тем,
кто смело водит их  за нос,  а  что касается президента республики...  можно
быть в нем уверенным.  Этот человек, в сущности, добрый дядя, который охотно
подписывает помилование.  И  нечего бояться,  я  тебе говорю,  даже в  самом
худшем случае.
     Оглянувшись вокруг и убедившись,  что никто их не подслушивает, Горелка
спросил:
     - Да что же нужно сделать-то, скажите, матушка Гаду.
     Зловещие глаза старухи сверкнули от  радости.  Она  поняла,  что отныне
этот  хулиган завоеван ею.  И  нужно  только  проявить достаточную ловкость,
чтобы добиться его безграничной преданности.
     Гаду взяла за руку Горелку, притянула его к себе и сказала игриво:
     - Знаешь,  к  любому делу не  приступают сразу же,  и  потом,  наконец,
хорошо бы, чтобы это прошло незаметно, чтобы не влипнуть...
     - О чем же идет речь?  -  прервал ее Горелка, который любил точность во
всех делах.
     - Об одной бабенке,  -  объявила Гаду, прищурив глаза, - с которой надо
бы уладить дело.  Помни,  если я к тебе обращаюсь,  Горелка, значит, считаю,
что ты работаешь по-серьезному и не будешь отлынивать от дела...
     Разговаривая таким  образом,  Гаду  снова искусно сверкнула глазами,  и
нельзя сказать, чтобы это немного не взволновало Горелку!
     Намек на  его прошлое,  сделанный Гаду,  имел существенное значение для
него.
     "Вот те на!  - подумал Горелка, - уж не сам ли Фантомас подослал ко мне
эту старуху? Может быть, действительно, Фантомас?"
     По  правде говоря,  неуловимый маэстро ужасов передавал новости о  себе
через воров.  Никто не  забыл,  однако,  что и  за Горелкой числился должок,
когда он работал под начальством короля ужасов.
     - Это можно было бы уладить, - начал Горелка.
     Гаду усмехнулась:
     - Черт возьми,  я  правильно подумала.  Мы  к  этому еще вернемся,  мой
мальчик...


     Покинув Гаду,  Зизи возвратился на улицу Спонтини к шести часам вечера,
проскользнув через  черный  ход  для  прислуги почти  бесшумно,  как  кошка,
которая стремится улизнуть со своей украденной добычей.
     - Даю голову на отсечение,  -  говорил себе Зизи, - что я собирал о них
сведения только в  качестве развлечения!  Если я понадоблюсь хозяевам и меня
не найдут на месте, это плохо кончится! Ах, черт возьми!
     Зизи действительно плохо начал на  своем месте.  Еще  прошло очень мало
времени с  тех пор,  как он служил у барона де Леско,  но он не отличался ни
особенным усердием,  ни  пристрастием к  работе.  Он  уходил после  полудня,
слонялся по улицам, не стремясь даже получить разрешение на отсутствие.
     - Вот что, - решил грум, когда проскользнул в людскую, - дай Бог, чтобы
все обошлось!  В конце концов, если меня спросят, чем я занимался, то скажу,
что начищал до блеска крышу!
     Но это объяснение было малоправдоподобным, причем, в такой степени, что
он стал искать другое.
     - Между тем, - рассуждал он, - я мог бы навестить мою больную бабушку!
     Но потом ему показалось, что это опасно!
     - Что за  глупости!  -  заключил он.  -  Не следует говорить о  больной
бабушке.   Вдруг  им  вздумается  заняться  моей  семейкой.   Но  она  столь
малопривлекательна, что я бы предпочел, чтобы они о ней ничего не знали.
     В  то время как он рассуждал таким образом,  в  людскую вошел дворецкий
барона - Дезире.
     - Ты наконец вернулся, проклятый бездельник!
     - Разумеется,  -  ответил Зизи.  -  Вы, наверное, приняли меня за моего
брата, мсье Дезире?
     - За твоего брата? - переспросил Дезире. - Почему же?
     - Но не меня же вы назвали бездельником.
     К несчастью, Дезире был не в духе, чтобы шутить.
     - Помалкивай!  -  грубо приказал он  груму.  -  И  прекрати паясничать!
Откуда ты вернулся?
     - Оттуда, - ответил Зизи, предпочитая не давать определенных ответов.
     - Ты был в погребе, не правда ли?
     - Да,  -  ответил грум,  на этот раз не колеблясь, поскольку Дезире еще
утром приказал ему убрать туда бутылки.
     Но  Зизи не  везло.  Едва он сказал неправду о  том,  что "вернулся" из
погреба, как дворецкий резко схватил его за руку и встряхнул:
     - Ну что же,  если это так,  тебя ждет хорошенькая взбучка от господина
барона!.. Хозяин в ярости!..
     - Почему же? - спросил Зизи.
     - Ты разбил семь бутылок.
     Зизи не ответил...
     В  этот  момент  его  живой  ум  старался отгадать,  правду ли  говорит
дворецкий, обвиняя его таким образом.
     Зизи твердо знал,  что он  не разбил ни одной бутылки в  погребе по той
причине,  что он там не был.  Зизи пытался понять, не насмехается ли над ним
Дезире?  Не стремится ли дворецкий свалить на его голову оплошность, которую
только он один мог допустить.
     Зизи не колебался.
     - Бутылки, - сказал он. - Да, бутылки большой ценности не представляют!
А  вот вино,  содержащееся в  них,  стоит дорого.  Но я же не разбивал вино,
значит...
     Зизи еще  не  успел закончить фразу,  как Дезире наградил его тумаком и
двумя  подзатыльниками,  что  указывало  на  то,  что  дворецкий не  обладал
чувством юмора.
     - Вот  так  случай,   -   продолжал  рассуждать  Зизи.  -  До  сих  пор
существовала связь между бутылкой и мной!  И я знаю, какая! Нужно, чтобы оно
было слегка замороженным...  так  как  это  не  шампанское,  а  другое вино.
Предъявите счет! Не разбивайте больше!
     И  довольный  тем,   что  за  ним  осталось  последнее  слово,  оставив
обезумевшего от  ярости дворецкого,  Зизи вышел из людской,  чтобы побродить
где-нибудь, побыть в более спокойной обстановке...


     Было около восьми часов вечера.  Гости,  приглашенные на  ужин,  должны
были вот-вот начать съезжаться. Как много времени впустую потратил дворецкий
Дезире на этого бесшабашного мальчишку!
     В  этот же самый момент в  своей комнате Валентина заканчивала вечерний
туалет.  Накануне молодая женщина вернулась с Монмартра очень взволнованной.
Она много думала о своем романтическом приключении,  но не могла разобраться
ни в его значимости, ни в возможных последствиях.
     Кто же  любил ее?  Любил ли  в  действительности?  Не  попала ли  она в
западню, расставленную проходимцем?
     Эти вопросы задавала себе Валентина,  но  ей  не  удалось найти на  них
ответа.
     Как трудно было перестать сомневаться!
     Ей показалось,  что ее великолепный кулон был похищен именно в  доме на
улице Жирардон...  Тогда похитителя было бы нетрудно найти!  И  все-таки она
сомневалась!
     К тому же Валентине показалось, что когда она покидала Монмартр, кто-то
шел за ней следом. Может быть, это был воришка?..
     Она была так далека от мысли, что это шел ее собственный грум!
     Когда она  была  уже  одета и  оставалось только выбрать драгоценности,
Валентина вновь взяла себя в руки.
     - Хватит,  - сказала она решительно. - Я должна перестать думать о том,
что произошло со мной вчера.  В этот вечер я надену другие драгоценности,  и
никто не заметит исчезновения моих бриллиантов...
     Она уже была готова к выходу и приказала своей горничной принести цветы
для ее корсажа.
     - Мадам,  не  хотите  ли  вы  взять  эти  прекрасные розы?  -  спросила
любопытная горничная.
     - Нет, - сухо ответила Валентина.
     Когда горничная вышла,  баронесса долго смотрела на  стоящий на круглом
столике в углу комнаты букет необычных,  неповторимых, чудесных, устрашающих
черных роз.
     Час  назад  рассыльный  принес  эти  розы  на  улицу  Спонтини  на  имя
баронессы.  Визитная карточка отсутствовала,  и  рассыльный не  назвал имени
приславшего их мужчины.
     Нервным движением руки Валентина схватила цветы,  смяла их и  бросила в
мусорную корзину.
     - Если эти цветы принес мне Юбер,  -  прошептала молодая женщина,  - он
мне ответит сию же минуту. Мне не нравятся такие шутки дурного тона... И эти
розы внушают мне страх.
     Она задумалась немного, затем произнесла с сомнением в голосе:
     - Но разве Юбер мог прислать мне черные розы?
     Как раз в этот момент вошла горничная и сообщила молодой женщине:
     - Господин Асторг уже  прибыл,  и  господин барон предупредил,  что  он
сейчас спускается в салон.


Глава 8

ЗАГАДОЧНЫЙ ОСОБНЯК

     Фандор и  Жюв шагали взад и  вперед по улице Лафайет,  с воодушевлением
обсуждая свои дела.
     Они  позавтракали вместе и  собирались уже  расстаться.  Разумеется,  в
момент расставания они  снова вспоминали о  тысяче вещей,  которые хотели бы
сказать друг другу.
     К тому же они оба были грустными и казались очень озабоченными.
     - Жюв,  -  сказал Фандор,  пожимая плечами с подавленным видом.  - Ваша
железная логика нас  никогда не  подводила.  Признайтесь,  что мы  находимся
просто в ужасном положении.  Начиная с трагических событий в Булони,  мы все
время  впутываемся  во  всевозможные  авантюры...  идем  наугад...  проводим
расследование вкривь и вкось.
     Фандор остановился,  он слегка постукивал ногой.  Жюв,  опустив голову,
прислушивался, не отвечая.
     - Поскольку, - продолжал Фандор, - мы не имеем никаких известий от тех,
кого следовало бы снова найти.  Фантомас исчез...  Его сын Владимир, по всей
вероятности,  он действительно является его сыном,  исчез также таинственным
образом...  в толпе людей,  прибывших на праздник,  и до сих пор мы не можем
напасть на  их  след...  Никто не  видел с  тех  пор  Фирмену...  Ваши самые
искусные сыщики никогда не обнаруживали на месте того, кого искали.
     На какую-то секунду Фандор замолчал,  болезненная судорога исказила его
лицо, затем он снова начал говорить глухим голосом:
     - Что касается Элен,  дочери Фантомаса,  моей бедной Элен... Мы даже не
знаем, жива ли она!
     С  трудом  сдерживаемые рыдания слышались в  голосе  молодого человека.
Добрейший Жюв, с досады покусывая губы, старался его утешить.
     - Фандор,  -  заявил он,  - не стоит поддаваться унынию!.. К тому же ты
преувеличиваешь.  Мы знаем с тобой,  что Элен жива, поскольку в Булони через
Малыша,    которого   ты   остановил,    она   передала   тебе   послание...
следовательно...
     Но  Жюв вынужден был прервать свою речь.  Фандор ухватил его за лацканы
сюртука.
     - Жюв,  -  простонал журналист,  - ее послание только оживило мое горе!
Да!  Несомненно!  Элен жива! Но где она? Мы не можем даже выдвинуть малейшую
гипотезу!..  Этот Малыш, о котором вы мне говорите, является, как и Бузотер,
частью ярморочных деревянных коней.  Но  они также нигде не  найдены.  Вы же
проводили розыск этой  карусели по  всей  Франции,  даже в  целом мире.  Все
напрасно! Нигде, нигде ее нет!
     Голос Фандора, казалось, потонул еще раз в сдерживаемом рыдании.
     - Жюв,  -  заключил молодой человек,  -  сталкивались ли вы с ситуацией
более трагичной,  чем моя?  Любить так,  как я  люблю,  и при этом опасаться
потерять свою возлюбленную.
     Слушая друга,  Жюв  сделал над  собой  усилие,  стараясь не  показывать
своего подавленного настроения.
     - Конечно,  мой дорогой,  -  начал Жюв,  -  все это не так весело. Но в
конце концов все определится.  Я изменил пословицу,  Фандор: там где любовь,
там и надежда! Ты любишь и любим! Надейся!
     Жюв остановился на секунду, потом закончил:
     - Мне не хотелось бы тебя, Фандор, моего соратника по совместной работе
уже  в  течение десяти  лет,  утешать так  глупо  и  банально.  Вспомни наши
предыдущие приключения.  Много раз мы уже думали, что навсегда потеряли след
Фантомаса,  затем в  один  прекрасный день  его  фантастический силуэт вновь
возникал перед  нами.  И  опять новая борьба,  новые сражения,  иногда новые
победы!  Мужайся,  Фандор!  Не поддавайся унынию,  ведь ты любишь и любим! Я
уверен,   что   когда-нибудь  вы   будете  наслаждаться  счастьем,   которое
заслужили...
     Жюв  говорил тепло и  очень взволнованно.  С  отеческой сердечностью он
тряхнул руку Фандора и сказал ему:
     - Мужайся,   мой  дорогой,   никогда  не  сдавайся!  Не  чувствуй  себя
побежденным! Всегда будь готов к борьбе!
     - Я понял,  -  прервал его Фандор. - Нужно уйти с головой в работу. Это
лучший способ как-то заглушить горе.  Но мне так тяжело,  Жюв...  Ну что же,
пора браться за дело! До вечера, Жюв.
     Фандор порывисто сжал  руку  своего друга.  Затем,  не  сказав более ни
слова, удалился.
     Что тут поделаешь?  Этот симпатичный молодой человек страдал,  мучился.
Он искренне и горячо любил дочь Фантомаса, Элен, не подозревая даже, в какой
трагической ситуации она находится.
     Фандор,  в чем он только что признался Жюву,  действительно старался не
поддаваться унынию.
     И  чтобы  отвлечься  от  мрачных  мыслей,  ввести  в  заблуждение своих
противников,  он  решил заняться делом и  стал работать репортером в  газете
"Столичные новости".
     Он работал лихорадочно, увлеченно...
     Итак,  покинув Жюва,  Фандор поспешил на работу, в редакцию. Но едва он
вошел в контору и приступил к работе, как служитель тихо постучал в дверь.
     - Войдите, что случилось? - спросил Фандор.
     - Какая-то дама хотела бы видеть редактора уголовной хроники.
     Жером Фандор улыбнулся,  услышав, как теперь его величали в обществе. И
все  это  из-за  его  многочисленных приключений  и  той  роли,  которую  он
неоднократно играл в борьбе, предпринятой обществом против Фантомаса.
     - Кто она?
     - Вот визитная карточка...
     Репортер  взглянул  на  протянутую привратником визитную  карточку.  Он
прочел простое имя: "Баронесса де Леско".
     - Пусть войдет,  -  приказал Жером Фандор,  которому это  имя ничего не
говорило.
     И подумал:  "Мне надо хоть чем-нибудь заняться... Обязательно придумать
что-то, иначе я сойду с ума".


     Накануне этого дня Морис Юбер,  отвечая на упреки баронессы де Леско, с
неоспоримой искренностью уверил ее,  что он  не  посылал ей  никакого букета
черных роз.
     Сначала Валентина не  хотела  поверить,  но  затем  она  вынуждена была
признать себя сраженной его аргументами и сделать вывод о его непричастности
к появлению столь зловещих цветов.
     Когда оказалось,  что Морис Юбер не посылал ей столь интригующие цветы,
Валентина  пришла  к   выводу,   что  он  не  может  быть  тем  необычным  и
подозрительным типом, который преследует ее своими ухаживаниями.
     И все-таки молодую женщину почти не тронул столь утонченный подарок.
     Чем   больше  она   рассуждала,   чем  больше  думала  о   таинственных
приключениях, жертвой которых она стала, тем более неоспоримым казалось, что
человек, который ухаживает за ней, является подозрительным мошенником.
     "Застежка на  моем кулоне была прочной,  цепочка из  платины только что
проверенной,  -  думала Валентина.  -  Я не могла потерять кулон. Его у меня
украли. И это сделал таинственный незнакомец с улицы Жирардон".
     И,  ужаснувшись,  молодая  женщина  попыталась  распутать  малоприятную
интригу...
     Несомненно, вор принял во внимание ее страх перед скандалом, рассчитал,
что придя тайком в его дом,  она не осмелится в дальнейшем подать жалобу,  и
вследствие этого его поступок останется безнаказанным.
     Однако  если  так  рассуждал подлый  субъект,  попытавшийся смутить  ее
словами любви,  использовавший свои  эмоции для  ограбления,  если мошенник,
превратившись в шантажиста,  подумал,  что проявил достаточное коварство, то
он глубоко ошибался.
     - Тем хуже для меня! Тем хуже для него! - решила Валентина на следующее
утро, заканчивая свой туалет.
     Молодая женщина знала, как и весь Париж, имя Жерома Фандора. Кроме того
она знала,  вероятно, по светским разговорам, что журналист соединяет в себе
безупречный такт с профессионализмом. Она решила разыскать его.
     - Этот авторитетный человек мне поможет,  -  надеялась Валентина.  -  И
ведь я уже знала его раньше... хотя он об этом не догадывался.
     Не  колеблясь более,  под  предлогом пешей  прогулки она  отправилась в
редакцию  журнала  "Столичные новости",  чтобы  посоветоваться с  тем,  кого
обычно называли "полицейским репортером".
     Увидев входящую баронессу де  Леско,  Жером Фандор встал,  чтобы учтиво
поприветствовать ее, и придвинул к ней кресло.
     Он осведомился о назначении ее визита и, не прерывая ее и, казалось, не
удивляясь, выслушал подробное повествование молодой женщины.
     - Мадам,  -  объявил наконец Жером  Фандор  тоном  холодной вежливости,
являющейся свидетельством большой галантности,  - я безгранично предан вам и
обещаю строгое соблюдение тайны,  но  я  хочу узнать,  не  беспокоит ли  вас
опасность огласки.
     - Нет, это меня совершенно не беспокоит.
     - Хорошо, мадам. Значит, решено... Но вы очень эмоциональны, мадам. Это
видно, это естественно...
     Фандор  улыбался,  так  как  чувствовал,  что  Валентина  поставлена  в
затруднительное положение, затем он заговорил очень просто:
     - Мадам,  если я вам обещаю соблюдение тайны,  то,  с вашей стороны, вы
должны мне доверять.
     - Мсье, я считаю, что если я пришла сюда...
     - Вы пришли сюда, мадам, может быть, только потому, что поддались своим
чувствам!  Я  задам вам несколько вопросов и  прошу вас искренне ответить на
них, особенно на три.
     - Я готова, мсье.
     Фандор отклонился назад в своем кресле и посмотрел на Валентину в упор:
     - У вас есть любовник, мадам?..
     Услышав  такой  внезапный  вопрос,   Валентина  вздрогнула,   но  бойко
ответила:
     - Нет, мсье!
     - Тем лучше!.. Подозреваете ли вы кого-нибудь?
     - Я никого не подозреваю.
     - Итак,  позволите ли вы мне быть категоричным и  сделать все для того,
чтобы найти ваши драгоценности?  Не  будете ли вы стремиться пощадить вора и
предпочтете потерять ваш кулон скорее,  чем рисковать, увидев этого человека
арестованным?
     Задав  последний  вопрос,  Фандор,  казалось,  занялся  перелистыванием
бумаг,  но  на самом деле журналист не терял из вида тонкого лица Валентины.
Ему казалось очевидным:  или молодая женщина была искренней, сказав ему, что
не имеет любовника и для нее безразлично, если арестуют вора, или, наоборот,
она солгала ему,  и в этом случае ее тайная стыдливость осложнит его задачу,
и ему придется действовать тогда осторожно.
     Но Фандор вскоре получил дополнительные данные.
     - Мсье!  -  воскликнула молодая женщина.  -  Я  была бы  так рада,  так
счастлива,  если бы  вы  арестовали мошенника!  Это  вор и  ничего более.  Я
полагаю,  что если бы он захотел вызвать скандал, то вы смогли бы справиться
с ним, и поэтому...
     - Успокойтесь,  мадам,  - прервал ее Фандор. - Я надеюсь, что в течение
двух суток вам будут возвращены ваши драгоценности.  Я убежден, что вы имели
дело с шантажистом... И все уладится.
     Встав, журналист подчеркнул, что прием окончен. Валентина спросила его:
     - Должна ли я снова прийти сюда, мсье?
     - Нет необходимости, мадам, я вас уведомлю, как только мои поиски дадут
результат.
     Спустя четверть часа после того, как баронесса де Леско возвратилась на
улицу Спонтини,  тронутая теплым приемом,  который ей только что оказали,  и
очень надеясь,  что журналист постарается отыскать ее  бриллианты,  Фандор в
мягкой  шляпе,  опираясь  на  тяжелую  трость  со  свинцовым  наконечником и
посвистывая, шагал по улице Тардье.
     - Вернулся ли Жюв, мадам? - спросил он, обращаясь к консьержке.
     - Еще нет, мсье!
     - Тогда  я  пойду  прогуляться.  Передайте ему,  чтобы  он  меня  здесь
подождал.
     - Договорились, мсье.
     Фандор,  будучи  жителем  Монмартра,  хорошо  знал  расположение  улицы
Жирардон.  Он  быстро поднялся по  ступенькам,  которые вели  к  Сакре-Кеер,
сориентировался, подошел к загадочному особняку.
     Что же собирался сделать журналист?
     Просто-напросто он  намеревался постучать в  дверь дома,  где  проживал
вор, укравший у баронессы де Леско бриллианты!
     Согласно приобретенному опыту Жером Фандор не сомневался в выбранном им
методе нахождения бриллиантов молодой женщины.
     Из  всех преступников шантажисты наиболее трусливы по своей природе,  и
поэтому их легче всего брать на испуг.
     Фандор  считал,  что  достаточно только предупредить человека,  который
мошенническим способом украл бриллианты,  достаточно напугать его,  чтобы он
покорно подчинился.
     - Черт возьми! - воскликнул Фандор. - Есть тут... кто-нибудь?
     И чтобы представить себе гостей загадочного особняка,  репортер с силой
потянул за колокольчик, который служил звонком при входе в сад.
     Прошло некоторое время, звонок перестал вибрировать, но никто не вышел,
чтобы открыть дверь.
     - Да,  -  произнес Фандор.  -  Уж не глухие ли они там случайно? - И он
начал трезвонить сильнее и сильнее, но все было напрасно.
     - Проклятие!  -  выругался Фандор.  -  Обязательно нужно, чтобы они мне
ответили.
     Продолжая звонить, он взялся за ручку двери, пытаясь открыть ее...
     Дверь была заперта на замок!
     Фандор пришел в замешательство. Валентина сказала ему, что накануне она
беспрепятственно вошла в сад,  что ей не пришлось даже звонить,  значит, вор
изменил тактику.
     - Ладно,  ладно,  -  проворчал журналист,  потрясая створками двери,  -
посмотрим, за кем будет последнее слово.
     Фандор сделал несколько шагов,  рассматривая со  всех  сторон маленький
особнячок.  Все окна были наглухо закрыты, ставни тоже. Дом имел заброшенный
вид. Фандор отступил до середины дороги и спросил:
     - Неужели там никого нет?
     Затем,  поскольку его  призывы остались безответными,  он  очень громко
крикнул:
     - Черт возьми, черт! Я пришел слишком поздно. Надо убираться отсюда.
     И, пожав плечами, он пошел прочь.
     Отказался ли Фандор от мысли проникнуть в этот загадочный особняк?
     Ни за что!
     Фандор просто разыгрывал комедию.
     Будучи простым детективом-любителем,  он не имел права взламывать дверь
жилища, как это делают агенты официальной полиции, и поэтому он вынужден был
отступить и  принять  отчаявшийся вид,  чтобы  убедить  жителей  особняка  и
заставить их подумать,  что он отказывается от своей затеи проникнуть в дом.
Но Фандор не завернул за угол улицы Жирардон,  а ускорил шаги и, спустившись
с горы, направился на площадь Сен-Пьер.
     - Как же я забыл, - воскликнул Фандор, - что Жюв ждет меня!
     Фандор сошел поспешно по  многочисленным ступенькам,  которые живописно
спускались на улицы Монмартра,  и отправился на встречу с Жювом,  к счастью,
ожидавшим его.
     В  двух  словах журналист ввел полицейского в  курс дела,  связанного с
визитом баронессы де Леско.
     - Это вполне банальное дело,  -  заключил Фандор,  -  но оно нас должно
заинтересовать... И, кроме того, мадам де Леско такая симпатичная женщина. Я
рассчитываю на вас, Жюв.
     Полицейский уже взял свою шляпу.
     - Мы идем немедленно, чтобы покончить с этой попыткой шантажа...
     В  сопровождении инспектора Фандор поднялся во второй раз по ступенькам
на  гору.  Жюв  остановился на  минуту  перед  магазинчиком,  где  продавали
различные слесарные инструменты.
     - Здравствуйте,  -  сказал он,  пожимая руку хозяину лавочки,  грузному
человеку  с  насмешливым  прозвищем  "Кусачки",  которого  полицейский  знал
давным-давно.  - Пойдемте с нами, мой дорогой. Вы поможете нам взломать одну
дверь...
     - Иду, иду, - отвечал он.
     И вооружившись отмычками, лежащими на верстаке, он пошел вместе с ними.
     Вскоре небольшая группа прибыла на улицу Жирардон и  остановилась перед
домом, внутрь которого часом назад Фандор не смог проникнуть.
     - Открывайте! - приказал Жюв.
     Его  помощник выполнил приказание.  Он  использовал три отмычки,  после
чего калитка палисадника открылась.
     - Еще одна, - констатировал хозяин лавочки.
     В это время Жюв наблюдал за фасадом здания.
     - Очень любопытно,  -  заметил он Фандору, - они, должно быть, еще спят
там или же...
     Но Жюв не закончил фразы. Он указал на дверь подъезда:
     - Откройте, пожалуйста!
     Хозяин лавочки,  будучи хорошим специалистом,  затратил на  эту  работу
всего две минуты,  так как он  когда-то специально изучал способы быстрого и
бесшумного открытия дверей с помощью отмычек.
     - Ваша заявка выполнена, патрон.
     - Очень хорошо, спасибо.
     Чтобы отделаться от рабочего, Жюв дал ему сорок су и отправил обратно:
     - Спасибо, вы можете идти.
     И когда последний ушел, нужно было действовать.
     - Вы готовы, Жюв?
     - Вполне, Фандор.
     Прежде всего они проверили,  заряжены ли револьверы, лежащие в карманах
пиджаков.
     Тогда  Фандор толкнул ногой приоткрытую дверь,  а  Жюв,  вбежав первым,
закричал:
     - Именем закона!
     Но замолчал, застыв от удивления.
     Валентина подробно описала  Фандору вестибюль маленького особняка,  как
женщина, привыкшая к подобной обстановке. Это был роскошный вестибюль, стены
которого  обтянуты  плотными  коврами   и   освещены  бледно-голубым  светом
электрических ламп...
     Когда дверь открылась,  Жюв и  Фандор увидели вестибюль,  но  не таким,
каким  его  описала  Валентина.  Это  оказался холл  нежилого,  давным-давно
покинутого дома.  Здесь не было ни мебели,  ни драпировки.  Все было покрыто
пылью, затянуто паутиной.
     - Будьте осторожны, - посоветовал Жюв, который держал револьвер в руке.
     Помня описания Валентины,  Фандор пересек вестибюль и  подошел к двери,
ведущей в салон.
     Резким движением он открыл дверь.
     - Странно! - воскликнул он, остановившись на пороге...
     Куда же девалась старинная мебель,  которую Валентина видела в  салоне,
ценные шкатулки, статуэтки, роскошь интерьера?
     Так же как и  в  вестибюле,  в салоне не было ни мебели,  ни ковров,  а
царило полное запустение. Казалось, здесь никто не жил уже очень давно.
     Жюв бросил взгляд на Фандора.
     - Мой друг,  она посмеялась над тобой,  это баронесса,  - констатировал
он.
     По всей очевидности, такое объяснение сразу пришло ему на ум.
     Но почему же тогда Валентина,  почему баронесса де Леско выдумала такую
странную басню и рассказала ее Фандору? Почему она обманула его именно таким
образом?
     - Странно, очень странно, - повторял Фандор.
     И чтобы лучше разобраться в реальности происходящих вещей,  журналист в
обществе Жюва осмотрел особняк сверху донизу.
     - Мы,  наверное,  ошиблись,  -  сказал репортер.  - Мы собирались найти
другой вестибюль, другой салон.
     Но они ничуть не ошиблись. Проведенный ими тщательный осмотр покинутого
особняка  только  убедил  их  в  том,  что  дом  действительно  давным-давно
необитаем.
     Немного усталые друзья вышли к подъезду.
     - Это уж слишком! - прошептал Жюв.
     - Да, слишком, - согласился Фандор.
     Журналист внезапно нахмурил брови и выругался:
     - Черт возьми, что бы это могло значить? Не может быть, чтобы Валентина
де Леско посмеялась надо мной таким образом. Я не вижу, с какой целью она бы
так поступила.  Но  все же,  если она нашла дом обитаемым вчера,  то  именно
вчера ее шантажировали и украли у нее два бриллианта, создав соответствующую
обстановку.  Недопустимо,  чтобы все это разобрали в течение дня.  Ну что ж,
посмотрим...
     Оставался еще один простой способ распутать клубок.
     Напротив  особняка находился маленький домишко,  где  какая-то  женщина
вытряхивала одежду.
     Фандор подошел к ней и спросил:
     - Мадам,  вы  не  могли бы  мне сказать,  вчера во  второй половине дня
отсюда никто не выезжал?
     Оторвавшись от своих дел, женщина в свою очередь задала вопрос:
     - Отсюда, мсье? Нет, никто не выезжал.
     - Но, мадам, - настаивал Фандор, - в этом доме жили, не правда ли?
     И  он  указал  на  загадочный  особняк.  Его  собеседница  отрицательно
покачала головой.
     - Жил ли кто-нибудь в этом особняке,  мсье?  Нет,  мсье!  Вот уже более
десяти лет я проживаю на этой улице и всегда знала, что в этом доме никто не
жил. Неизвестно даже, кому он принадлежит.
     - Вы уверены в этом, мадам?
     - Совершенно уверена.
     Не было смысла больше настаивать. Фандор это понял.
     Затем,  чтобы  убедить  добрую  женщину,  почему  этот  дом  привлек их
внимание, он добавил:
     - Мы архитекторы и считаем... Кот бурмасек!.. Кот бурмасек...
     Фандор  закончил  фразу,   пробормотав  нечто   совершенно  непонятное,
сопровождая  при  этом  свою  речь  самой  обаятельной  улыбкой  и  любезным
поклоном.  Это ничего не означало,  но оставляло о  нем хорошее впечатление!
Это была еще одна из его добрых шуток.
     Затем Фандор подошел к Жюву и спросил его:
     - Вы все слышали?
     - Да... Баронесса обманула тебя!
     - Нет! - возразил Фандор. - Это невозможно.
     - Тогда как же ты объяснишь все случившееся?
     Жюв бросил взгляд на Фандора.  Он видел, как тот пожал плечами, скривил
губы, сделал недовольную гримасу.
     - По правде сказать,  - сознался Фандор, - какое же объяснение мог бы я
дать? Никакого. Это загадка.
     И помрачнев, став еще более озабоченным, Фандор продолжал:
     - Скажите мне,  Жюв,  вот  что...  Представьте себе,  что  это дело еще
далеко не закончено. Я мог бы рассчитывать на вас?
     - Разумеется!
     - А вы обязаны официально заявить о нем в Службу безопасности?
     - Когда ты этого захочешь...
     - Тогда завтра!
     - Решено!
     Друзья покинули Монмартр.


Глава 9

ЖАП... ЖАП...

     - О чем он вас спрашивал сейчас, мсье Жюль, этот слабоумный?
     - По  правде сказать,  ни  о  чем  особенном,  мсье Жозеф.  Это кретин,
который  через  каждые  десять  минут  приходит  справиться  о  письмах  "до
востребования".
     - Так в чем же дело?
     - Дело  в  том,  что  не  было корреспонденции с  самого последнего его
визита.  И я, естественно, не проверил груду писем... Вот об этом он и пошел
жаловаться приемщику.
     - А что он сказал приемщику?
     - Ничего.  Он спровадил этого добродушного малого.  Подумать только! Он
изучал его приходный журнал!
     Подтрунивая над  публикой,  повесив на  проволочную сетку своего окошка
дощечку с ироничной надписью: "Закрыто", двое служащих почты приготовились к
уходу домой, а на их место должна была прийти вторая послеполуденная смена.
     Начиная с самого утра, у них не было ни минуты отдыха, ни минуты покоя.
Почтовое  отделение,  к  которому они  принадлежали,  относилось к  торговой
палате и  было действительно всегда перегружено,  всегда заполнено публикой.
Но именно в это утро ситуация сложилась еще хуже, чем обычно.
     Отдел "до востребования",  как всегда по  субботам,  посещало несметное
количество молодых дам, приходивших получить послания от своих возлюбленных,
назначавших свидания на воскресенье...  Телеграф тоже работал безостановочно
в  результате  громкого  судебного  процесса,  требующего наиболее  сложного
телеграфного  обмена  между  прокуратурой Парижа  и  прокуратурой провинции.
Обстановка накалилась, и нервы служащих были напряжены до предела. Поэтому в
утренний  прием   приемщику  приходилось  успокаивать  приходивших  к   нему
недовольных клиентов, выдвигавших самые несуразные требования.
     Теперь  эта   тяжелая  работа  заканчивалась.   Происходила  пересменка
служащих, и, как отметил с пафосом господин Жозеф: "Нельзя сказать, что этой
смене так уж досталось!"
     Но как раз в  тот момент,  когда электрические часы пробили полдень,  а
приемщик выходил из  своего  почтового отделения,  случилось непредвиденное:
служащий, занятый приемом пневматической почты, воскликнул:
     - Но они все посходили с ума,  черт подери,  там,  на Центральном!  Они
морочат нам голову!
     Остальные даже притихли, а приемщик бросился вперед:
     - Что  еще  там  произошло?  Вы  не  могли  бы  выбирать более вежливые
выражения?
     Недовольный служащий подошел к нему.
     - Посмотрите,  господин приемщик,  -  объявил он, - вот что Центральное
почтовое отделение послало нам в последней партии.
     Служащий протянул приемщику узкий маленький пакетик из  кожи,  один  из
тех,  которые,  сгруппированные вместе,  образуют пневматические партии.  Их
посылают  во  все  почтовые  отделения  и   перевозят  транзитом  в  течение
нескольких минут. Письма, посланные по пневматичке, - так обычно называют их
в народе.
     Но  служащий был разгневан и  возмущен тем,  что внутри одного из  этих
пакетиков он обнаружил маленькую хрупкую коробочку.
     - Черт подери!  -  преувеличивая свое возмущение,  воскликнул служащий,
свирепо  смотревший на  приемщика.  -  Существует немудреное распоряжение по
этому вопросу:  в пневматических партиях не должно быть твердых тел.  И если
Центральное отделение посылает коробочки, то от него можно всего ожидать. Да
они совсем там стыд потеряли!  Шеф, если произойдет закупорка труб, то у нас
будут неприятности!
     - Замолчите же!  -  грубо прервал его приемщик. Он взял из рук рабочего
коробочку,  полученную  по  пневматической  почте,  и  стал  с  любопытством
рассматривать.
     - Вы правы.  Я  никак не могу понять,  каким образом по Центральному им
позволили передавать такой  предмет.  Какому отделению эта  коробочка должна
быть передана?
     - На ней отсутствует штемпель, шеф.
     - Еще лучше! Но если есть рекламация...
     - Может быть, нужно сообщить куда-нибудь?
     - Естественно, я позвоню.
     Сделав знак служащему следовать за ним, приемщик вошел в свое отдельное
помещение. Обладая привилегией, он добился быстрого соединения с Центральным
отделением,  через  которое  проходит  вся  пневматическая почта.  Он  резко
обратился с жалобой:
     - Алло!  Вы  меня слышите?..  С  вами говорит приемщик торговой палаты.
Алло!..  С  последней пневматической партией вы отправили коробочку,  но без
штемпеля. Почему вы изволите так шутить?
     Разумеется,  приемщик  Центрального  отделения,  к  которому  обращался
приемщик торговой палаты,  был не в курсе дела.  Ему потребовалось несколько
минут,   чтобы  проверить,  уточнить  данные,  а  затем  вновь  вернуться  к
разговору:
     - Алло!  Вы  сказали,  что  мы  вам  отослали  по  пневматической почте
коробочку?
     - Да!
     - Какой партией?
     - Партия даже номера не имеет! Но она последняя.
     Прошло  еще  несколько секунд,  затем  служащий  Центрального отделения
снова подошел к телефону.
     - Господин приемщик,  -  заявил он.  -  Мы  ничего не  поняли из вашего
объяснения. Мы не посылали в ваше отделение почту с 11 часов...
     - Я говорю вам о партии, прибывшей только что, - прокричал приемщик.
     - Но мы вам не посылали никакой партии.
     Утверждение было настолько необычным, что приемщик возмутился.
     - Можно подумать, что я сошел с ума, - прорычал он в трубку. Проклятие!
Представьте себе,  что если у меня в руках пневматическая партия,  то кто же
мне ее послал,  как не вы?  Она же не могла сама по себе попасть в трубы, не
правда ли?
     Какой же  ответ можно дать  на  подобный вопрос?  Приемщик Центрального
отделения только и мог сказать:
     - Мы постараемся провести расследование, мсье.
     Затем он бросил телефонную трубку.
     - Вот так история!  -  прокричал приемщик торговой палаты.  -  Скажите,
пожалуйста,  "они проведут расследование"!  Это единственное,  что они могут
сказать там на Центральном!  Какое прекрасное обслуживание!  Как оно отлично
гарантируется!  Но  чем  они  там  занимаются,  эти слабоумные,  заместители
начальников?
     Он вспылил и  никак не мог прийти в себя.  Служащий,  у которого на уме
было только одно -  как  бы  поскорее уйти,  поскольку время его  работы уже
истекло, остерегался гнева своего шефа.
     - Так мы вернем пакет? - спросил он осторожно.
     - Принесите мне эту коробочку, - был ответ.
     Она тотчас оказалась в его руках.
     - Нельзя задерживать этот пакет,  -  заметил приемщик,  -  он адресован
господину Авару,  шефу Службы безопасности.  Мы  не  имеем права задерживать
его.  Вот так штука!  Хотел бы я знать,  какой кретин решился послать его по
пневматической почте. В результате могла бы остановиться вся линия в течение
четырех - пяти ближайших дней и, наконец, если бы линию заблокировали...
     Он  не стал более сгущать краски,  этот добрейший человек,  и  закончил
свои высказывания, передав коробочку служащему.
     - Отнеси  это  немедленно,   но   потребуй  расписку!   Коробочку  надо
куда-нибудь запрятать,  всякое может случиться.  К  тому же,  это  необычная
посылка.  И  я спрашиваю себя,  не перестанет ли существовать пневматическая
почта,  если почтовое отделение будет работать постоянно и регулярно! Что вы
на меня так уставились?
     Служащий не задавал более вопросов,  он только очень торопился, так как
подошло его время ухода с работы.
     - Эй,  парень!  -  позвал он  молодого телеграфиста,  который выделывал
выкрутасы на мотоцикле, раскатывая по улицам Парижа.
     - Отвези это  срочно в  сыскную полицию и  передай в  собственные руки,
получив расписку.
     Отдав  приказание и  наконец  освободившись,  служащий  подбросил вверх
шляпу, затем поспешно стал собираться.
     - До свидания,  друзья.  Я сматываюсь,  -  сказал он своим товарищам. -
Начальник ворчит в  своем кабинете.  Не  знаешь,  какую работу он еще сможет
взвалить на тебя.
     Служащий ушел.  Молодой телеграфист положил в  свою сумку ту коробочку,
само  присутствие  которой  совсем  недавно  так  взбудоражило все  почтовое
отделение торговой палаты, и, гордый от возложенной на него задачи, поехал в
полицию.  По пути он забавлялся тем, что подражал крикам различных животных,
начиная от  быка  и  лошади,  затем переходя к  соловью,  вороне,  сверчку и
заканчивая кошкой... Впрочем, у него это получалось совсем неплохо.
     Спустя несколько минут  он  оказался на  набережной Орфевр,  в  мрачных
кулуарах Службы безопасности,  где  осторожный привратник остановил его  при
входе:
     - Ты хотел бы получить расписку за это? Ну, разумеется, только сам мсье
Авар мог бы  тебе ее  дать,  потому что пакет адресован именно ему.  Подожди
немного. Он занят с инспектором. Я тебе принесу расписку через две минуты.
     Мсье  Авар,   шеф   Службы  безопасности  был   действительно  занят  с
инспектором по имени Жюв.
     Ранним  утром  Жюв  пришел сюда  на  набережную Орфевр для  "необычного
доклада", заранее записавшись в список желающих посоветоваться с шефом.
     Накануне Жюв  очень поздно расстался с  Фандором.  Журналист подробно и
тщательно  познакомил его  с  данными,  фигурирующими в  рассказе  баронессы
Валентины де Леско.
     Фандор объяснил ему позицию молодой женщины,  в какой степени искренней
она ему показалась,  и мало-помалу ему пришлось разделить с Жювом убеждение,
что на улице Жирардон происходят какие-то непонятные чудеса, в которых очень
трудно разобраться.
     Именно эту  мысль и  старался внушить Жюв  мсье Авару в  течение целого
часа.
     Жюв  не  был  красноречив,  но  его высказывания отличались четкостью и
определенностью.  Его речь всегда была предельно точна, ему всегда удавалось
подобрать интересные аргументы, отличительные детали.
     - Шеф,  -  говорил Жюв,  - эта баронесса Валентина де Леско, сведения о
которой я  собрал  сегодня утром,  весьма  уважаемая женщина.  Она  красива,
богата,  занимает независимое положение в обществе.  То же можно сказать и о
ее муже.  Прислуга ничего не знает о любовниках, просто легкий флирт! Это та
дама,  которая обратилась к  Фандору,  как  я  уже  вам говорил,  по  поводу
украденных у нее бриллиантов. Но насколько с точки зрения Валентины де Леско
все кажется понятным, настолько с точки зрения авантюры, жертвой которой она
стала,  все неясно,  запутано. Я напомню вам детали, шеф. История с музыкой,
экстравагантное объяснение в любви, безумие! Невидимый собеседник! Внезапные
жалобные вздохи и  музыкальные репризы!  И  наконец -  желание избавиться от
посетительницы!   Обнаружение  на   улице   пропажи  кулона  и   наблюдение,
установленное за дамой при ее возвращении домой!
     Сюда следует отнести еще результаты посещения особняка Фандором и мной,
во время которого мы обнаружили,  я уже говорил вам об этом,  что особняк на
улице Жирардон не  только пуст и  необитаем,  но заброшен уже много месяцев,
лет, согласно мнению ближайших соседей.
     Как же нам выпутаться из этого положения?
     Жюв замолчал, устремив вопрошающий взгляд на мсье Авара.
     Шеф  Службы  безопасности,  стараясь что-нибудь  понять,  к  несчастью,
находился в том же затруднительном положении, что и Жюв.
     Несомненно,  что Валентина де Леско, согласно ее социальному положению,
была не способна на ложь.  Значит,  то,  что с  ней произошло,  произошло на
самом деле.  Однако было весьма очевидным, согласно даже сведениям Жюва, что
особняк на  улице Жирардон необитаем уже  давным-давно,  и  вследствие этого
Валентина не могла там увидеть то, что, как ей казалось, она видела.
     У мсье Авара вдруг появилась идея.
     - По  правде сказать,  Жюв,  -  объявил он,  -  у  меня  вдруг возникла
странная мысль. Представьте себе, о чем я подумал?
     - О чем же? - спросил Жюв.
     - Несомненно,  это  действие  опиума.  Опиум  вызывает навязчивые идеи,
мечты, галлюцинации. Не так ли?
     Мсье  Авар,  будучи шефом Сюртэ,  имел один большой заскок.  В  течение
некоторого времени  он  руководил многочисленными операциями,  направленными
против  курильщиков  опиума,  что  было  весьма  распространенным  в  Париже
явлением,   и  теперь  его  мысли  постоянно  витали  вокруг  дел,   историй
курильщиков, торгашей-спекулянтов...
     Как  говорили  полицейские,  он  "зациклился"  на  этом,  стараясь  все
объяснить именно с этой точки зрения.
     - Вот невидаль,  -  ответил Жюв.  -  Это чертовски неопределенно, то, к
чему вы клоните, шеф! Вы полагаете, что мадам де Леско просто жертва опиума.
Тогда,  выходит,  что  она покуривает опиум...  а  мы  об  этом ничего и  не
разузнали. Вот напасть какая!..
     Жюв замолчал на несколько минут, подумал, затем добавил:
     - Но  имеются  такие  факты,  которые  просто  трудно  объяснить только
действием наркотика...  Я допускаю еще историю с необитаемым домом, звучание
музыки,  голубоватое освещение,  словом,  весь  набор  данных,  связанных  с
курением  опиума.  Но  как  же  связать  пропажу,  воровство  бриллиантов  с
действием наркотика?
     Именно  в  тот  момент,  когда  Жюв  стремился увести  своего  шефа  от
выдвигаемой им ошибочной версии, вошел привратник.
     - Мсье Авар,  -  объявил этот славный человек,  - на ваше имя поступила
пневматическая почта...  Нужна  ваша  расписка,  в  связи  с  тем,  что  это
коробочка, а не конверт...
     - Что?  - спросил мсье Авар, не уловив смысла объяснения привратника. -
Что вы мне тут рассказываете?
     Привратник извинился.
     - Я повторил только то, что сказал мне парнишка, - прошептал он.
     И  поскольку в  сущности это  так  мало  значило,  мсье  Авар  поставил
подпись, ни на чем не настаивая.
     - Подайте-ка мне ее сюда!
     Привратник вышел.  Шеф Службы безопасности,  взяв посылку в  руки,  был
очень удивлен.
     - Весьма странно,  -  произнес он,  бросив взгляд на Жюва.  - Подумайте
только,  мне посылают посылку по пневматической почте!  Интересно,  с какого
почтового отделения ее могли бы выслать?
     Мсье Авар поступил так же,  как ранее приемщик,  - он искал штемпель на
маленькой коробочке, но не нашел его.
     - Да, весьма странно, - повторил снова шеф.
     И он развернул пакет.
     Содержимое коробочки удивило в равной степени одного и другого.
     - Вот те на! - произнес Жюв...
     - Черт  возьми,  ничего  подобного я  не  ожидал  от  этой  посылки!  -
прошептал мсье Авар.
     И  он  протянул Жюву тонкую цепочку из  платины с  подвешенными на  ней
двумя бриллиантами.
     - Это кулон мадам де Леско?
     - С виду похож...
     Жюв  вынул  из  своего  кармана  описание  исчезнувшей загадочным путем
драгоценности, выполненное Фандором под диктовку Валентины де Леско.
     - Да,  совершенно точно,  - сказал Жюв, - именно то, что нам нужно. Тот
самый кулон. Но в таком случае, шеф, мадам де Леско все это не пригрезилось,
черт возьми!..  Вор,  наверное,  узнал,  что мы производили обыск в  доме на
улице Жирардон.
     Со  своей  стороны мсье  Авар  терялся в  догадках.  Почему  украденные
бриллианты были возвращены именно ему, шефу Сюртэ, а не баронессе де Леско?
     Каким  образом  вору  удалось прислать драгоценности по  пневматической
почте?
     Он  рисковал привлечь внимание.  Он  имел  один шанс из  тысячи,  чтобы
отказаться от  пересылки.  И  потом,  что означают тогда необычные сообщения
Жюва и Фандора о том, что особняк на улице Жирардон необитаем... Он не может
быть необитаемым,  поскольку,  вполне вероятно,  что Валентина де Леско была
ограблена там...  что вполне реально,  ибо,  как настаивала молодая женщина,
драгоценности были украдены, и теперь ей их вернули.
     - Я в этом ничего, ничегошеньки не понимаю, - объявил мсье Авар.
     - И я не больше, чем вы, - признался Жюв.
     И после минуты молчания, он спросил:
     - Так что же мы теперь будем делать, шеф?
     Это был как раз тот вопрос, на который стремился ответить мсье Авар.
     - Мы не собираемся ничего делать, - заключил он. - Прежде всего потому,
что   драгоценности  возвращены  до   подачи   официальной  жалобы.   Состав
преступления отсутствует.  И кроме того,  эти истории -  удел женщин, всякие
там россказни! Не будем впутываться в подобные авантюры! Итак, Жюв, возьмите
кулон и сегодня же верните баронессе де Леско.  Я не хочу знать, между нами,
получите ли вы вознаграждение.  Разумеется,  вы не отказывайтесь от него, но
чтобы никто об этом мне не доложил!
     - Спасибо, шеф! До свидания!
     Улыбаясь,  ибо возврат драгоценностей,  несомненно,  сулил ему довольно
большое вознаграждение от  потерпевшей,  которое он  рассчитывал разделить с
Фандором,  Жюв  спрятал маленький пакет  в  кармашке своего жилета и  спустя
несколько минут вышел на улицу.
     Стояла отличная погода. Берега Сены, позолоченные солнцем, в буквальном
смысле слова были  усеяны любителями рыбной ловли с  удочками в  руках и  их
поклонниками созерцателями.
     - Вот так штука!  -  рассуждал Жюв.  -  Я  не могу сразу пойти на улицу
Спонтини.  Эта дама должна обедать. Сейчас без десяти час. Я поброжу немного
по улицам и затем пойду ее навестить.
     Не спеша,  медлительным шагом Жюв поднялся на набережную, перебрался на
левый берег Сены,  прошел вдоль берега до  места,  где находился Французский
институт, объединяющий пять академий.
     Когда он  проходил мимо здания академии,  он  заметил большое скопление
народа вокруг группы домов, перед которым усердствовали пожарные.
     - Вот тебе на! Наверное, пожар! - решил он.
     Он ускорил шаги, смешался с толпой.
     - Это пожар? - спросил он.
     - Пожар?  Вы  смеетесь?  -  ответил ему рабочий.  -  Это не пожар,  мой
дорогой, это дыра на дороге, в которую провалился один добрый малый.
     Услышанные  сведения  вызывали  сомнения.  Жюв  проталкивался  локтями,
употребляя власть, и оказался в первых рядах толпы.
     Его не обманули.
     Несколькими минутами раньше на  тротуаре набережной неожиданно случился
большой  провал.  Прохожие  услышали жалобные крики  и  заметили несчастного
раненого человека, барахтающегося в яме среди переплетений труб и телефонных
проводов.
     - Вот,  господин инспектор,  все,  что  известно на  данный  момент,  -
объявил постовой Жюву, который с ним познакомился.
     Пожарные,  срочно прибывшие по вызову,  как и  вообще во всех остальных
случаях,  когда нужно оказать помощь, спасти кого-нибудь, действуя на глазах
у публики, спустились в обвал и занялись спасением несчастного.
     - Поднимай, направо!
     - Тащи, слева!
     - Кладите его здесь, черт возьми!
     Жюв  наблюдал за  работой пожарных.  Четыре  пожарных вытащили из  дыры
несчастного, издававшего жалобные крики; лицо его было в крови.
     Вполне естественно,  что доктор -  в  любой толпе всегда можно отыскать
хотя бы одного доктора - приблизился к пострадавшему.
     - Ничего, мой дорогой, мужайтесь! - сказал он, склоняясь над ним. - Где
у вас болит?
     Человек,  которого положили на  землю,  прикрывая своими  руками глаза,
прекратил вдруг жалобные стенания и закричал:
     - Жап! Жап! На помощь!
     Его трудно было понять, и доктор снова спросил:
     - Посмотрите на меня, вы не поранили себе глаза?
     - Жап! Жап! - снова прорычал человек.
     Ноги раненого судорожно подергивались.
     Жюв, который стоял за спиной доктора, вышел вперед.
     - Да,  - произнес инспектор, - весьма необычное явление. Может быть, он
вас не понимает?
     И, приблизившись к пострадавшему, Жюв отчетливо спросил его:
     - Что у вас болит? Отвечайте же!
     - Жап! Жап, ко мне! Ко мне, Жап!
     Жюв отступил обескураженный.
     - Он сумасшедший! - заявил Жюв.
     В тот же момент доктор произнес:
     - Он слепой! Ах, проклятие!
     Человек,  которому с трудом убрали руки с глаз, предстал перед толпой с
неподвижным, стеклянным взглядом.
     Нельзя сказать,  чтобы  он  был  действительно тяжело ранен.  Его  лицо
кровоточило из-за  содранной в  некоторых местах  кожи,  но  руки  двигались
свободно, а ноги, все еще судорожно подергивающиеся, были целы.
     - Поднимайте его! - посоветовал доктор.
     Пожарные взяли пострадавшего под руки, приподняли его...
     - Посмотрим, сможете ли вы передвигаться?
     - Жап! Жап! - закричал снова он.
     - Он сумасшедший, сумасшедший! - повторял Жюв.
     И  призванный восстанавливать порядок и  оказывать помощь в зависимости
от обстоятельств, что свойственно людям его профессии, Жюв приказал:
     - Пошлите за фиакром, его следует отправить в больницу!
     Приехал экипаж, пожарные поместили в него пострадавшего.
     - Смотрите-ка,  -  заметил Жюв.  -  Весьма странно!  Что за  диковинный
цветок носит этот малый?
     Он  действительно заметил  в  петлице  пиджака  пострадавшего,  одетого
бедно,  но чисто в одежду темных тонов,  странный цветок, настоящую розу, но
черной окраски, цвета черных чернил.
     Но пока еще не пришло время обратить на это внимание.
     - В больницу, быстро! - приказал Жюв. - По требованию полиции!
     И  в  то время,  как в  толпе обсуждали несчастный случай,  в  то самое
время,  как  пожарные огораживали яму  на  скорую руку  с  помощью натянутых
канатов,  чтобы предотвратить возможность близкого подхода к ней и появления
новых жертв,  фиакр, увозивший пострадавшего человека, Жюва и двух сержантов
города, быстро катил по направлению к больнице Шарите.
     Жюв попытался вновь задать вопросы, обращаясь к раненому:
     - Скажите-ка  мне,  как  вы  себя  чувствуете?  Как  ваше имя?  Где  вы
проживаете?
     Но  на  все  эти  вопросы пострадавший отвечал только  одним  выкриком,
казавшимся весьма непонятным призывом:
     - Жап! Жап! Ко мне! На помощь!
     В больнице было еще хуже.
     Как  только  фиакр  въехал во  двор,  санитары схватили пострадавшего и
ввели его в приемный покой для врачебного осмотра,  куда немедленно прибыл и
заведующий клиникой Морис Юбер.
     Пострадавшего раздели, и молодой хирург тщательно осмотрел его.
     - Переломов  нет,   но   налицо   сильное   моральное  потрясение.   Не
беспокойтесь! Он выкарабкается из этого состояния!
     Доктор Юбер обнадежил Жюва,  который, казалось, спрашивал его взглядом,
затем он задал вопросы пострадавшему:
     - Как  вас  зовут?  Хотели бы  вы  подлечиться здесь или  предпочитаете
вернуться домой?
     - Жап! Жап! - отвечал он.
     - Вы  слепой?  -  вновь спросил доктор Юбер.  -  Но  ведь ваши глаза не
причиняют вам боль?  Почему же  в  таком случае вы поддерживаете руками свои
веки? Вы меня слышите?
     - Жап! - произнес снова раненый.
     Сцена была несколько странной, доктор Юбер терял терпение.
     - Принесите электрическую лампу! Прожектор! - приказал он.
     Санитарка принесла  мощную  электрическую лампу,  которую  доктор  Юбер
тотчас направил на таинственного незнакомца.
     - Поверните голову к свету! - снова приказал он.
     И  поскольку человек не  подчинялся,  он вынужден был небольшим усилием
повернуть его к свету, чтобы лучше исследовать раны на его лице.
     Как  только  яркий  свет  коснулся  лица  несчастного,   страдальческая
судорога исказила его черты, и раздался настоящий рев:
     - Жап! Жап!..
     Итак,  снова  раздался  непонятный  призыв,  а  затем  раненый,  словно
одеревенев, упал в обморок...


     Спустя час Жюв покидал больницу, попрощавшись с доктором Юбером.
     - Итак, - сказал полицейский, обращаясь к заведующему клиникой. - Какой
же вывод вы сделали из этого случая?
     - Никакой,  -  быстро ответил практикующий врач.  -  И  могу  повторить
трижды:  я не пришел ни к какому выводу...  Обморок был недолгим, и это меня
не беспокоит.  Но у меня возникли подозрения, не является ли этот несчастный
слепой сверх того еще и  сумасшедшим?  От  него ничего не  добьешься,  кроме
необычного призыва:  "Жап", и я не могу понять, что это означает. "Жап" - не
имя ли это? Или прозвище? И затем...
     - А вы не видели черные розы? - спросил вдруг Жюв.
     - Черные розы?  - переспросил доктор, вздрогнув. - Нет! Что вы имеете в
виду?
     - Странный цветок в петлице этого незнакомца...
     Жюв сообщил об этом вполне естественным тоном, но он не мог не заметить
внезапную бледность доктора Юбера.
     - Что с вами? - участливо спросил Жюв.
     Морис Юбер ответил дрожащим голосом:
     - Вы сказали,  что у этого малого была черная роза в петлице? Вы в этом
уверены, мсье?
     - Абсолютно уверен. Этот цветок меня поразил и вас тоже...
     - Мсье  Жюв,   -  произнес  Морис  Юбер,  -  это  потрясающая  новость!
Представьте себе,  что  вчера  при  необычных обстоятельствах одна  из  моих
знакомых получила букет, состоящий полностью из черных роз. Кто-то строил ей
козни!
     - Как зовут эту даму? - спросил нервно Жюв.
     - Баронесса Валентина де Леско.
     Ничто более не смогло бы так удивить инспектора, как это известие!
     - Весьма странно, - произнес он.
     И  не объясняя Юберу,  что же странного он обнаружил в совпадении,  Жюв
снова спросил:
     - А эта дама не заметила, кто послал ей цветы?
     - К сожалению, нет, что ее и беспокоит.
     Жюв замолчал, сосредоточившись на одну минуту, затем он предложил:
     - Интересно,  если мы  вернемся в  приемный покой,  где вы  осматривали
раненого, то найдем ли там черные розы?
     Увы!  Поиски оказались безрезультатными.  Цветы,  несомненно,  выпали в
фиакре при переезде в  больницу.  Жюв так и  не смог обнаружить ни малейшего
следа.
     Но зато он воспользовался внезапным испугом Юбера,  чтобы заставить его
говорить о баронессе де Леско.
     Он задавал вопросы так искусно,  что,  уезжая окончательно из больницы,
Жюв все более и более удивлялся, боялся даже себе представить, как он сам не
стал жертвой этого необычного кошмара!
     - Эта мадам де Леско! - ворчал он. - Если послушать, что о ней говорят,
то  она  вне  всяких подозрений...  И  однако,  черт возьми,  какие странные
приключения связаны с ее именем! У нее похищают драгоценности, которые потом
и  возвращают!..  Она  посещает вполне  жилой  особняк,  который оказывается
давным-давно покинутым всеми и  заброшенным!  И,  наконец,  эти черные розы,
которые ей  присылают странным образом,  и  точно  такие же,  обнаруженные в
петлице незнакомца,  очевидно,  сумасшедшего!  Бог мой, что бы все это могло
значить?
     Пройдя еще несколько шагов, Жюв остановился и сказал:
     - Однако же,  все совершенно реально!  Я как бы пробудился от сна. Кого
именно этот раненый только что звал Жапом? Жап? Что это такое? Да, нужно все
это вывести на чистую воду.


Глава 10

ЧЕЛОВЕК ПО ПРОЗВИЩУ "ЖАП"

     Валентина  де  Леско  в  изысканном  английском  костюме,   который  ей
удивительно к лицу, свежая настолько, что ей можно было бы дать восемнадцать
лет,  спустилась в  11  часов утра по  ступенькам своего особняка и  вышла к
подъезду.  Она  тщательно  застегнула  плотно  натянутые  кожаные  перчатки,
которые несколько увеличивали в  объеме  ее  тонкую руку,  но  зато  служили
надежной защитой.
     Валентина  обожала  править  лошадьми.  Она  была  отличной  амазонкой,
скакала  элегантно и  уверенно  верхом  на  лошадях,  слывших  трудными,  но
предпочитала  увлекательные  поездки  в  карете  несколько  грубому  конному
спорту.  Особое  расположение  Валентина  питала  к  маленькой  двухколесной
коляске,  приобретенной согласно ее  желанию,  в  которую запрягали довольно
ретивого,  но послушного пони.  Пони выглядел разгоряченным, всегда рвущимся
вперед  и   пытался  часто  отъехать  в   сторону,   чем  и  создавал  массу
неприятностей.
     Стояла чудесная погода. Весеннее солнце освещало заревом сад. Валентина
с наслаждением вдыхала чистый утренний воздух.
     - Карета готова? - спросила она.
     Зизи,  стоявший около  подъезда с  важным видом  в  своей новой ливрее,
которой он очень гордился, ответил положительным кивком головы:
     - Да, мадам. Нужно ли ее подать?
     - Разумеется!  -  ответила Валентина резким голосом.  - Надеюсь, карета
будет стоять у подъезда...
     Зизи хорошо знал,  что хозяйка шутить не любит,  и  он также знал,  что
кучер  не  успеет  запрячь  лошадей  и  подготовить карету,  поскольку  Зизи
развлекал его примерно четверть часа, отвлекая от работы.
     Зизи скрылся, помчался бегом на конюшню.
     - Ну,  что же ты?  -  закричал он кучеру.  -  Значит, твоя карета будет
готова только после обеда? Хозяйка задаст тебе, дурень. Она не будет с тобой
цацкаться...
     Маленький же  двухколесный экипаж был  запряжен.  Тогда Зизи  прыгнул в
коляску,  хлопнул кнутом и поехал. Затем он поставил коляску перед подъездом
дома. Он придержал лошадей, пока молодая женщина устраивалась в повозке.
     После  этого Зизи  снова прыгнул в  коляску,  проехавшую через открытые
садовником ворота;  Валентина же  слегка прикоснулась концом своего кнута  к
дрожащему крупу пони, и маленькая упряжка стала удаляться от особняка.
     - Вот те на!  -  прошептал Зизи.  -  Я  сижу в одной повозке с красивой
женщиной.  Совсем неплохо!  Почти то,  о  чем я мечтал...  И я чувствую себя
вполне свободно!  Жаль только,  что эта женщина моя хозяйка, а экипаж не мне
принадлежит...
     Зизи спрашивал себя,  куда же они едут.  Он слышал, как утром Валентина
приказала  своей  горничной  проследить за  тем,  чтобы  завтрак  был  готов
обязательно к  часу дня,  так  как она вернется к  этому времени в  обществе
барона де Леско, но Зизи не поверил этому.
     Что касается барона де  Леско,  то он уехал в  то же утро на прогулку в
лес.  Зизи и  не мог знать об этом.  Если даже Валентина и  утверждала,  что
собирается ехать  навстречу  мужу,  то  Зизи  остерегался допустить подобную
гипотезу, которая с его точки зрения была не так проста.
     - Как  же!  -  рассуждал Зизи.  -  Она собирается встретиться со  своим
старым мужем. А, эти страсти! Если бы я был женщиной, то обязательно оставил
бы какого-нибудь мужчину в дураках...
     Тем временем экипаж направился к лесу. Искусно управляемый, он въехал в
порт Дофин, незаметно протискиваясь среди автомобилей.
     "Какая сногсшибательная,  шикарная женщина моя хозяйка, - думал Зизи. -
Она управляет лошадью, как возница фиакром!"
     Удостоившись столь  почетного места  и  не  зная,  чем  заняться,  Зизи
развлекался  тем,   что  показывал  язык  проезжавшим  мимо  кучерам,  когда
Валентина   отворачивала  голову.   Последние  держали   себя   достойно   и
невозмутимо,  не  смея даже обратить на это внимание,  ответить тем же юному
груму.
     Перед  въездом  в  лес  толпились  люди,  и  Валентина  была  вынуждена
замедлить ход своей лошади.
     Непрерывным потоком экипажи следовали друг за другом,  между тем как по
тротуарам прогуливались не спеша элегантно одетые мужчины и женщины, занятые
тем, что рассматривали друг друга.
     "Ах!  -  думал Зизи,  опять возвращаясь к  той же  мысли,  когда экипаж
проезжал вдоль аллеи,  по которой ехали галопом офицеры,  стараясь приложить
все усилия,  чтобы их заметили.  -  Ах, да! Неужели Валентина поехала, чтобы
увидеться со  своим старым мужем?  Я  предпочел бы  подать в  отставку!  Она
слишком обывательница, моя хозяйка!"
     По  истечении  нескольких минут  езды  медленным ходом  Валентина стала
нахлестывать свою лошадь, и они снова поехали рысью.
     "Надо быть настороже,  -  подумал Зизи. - Несомненно, в воздухе запахло
жареным!"
     Он  увидел,  как  она нахмурила тонкие брови,  и  угадал,  что она ищет
кого-то: пешего или конного, промелькнувшего среди сутолоки.
     Зизи не ошибся. И действительно, через несколько секунд улыбка осветила
ее лицо.
     - Подумать только! Это не мой благодетель барон де Леско! Ему бы больше
подошли желтые цветы,  да и  вообще он,  наверное,  считает,  что лучше быть
обманутым, чем слепым. А вот и альфонс появился!
     Тот,  кого Зизи обозвал "альфонсом", был на самом деле доктором Морисом
Юбером.  Он  шел размашистым шагом,  несколько свысока поглядывая на  толпу,
заполнившую тротуары,  прогуливаясь, очевидно, с целью поддержания режима, а
не для того, чтобы покрасоваться в лесу в такое время. Было не похоже, чтобы
он кого-то ждал или выслеживал кого-то.
     Но вопреки безукоризненному поведению молодого человека, Зизи подумал о
нем плохо:  "Для меня старается.  Знаем мы эту комедию.  И  он,  и Валентина
только вид делают,  что удивлены встречей.  Держу пари,  ставлю слона против
блохи, что речь идет о свидании".
     Между тем двухколесный экипаж уже приближался к доктору Юберу.
     Валентина обратилась к нему:
     - Мсье Юбер, мсье Юбер?
     Доктор тотчас обернулся:
     - Вы, мадам? Очень рад вас видеть.
     Валентина остановила свою  лошадь,  протянула руку услужливому молодому
человеку.
     - Я  тоже очень рада.  Разве вы не знаете,  что я  часто утром встречаю
здесь своего мужа.
     - Барон в лесу?
     - У нас здесь назначено свидание с ним.
     "Правильно", - подумал Зизи, скрестив руки на груди с безгрешным видом,
внутренне ликуя  при  мысли,  что  он  причиняет много хлопот своей хозяйке,
злоупотребляя ее  доверием,  но все-таки он не настолько простодушен,  чтобы
позволить себя одурачить.
     Морис Юбер,  приблизившись к  коляске,  стоял,  опираясь на трость,  и,
казалось,  приготовился к  продолжительной беседе  с  молодой  женщиной.  Он
спросил:
     - Вы не сойдете с коляски, чтобы немного пройтись?
     "Как бы не так!" - хотелось крикнуть груму.
     Он уже приготовился открыть дверцу,  но Валентина покачала отрицательно
головой.
     - Нет,  это невозможно из-за пони!  -  сказала она.  -  Когда я вот так
держу его, - это послушное животное, но, в сущности, он очень пуглив. Только
одна я могу править им.
     "Одна... но вместе с другими", - опротестовал мысленно Зизи.
     Между  тем  Валентина де  Леско  и  Морис Юбер  продолжали поддерживать
разговор.
     Молодая женщина,  казалось,  и не торопилась уходить,  доктор Юбер тоже
никуда более не спешил.
     - Вы  не  собираетесь нас  навестить в  один  из  вечеров?  -  спросила
Валентина. - Вы знаете новость?
     - Какую новость?
     В  тот самый момент,  когда Валентина хотела ответить,  всадник в  лице
барона де Леско остановил свою лошадь и слишком проворно для своего возраста
спрыгнул на землю рядом с коляской.
     - Очень  рад  видеть вас,  Юбер,  -  сказал он.  -  Но,  Бог  мой,  так
удивительно встретить вас в лесу утром. Вы уже успели прогуляться пешком?
     Любопытно было в этот момент наблюдать за лицом Зизи...
     "Вот это да!  -  подумал грум.  -  Вот так ревнивец! Очень хорошо! Черт
возьми!  Как они его,  должно быть, проклинают!.. Однако она сказала правду,
что собирается встретиться с мужем".
     Валентина  действительно сказала  правду.  Барон  не  выразил  никакого
удивления,  встретив свою жену здесь.  После того как он сердечно пожал руку
доктору,  он  склонился перед  Валентиной и  галантно  поцеловал кончики  ее
пальцев:
     - Вы  очаровательны,  моя дорогая,  и  я  благодарен вам за то,  что вы
приехали забрать меня с собой!..
     Юбер отвечал барону де Леско в такой же насмешливо-шутливой манере:
     - Ну,  разумеется,  я здесь!  Время от времени, барон, я не пренебрегаю
тем,  что совершаю прогулку пешком,  и  я вознагражден за это,  так как имел
удовольствие встретить вас здесь.  Вы  как раз прибыли в  тот момент,  когда
мадам де Леско собиралась сообщить мне новость...
     - И даже большую новость, - продолжала Валентина. - Мой дядя Фавье, мой
единственный родственник,  весьма своеобразный,  но славный человек,  только
что  сообщил мне  вчера депешой,  что собирается провести некоторое время во
Франции.  Это сообщение -  большое событие для нас,  и вы, наверное, знаете,
Юбер,  что мой дядя имеет огромное поместье в Америке и только изредка может
вырваться оттуда.
     Конь  барона де  Леско начал проявлять нетерпение.  Это  было  красивое
животное, нервное и горячее, которое с трудом можно было удержать на месте.
     - Вы  позволите?  -  извинился барон.  -  Я  только поднимусь вверх  до
мостика,  чтобы вернуть на конюшню мою верховую лошадь, и затем присоединюсь
к вам.
     Он прыгнул в седло, пришпорил коня...
     "Вот так дела! - подумал Зизи. - Он скромный, но глупый этот "законный"
супруг! Не успеешь и оглянуться, как эти голубки устроят себе свидание..."
     По мере того как барон удалялся,  Морис Юбер, имевший ранее насупленный
вид,   становился  все   более  жизнерадостным.   Посмотрев  внимательно  на
Валентину, он сказал:
     - Вы восхитительно прекрасны,  вы превосходно выглядите.  Но я  не буду
добавлять "в это утро", ибо, действительно, вы хорошеете с каждым днем!
     Валентина пожала плечами и,  как бы  не обращая внимания на комплимент,
спросила его:
     - А  вы все продолжаете заниматься?  Вы не изменили тему вашей работы в
больнице?
     При слове "больница" Юбер снова наморщил лоб.
     - Конечно,  -  вздохнул молодой человек.  - Я все время несу это бремя,
притом достаточно тяжелое. Но я хотел бы вам задать один вопрос...
     - Какой же? Вопрос, связанный с клиникой?
     - Почти.
     Юбер колебался, так что у Зизи было время для рассуждения.
     "Вот как они говорят о любви!  -  думал грум. - И ничего удивительного!
Черт возьми! Какие глупые эти богатые люди!"
     Юбер, однако, снова возобновил разговор:
     - Представьте себе,  мадам,  что  вчера  вечером ко  мне  поступил один
несчастный, слепой, может быть, даже сумасшедший, в общем, я о нем ничего не
знаю. И этот странный человек, жертва несчастного случая на набережной, имел
в петлице странные цветы... черные розы.
     Валентина тотчас переспросила:
     - Черные розы?
     На что намекал доктор Юбер?
     Почему он сообщил ей о черных розах,  тогда как она сама несколько дней
тому назад совершенно неожиданно получила букет из черных роз?
     - Ну так что же,  -  спросила Валентина немного раздраженно,  -  что вы
хотели бы узнать?
     - Позвольте  мне  закончить,   -   спокойно  ответил  доктор  Юбер.   -
Естественно,  услышав об  этих странных черных розах,  которые мне так и  не
пришлось увидеть, я вспомнил, как совсем недавно вы упрекали меня в том, что
именно я послал вам столь странный букет...
     - И тогда?
     - И  тогда я  специально занялся раненым.  Любопытная вещь,  было почти
невозможно заставить говорить  этого  человека,  вытянуть из  него  хотя  бы
что-нибудь понятное.  Он  произносил только одно  ничего не  значащее слово,
которого я не понимал. Он повторял все время: "Жап"... "Жап".
     Валентина очень удивилась.  Зизи же, не пропускавший ни одного слова из
разговора, был просто ошарашен.
     - "Жап",  -  продолжал доктор Юбер, - так мало значит, что мне пришла в
голову  мысль,  вдруг  совершенно случайно вы  знаете  кого-нибудь  с  таким
именем.  Допустим,  продавца  цветов...  Разумеется,  совершенно случайно...
Слово "Жап" произносил человек, носящий в петлице пиджака черные розы, точно
такие же редкие цветы, которые вы получили совсем недавно... И поэтому...
     - Вы безумец,  -  возмутилась она. - Я ничего не поняла из того, что вы
мне здесь рассказали!
     Молодая женщина выглядела встревоженной,  это сразу бросалось в  глаза.
Ее  голос дрожал,  когда она обратилась к  только что вернувшемуся барону де
Леско:
     - Вы  пропадали так долго,  мой дорогой,  я  даже подумала,  что вы уже
уехали.
     - Ничего не  поделаешь,  мой друг,  но я  попросил накрыть чем-нибудь в
моем присутствии мою бедную лошадь, она очень разгорячилась.
     Еще  несколько минут  трое  друзей поддерживали разговор,  затем  после
сердечного обращения барона  де  Леско  к  доктору с  просьбой прийти к  ним
отобедать в  один  из  ближайших вечеров,  они  разошлись.  Супруги покинули
молодого человека, уехав в карете.
     Оставшись  один,   доктор  Юбер  продолжал  свою  прогулку  в  глубокой
задумчивости.  Он  шагал,  опустив голову и  приподняв трость,  ударяя ею по
совершенно безобидным грудам булыжника.
     - Жап!  -  повторял он про себя. - Почему это слово так взволновало ее,
хотя она утверждала,  что слышала его в первый раз.  Может быть, это имя или
какая-то вещь? Что же это может обозначать - "Жап"?
     Накануне вечером,  то  есть  спустя  несколько часов  после  того,  как
привезли в  госпиталь странное существо,  упавшее  в  обморок при  врачебном
осмотре под лучами сильного освещения,  существо,  произносящее слово "Жап",
доктор Морис Юбер был очень озабочен.
     Жюв  уехал,  раненый  пришел  в  себя,  но  его  поведение  было  столь
необычным,  что ни Юбер,  ни санитарки,  ухаживающие за ним, ничего не могли
понять...
     Проснувшись  на  складной  кровати  в  палате  отделения,  руководимого
Морисом Юбером,  этот человек с удивительным упрямством приложил свои сжатые
кулаки к  глазам,  слепым глазам,  как бы  желая защитить их от лучей света,
падающего из соседнего окна.
     Он ничего не произносил, кроме этого таинственного слова "жап", которое
он повторял постоянно, неустанно, со скорбью, тоской, отчаянием.
     Напрасно Морис Юбер пытался задавать ему  вопросы,  напрасно обыскивали
снятую с него одежду,  у него не было никаких документов, он не был похож на
иностранца, и все-таки, казалось, что он не понимал французскую речь...
     Был ли он сумасшедшим?  Юбер склонялся к этой мысли,  судя по странному
поведению  необычного  существа,   его  непоследовательности,   бессвязности
призыва, повторяемого им непрерывно.
     Он был к  тому же и слепым.  Это было видно по тому,  как он раздвигает
пальцы,   чтобы  ощупать  ими   предмет.   Он   обладал  большой  тактильной
чувствительностью, что вообще свойственно только людям, пораженным слепотой.
     - Подождем,  -  сказал доктор Юбер своим медсестрам. - Подождем! Вполне
возможно,  что  он  подвергся  какому-то  внезапному  моральному  потрясению
вследствие несчастного случая... Пусть он отдохнет. Завтра постараемся снова
задать ему вопросы...
     В  тот же  вечер этот странный человек вновь заставил обратить на  себя
внимание персонала госпиталя...
     В  десять  часов  вечера,  согласно  установленным правилам,  санитарки
погасили газовые рожки,  освещающие большое помещение,  где  спали  больные.
Стало темно и тихо.  Иногда, правда, тишину нарушали стоны больных, их тихие
жалобы.
     Вдруг дежурный охранник услышал странный шум.
     Ему показалось, что кто-то встал и быстро побежал вдоль палаты...
     - Бог ты мой, что же это такое? - вскрикнул охранник.
     Прибежала медсестра.
     Они увидели,  как этот странный человек, "Жап", как его здесь называли,
спрыгнул со  своей кровати и  побежал изо  всех сил по  направлению к  двери
палаты!
     Но самое удивительное,  что так поразило медсестру: казалось, он хорошо
видит и двигается совершенно уверенно.
     Так  он  обогнул столик с  разложенными на  нем перевязочными пакетами,
расположенный посредине коридора, взялся за ручку двери без предварительного
ее ощупывания, как это делают слепые...
     - Проклятие,  -  прошептала медсестра,  -  он  не  только слепой,  но и
настоящий лунатик!
     Открыв дверь,  незнакомец бросился в галерею,  достиг лестницы, ведущей
во двор больницы. Охранник преследовал его.
     - Остановитесь, черт возьми! - кричал он.
     Безрезультатно.
     И тогда закричал вновь:
     - Помогите! Скорее! Здесь больной в кризисном состоянии!..
     В  тот  момент,  когда  незнакомец выскочил из  темной  галереи,  чтобы
вбежать  в   большой,   хорошо  освещенный  коридор,   он  неожиданно  начал
спотыкаться,  прекратил бег,  не  мог  дальше двигаться и  только протягивал
вперед руки, жалобно, заунывно повторяя:
     - Жап!.. Жап!
     Охранник,  вслед за которым прибежали и другие служащие, оказался рядом
с больным в считанные секунды.
     - Ну, наконец, - проворчал он. - Что же с вами произошло? Вы так хорошо
видите в темноте, мой дорогой! И почему же вы хотели убежать?
     Больной произносил жалобно одно и то же слово:
     - Жап!.. Жап!
     Услышав о том,  что произошло, прибежал доктор Морис Юбер. Он остался в
больнице,  чтобы продолжить начатое ранее исследование в  лаборатории.  Юбер
недоумевал, слушая объяснения медсестер.
     Больной молчал и  дрожал.  Пот  выступил на  его  лбу.  Он  был  сильно
возбужден.
     - Положите его спать!  -  приказал доктор. - И не спускайте с него глаз
всю ночь.
     Больного отнесли на его кровать.
     Часом  позднее  странный  больной  впал   в   угнетенное,   подавленное
состояние.  Он  лежал безучастно,  и  только по  движению его грудной клетки
можно было судить, что он еще жив.
     Он не произносил ни одного слова, кроме "Жап, Жап".


     ...Именно об  этом  человеке и  думал Морис Юбер,  покидая Валентину на
лесной  аллее,   по  которой  проезжали  быстрой  рысью  экипажи,   так  как
приближался час завтрака.
     - Я должен сходить в больницу сегодня утром, - решил Морис Юбер. - Если
он  вышел из  своего угнетенного,  подавленного состояния,  то,  может быть,
удастся выяснить какие-либо подробности о его личности.
     Морис Юбер не признавался сам себе,  что его заинтересовал этот человек
только потому, что Жюв обратил его внимание на черные розы в петлице пиджака
пострадавшего.  А  эти  розы были похожи,  как  две  капли воды,  на  цветы,
присылаемые неизвестным человеком баронессе де  Леско.  Но это было правдой.
Поэтому,  свернув на  Малаков проспект,  Юбер  направился к  площади Виктора
Гюго,  а  потом вошел в  почтовое отделение,  чтобы позвонить во  внутреннюю
охрану, которая несла дежурство в больнице.
     - Алло, - произнес Юбер, - ничего нового? Шеф не приходил?
     - Нет! - ответили ему. - Не приходил.
     - А этот чудак, по прозвищу "Жап", как он поживает?
     - О!   Очень  хорошо,   -   ответила  ему   медсестра,   посмеиваясь  с
беззаботностью,  не  имеющей ничего общего с  жесткостью,  свойственной всем
медицинским работникам.  -  Да  он  чувствует себя хорошо,  лучше и  быть не
может. Мой дорогой, он скончался.
     Морис Юбер побледнел, услышав эту новость.
     Он затруднялся объяснить, почему она все-таки так потрясла его.


Глава 11

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ И ВСТРЕЧИ

     - Ах,  черт возьми!  И надо же такому случиться...  А ведь болтают, что
гора с горой не сходится! Боже мой, да это мой старик едет!
     Остановившись на краю тротуара,  Зизи смотрел на приближающийся к  нему
фиакр.
     Мальчуган продолжал свой монолог:
     - Я не ошибся,  это как раз он... Я его узнал по кожаной шапке, которую
он нахлобучивает на свою башку до самых ушей...  а  вот и  ципочка,  которая
тащит карету. Бедная кляча, она еще больше отощала!
     Фиакр приближался. Это была старая, грязная, плохо ухоженная колымага с
лишенной свежести окраской, поскрипывающая на ходу.
     На  сиденье возвышался толстый кучер,  закутанный по  пояс  в  одеяло и
одетый,  несмотря на теплую погоду,  в  плотный широкий плащ с  двумя рядами
пуговиц.
     - Эй, вы там! Папаша Коллардон!
     Зизи  жестикулировал,  чтобы  привлечь внимание кучера,  но  последний,
закинув вожжи на спину лошади,  казалось,  не замечал, что кто-то делает ему
знаки. Он ехал без пассажира, так как красный флажок счетчика был поднят.
     Он делал вид, что не слышит молодого грума, но вскоре Зизи догадался, в
чем дело.
     - Черт возьми!  -  закричал Зизи, громко рассмеявшись. - Ведь он ничего
не видит. По всей вероятности, как всегда, пьян.
     Он  внимательно посмотрел на пьяную рожу кучера,  когда тот проезжал на
близком от него расстоянии.
     - Черт возьми!  Как я и думал,  старина снова нализался.  Я уверен, что
все плохо кончится этим вечером. И здесь не обойдется без полицейских.
     Фиакр, управляемый скорее самой лошадью, чем кучером, медленно двигался
вперед.  Он  принадлежал к  числу тех фиакров,  которые ни  шатко,  ни валко
бредут по одному и тому же маршруту.
     Зизи опечалился, выразив сожаление:
     - Я  так  долго не  видел своего дорогого папашку.  Все-таки надо будет
навестить его!
     Он подумал,  как ему поступить. Фиакр ушел еще не так далеко. Надо было
действовать.  Зизи выбежал на мостовую и бросился вслед за каретой с твердым
намерением устроиться на задней рессоре.
     Было примерно четыре часа дня,  и  этот небольшой инцидент произошел на
бульваре Рошешуар.
     Зизи, радуясь, что он свободен и независим, что вообще мало увязывалось
с его профессией,  снова вырвался с улицы Спонтини,  воспользовавшись уходом
камердинера.
     Он  доехал в  метро до улицы Клиши,  рассчитывая пойти в  церковь,  где
должен был  встретиться с  таинственной наперсницей и  советчицей -  мамашей
Гаду.
     Поджидая ее,  прельщенный уличным движением,  тысячами мелочей, которые
делают жизнь более привлекательной и позволяют развлечься,  он прошел пешком
по  бульварам,  подумав,  что  неплохо  было  бы  воспользоваться каким-либо
экипажем, чтобы добраться до места назначенной встречи.
     Наконец случай представился:  находясь у сквера Анвер, он заметил фиакр
227-35 своего любезного папаши.
     Теперь Зизи, уже устроившись на рессорах, радовался своей выходке.
     - Ну не смешно ли это?  - рассуждал он. - Мой собственный папаша следит
за мной косым взглядом.  И  пусть не рассчитывает на случай,  если у него не
будет клиента, содрать с меня звонкую монету. Как же весело!..
     Но вдруг ситуация для Зизи резко изменилась,  и он громко закричал, так
как на его правой руке осталась красная полоса от кнута.
     Кучер,  почувствовав,  что  нечто необычное прицепилось к  рессорам его
кареты,  и сомневаясь в необходимости тянуть в качестве перегрузки какого-то
зловредного мальчишку, огрел его что есть силы кнутом.
     - Ах,  подлец!  -  ругался Зизи,  потирая руку о  заднюю часть тела.  -
Нельзя сказать,  чтобы удар был  слишком нежным.  Хорошо еще,  что это скоро
пройдет...
     Он пригнул голову, опустил плечи. Новый удар кнута, предназначенный для
клиента, расположившегося на рессорах, пришелся на кузов кареты.
     - Самое-то  смешное  будет  тогда,  когда  старик  узнает,  что  это  я
прицепился к карете, его сыночек!
     Но  внезапно сильный удар оттолкнул в  сторону Зизи,  и  если бы  он не
обладал достаточной ловкостью и сноровкой,  то свалился бы на землю.  Карета
сначала покачнулась, потом, сотрясаемая большим толчком, остановилась.
     Кучер  ругался,   посылая  проклятия,  но  одновременно  послышались  и
жалобные крики ребенка.  Сразу же  собралась толпа прохожих,  комментирующих
событие, досадное, неприятное событие, которое только что произошло.
     Зизи проворно слез с  рессор,  и вследствие того,  что находился позади
кареты, он оказался в первых рядах образовавшейся толпы.
     - Ах, черт возьми, - бранился он, - какая неудача...
     Он  сразу же  догадался,  что  произошло,  так  как  заметил неподвижно
лежащего на земле ребенка, по которому только что проехала карета.
     "Черт побери, - подумал Зизи, - это моя вина!"
     Грум отдавал себе отчет,  что в то время, как отец стремился огреть его
хлыстом, он не смотрел на дорогу и переехал кого-то.
     В толпе раздавались проклятия и упреки:
     - Если все кучера начнут так поступать, то что же тогда будет?
     - И так уж полно несчастных случаев из-за автомобилей и автобусов!
     И еще кричали:
     - Какой позор! Раздавили ребенка!
     Однако одним из первых бросился к ребенку и поднял его именно Зизи.
     Он увидел, что у мальчика небольшая рана на лбу и ссадины на руках. Тем
не менее, тот не выглядел тяжело раненным.
     - Он  умер?  -  спрашивал кто-то,  находящийся в  последних рядах этого
сборища.
     Возмутившись, Зизи сделал замечание:
     - Замолчите вы,  мешочники,  если бы он умер,  то, наверное, не орал бы
так громко.
     И   действительно,   как   только  Зизи  приподнял  ребенка,   тот  так
пронзительно закричал, что сразу же отпало выдвинутое кем-то предположение о
его гибели.
     Зизи утешил его тумаком.
     - Бог мой! Прекрати, не устраивай галдеж, горлопан, - говорил он.
     Услышав  такие  ободряющие слова,  мальчуган,  казалось,  заметил,  что
ничего особенного с ним не случилось.
     - Не приставай ко мне,  -  дал отпор он Зизи.  - Если бы тебя переехала
карета, ты кричал бы так же, как я!
     Это походило на водевиль. Зизи вновь обрел хорошее настроение.
     В  тот же  момент один господин с  высокой шляпой на голове,  раздвинув
толпу, с багровым от гнева лицом принялся вопить:
     - Как  не  стыдно!  Нужно  их  всех  уничтожить!..  Этот  кучер ехал  с
предельной скоростью.  Я  сам  был  свидетелем несчастного случая...  Жертву
происшествия  надо  отвезти  в  больницу...   Да,   так  дело  не  пойдет...
Полицейский! Есть здесь полицейский?
     Зизи в  этот момент отпустил так называемого раненого,  который не имел
ничего против этого.  И  застыв неподвижно перед  яростным свидетелем,  Зизи
спросил спокойным голосом:
     - А  не  требуется  ли  скорая  помощь,  чтобы  отвезти  кого-нибудь  в
сумасшедший дом?  Вы случайно не тронулись? Вы утверждаете, что кучер скакал
во весь опор? Как бы не так... Но вам придется сэкономить на пару очков.
     Толпа застыла в нерешительности. Смех и волнение захлестнули ее. Но что
же было сильнее?
     Реплики  Зизи  казались смешными,  а  озадаченное выражение господина в
шляпе было забавным. С другой стороны, осуждали обычную оплошность кучеров.
     - Это как с моей собакой,  -  высказалась одна болтливая женщина. - Еще
немного, и ее бы раздавили.
     Зизи повернулся к ней:
     - Дама,  что же  вы хотите?  Почему же она шаталась по шоссе,  играя на
аккордеоне?
     - Играя на аккордеоне? - переспросила скандальная женщина.
     На  глазах  у  всех  происходил  занимательный разговор.  Зизи  спросил
флегматичным тоном:
     - Так,  значит, она не играла на аккордеоне? А я-то думал... Значит, вы
ее плохо дрессировали?
     Затем он произнес радостно, обращаясь ко всем:
     - Вот так здорово! Пока мы с вами здесь болтали, кучер-то смотался!
     Так и было на самом деле.
     В  момент  бурного обсуждения папаша  Коллардон,  смекнув в  чем  дело,
спокойно пустил свою лошадь рысью и удалился.
     Между тем Зизи дружески обнял за  плечи мальчика.  Тот же,  счастливый,
что  оказался в  центре внимания,  продолжал плакать,  чтобы вызвать к  себе
сочувствие.
     - Что с тобой,  старина?  Перестань хныкать! Ты нисколько не изменился!
Наоборот,  тебе  это  даже пошло на  пользу!  Хватит задирать нос!  Выкуришь
папироску, и все пройдет!
     Постепенно Зизи завоевывал авторитет у мальчугана, и тот посматривал на
него с восхищением.
     А  услышав  предложение закурить,  он  вообще  перестал хныкать и  даже
обрадовался.
     - Это то, что мне нужно, - сказал он.
     Толпа уже стала расходиться, когда господин в высокой шляпе нашел новый
способ проявить свое рвение.
     - Вы собираетесь курить табак?  В вашем-то возрасте! Как вам не стыдно?
Следует принять закон, чтобы помешать...
     Зизи собирался ответить, но времени было в обрез.
     К этому моменту сообщник Зизи успел проникнуться его настроением.
     Он мастерски показал нос взбудораженному господину и закричал:
     - Слышишь, ты, заткни глотку! Эх ты, шляпа!
     Выходка мальчика вызвала всеобщий смех,  и  под  шиканье и  свист толпы
господин поспешил удалиться,  в  то время как Зизи и его новый знакомый тоже
отправились восвояси.
     - Дай-ка закурить, - попросил мальчуган, который не забыл о предложении
Зизи, сделанном в качестве утешения.
     - Согласен,  -  сказал  Зизи,  вынимая скрученную цигарку.  -  Зажигай,
молокосос!  К  одному  концу  подносят спичку,  из  другого  тянут  в  себя.
Плеваться не запрещается!
     Несколько обиженный мальчуган возразил:
     - Да я знаю. Я из Пантрюша.
     - Да,  у тебя как раз такой вид,  - согласился Зизи. - Худой, как сотня
гвоздей, горластый, как последняя шавка, все это из-за твоей любви к табаку.
А как тебя зовут-то, сынок?
     Мальчик пожал плечами:
     - Не знаю я!
     - Не знаешь? Как же так? Ты же не ничтожество какое-нибудь?
     - Меня зовут Малыш, - ответил он.
     - Хорошо еще, что не назвали Кретином.
     - А где ты живешь?
     - Там... по другую сторону горы!
     - На Монмартре, что ли?
     - Да, но Монмартре... улица Шампьонне.
     Они остановились на углу улицы Данкур:  Зизи,  который курил со знанием
дела,  и его товарищ Малыш,  странный мальчишка, когда-то пойманный Фандором
среди вороха коробок в его комнате в отеле города Булонь, который кашлял при
каждой затяжке. Зизи поднял руку с видом защитника.
     - Минуточку,  -  сказал он,  -  если тебе надо на  улицу Шампьонне,  ты
поворачиваешь направо.  Что  же  скажет твоя мама,  когда она  увидит тебя в
таком виде?
     После приступа кашля Малыш пожал плечами и с философским видом заметил:
     - Она побьет меня, только и всего...
     - Конечно,  побьет,  -  воспринял это Зизи как вполне обычное дело. - А
твой отец?
     - Он ничего не заметит...
     - А если бы заметил, задал бы новую взбучку?
     - Вполне возможно.
     Зизи сплюнул:
     - Точно такая же  семейка,  как  и  моя.  А  чем занимается твой отец в
перерывах между едой?
     Малыш поднял голову.
     - Знаешь,  мой отец не  совсем мой и  моя мама не  совсем моя.  Обо мне
заботится совет попечителей.  Я  безродный.  У меня есть только мои хозяева.
Они содержат манеж.
     - Манеж? - переспросил Зизи. - Манеж для лошадей? Настоящих лошадей?
     - Нет, - возразил Малыш, - манеж для деревянных лошадей, карусель...
     Зизи заметил неодобрительно:
     - Нечего мне  голову морочить...  Никакой карусели на  улице  Шампьонне
нет!
     Малыш в свою очередь сплюнул, чтобы выглядеть настоящим мужчиной:
     - Я морочу тебе голову? - переспросил он. - Ты мне не веришь? Не веришь
даже тому,  что у  нас живет красивая девушка и что отец стережет ее,  чтобы
она не убежала?
     Услышав об этом, Зизи просто сгорал от любопытства.
     - Подружка у  тебя?  Возможно ли  это?  Ты слишком продувной бестия для
твоего возраста!  А  твоя семья,  как  мне  кажется,  занимается торговлей и
спекуляцией барахла?
     Зизи подумал,  что  уже  пора отправляться в  "Голубой каштан",  где он
рассчитывал найти Гаду  и  получить от  нее  долгожданную монету в  сто  су.
Поскольку улица Шампьонне расположена не так далеко от прохода в Сен-Уэн, то
стоило пойти вместе с Малышом.
     Итак, мальчуганы отправились в путь.
     По  дороге Зизи  расспрашивал Малыша.  Пока  еще  он  и  сам  не  знал,
пригодятся ли ему вообще эти сведения, но, тем не менее, ему нравилось с ним
болтать.
     Значит,  у  них действительно находилась какая-то  молодая девушка,  за
которой его отец постоянно следил. Как же она попала к ним?..
     На этот вопрос Малыш не мог ответить.
     - Я не знаю,  - доверчиво сообщил он. - Но она красивая девушка. Как-то
вечером Бедо появился у нас.  "Слушай,  Тулуш,  -  сказал он моей матери,  -
посылка здесь.  Оплачено вперед. Надо следить за тем, чтобы она не умерла и,
главным образом, чтобы не сбежала".
     Все сказанное было не  совсем понятным,  но Зизи дрожал от возбуждения,
слушая Малыша.
     - Ты сказал, что твою мать зовут Тулуш? А кто на самом деле твой хозяин
Бедо?
     Зная хорошо Иллюминатора и Горелку, он слышал также и о мамаше Тулуш, и
о Бедо.
     Было бы невозможным, родившись и проживая в Бельвиле, свободно скитаясь
целыми днями по  улицам и  бульварам,  не  слышать много раз  о  трагических
личностях, которые в той или иной степени были связаны с бандой Фантомаса.
     Тулуш,  черт бы ее побрал! Зизи нисколько не сомневался, что она, как и
Гаду,  была отвратительной мегерой. Вроде бы, она была скупщицей краденого и
могла, в случае необходимости, не остановиться и перед преступлением.
     Бедо же был сомнительной личностью,  жестоким убийцей. Обладая холодной
преднамеренной жестокостью,  он,  как  предполагали,  мог пролить кровь ради
забавы и, как считали, ради удовольствия.
     - Да,  братец мой,  -  заключил Зизи,  -  твоя семейка не  для светских
приемов!  Однако отведи меня к твоей подружке,  которая живет у вас. Теперь,
когда мы друзья...
     Два  часа  спустя  Зизи  вошел  в  "Голубой каштан".  Здание  почти  не
изменилось  с  того,  весьма  отдаленного  времени,  когда  банда  Фантомаса
устроила там свою штаб-квартиру.
     Как всегда, этот кабачок, расположенный в нескольких шагах от кладбища,
посещали люди весьма сомнительной репутации: проститутки, сутенеры, хулиганы
и даже воры.
     Войдя  в  кабачок,  Зизи  с  удовольствием вдохнул аромат  картофеля во
фритюре.
     - Черт возьми!  -  произнес он. - Как вкусно здесь пахнет! Можно просто
обалдеть от  удивления,  почему бы мертвецам,  находящимся по соседству,  не
прийти сюда и не заказать по две порции!
     Между тем грум,  засунув руки в  карманы,  следил за входом в  беседки,
украшающие сад.
     "Где же моя кумушка?" - думал он.
     Вскоре он услышал ее голос:
     - Наконец-то  пришел,  паршивец несчастный.  Я  жду  тебя уже битых два
часа! Если ты думаешь, что тебе это просто так сойдет!..
     - Сойдет, сойдет, Гаду, - спокойно ответил Зизи, который, услышав крики
своей необычной знакомой, проскользнул в одну из беседок.
     - Откуда ты пришел? - спросила старуха.
     Зизи рассмеялся.
     - С чердака, - объяснил он.
     Гаду нахмурила брови.
     - Я не прошу тебя хитрить, - начала она. - Просто ответь мне, почему ты
пришел так поздно?
     Зизи любезно улыбнулся.
     - С вашего позволения, мадам, я только что совершил прогулку на лошади,
и  у  меня разыгрался аппетит.  Что,  если бы  вы  мне предложили две порции
жареного картофеля?
     Удар кулака пошатнул стол, за который уселся Зизи.
     - Откуда ты пришел? - повторила Гаду.
     Но Зизи не был настроен разговаривать...
     - Так вот.  Две порции хорошо поджаренного картофеля! - скомандовал он.
- И хорошо посолить.
     И  только  тогда,  когда  простоволосая женщина в  красных ботинках без
каблуков,  в  фартуке в виде грязной тряпки принесла ему две порции жареного
картофеля, Зизи согласился отвечать:
     - Значит,  вы хотите знать,  матушка Гаду, откуда я пришел? Да... какие
необычные вещи я узнал.
     Зизи рассказал о своей встрече с Малышом.
     - И притом,  матушка Гаду,  все,  что рассказал этот мальчуган, правда.
Представьте себе,  он привел меня к себе... Это не обычная тюрьма! Он живет,
как и сказал,  на одной половине чердачного помещения бывшего депо омнибусов
на  улице  Шампьонне.  Теперь,  когда  лошадей больше нет,  чердак вроде  бы
покинут. Но именно там я нашел деревянных лошадей. Вы меня понимаете?
     В этот момент он вздрогнул...
     Зизи  показалось,   что   несколько  минут  Гаду  особенно  внимательно
прислушивается к его словам.
     Она побледнела, ее губы дрожали.
     - Говори же,  говори,  -  приказывала мегера. - Что же ты увидел там на
чердаке?
     Зизи продолжал:
     - Мы поднялись туда по лестнице,  Малыш впереди,  я -  за ним.  И какая
удача!  Тулуш и  Бедо там не было...  Наверное,  они пошли за тряпками.  Что
касается молодой девушки,  которую они держат тайком, то я ее все-таки видел
мельком. Она очень, очень красива. И Малыш не знает, кто она...
     - Как же она выглядит? - прервала его Гаду дрожащим голосом.
     Зизи подробно описал ее:
     - Она высокая,  белокурая,  с большими глазами.  Она очень нежная,  но,
однако, кажется даже очень решительной.
     - Как она одета?
     - Смешно... В какое-то мещанское тряпье.
     - Где же она живет?
     - На чердаке.  Ее там запирают,  и она не может пошевелить ни рукой, ни
ногой.
     - Ты разговаривал с ней?
     - Разумеется,   нет!  -  запротестовал  Зизи.  -  Еще  не  хватало  мне
вмешиваться в эти дела!  Бедная девушка,  она живет даже не на чердаке,  а в
маленькой комнатке.  Малышу также запрещено с  ней разговаривать.  Он мне ее
показал через дырку между досками.  Вроде бы,  Тулуш и Бедо знают все о ней.
Они и передают ей еду.
     Заканчивая рассказ, Зизи вдруг наклонился к Гаду и спросил ее:
     - А  зачем вам все это нужно знать?  Может быть,  лучше вам рассказать,
как обстоят дела на улице Спонтини?
     Но Гаду только пожала плечами:
     - Как там обстоят дела? Да плевать я хотела на эти дела!..
     И в то время,  как Зизи остолбенел, не понимая, что же происходит, Гаду
вынула из  своего кармана две монеты по  сто су и  бросила ему.  Он сразу же
положил их в карман.
     - Ну,  а теперь проваливай отсюда!  -  сказала старуха. - И не говори о
нашем разговоре никому! Да, через два дня в девять часов вечера приходи сюда
же.
     - Если я смогу! - запротестовал Зизи.
     Гаду огрела его взглядом:
     - Нужно,  чтобы ты смог,  и ты сможешь!  К тому же, если ты придешь, то
получишь много, много денег.
     Когда полчаса спустя Зизи,  удивленный всем,  что  с  ним  произошло во
второй половине дня,  спешил вернуться в  Париж,  чтобы  добраться до  улицы
Спонтини,  Гаду  в  "Голубом каштане" чокалась рюмкой с  новым компаньоном -
Горелкой.
     - Итак,  решено, - говорила старуха, - ты получишь двести франков, если
пойдешь.
     Горелка, который был почти в стельку пьян, отвечал картавя:
     - Да,  решено!  Все решено!  Я получу свою долю в двести франков... и я
становлюсь соучастником в деле...


     Тем же  вечером ближе к  полуночи Горелка откровенно поделился со своим
неразлучным другом - Иллюминатором.
     - Старина, - сказал он, - все карты нам в руки, так как у меня возникла
мысль,  что  Гаду,  вроде  бы,  посланница Фантомаса,  поэтому  я  собираюсь
работать на патрона!
     Горелка был убежден, что он прав. Поэтому очень удивился, услышав ответ
Иллюминатора.
     - Старик,  - уверенно сказал тот. - Я подозревал, что ты дурак, но не в
такой же степени! Чтобы Гаду, да была сообщницей Фантомаса? Да никогда этому
не бывать! Ну и насмешил же ты меня!
     И   поскольку   Горелка   пытался   настаивать   на   своем,    приводя
доказательства, Иллюминатор стукнул кулаком по столу.
     - Противная ты рожа,  черт возьми!  - грохотал он. - Перестань трещать,
как сорока!  Разуй свои глаза и не впутывай меня в свои дела...  У тебя свои
дела, у меня свои. Давай-ка выпьем по этому поводу!
     Горелка больше не настаивал на своем предположении.


Глава 12

НЕОБЫЧНЫЕ ВИДЕНИЯ

     - Скорее, скорее, поторапливайтесь!
     - Вот так, так!
     Жюв едва успел прыгнуть в вагон,  прибежав на станцию метро.  Кондуктор
оказал ему любезность,  задержав отход поезда на одну секунду.  Состав шел в
направлении Север-Юг.
     Жюв был в плохом настроении.
     В  течение суток он три раза приходил на улицу Спонтини,  чтобы вернуть
баронессе де  Леско  ее  кулон,  так  таинственно отосланный по  пневматичке
господину Авару.  Однако обстоятельства складывались таким образом,  что  не
давали Жюву добросовестно выполнить свой долг до конца.
     Так уж случилось,  что в  первый день он запоздал в  связи с обвалом на
набережной,  во  время  которого  он  обнаружил  загадочного  и  непонятного
человека, попавшего в яму, и вынужден был отвезти пострадавшего в больницу.
     Начиная с  этого момента,  ему по-прежнему не везло и  так и не удалось
застать Валентину в ее особняке.
     Два  раза ему  ответили,  что  молодая женщина вышла,  и  это тем более
нарушало планы Жюва,  что ему хотелось задать вопросы баронессе по поводу ее
рассказа Фандору, так странно не соответствующего посещению журналистом и им
самим особняка на улице Жирардон.
     Проклиная все на  свете,  он  так углубился в  размышления,  что вместо
того,  чтобы  выйти  на  станции Аббес,  недавно открытой и  наиболее близко
расположенной к  улице Тардье,  он  продолжал ехать до  конечной остановки -
Жоффрэн.
     В вагоне Жюв неожиданно вздрогнул, как и окружающие его люди.
     Электрический  свет  вдруг  погас.   Состав,  следующий  в  направлении
Север-Юг, остановился.
     "Понятно,  -  подумал Жюв,  -  мне,  как всегда,  везет,  в перспективе
четверть часа простоя!"
     Жюв  облокотился  на  окно  вагона,  безропотно  покоряясь  ожиданию  и
собираясь немного вздремнуть.
     Но едва приняв небрежную позу, тотчас выпрямился, побледнел...
     - Что за  наваждение,  -  проворчал Жюв,  -  уж  не сошел ли я  с  ума,
случаем?
     Тишина  туннеля,  в  котором  вынужден  был  остановиться состав,  была
нарушена внезапно возникшим музыкальным мотивом,  который Жюв не мог слышать
без содрогания.
     - Это игра воображения, только и всего, - убеждал сам себя полицейский.
     Но продолжая считать, что ему все это только кажется, он встал, подошел
к двери вагона и слегка приоткрыл ее, чтобы стало лучше слышно.
     Несомненно, Жюв не ошибался.
     То, что ему удалось услышать, он различал отчетливо...
     Это  была музыкальная мелодия,  медлительная и  странная,  загадочная и
волнующая...
     Спустя некоторое время Жюв уже машинально напевал вполголоса услышанные
им музыкальные такты, затем, не в силах владеть собой, он воскликнул:
     - Но  ведь  это  так  называемая мелодия "Страстно",  черт  подери!  Та
удивительная мелодия,  о которой баронесса де Леско сообщила Фандору! Но что
же это может значить?..
     Жюв еще не успел прийти в себя от удивления, как состав тронулся.
     - Мне все приснилось, несомненно, все приснилось, - повторял он.
     Но он хорошо знал,  что говорил неправду,  и был уверен,  что отчетливо
слышал этот странный мотив.
     Жюв  был  по-прежнему  очень  взволнованным,  когда  состав  прибыл  на
станцию.
     - Жоффрэн! Конечная остановка! Все выходят! - объявил проводник.
     Жюв  вышел из  вагона совершенно автоматически.  Он  быстро поднялся по
ступенькам и только на улице вздохнул свободно.
     - Только бы скорее на воздух! Я там внизу задыхаюсь, - шептал он.
     И затем без колебаний сыщик стал подниматься в гору.
     Когда он  приблизился к  совершенно пустынной в  этот поздний час улице
Жирардон,  он принял кое-какие меры предосторожности,  чтобы его не заметили
те  редкие прохожие,  которые могли встретиться.  Он  одел  на  свои ботинки
большие мягкие калоши,  чтобы заглушить шаги  по  мостовой,  поднял воротник
куртки,  чтобы скрыть белизну рубашки.  Затем снял мягкую шляпу и  спрятал в
карман куртки,  заменив ее каскеткой,  чтобы походить на бродягу,  который в
этом районе выглядит менее подозрительно, чем хорошо одетый человек.
     Вскоре темным силуэтом на  звездном небе  возник перед  ним  загадочный
особняк на улице Жирардон.
     Жюв долго и внимательно рассматривал его.
     Особняк определенно выглядел совсем покинутым,  пустынным,  молчаливым.
Ни  одна  полоска света  не  пробивалась сквозь  окно,  не  было  слышно  ни
малейшего шума.  Этот дом не  подавал признаков жизни,  в  нем не было и  не
могло быть ни одной живой души!
     И  к  этому дому  подошел Жюв.  Он  разглядел большую водосточную трубу
вдоль  фасада здания,  идущую от  карниза крыши  до  земли  и  упирающуюся в
тротуар.
     - Именно по ней я и заберусь, - решил он.
     Он  остановился на мгновение,  затаив дыхание,  услышав отдаленные шаги
какого-то прохожего.  Затем улица погрузилась в тишину,  и Жюв,  убежденный,
что  он  здесь  совершенно  один  и  никто  не  сможет  его  увидеть,  решил
предпринять рискованный подъем.
     Полицейский зацепился за трубу,  плотно обхватив ее руками и  коленями,
затем  с  ловкостью и  живостью умелого гимнаста он  долез до  конька кровли
здания и почти у цели остановился на несколько секунд, прильнув к трубе.
     Жюв огляделся вокруг себя,  стараясь отыскать на  этой узкой обветшалой
кровле место, где бы он смог скрыться или удобно устроиться.
     Он  разглядел почти  ровную  площадку рядом  со  слуховым окном,  через
которое освещался чердак и в котором единственное стекло было разбито.
     Инспектор расположился как  раз  напротив слухового окна  и,  застыв на
некоторое время неподвижно, выжидал.
     Прошел почти час,  и  Жюву  уже  надоело находиться в  таком положении.
Вполне  вероятно,  что  баронесса  де  Леско  солгала,  рассказав Фандору  о
необычных приключениях, случившихся с ней в особняке на улице Жирардон.
     Жюв уже уверовал в свое предположение,  но внезапно вздрогнул,  подавив
проклятие. Он насторожился и почувствовал, как кровь отливает от его лица.
     Казалось, что из глубины особняка доносились, плыли к нему звуки нежные
и  волнующие.  Как  будто  кто-то  сдержанно жаловался,  рыдания  смягчались
скрипкой...  Затем  мелодия  усиливалась,  становилась более  взволнованной,
уверенной.
     И инспектор полиции узнал раздававшуюся в вечерней тишине мелодию.
     - Бог ты мой,  - произнес удивленно Жюв. - Это та же мелодия, которую я
только  что  слышал  в  метро  при  вынужденной  остановке  электрички.  Они
исполняют музыку под названием "Страстно".
     Сделанное Жювом открытие было столь странным,  что  несколько секунд он
оставался неподвижным,  вслушиваясь,  не  смея  довериться своим  ощущениям,
словно сомневаясь, не является ли он жертвой какой-либо ошибки.
     Тем  не  менее,  Жюв  был  очень активным человеком,  он  привык быстро
принимать решения, причем, бесповоротно.
     - Следует разобраться в двух вещах, - сказал он ворчливо. - Или я сошел
с  ума,  или внутри дома находятся люди,  играющие эту проклятую мелодию,  о
которой  рассказывал Фандор  и  которая  постоянно преследовала баронессу де
Леско. По всей вероятности, это сигнал!
     Сделав  вывод,  он  решил  попытаться  выяснить,  что  же  произошло  в
маленьком особняке совсем недавно.
     - Тот,  кто ничего не имеет, ничем не рискует! Я попытаюсь пролить свет
на это дело, - заявил Жюв.
     Поскольку,   посетив  ранее  особняк,   он  ничего  подозрительного  не
обнаружил, то решил использовать другие методы розыска.
     - Если входишь через дверь,  то  обычно ничего не  находишь...  Но если
нельзя проникнуть через окно, то остаются еще камины! - сказал он.
     Жюв  был  хорошим акробатом.  Он  принадлежал к  той  школе полицейских
агентов,  у  которых не  только блестяще работала голова,  но  и  тело  было
отлично  натренировано.   Они  все  занимались  спортом,   были  сильными  и
выносливыми.
     Жюв пополз вдоль водосточной трубы и,  достигнув крыши здания, осмотрел
камины.  Наконец он  нашел подходящий по  размерам,  куда мог бы  опуститься
человек.
     - Как неблагоразумно я поступаю,  -  прошептал Жюв,  увидев перед собой
узкий проход камина.  - Но не должны же люди, исполняющие музыку, быть столь
опасными, черт подери!
     Полицейский  застегнулся  на   все  пуговицы,   поставил  револьвер  на
предохранительный взвод, и, решив, что все меры предосторожности приняты, он
перешагнул через выступающий край камина.
     Спуск был трудный, и многие на этом пути ломали себе шею!
     Что касается Жюва,  то его мало волновали трудности.  Он пытался только
как можно меньше шуметь,  время от времени останавливаясь и вслушиваясь,  не
прекратилась ли музыка. Мелодия "Страстно" продолжала звучать, и ее властные
призывы доходили до неустрашимого инспектора.
     Жюв  неожиданно  заметил,   что  по  мере  его  продвижения,   по  мере
приближения к  месту нахождения музыкантов,  громкость музыкального звучания
не усиливается.
     - В чем же дело? - спросил себя Жюв. - Я приближаюсь к ним, но лучше от
этого не слышу. Может быть, они находятся на нижнем этаже здания?
     Спуск Жюва не был долгим, так как камин, очевидно, находился в одной из
комнат нижнего этажа.  Однако Жюв почувствовал по глубине лифта,  что он уже
прошел высоту первого этажа.
     И вдруг совершенно неожиданно,  так как Жюв не мог судить с достаточной
уверенностью,  какое расстояние ему нужно было преодолеть,  он  почувствовал
под ногами твердое основание камина. Рискованный спуск оказался удачным.
     - Все идет хорошо, я прибыл, - решил Жюв.
     Осталось всего-навсего узнать, куда он прибыл!
     Что же  произойдет,  когда он приподнимет чугунную плиту,  прикрывающую
камин?  Может  быть,  он  лицом  к  лицу  столкнется с  бандой  разбойников,
превратившей особняк в свое убежище?
     Или же, наоборот, он окажется в пустом помещении?
     Жюв  запомнил  расположение комнат,  когда  они  первый  раз  вместе  с
Фандором производили обыск.
     - Здесь,  -  прошептал он,  - должен быть салон. Черт возьми, теперь мы
увидим, есть ли там мебель или он по-прежнему пуст?
     Продолжая  оставаться внутри  довольно  просторного камина,  присев  на
корточки и  держа револьвер в правой руке,  он осторожно просунул левую руку
под чугунную плиту и стал медленно отодвигать ее.
     Полицейский слышал  ту  же  необычную  музыку,  известную  мелодию  под
названием "Страстно".  Но,  по правде сказать, громкость звучания была такой
же, как и на крыше особняка.
     - Нужно выходить отсюда,  -  пробормотал Жюв.  -  Может быть, здесь нет
никого,  и я успею занять оборонительную позицию, прежде чем кто-то бросится
на меня.
     И  он  поднял  резким движением плиту,  закрывающую камин,  и  выскочил
наружу.
     Жюв ожидал увидеть изящно меблированный салон таким,  каким его описала
баронесса де Леско...
     С  того  момента,  как  он  услышал эту  необычную музыку,  он  пытался
допустить,  что  молодая женщина ничего не  выдумывала,  что ее  рассказ был
искренним,  и,  следовательно,  в особняке на улице Жирардон должно быть все
так, как она описывала.
     Все  было  вполне  разумным,   но   вдруг  показалось  довольно  глупым
полицейскому.
     Помещение,  куда он попал,  выйдя из камина, представляло собой большой
салон, описанный Валентиной. Но этот салон оставался таким же пустым и давно
заброшенным, как и при первом визите Жюва и Фандора.
     Жюв остановился пораженный, не зная даже, что и подумать.
     - Черт возьми! - заметил он. - Опять те же штучки! Однако музыка звучит
здесь. Ничего не скажешь! Они исполняют мелодию "Страстно"!
     Оставаясь неподвижным в  центре большого салона,  Жюв продолжал слушать
эту странную мелодию...
     Казалось,  она звучит издалека.  Проникает сюда,  неизвестно откуда. Но
теперь он может уверенно утверждать, что это не галлюцинации.
     Что   же   делать?   Что  следует  предпринять,   оказавшись  в   таких
обстоятельствах?
     И если Фандор был очень напорист, то Жюв - очень упрям.
     - Я это разузнаю,  обязательно разузнаю!  -  уверенно сказал он.  - Или
сломаю себе на этом деле шею!
     И  Жюв  вторично  занялся  тщательным  осмотром  помещения.  Он  обошел
мансарды,  комнаты второго этажа,  салоны нижнего этажа.  Везде  были  следы
запустения,  покрытые пылью помещения с  отставшими от  стен  из-за  сырости
обоями, с рыжеватыми пятнами на потолке.
     - Мне это не снится, однако, - говорил себе Жюв.
     И  он вновь стал вслушиваться:  необычная мелодия по-прежнему неотвязно
звучала.
     - Где же,  черт подери,  находятся эти проклятые скрипачи?  - рассуждал
он.
     Жюв  сидел  на  последней  ступеньке  лестницы  с  револьвером в  руке,
пожевывая кончик сигареты,  не  собираясь даже ее зажечь.  Внезапно возникла
мысль:
     - А подвалы?.. Мы же не осмотрели подвалы.
     Ему  пришлось вернуться на  кухню,  чтобы  отыскать в  чулане выход  на
лестницу, ведущую в подвал. И Жюв очень обрадовался, когда, приоткрыв дверь,
услышал не приглушенные, а громкие звуки загадочной мелодии.
     - На этот раз,  -  ликовал Жюв,  - я не далек от того, чтобы обнаружить
гнездышко этих птичек.
     У  Жюва не  было с  собой фонарика,  он имел только,  подобно остальным
курильщикам,    коробок   спичек,    значит,    мог   воспользоваться   лишь
кратковременным освещением.
     - Ну и наплевать!  -  решил он.  - Это ничего не значит. Если они сидят
там,  значит,  и свет у них есть...  И потом,  кто ничего не имеет, ничем не
рискует!
     Это был его любимый девиз!
     Продолжая держать револьвер в руке,  останавливаясь через каждые десять
ступенек,  чтобы вслушаться,  Жюв  начал спускаться вниз по  маленькой узкой
лестнице.  Вскоре  ему  показалось,  что  лестница  должна  привести  его  в
необычные подвальные помещения.  Он находился уже на тридцатой ступеньке, но
чувствовал, что до конца пути еще далеко.
     - Когда же конец? Это путешествие в преисподнюю!
     Он  продолжал  спускаться дальше,  останавливаясь в  непроглядной тьме,
ощупывая стены  справа и  слева,  чтобы  не  упасть.  Вдруг лестница сделала
неожиданный поворот, и ему уже было не за что держаться. Таинственная музыка
звучала все громе и громче.
     - Если нужно, буду спускаться и дальше, - решил Жюв.
     Вдруг  у  него  возникла  мысль,   что  он  не  соблюдает  простых  мер
предосторожности.
     - Что если одеть калоши,  тогда меня не услышат и  на расстоянии в  сто
метров.
     Жюв сел, одел калоши и молча продолжил спуск.
     Он сбился со счета ступенек.  Но полагал,  что оставил позади уже около
ста  пятидесяти,  то  есть  спустился на  высоту шестого этажа,  когда вдруг
почувствовал твердую почву под ногами.
     Жюв остановился, прислушался. Музыка звучала все громче и громче.
     - Нужно поразмыслить, - заметил он. - Прежде всего, где же я нахожусь?
     И несмотря на опасность быть обнаруженным, он чиркнул спичкой.
     При слабом освещении он заметил,  что находится в подземной галерее, по
форме напоминающей свод. Она была столь низкой, что, подняв руки, он касался
ими потолка,  и столь узкой, что он почти касался плечами ее противоположных
сторон.
     - Ну вот,  -  прошептал Жюв.  -  Ни больше,  ни меньше,  как я  попал в
подземелье!..
     И добавил:
     - Теперь у меня есть шансы попасть в логово бандитов!..
     Почти бесшумно он продвигался большими шагами вдоль галереи.
     Он только слегка прикасался руками к  противоположным сторонам галереи,
чтобы  удостовериться,   что  от  нее  не  отходят  поперечные  галереи,  на
перекрестке которых можно свернуть и тогда потерять основной путь.
     Воздух был тяжелый, влажный.
     - Я слышу эту мелодию под названием "Страстно", значит, я на правильном
пути, - рассуждал он.
     Но именно в  тот момент,  когда он остановился,  чтобы вслушаться,  ему
показалось, что музыка прекратилась.
     - Неприятные предзнаменования, - прошептал он.
     Жюв  ускорил  шаги,  поскольку галерея  расширилась,  стала  достаточно
просторной, и ему показалось, что он услышал вдали какой-то шум, может быть,
даже голоса, но шум от шагов он слышал несомненно.
     Еще пять минут он продвигался вперед и вдруг остановился.
     Он не мог ошибиться...
     Почти совсем рядом с ним послышались шаги, кто-то шел.
     - Стой! - приказал Жюв.
     И он тотчас взвел курок своего револьвера.
     Но никто ему не ответил...
     - Черт возьми, опять мне показалось.
     Он  снова  продвинулся немного  вперед  и  снова  услышал,  как  кто-то
проходит около него. Тогда он смело бросился вперед с вытянутыми руками.
     И здесь произошло нечто совершенно невероятное.
     Жюв почувствовал,  что он  ухватил за голую руку какого-то человека,  а
тот с удивительной ловкостью пытался ее освободить.
     В то же время Жюв услышал,  как незнакомец произнес слово,  заставившее
его вздрогнуть:
     - Жап! Жап!
     От удивления инспектор отпрянул назад...
     - Ах, вот как! Здесь кто-то есть, черт подери. И его зовут "Жап".
     Несмотря на темноту,  в сильнейшем возбуждении Жюв побежал,  протягивая
вперед руки, стремясь найти человека, который вырвался.
     И вдруг совсем близко от себя он услышал, как чей-то голос произнес:
     - Я сказал Жапу, что адмирал корабля скоро придет!
     На что другой голос ответил:
     - Я выполняю сальто уже шесть раз подряд!..
     Потом послышался лающий кашель, шум шагов...
     Все  это  происходило в  темноте  и  выглядело галлюцинацией,  вызывало
растерянность.
     Жюв,  прислонившись к стене,  думал:  "Кто здесь? Кто здесь ходит? Боже
мой, если бы зажегся свет!"
     Он  по-прежнему сжимал в  руке  револьвер,  готовый выстрелить,  ожидая
нападения...
     Но снова наступила тишина, глубокая и непостижимая.
     Вдруг мучительное беспокойство охватило несчастного полицейского.
     Ноги  задрожали,   ему   показалось,   что  земля  уходит  из-под  ног,
приподнимает его,  покачивает,  как если бы он шагал по бурному морю...  Это
было похоже на чудо.
     - Боже мой, Боже правый, что все это значит?
     Жюв мобилизовал всю свою энергию и,  покусывая до крови губы,  чтобы не
закричать,   двинулся  вперед   и   прошел  метров  пятьдесят.   Все   время
придерживаясь рукой стены, Жюв вдруг понял, что вышел на перепутье...
     Он нащупал скамью,  настоящую каменную скамью,  как во время прогулки в
общественных местах...
     А надо сказать, что Жюв в этот момент был настолько подавлен, настолько
обессилен,  в такой степени сжигаем каким-то внутренним огнем, что он присел
на скамью немного отдохнуть. И тотчас он снова услышал голоса:
     - Будучи императором,  -  произнес кто-то,  кого  нельзя было различить
из-за темноты,  - я принял решение захватить Швейцарию! Мы приступим к осаде
всех гор! Ах! Ах!
     - А  я  разделю Луну на восемь частей,  -  произнес другой голос,  -  и
получу  таким  образом восемь  драгоценных бриллиантов и  открою  магазин на
улице Мира.
     - Жап мне сказал... Ох! Ох! Жап!
     - Это король богов, Жап!
     - Никто не может быть выше Жапа...
     И  без конца раздавался лающий кашель,  затем послышалось беспрестанное
шарканье ног, на смену которому пришла тишина, тяжелая тишина, как в склепе,
которая иногда даже в большей степени, чем темнота, угнетала Жюва...
     Ему было стыдно из-за своей слабости.
     - Нужно,  чтобы я  обо  всем узнал любой ценой,  -  прошептал он.  -  Я
очевидец невероятных вещей. Нельзя отступать, черт возьми!
     Но что же он мог сделать?
     Неожиданно Жюв решил прибегнуть к одной безумной уловке.
     Прежде всего он засунул в карман свой револьвер, который держал в руке.
Затем он взял в правую руку коробок спичек и,  приготовясь чиркнуть одной из
них,  отошел от скамьи,  на которой сидел,  двинулся наугад,  вытянув вперед
руки, собираясь схватить одного из тех разговаривающих людей.
     Довольно скоро при  своем необычном продвижении в  темноте он  встретил
человека, который столкнувшись с ним, закричал от ужаса:
     - Жап! Жап!
     - Бог  мой,  -  произнес  Жюв,  опрокинув навзничь своего  противника с
помощью подножки. - Кто вы?
     - Жап, - отвечал голос.
     Но  Жюв  успел чиркнуть спичкой,  и,  упав  на  колени перед человеком,
которого придерживал, он осветил его лицо...
     Даже при кратковременном освещении,  то,  что он увидел, показалось ему
невероятным.
     Этот  человек,  которого он  только  что  схватил,  опрокинул навзничь,
который только что  отбивался от  него изо  всех сил  и  кричал "Жап,  Жап",
стараясь вырваться... был ему удивительно знаком.
     Да,  действительно,  этот  человек с  искаженным от  страха лицом,  что
удалось заметить Жюву, был знаком ему.
     Это  оказался  загадочный  слепой,   необычный  пострадавший,  человек,
произносивший непонятное слово "Жап",  когда его вытащили из ямы пожарные на
набережной недалеко от  академии,  и  продолжавший повторять только одно это
слово,  когда его отправили в больницу... Это был, наконец, человек, носящий
в  петлице своего пиджака черный цветок,  что так удивило и полицейского,  и
доктора Мориса Юбера.
     - Черт возьми,  -  закричал Жюв в то время, когда спичка погасла, - что
вы здесь делаете? Кто вы на самом деле?
     Увы!  Поступив таким же  образом,  как  и  Жюв,  то  есть подставив ему
подножку и опрокинув его,  пленник вырвался из его рук. Жюв упал. Он услышал
топот  ног   быстро  удалявшегося  человека  и   одновременно  крики  ужаса,
раздававшиеся со всех сторон...
     Крики ужаса?
     Не совсем так.
     Это   были   необычные,   мучительно  страдальческие  крики,   которые,
смешиваясь, сливались в один могучий непостижимый вопль:
     - Жап! Жап!
     Жюв  почувствовал,  что волосы на  голове встали дыбом.  От  волнения и
ужаса зубы застучали... Но нужно было узнать любой ценой!
     У  Жюва оставалась только одна спичка.  Он чиркнул,  и на секунду стало
светло.  Он  не поверил своим глазам.  Ему показалось,  что примерно десяток
людей,  одетых  в  черное,  убегали  по  огромной галерее,  убегали с  воем,
убегали, как-то странно прикрыв ладонями глаза, как бы поддерживая веки!
     Больше Жюв ничего не успел заметить!
     Спичка  погасла.  И  снова  наступила  гнетущая  тишина,  непроницаемая
темнота и полнейшее одиночество.
     Что же делать? Что предпринять?
     Жюв решил вернуться обратно.  Он  шел ощупью по тому же пути,  только в
обратную  сторону,  спотыкаясь,  едва  переводя дух,  задыхаясь от  нехватки
воздуха;  казалось,  еще немного -  и он рухнет замертво на землю.  Он нашел
лестницу,  начал  подниматься по  ступенькам.  И  поднимался,  поднимался до
бесконечности...


     Посредине  большого  салона  заброшенного маленького особняка,  что  на
улице Жирардон,  в  нескольких шагах от камина,  где осел плотный слой сажи,
отупевший,  одуревший,  со страшной головной болью,  с  подступившей к горлу
тошнотой, с окровавленным лбом, с оцарапанными ногами приподнимался Жюв.
     Он  осматривался вокруг обезумевшими глазами и  ничего не  мог  понять.
Разумеется, полицейский не верил тому, что сам видел.
     Постепенно мысли прояснялись, становились более определенными.
     Машинально,  как это происходит со всеми, кто пробуждается от глубокого
сна, он постарался выделить детали из того, что его окружало: сажа, выпавшая
на паркете; обои, отставшие от стен; пятна плесени на потолке.
     И наконец он окончательно проснулся.
     - Но что же со мной произошло? Как я здесь очутился? - спрашивал он сам
себя.
     И  вдруг он  вспомнил то  необычайное приключение,  жертвой которого он
только что стал,  свое ужасное путешествие в подземелье, тяжелое возвращение
назад, когда ему пришлось взбираться по лестнице, казавшейся бесконечной...
     Между тем,  он не мог вспомнить, каким образом он попал снова в салон и
почему оказался лежащим на полу...
     В этот момент сильный приступ рвоты сломил его.
     - Проклятие, - выругался Жюв, - можно подумать, что я пьян!
     Уже сидя, он снова огляделся вокруг себя.
     Я опустился сюда!..  Это было,  как в кошмарном сне.  Не причудилось ли
мне все это?
     Жюв втянул носом воздух.
     Ему  вдруг  показалось,   что  какой-то  приторный  тошнотворный  запах
распространяется вокруг него.  Он протер глаза, встал и глубоко вдохнул... в
себя воздух.
     Нет, это ему не показалось.
     В  помещении действительно появился странный запах,  запах  опьяняющий,
душноватый,  резковатый,  который одурманивал, и, по всей вероятности, и был
причиной его внезапного недомогания...
     - Что же все это означает? Что со мной произошло?
     Продолжая стоять,  он  машинально высунул язык,  как  будто был сжигаем
внутренним огнем,  погибал от жажды.  Жюв сделал несколько шагов вперед,  он
хотел  подойти  к  окну,  открыть  ставни,  глотнуть  хоть  немного  чистого
воздуха... Но в тот же момент он невольно задрожал...
     Странная мысль пришла ему вдруг на ум.
     - Но здесь пахнет опиумом!  -  прошептал Жюв. - Страшно пахнет опиумом!
Это запах опиума...
     И он принялся браниться, сжав кулаки, нахмурясь, придя в бешенство.
     - Боже мой!  Боже правый! Значит, я был жертвой отравления опиумом! Моя
прогулка в  подземелье,  люди,  которых я  там видел...  лестница...  и  все
прочее...  было вызвано действием опиума.  Ах, черт возьми! Но я же все-таки
не курил! Я вообще не курю!
     В этот момент у бедного Жюва появилась безумная мысль...
     Он  побежал на  кухню,  открыл стенной шкаф,  который сохранился в  его
памяти, но не обнаружил никакой двери, ведущей в подвалы...
     Была   только  сплошная  твердая  стена,   которая  словно  гудела  под
неистовыми ударами Жюва...
     Подобный факт успокоил знаменитого полицейского:
     С этого момента всякое сомнение отпало. Пришлось безропотно смириться с
истиной, что у него были галлюцинации от вдыхания опиумного дыма...
     Даже  если  совершенно бесспорен факт,  что  все  эти  кошмары  вызваны
действием опиума,  приключение Жюва  не  потеряло своей таинственности.  Еще
многое осталось выяснить.  Ибо Жюв не принимал это зелье внутрь. Он не курил
его! Он дышал им!.. И вследствие этого...
     - Неслыханно!  - признался полицейский. - Я не хочу ничего придумывать,
и  только одна версия мне кажется правдоподобной.  Я  был совершенно в своем
уме,  когда начал спускаться с крыши в камин, но, несомненно, меня поджидали
внизу.  Не знаю,  каким образом, но меня заставили вдыхать пары опиума, и я,
полностью оглушенный,  кубарем свалился вниз...  тогда как  мои враги успели
ускользнуть,  я видел идиотские сны...  И теперь мне ничего не остается, как
уйти!
     Недовольный своим неудачным приключением,  раздраженный главным образом
тем,  что его облапошили,  оставили в дураках как начинающего, а ведь Жюв не
заслуживал плохого к себе отношения, он решил покинуть улицу Жирардон. Нужно
было встретиться поскорее с Фандором, обо всем случившемся ему рассказать.
     Выйдя наружу и  вдохнув свежего воздуха,  Жюв  почувствовал себя лучше.
Головная боль исчезла, тошнота прекратилась...
     - Уф! - вздохнул полицейский. - Ничего не поделаешь! Они еще благородно
поступили со мной. Если бы они захотели меня убить, то сделали бы так, что я
не смог бы пошевелить ни ногой, ни рукой.
     Но в тот момент,  когда он спускался к бульварам, он внезапно побледнел
и беспокойно стал ощупывать карманы своего пиджака.
     - Черт возьми, куда же подевался кулон баронессы де Леско?
     Некоторое время он лихорадочно обыскивал свои карманы.
     Но следовало признать очевидное:  кулона в них не оказалось. Бриллианты
снова были украдены. Жюв был ограблен.


Глава 13

НОВЫЕ ЗАГАДКИ

     Несчастный Жюв!  Он был похож на человека под хмельком, когда, пройдясь
пешком по  Монмартру и  проехав через весь Париж,  даже не замечая пути,  по
которому следовал, он оказался в редакции журнала "Столичные новости".
     Непостижимая усталость, как груз, давила на него, казалось, он постарел
сразу лет на десять, испытав тяжелое потрясение.
     И   когда  он   вошел  в   комнату  для  посетителей,   располагавшуюся
непосредственно перед редакцией,  и хорошо знавшие его служащие увидели его,
они с трудом скрыли свое удивление.
     Они  подумали,  что  с  ним  случилось нечто  из  ряда  вон  выходящее,
поскольку у него был столь странный, озабоченный вид, так не соответствующий
его характеру и манере поведения.
     Один из служащих обратился к нему.
     - Мсье Фандор,  -  сказал он,  - сейчас занят с посетителем. Если вы не
очень спешите, то подождите его, пожалуйста.
     Неуловимым жестом Жюв  дал  понять,  что все слышал,  затем,  рухнув на
стул,  тихо устремил куда-то неподвижный взгляд.  Обычно, поджидая друга, он
не пренебрегал возможностью перекинуться парой слов со служащими, но сегодня
он сидел молча.
     И  в  помещении для  посетителей,  где  находились,  кроме  него,  двое
служащих,  стояла  абсолютная тишина,  прерываемая только время  от  времени
скрипом пера по бумаге или перелистыванием толстого справочника.
     Между тем дверь в  кабинет Фандора отворилась,  и журналист проводил до
лестничной площадки своего посетителя.  Затем он  повернул сразу же назад и,
увидев Жюва, сделал знак, чтобы тот зашел в бюро.
     Как  только друзья оказались вместе,  Фандор подошел к  Жюву  и  горячо
пожал ему руку.
     - Браво! - сказал он ему. - Браво! Примите мои поздравления!
     Потом,  оставив Жюва с  озадаченным видом,  Фандор подошел к выдвижному
ящику, чтобы извлечь банковский билет, который он протянул инспектору.
     Жюв  широко  открыл  глаза  от  удивления,  рассматривая купюру  в  500
франков...
     - Что это? - спросил он.
     - Вы же хорошо видите,  мой милый,  -  ответил Фандор со смехом,  -  25
луидоров,  которые падают с  неба,  впрочем,  осмелюсь заметить,  совершенно
заслуженно... Ну же, берите их...
     Жюв отступил с выражением растерянности на лице.
     - Я должен их взять?.. Почему?..
     - Но потому,  что они предназначены вам.  Они вам принадлежат!  -  В то
время как Фандор смеялся над удивлением инспектора,  Жюв хмурил брови и  все
еще не брал банковский билет.
     Журналист настаивал:
     - А! Черт возьми! Нечего проявлять щепетильность... берите билет, я вас
прошу. Она попросила меня вам его вручить...
     Жюв был все более и более ошеломлен. Он глухо спросил:
     - Она?.. Кто?
     Фандор уже начинал терять терпение. Он пожал плечами.
     - Полноте,  Жюв,  - сказал он, - вы хотите меня разыграть? Мне кажется,
что  вы,  безусловно,  должны  догадаться о  персоне,  которая  поручила мне
передать вам эту сумму как вознаграждение. Это баронесса...
     - Баронесса де Леско? - вскричал Жюв.
     - Ну,  конечно,  да! Естественно! Чтобы отблагодарить вас за то, что вы
вернули ей кулон...
     Едва  Фандор произнес эти  слова,  как  Жюв  подпрыгнул,  будто он  был
внезапно чем-то поражен.
     Он стал мертвенно-бледным.
     - Что ты говоришь? - спросил он.
     Фандор, который определенно в этот день отличался неутомимым терпением,
повторил, тщательно выговаривая слова, чтобы быть лучше понятым.
     - Я  говорю,  мой  славный  Жюв,  следующее:  я  получил  поручение  от
баронессы Валентины де  Леско вручить вам от  ее имени сумму в  500 франков,
чтобы отблагодарить вас за возвращение ее кулона, который ранее пропал.
     Жюв наклонил голову и затем, помолчав, медленно произнес:
     - Мой милый Фандор, я не только не вернул мадам де Леско драгоценность,
но к тому же этот кулон,  который еще вчера был у меня,  исчез... его у меня
украли...
     Жюв все объяснил с  такой искренностью,  в  его словах скрывалась такая
глубокая серьезность, что теперь настала очередь Фандора остолбенеть.
     - Что вы говорите? - вскричал он.
     - Правду! - просто произнес Жюв.
     Однако Фандор настаивал. Он указал своему другу на стул, усаживаясь сам
перед бюро.
     - Погодите,  погодите,  - продолжал журналист, - во всем этом, конечно,
кроется  какое-то  недоразумение.  Вы  говорите,  что  вы  не  вернули кулон
баронессе де Леско?
     - Нет!
     - Но он у нее...
     - Что?
     - Ее  кулон,  Боже  мой!  Ну  и  ну,  Жюв,  сегодня утром вы  ничего не
понимаете?
     Фандор мог раздражаться,  распекать своего друга - тот не давал отпора.
Он обхватил руками голову и глубоко задумался. Он повторял:
     - Кулон у нее! Но с каких пор?
     Фандор вскинул руки к небу.
     - С каких пор?  Не могу сказать вам этого точно,  со вчерашнего дня,  а
может быть,  с позавчерашнего!  В любом случае,  я получил деньги этим утром
для того, чтобы вручить их вам... Соизволите их взять?
     - Извини,  -  наконец произнес Жюв, который с этого момента устремил на
Фандора странный взгляд, - не можешь ли ты мне сказать, какой сегодня день?
     "Да!  - подумал Фандор. - Что же это сегодня происходит с Жювом? Он мне
кажется совершенно растерянным, очень странным!"
     Однако журналист решил сохранить терпение до конца и ответил на вопрос:
     - Сегодня пятница...
     Жюв резко выпрямился.
     - Пятница!  -  вскрикнул он. - Нет, Фандор, не говори это... из любви к
Всевышнему, у нас сегодня не пятница, а четверг!..
     Глядя  на  своего друга  все  с  большим и  большим удивлением,  Фандор
возразил:
     - Сожалею,   что  должен  противоречить,  но  сегодня  у  нас  пятница,
посмотрите-ка лучше...
     И чтобы подтвердить свои слова,  репортер поднес к глазам Жюва утреннюю
газету.
     Кроме того он указал на календарь, висевший на стене...
     - Вам нужны другие доказательства? - спросил он.
     Жюв вновь упал в  кресло и,  как человек,  сраженный какой-то  страшной
тайной, прошептал:
     - Сегодня пятница... тогда, что же я делал вчера?..
     Отказываясь понимать,  Фандор не произнес более ни слова, а так как Жюв
молчал, воцарилась длительная тишина.
     Однако спустя некоторое время инспектор вновь начал:
     - Послушай,  Фандор,  происходят  серьезные,  необычайные  вещи...  Мне
кажется, что я понемногу теряю голову...
     - Сказать по  правде,  -  признался Фандор,  -  у  меня  точно такое же
мнение... Но не беспокойтесь, Жюв, такая голова, как ваша, прочно сидящая на
ваших крепких плечах, вряд ли потеряется...
     - О!  -  прервал его Жюв.  -  Не  смейся,  прошу тебя,  сейчас не время
шутить!
     С  этого  момента сыщик,  как  бы  охваченный внезапной решительностью,
подошел и уселся рядом со своим другом.
     Затем совсем тихо,  но  задыхаясь и  с  дрожью в  голосе,  он поведал о
поразительных  событиях,  о  которых  у  него  сохранилось  четкое  и  ясное
воспоминание...  Он рассказал обо всем с  самого начала,  о своем прибытии в
среду вечером -  относительно даты Жюв был уверен -  на  крышу дома на улице
Жирардон,   далее  о   своем  спуске  внутри  дома,   об  экстравагантной  и
таинственной прогулке по полуподвалам и наконец о том, что он видел, слышал,
заметил...
     Потом он описал свое пробуждение,  болезненное онемение членов, тяжесть
в  голове и  утомление мозга.  И  наконец свой  приход к  Фандору около часа
назад...
     Однако Жюва по-прежнему удивляло то, что была пятница, следовательно, в
доме на улице Жирардон он провел один день и две ночи.
     Итак, рассказ Жюва произвел на Фандора странное, тяжелое впечатление.
     Когда полицейский закончил говорить,  журналист поднялся, но, находясь,
по-видимому, во власти сильного возбуждения, колебался с ответом.
     - Мой  милый Жюв,  -  проговорил наконец Фандор,  -  все,  что  вы  мне
рассказываете,  является ошеломляющим, тревожным, сводящим с ума... Полноте!
У  необычайного есть свои пределы!..  И я не могу поверить в приключения,  о
которых вы мне рассказываете...
     В этот момент Жюв выпрямился.
     - Скажи,  что ты считаешь меня сумасшедшим,  черт подери,  -  выругался
полицейский.
     Но Фандор уже запротестовал:
     - Какое   отвратительное   слово   вы   произнесли,    Жюв,   и   каким
впечатлительным  вы  становитесь!   Сумасшедший!   Кой  черт,   нет,  вы  не
сумасшедший...  Но, разумеется, вы устали, взвинчены... Итак, если вы хотите
знать,  что я думаю,  я скажу вам это... Вот уже 10 лет, дорогой Жюв, как вы
не имеете ни минуты отдыха, живете в постоянном напряжении...
     Фандор продолжал бы говорить, если бы Жюв его не прервал.
     - Честное слово, именно ты, Фандор, и несешь вздор!
     Жюв поднялся. Его лицо было искажено, он кусал губы...
     - В конце-то концов,  черт побери, - выговаривал он, - то, что я видел,
действительно видел... И то, чего не делал, я не делал!..
     Фандор, очень обеспокоенный, ничего не отвечал...
     Жюв взял свою шляпу, яростно натянул ее:
     - До свидания!  Пока!..  Я  иду немедленно к  баронессе де Леско.  Надо
справиться у нее.
     В этот момент в дверь постучали.
     - Войдите! - разрешил Фандор.
     Появился привратник, который принес депешу. Машинально Фандор вскрыл ее
и прочел, вначале рассеянно. Однако вскоре он вытаращил глаза и побледнел.
     - Черт возьми! - пробормотал он. - Что это значит?
     - Что? - спросил Жюв.
     Фандор протянул депешу полицейскому,  не  говоря ни  слова.  Жюв громко
прочел: "Просьба не заниматься Жапом!.."
     Жюв повторил, глядя на Фандора:
     - Просьба не заниматься Жапом! Что это может значить?
     Затем какая-то странная улыбка озарила лицо полицейского.
     - О! О! - начал Жюв. - О! О! Вот те на!..
     Жюв  поднял  голову,  посмотрел  на  Фандора...  Он  отметил  бледность
журналиста.
     На мгновение показалось,  что инспектор колеблется, но затем он, должно
быть, принял внезапное решение, так как твердым голосом спросил:
     - Ну,   Фандор,  разве  депеша  такого  рода,  следующая  за  событиями
настолько странными,  как  мои,  не  заставляет тебя наконец подумать кое  о
чем?.. Кое о ком?..
     Жюв умолк. Тогда Фандор дрожащим голосом докончил фразу.
     - Да!  -  ответил журналист.  -  Вот  уже  четверть часа это  неотвязно
преследует мои  мысли!  Вот  уже  десять минут  зловещее имя  звучит в  моих
ушах...  Жюв,  вы  думаете о  Фантомасе?..  Что  означает "Жап"?..  Все  эти
явления,  связанные с Жапом,  что они представляют собой?  О! О! Неужели это
Фантомас?
     Ничего не отвечая,  с нервозной резкостью Жюв пожал руку журналисту. Он
пересек  прихожую  редакции  и  большими  шагами  быстро  выскочил,  хлопнув
дверью...
     На  мгновение  озадаченный  этим  быстрым  уходом,  Фандор  побежал  за
полицейским.
     - Жюв! Жюв! - кричал он.
     Но Жюв был уже далеко и ничего не слышал!..


     - Скажите госпоже баронессе де Леско, что у меня к ней важное дело, и я
должен ее увидеть.
     - Пусть мсье соблаговолит подождать в  этом маленьком салоне,  я сейчас
предупрежу госпожу баронессу.
     Слуга,  только что произнесший эти слова,  удалился, а посетитель, Жюв,
упал на диван и машинально вытер лоб, мокрый от пота.
     - Наконец-то, - прошептал он, - она дома, и я ее скоро увижу!..
     Покинув кабинет Фандора,  Жюв добежал до улицы Спонтини, проделав путь,
как говорят,  спортивным шагом.  Он  торопился,  однако,  желал идти пешком,
чтобы "пораскинуть мозгами".
     Было около 11  часов утра,  и  ему  повезло,  так  как  он  узнал,  что
Валентина де Леско еще не выходила на свою обычную прогулку в лес.
     Спустя  несколько мгновений молодая  женщина вошла  в  маленький салон,
приблизилась к полицейскому и сердечно протянула ему руку.
     Жюв извинился за свое появление, затем внезапно спросил:
     - Итак, мадам, кулон у вас?
     - Ну,  разумеется,  мсье,  -  ответила Валентина, слегка обескураженная
этим вопросом.
     Она добавила:
     - Это просто счастье,  что его отыскали или,  по меньшей мере,  что вор
его вернул,  и  я  вам признательна за вашу любезность...  По этому поводу я
обратилась к мсье Фандору...
     - Речь идет не об этом, - прервал Жюв, - я пришел, чтобы попросить вас,
мадам,  показать мне вашу драгоценность и  тщательно осмотреть ее  вместе со
мной...  Если случайно вы  сохранили коробочку и  шпагат,  которым она  была
обвязана, когда вам ее вернули, я попросил бы мне их принести.
     Валентина спросила:
     - Но для чего все это делать, мсье?
     - Я вас прошу,  мадам,  -  умолял Жюв, - сделайте то, о чем я говорю...
Это очень серьезно.
     Валентина смотрела на этого человека и отмечала его странное поведение.
Она  не  стала  более  настаивать,  удалилась на  некоторое время,  а  затем
вернулась со своим кулоном, коробочкой и шпагатом, как просил Жюв!
     Полицейский  бросился  к   предметам  и   долго  их  рассматривал.   Он
поворачивал и  переворачивал в  своих пальцах украшение,  состоящее из  двух
крупных  бриллиантов,  в  оправе  из  платины,  соединенных цепочкой  тонкой
работы!
     Он спросил у Валентины:
     - Вы уверены, мадам, что это точно тот кулон, который вы потеряли?
     - О!  Я абсолютно в этом уверена, - сказала баронесса. - Видите ли, мы,
женщины,  очень хорошо знаем свои драгоценности, и я вам даже признаюсь, что
бриллиант,  находящийся слева,  имеет дефект,  незаметный, но, тем не менее,
существующий, что позволяет мне узнать мою драгоценность среди тысячи...
     Жюв кивнул головой, а затем внимательно рассмотрел коробочку и шпагат.
     Да,  это именно он положил кулон в эту коробочку,  именно он обвязал ее
вокруг шпагатом...  Итак,  без  малейшего колебания полицейский признал свою
работу.
     Казалось,  это чрезвычайно его удивило;  два или три раза он  порывался
заговорить, однако не сказал ничего... Наконец он решился.
     - Мадам,  -  спросил он,  глядя  Валентине де  Леско прямо в  глаза,  -
соизволите ли вы ответить мне искренне?  Внимательно выслушайте, что я у вас
спрошу: это я вам принес ваш кулон?
     Валентина улыбнулась:
     - Нет, мсье! Впрочем, вы это знаете так же хорошо, как и я, вчера после
полудня,  когда вы принесли эту вещь, меня не было дома, и мои слуги тоже не
припоминают, что они вас видели, так как из скромности - явно преувеличенной
- вы довольствовались тем, что опустили пакет в почтовый ящик...
     Жюв глубоко вздохнул...
     - А! - прошептал он. - Это мне нравится больше!..
     - Что  вам  нравится  больше?  -  спросила  Валентина,  которая  начала
испытывать удивление и  даже  волнение,  вызванное странным поведением этого
человека...
     - Мне больше нравится то,  -  заявил Жюв,  - что кулон кто-то вернул по
меньшей мере без моего участия! К примеру, это не объяснит нам...
     Он  внезапно  остановился -  дверь  приоткрылась,  и  появился  кто-то,
вероятно,  очень  близкий в  доме,  пользующийся правом войти  в  салон,  не
приказывая доложить о себе.
     Это был доктор Юбер.
     Молодой врач зашел, чтобы попросить у Валентины позволения сопровождать
ее в Булонский лес, как это иногда он делал.
     Казалось,  он удивился тому,  что она принимала гостя.  Молодая женщина
представила мужчин друг другу. Юбер узнал Жюва и дружески приветствовал его.
     - Мы уже знакомы,  - сказал он и объяснил Валентине: - Я познакомился с
мсье Жювом в Булонском лесу...  На следующий день я его увидел вновь,  когда
он зашел, чтобы проводить ко мне в клинику больного...
     Затем доктор осведомился у баронессы о ее здоровье:
     - Как вы чувствуете себя этим утром?
     И, понизив голос, он добавил:
     - Ваши волнения,  ваши ужасы...  я осмелился бы сказать,  ваши видения,
все это ушло в  прошлое...  не  так ли?..  С  этим кончено,  все исчезло,  я
надеюсь?
     Валентина уклончиво покачала головой, Юбер продолжал:
     - С тех пор,  как ваш кулон отыскался,  благодаря мсье Жюву, я полагаю,
что  у  вас  не  будет  больше  этих  неприятных  эмоций,   этого  досадного
беспокойства?..
     - Этого  можно  только  пожелать,  -  заметил  Жюв,  который вмешался в
разговор,  - если нам удастся точно выяснить ситуацию, при которой кулон был
возвращен...
     - А!  Действительно!  -  сказал Юбер,  который неправильно уловил смысл
слов  полицейского.   -  Очевидно,  вы,  представляющий  правосудие,  хотите
продолжать поиски,  возврат  вещи  для  вас  недостаточен;  вам  надо  найти
виновного,   даже   если   он   искупил  свою  вину,   возвратив  украденную
драгоценность...
     Жюв не старался объяснить доктору Юберу, что смысл его высказывания был
абсолютно иной, однако, инспектор хотел выяснить у врача нечто другое.
     - Мсье, - сказал он, - я хотел бы задать вам вопрос.
     - Прошу, мсье, - ответил Юбер, - о чем идет речь?
     - О больном,  -  продолжал Жюв,  -  об этом человеке,  которого я к вам
привел  несколько  дней  тому  назад  и  поведение которого  было  настолько
странным...  Вы  помните,  он  употреблял бессмысленные слова,  беспрестанно
жаловался,  что  от  наружного воздуха  ему  плохо,  и  свет  его  будто  бы
ослеплял... Что с ним стало?
     Юбер нахмурил брови:
     - То,  что вы видели,  это еще ничего,  -  сказал он, - этот несчастный
доставил нам уйму хлопот...  Он вызвал беспорядок в больнице, хотел сбежать,
наполовину умертвил себя  во  время сумасшедшего бега,  предпринятого им  по
зданиям...  Впрочем,  убежать ему не  удалось...  Вы  думаете,  что подобная
гимнастика, учитывая его состояние, могла привести к фатальному исходу?
     - Фатальному? - прервал Жюв. - Что вы хотите этим сказать?
     Доктор, прежде чем ответить, извинился перед Валентиной:
     - Извините за этот мрачный разговор,  но я не могу отказать мсье Жюву в
сведениях, не так ли?
     И затем, обращаясь к полицейскому, он пояснил:
     - Просто я хочу сказать, что этот несчастный умер!
     - Умер!  -  завопил Жюв, содрогаясь всем своим существом. - Невозможно!
Вы уверены в этом?
     - Да,  разумеется!  -  сказал Юбер. - Смерть констатировал один из моих
практикантов.  О!  Никакой надежды не  светило,  этот несчастный был целиком
изношен,  организм более не функционировал, ему оставалось только умереть...
И он умер.
     - Умер... - повторил Жюв. После небольшого колебания он спросил: - Умер
и похоронен?
     - Похоронен?  Может быть! - произнес Юбер. - Вероятно, даже... так как,
если я не ошибаюсь, похороны состоялись в среду после полудня...
     - Мсье, мсье, - прервал Жюв, не способный более сдерживаться, - то, что
вы  говорите,  это  все невозможно...  я  его видел,  этого человека,  этого
больного,  я  его видел в  четверг...  по меньшей мере,  в  ночь со среды на
четверг...  в  любом случае,  я  уверен,  после того,  что вы  называете его
смертью.
     - Ба!   -   вскричал  Юбер,   озадаченный,   но,   впрочем,  достаточно
сомневающийся. - Где вы его видели?
     Едва слышным голосом Жюв прошептал:
     - Я  его видел в  потемках...  в  доме на  улице Жирардон...  он  был с
Адмиралом и Клоуном... и он произносил: "Жап! Жап!.."
     С  этого  момента  Жюв  казался  поглощенным таинственными раздумьями и
более не замечал, что доктор его рассматривал с особым вниманием, удивленный
его состоянием.
     Жюв продолжал:
     - Сможете ли вы подтвердить, мсье, что этот человек похоронен?
     Доктор пожал плечами.
     - Подтвердить вам  это...  Нет!..  Мы,  врачи больницы,  не  занимаемся
трупами!..  Но я полагаю,  что события должны были происходить,  как обычно:
усопший или был похоронен, или его тело поступило в прозекторскую...
     Жюв поднялся.
     - Мсье, - сказал он дрожащим голосом, - мне надо точно знать, что стало
с этим человеком, этим мертвецом... не можете ли вы мне в этом помочь?
     Доктор больше не  отрывал своего взгляда от  лица Жюва.  Он,  казалось,
внимательно изучал нервное состояние Жюва.
     Морис Юбер ответил:
     - Я помогу вам по мере своих возможностей...
     Из своего портфеля он взял карточку, наскоро написал несколько слов.
     - Вот,  -  сказал он, - рекомендательное письмо директору больницы; это
очень любезный человек, вы от него узнаете все, что хотите...
     - Спасибо,  мсье,  -  поблагодарил Жюв,  взял карточку и  положил ее  в
карман...
     Затем  полицейский поклонился  Валентине  де  Леско  и  кивнул  головой
доктору.
     - Мадам, мсье, мое почтение!..
     После чего он удалился,  застывший, как автомат. Доктор смотрел, как он
уходит...
     Когда Жюв покинул салон, Морис Юбер сделал тревожную мину.
     - Все это не очень хорошо,  по-моему, этот человек находится в странном
состоянии!..
     Потом его взгляд остановился на Валентине, которая слегка побледнела...


     Жюв находился наедине с директором больницы.
     - Спасибо,  господин директор,  - сказал он, - за вашу любезность, но я
хотел бы еще кое-что уточнить...  Что происходит обычно, когда у вас умирает
неизвестный человек?
     - Очень просто, господин инспектор, есть лишь два возможных решения. Мы
принимаем одно  или  другое,  судя  по  необходимости.  Когда  факультету не
хватает материала для секционных работ и  анатомических исследований,  одним
словом,  когда нам нужны трупы,  мы  отсылаем покойников,  не востребованных
родственниками,  в анатомичку или в мертвецкую Кламар,  где тела хранятся до
использования  их  студентами.  Когда  факультет  достаточно  обеспечен,  мы
отправляем трупы, покойников, в похоронное бюро, которое их захоранивает...
     Жюв  уже  узнал  по   документам,   в   какой  палате  вначале  лечился
таинственный персонаж, обнаруженный на берегах Сены, а также в какой умер.
     - Что сделали с его трупом? - спросил он у директора.
     - О!   -   безапелляционно  ответил  директор.  -  Он,  разумеется  был
похоронен,  так как,  к удивлению, на факультете материала хватает, и Кламар
обеспечен. Таким образом, не вызывает сомнения, что, как и другие усопшие на
этой неделе, человек, которым вы интересуетесь, был похоронен...
     Но Жюва не удовлетворили эти сведения.
     - Не можете ли вы мне сказать, - спросил он, - на каком кладбище?
     Директор прервал его с улыбкой:
     - Нет,  господин инспектор,  нет,  вы слишком многого хотите от меня, в
самом деле!..  Представьте себе,  я  не  могу ничего вам  сообщить по  этому
вопросу... У нас, в среднем, от четырех до пяти смертных случаев в день, и в
обязанности директора  больницы  не  входит  следить  за  всеми  похоронными
процессиями.
     Жюв  понял  маленький  урок,  который  только  что  был  ему  деликатно
преподан. Он извинился за свою нескромность.
     Однако у него был такой огорченный вид,  что директор больницы сжалился
над ним.
     - Послушайте,  -  посоветовал  он,  -  возможно,  вы  сможете  получить
дополнительные сведения,  обратясь к  сторожу морга?..  Может быть,  если он
вспомнит,   он  скажет  вам,  какие  похоронные  дроги  увезли  труп  вашего
человека...
     Директор позвонил, вошел служитель.
     - Проводите мсье в службу транспортировки усопших...
     Час спустя Жюв покинул больницу Шарите.  Он был встревожен и озабочен в
высшей степени...
     Напрасно спрашивал он  людей,  которые  могли  бы  дать  ему  сведения,
основанные на документах.
     Если вначале все были согласны,  что человек, о котором шла речь, умер,
действительно умер,  если все были единодушны в том,  что после того, как он
был доставлен в  морг и  положен в гроб,  его передали похоронному бюро,  то
потом никто не мог сообщить ни номер дрог,  которые его увезли,  ни название
кладбища,  на которое отправили этот неизвестный труп,  чья смерть никого не
удивила  в  больнице.  Однако  эта  смерть  казалась  такой  сомнительной  и
необычной для Жюва,  поскольку он видел, как этот человек расхаживал "живой"
в  столь странных обстоятельствах,  которые можно было назвать одним словом:
Жап!..


Глава 14

БОЛЕЗНЬ ЖАПА

     Жюв с быстротой ветра покинул особняк на улице Спонтини, чтобы посетить
больницу Шарите,  где,  благодаря рекомендации доктора Юбера, он рассчитывал
получить точные сведения о кончине и похоронах "человека во власти Жапа".
     Тем временем,  после его ухода,  в  элегантном особняке барона де Леско
остались наедине двое собеседников.
     Это были баронесса и доктор Юбер.
     Доктор после известного вечера,  когда он  во власти непреодолимой силы
вторгся  глубокой ночью  в  комнату  молодой женщины,  чтобы  вырвать у  нее
признание,  с  тех  пор  он  никогда  не  касался  этой  мучительной темы  и
остерегался возвращать к ней Валентину,  которая,  казалось,  забыла или, по
меньшей мере, притворялась, что не помнит об этом досадном происшествии.
     С тех пор обычная жизнь возобновила свое течение.  Валентина приступила
к   обязанностям  светской  женщины,   любезной  и  благосклонной  к  своему
окружению.  Юбер  продолжал жить  насыщенной и  серьезной жизнью заведующего
клиникой в больнице Шарите.
     Молодые люди  неоднократно виделись;  Юбер  много раз  обедал на  улице
Спонтини,  Валентина встречала его  в  Булонском лесу.  Когда они  бывали на
публике,  оба  проявляли  признаки  дружеского  расположения,  а  когда  они
оставались  наедине,   доктор  Юбер  держался  в   пределах  усердного,   но
почтительного  ухаживания  по   отношению  к   Валентине,   тогда  как  она,
предоставив доктору исключительные права официального вздыхателя,  не искала
повода разбудить в нем более определенные или более выраженные чувства.
     Итак,  в  это утро Валентина,  пожелав выйти на прогулку в  лес,  затем
отказалась от  этого намерения и  сказала доктору Юберу сразу же после ухода
Жюва:
     - Я  чувствую себя  несколько утомленной,  встревоженной этим последним
происшествием и до завтрака не буду выходить...
     Юбер колебался, не зная, что он должен сказать в ответ, а особенно, что
сделать.
     Означало  ли  это  высказывание Валентины,  что  он  должен  уйти,  или
наоборот,   молодая  женщина  была   готова  предоставить  ему   свидание  в
безмятежной тишине маленького будуара?
     Юбер машинально поднялся.
     - Я не хочу вам докучать... - начал он.
     Но когда он протянул руку Валентине, она удержала ее в своих руках.
     - Вы  не стесняете меня,  дорогой друг,  -  сказала молодая женщина,  -
наоборот,  ваше присутствие мне приятно...  Я признаюсь в этом,  в последнее
время я  стала беспокойной,  охваченной страхом,  нервной,  разумеется,  мне
нужен  отдых,  но  вы,  находясь около  меня,  воплощаете спокойствие,  мир,
безмятежность.
     Едва уловимая и слегка ироничная улыбка пробежала по лицу Юбера.
     Очевидно,  он предпочел бы,  чтобы его присутствие вызвало у  Валентины
другое чувство, более живое, более категоричное. Но он принадлежал к людям с
холодным и упрямым характером,  которые, не считая некоторых грубых выпадов,
действуют всегда со сдержанностью и уравновешенностью.
     Несомненно,  он любил Валентину любовью глубокой,  постоянной, суровой,
но он не принадлежал к тем нетерпеливым влюбленным,  которым надо немедленно
уступать.  Он допускал,  что ухаживание,  подобное тому,  которым он окружал
молодую женщину,  могло длиться долго,  очень долго, и в этом ничего не было
ни странного,  ни невозможного.  Впрочем,  если Юбер любил Валентину,  то он
также любил, и притом страстно, свою профессию.
     Молодая женщина была его флиртом и его пациенткой,  он был влюбленным и
врачом и  умел,  судя по  обстоятельствам,  забыть одну из  своих ипостасей,
чтобы помнить только о другой.
     Приход  Жюва  и  те  несколько  слов,   которыми  обменялись  доктор  и
полицейский,  зародили в душе Юбера,  безусловно, беспокойство другого рода,
но почти такое же сильное, как то, которое волновало Валентину.
     И  врач,  который был  очень  счастлив,  только что  получив разрешение
молодой женщины, сел и продолжал развивать свою мысль.
     - Этот незадачливый полицейский,  -  сказал он, - находится в настоящее
время  в  состоянии,  которое  я  не  решаюсь квалифицировать,  он  выглядит
нервным,  встревоженным,  обиженным и очень взволнованным...  Что вы об этом
думаете, Валентина?
     Молодая женщина улыбнулась:
     - Я думаю,  что это не единственный случай,  и вы,  Юбер,  должны знать
лучше, чем кто-либо иной, что все те, которые размышляют, которые интенсивно
живут в наше время, находятся в подобном состоянии... Кроме того...
     - Да, - прервал доктор, - все, что вы говорите, это именно так, но, тем
не менее,  имеются разные степени возбудимости...  Однако вернемся к Жюву. Я
полагаю,  что  его  нервозность в  настоящее время не  является нервозностью
нормального человека...  У него развивается особый вид неврастении, который,
впрочем, я изучаю с некоторых пор... и которым он болен...
     - Неужели! - воскликнула Валентина. - Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать,  -  уточнил доктор,  -  что этот человек, несмотря на
свою силу и здоровье,  кончит тем,  что помешается, если не обратит внимание
на  себя...  Отдаете ли  вы  отчет,  Валентина,  что он  находится во власти
видений или,  по  меньшей мере,  является выраженным фантазером?  Он придает
самым простым вещам развитие и размах неестественные, почти нереальные...
     Молодая женщина пристально посмотрела на  своего собеседника,  а  затем
отрывисто спросила:
     - Вы  употребляете формулировки,  слишком ученые для  меня,  и  если вы
хотите,  чтобы я поняла,  обращайтесь ко мне, не как к студенту, которому вы
читаете лекции, а как к женщине, которой надо что-то объяснить...
     Юбер улыбнулся:
     - Вы  чересчур скромны,  моя дорогая,  и  вы  меня понимаете достаточно
хорошо.  Но так как это вас интересует, я хочу расставить точки над i. Жюв в
настоящее  время  производит  на  меня  впечатление человека,  испытывающего
чрезмерное воздействие так называемых таинственных явлений,  которые, по его
мнению,  возникают вокруг него.  Вы  заметили его  поведение,  действительно
странное и достаточно необычное,  когда дело коснулось того, чтобы объяснить
вам, или - если быть более точным - не объяснить, как он вернул вам кулон.
     - Да, - согласилась Валентина, - что же дальше?..
     - Я продолжаю,  -  сказал доктор.  - Признаюсь, что поведение Жюва меня
очень  заинтриговало  и,   даже  осмелюсь  заметить,  произвело  прискорбное
впечатление,  когда он  проявил такое чрезвычайное удивление при  известии о
смерти несчастного, которого он привел ко мне в больницу несколько дней тому
назад.
     Валентина слегка побледнела:
     - Вы говорите об этом человеке, который беспрестанно звал: Жап! Жап!
     Доктор встал. Он посмотрел на Валентину странным взглядом.
     - Именно так, да! - произнес он. - Я хочу сказать о нем.
     Затем  после  некоторого молчания  он  продолжал  слегка  дрожавшим  от
волнения голосом.
     - Поберегите себя,  Валентина,  мне кажется, что вы также находитесь на
грани того,  чтобы поддаться этим галлюцинациям...  Мне  известно,  что есть
коллективные  галлюцинации,  и  они  являются  особенно  опасными,  так  как
основаны,  для большей убедительности, на вере других... Я боюсь, Валентина,
что открыл новое проявление этой неопределенной и  ужасной болезни,  которая
поджидает  в  темноте,   чтобы  напасть  на  человека,   и  принимает  самые
разнообразные формы...  Говоря откровенно,  я  боюсь,  что неврастения,  вид
тихого  помешательства,   может  породить  некое  патологическое  состояние,
которое можно обозначить под родовым именем "болезнь Жапа".
     - Вы полагаете,  -  прошептала Валентина с иронией, несмотря на крайнюю
бледность, - вы полагаете, что Жап не существует?..
     Доктор пожал плечами.
     - Жап?  -  спросил  он.  -  Кто  это?  Мужчина?..  Женщина?..  Собрание
индивидуумов?..  Теория?.. Идея?.. Призрак?.. Вы ничего об этом не знаете, а
я  тем более!..  Никто не смог бы этого сказать!..  Однако я замечаю,  и это
меня беспокоит больше всего,  что в  самых различных слоях общества наиболее
противостоящие друг  другу  люди,  наиболее  оппозиционные по  интеллекту по
образу жизни произносят при  самых различных обстоятельствах это слово,  это
имя...   Несчастное  существо  в  больнице  говорило  "Жап",  инспектор  Жюв
произносит имя "Жап"...
     Внезапно Юбер понизил голос и затем добавил:
     - Даже вы, Валентина, верите в "Жапа"...
     Молодая  женщина  вздрогнула,  стала  мертвенно-бледной и,  сжав  руки,
спросила:
     - А вы, Юбер, вы в это не верите?
     - Нет,  -  твердо произнес доктор,  -  но увы!  Я  верю в галлюцинации,
психоз, я верю в болезнь Жапа!..
     С  этого  момента  доктор  начал  ходить  взад  и  вперед  по  комнате,
охваченный  сильным  волнением.  В  течение  нескольких  дней  он  испытывал
непреодолимое желание сформулировать мысль, которая терзала его рассудок. Он
ощущал  потребность  высказаться,   развить  тезис,   который  выдвинул,   в
особенности перед Валентиной,  которую он хотел прозондировать, расспросить,
узнать самые интимные мысли на эту тему...
     Этот влюбленный, несмотря на то, что в любви был слепым, а в физиологии
- ясновидящим,  не  мог  не  признать,  что  расстройства,  проявлявшиеся  у
Валентины,  -  ее  внезапная бледность,  неожиданные эмоции  -  должны иметь
причину,  которую  этот  материалист,  как  все  медики,  связывал  с  четко
определенными событиями и явлениями.
     Между тем Валентина не отвечала,  но ироничная улыбка, блуждавшая на ее
губах, хорошо выражала ее мнение, поэтому доктор начал расспрашивать снова.
     - Вы не верите тому,  что я  говорю,  -  заметил он с горечью,  -  и вы
полагаете,  что этот человек, который говорит вам о безумии, возможно, более
безумен, чем другие?
     Улыбка застыла на  лице  Валентины,  казалось,  она  сделала усилие над
собой, чтобы оставаться спокойной. Изящным жестом она указала Юберу на место
рядом  на  диване,  на  котором она  сидела,  а  затем,  когда доктор удобно
устроился, она взяла его за руку и начала:
     - Я недостаточно сведущая,  дорогой друг, чтобы обсуждать или разбивать
ваши теории.  Но я знаю одно,  и здесь мое женское сердце,  мои предчувствия
меня не обманывают,  что в этом явлении Жапа,  как вы говорите,  есть что-то
таинственное,  но  также  что-то  определенное и  ясное,  что  вы,  кажется,
полностью отбрасываете...  Жап,  пусть  это  будет человеческое существо или
нечто сверхъестественное,  проявляет себя категорично и неоднократно,  а что
касается меня...
     Валентина внезапно умолкла.  Она боялась,  что на немой вопрос доктора,
она  уже  слишком много сказала.  Действительно,  если Валентина поставила в
известность Мориса Юбера  относительно необычайного исчезновения ее  кулона,
то она ничего ему не сообщила ни о свидании на улице Жирардон, ни о странных
речах,  которые держал таинственный и  невидимый незнакомец,  ее собеседник,
который себя открыто объявил как влюбленный и самый восторженный поклонник.
     Тем не менее, Валентина уточнила, поясняя доктору:
     - Я хочу вам изложить не идеи,  но факты:  например, мой кулон, вначале
исчезнувший, а потом вновь появившийся... Впрочем, есть еще кое-что...
     Она замолчала, доктор настаивал:
     - Прошу вас... говорите...
     - Хорошо, - сказала молодая женщина, которая преодолела свои колебания.
- Еще цветы... Вы слышали, Юбер, о черных цветах?..
     В свою очередь доктор вздрогнул.
     Затем внезапно медик уступил место влюбленному.
     - Валентина!  Валентина!  -  прошептал он. - Прошу, будьте откровенны и
искренни со мной,  прошло восемь дней, как я совершил отвратительную выходку
относительно вас...  ваше великодушие не позволяет вам вспоминать об этом, а
я проявил трусость и не извинился перед вами...  Но надо, чтобы я вернулся к
прошлому,  это необходимо...  Забудем "Жапа" и "болезнь Жапа" и будем думать
только о  нас...  И  отныне,  вы понимаете,  Валентина,  с вами говорит лишь
пылкий влюбленный,  несчастный,  который страдает, ревнует... Валентина, что
означает эта история с  цветами?  Что за  человек их  вам посылает?  Кому вы
обязаны этой честью, если только эти цветы действительно существуют...
     - Что вы сказали? - прервала его Валентина высокомерным тоном.
     Морис Юбер был слишком взволнован, чтобы отказаться от сказанного.
     - Я говорю,  - уточнил он, - что могу ревновать лишь в том случае, если
эти цветы, о которых вы мне говорите, действительно существуют...
     Валентина ответила резким и язвительным смехом.
     - Мой дорогой,  -  сказала она,  -  вы,  разумеется,  врач с  блестящим
будущим, но зато как влюбленный вы не очень проницательны... В конце концов,
сомневайтесь, если хотите, мне нечего больше вам рассказать об этом...
     Во  власти необыкновенного волнения доктор Юбер  встал на  колени перед
молодой женщиной.
     - Простите меня,  -  умолял он,  сжимая свой лоб рукой, как будто хотел
унять  биение в  висках,  -  простите меня,  но  я  до  предела взволнован и
обеспокоен...  Вы  мне неоднократно говорили об этих таинственных цветах,  и
мое сердце влюбленного при мысли, что не я, а кто-то другой вам их посылает,
испытывало ужасное мучение.  Мне рассказали, что подобные цветы находились в
петлице несчастного,  умершего позавчера в больнице... Вы только что сказали
об этих черных розах, которые получили на днях?
     Валентина прервала:
     - Я их получила вчера утром, в последний раз...
     Доктор поднялся.
     - Валентина, - торжественно произнес он, - вы мне говорите правду?
     - Я клянусь вам, - заявила молодая женщина.
     - Валентина,  -  продолжал доктор Юбер, - не согласитесь ли вы показать
мне эти цветы?
     Вместо ответа баронесса де Леско встала с  дивана и  медленно подошла к
звонку, нажала на кнопку.
     Вошел слуга.
     - Попросите прийти маленького грума! - сказала она.
     Через несколько минут появился Зизи.
     Валентина де Леско ему приказала:
     - Я спустила вчера в погреб большой букет цветов,  черных роз,  поищите
их и принесите сюда...
     - Хорошо, мадам! - ответил Зизи с поклоном.
     Когда  грум  ушел,  Валентина объяснила,  угадав вопрос,  который хотел
задать доктор Юбер.
     - Я   заметила,   что  эти  розы,   которые  отличаются  необыкновенной
бархатистостью и  потрясающей  свежестью,  блекнут,  увядают  с  невероятной
быстротой, если их выставить на свет. Как только их поместить в темноту, они
вновь приобретают свой блеск,  расцветают вновь...  Поэтому, желая сохранить
их как можно дольше,  так как,  признаюсь, они меня интересуют, но также для
того,  чтобы не видеть их беспрестанно перед собой,  признаюсь и в том,  что
они меня тревожат и пугают, я сама их спустила вчера вечером в погреб.
     Доктор Юбер ничего не ответил, но с некоторым волнением смотрел на лицо
Валентины,  бледный  цвет  которого  беспрестанно  менялся,  временами  щеки
покрывались то красноватыми пятнами, то темными. В дверь постучали.
     - Войдите! - сказала Валентина.
     Это был Зизи. Но... без цветов.
     - Ну, а цветы? - спросила баронесса де Леско.
     Зизи посмотрел на  нее  украдкой,  как  будто думая:  "Я  не  дам  себя
одурачить  в   этой  истории  и  полагаю,   что  вы  понимаете  -   меня  не
облапошить..."
     Он заявил самым дерзким тоном:
     - Мадам баронесса не должна удивляться, что я ничего не принес, так как
в погребе цветов нет...
     - Что вы говорите? - вскрикнула Валентина, вскочив.
     - Я говорю,  мадам,  -  продолжал Зизи,  - что в погребе цветов нет, и,
возможно, их никогда там не было...
     Валентина была раздражена:
     - Я  их спустила сама вчера вечером,  вы должны были,  по крайней мере,
принести мне вазу, в которой они находились.
     Зизи невозмутимо возразил:
     - В погребе нет ни вазы,  ни цветов!  Все голо,  как спина червяка, все
чисто, как скорлупа яйца...
     Валентина задыхалась...
     Однако  доктор Юбер,  который наблюдал за  ней,  не  казался удивленным
ответом Зизи;  наоборот,  очевидно, он вполне доверял формальному объяснению
грума.
     - Мой дорогой друг, - начал он, - этот малыш, должно быть, прав...
     Зизи покачал головой и с удовлетворенным видом проворчал:
     - Вероятно,  я прав,  что за дела,  посылать меня искать цветы, которых
нет... и прежде всего...
     Зизи внезапно остановился.
     Баронесса де Леско,  ошеломленная на мгновение его глубоко неподобающим
поведением, повелительным жестом указала груму на дверь.
     - Выйдите! - приказала она. - Я не допущу, чтобы со мной говорили таким
тоном!
     Она добавила:
     - Вы увидите Дезире,  дворецкого, он заплатит все, что вам причитается.
Уходите!
     Зизи в замешательстве отступил.
     "Все в  порядке!  -  подумал он.  -  Я  перехитрил,  меня выставляют на
улицу... В конце концов, я не украл..."
     Однако он принял огорченный вид и спросил:
     - Мадам баронесса не хочет, значит, держать меня у себя на службе?
     - Нет, - нервно произнесла Валентина, - уходите! Уходите немедленно!..
     Зизи повернулся и пошел довольно смущенно в комнату для прислуги.
     Для него ничего не  значило покинуть особняк на улице Спонтини,  где он
ужасно скучал, но он испытывал некоторое беспокойство при мысли, как все это
воспримет матушка Гаду.
     - Ба! - сказал он себе. - Я сейчас же пойду к старухе и по дороге найду
объяснение, чтобы выйти сухим из воды и доказать ей, что это не моя вина!..
     Между тем Валентина после ухода грума испытывала значительное волнение.
Она   ходила  по   комнате  взад  и   вперед,   раздраженная  и,   казалось,
рассерженная...
     Доктор неловко настаивал:
     - Возможно,  вы не правы, Валентина, уволив вашего грума под предлогом,
что он не принес цветы,  оказавшиеся вашими заботами в погребе. Этот ребенок
отвечал очень утвердительно,  он  уверял,  что их  там не  было,  никогда не
было...
     - И тогда?  - спросила Валентина, резко остановившись и угрожая доктору
Юберу своим раздраженным взглядом.
     - И тогда,  - сказал он глухо, - я задаю себе вопрос, действительно ли,
Валентина, вы получили эти черные цветы... или их не было, скорее всего, они
существовали лишь в вашем воображении...
     Валентина вздрогнула, ее губы сжались, мышцы шеи напряглись.
     Она произнесла прерывистым нервным голосом:
     - Вы просто глупец!
     Внезапно  дыхание  ее  прервалось,  глаза  закатились,  раскинутые руки
начали бить в  грудь,  молодая женщина рухнула на  пол  в  приступе ужасного
нервного криза...
     Через полчаса Валентина де Леско пришла в  себя.  Она лежала на большой
постели в своей комнате;  у ее изголовья находился не только доктор Юбер, но
и ее муж, барон де Леско, черты лица которого были искажены и вид был крайне
тревожным.
     - Как вы себя чувствуете, дорогая?
     - Лучше! Намного лучше!..
     Молодая женщина говорила слабым, все еще дрожащим голосом...
     Однако она с усилием приподнялась на постели и наполовину села.
     Внезапно,  когда  Валентина подняла голову,  ее  глаза  остановились на
третьем персонаже,  который стоял в  углу комнаты,  с  интересом наблюдая за
ней.
     Кто  же  был  этот  огромный  человек  с  жизнерадостным лицом,  гладко
выбритый, с толстым животом?
     Заметив его,  стоящего в ногах у своей постели, Валентина, по-видимому,
была неимоверно удивлена.
     Она  открыла рот,  как  будто хотела осведомиться,  но  барон уже  взял
слово.
     - Ваш дядя!  -  представил он.  - Вы видите вашего дорогого дядю Фавье,
Валентина, вашего дядюшку!..
     Юбер,  который не произнес еще ни слова,  в этот момент не мог сдержать
удивления, слушая слишком нарочитый тон, которым изъяснялся барон де Леско.
     Если говорить откровенно, в его словах таилась угроза, почти приказ!
     Тем  временем Валентина быстро пришла в  себя.  После того  как  первое
удивление прошло, она радостно приветствовала своего родственника.
     - Дядя Фавье, простите меня! Я настолько потрясена...
     Дядя  Фавье  бросился к  своей племяннице с  добродушным громким смехом
человека, довольного своей судьбой.
     Он  с  нежностью прижал племянницу к  своей груди,  в  то время как его
загорелое лицо и выбритый рот слегка касались ее каштановых кудрей...
     - Валентина!   Моя  маленькая  Валентина!   -   говорил  он.   -  Какое
удовольствие вновь увидеть тебя!  И  увидеть еще более красивой,  чем в день
твоей свадьбы.


     В  то  время как Валентина упала в  обморок,  перед особняком на  улице
Спонтини действительно остановилась карета. Из нее вышли два человека, барон
де  Леско  и  крупный мужчина с  жизнерадостным лицом  и  чисто американской
походкой, дядя Фавье, который всего полчаса назад прибыл на вокзал Сен-Лазар
трансатлантическим поездом.
     Богатый холостяк рассказал Валентине,  как  после чудесного путешествия
он прибыл во Францию и, спускаясь с поезда, имел удовольствие встретить мужа
своей племянницы, который пришел, чтобы найти его.
     - Любезный де Леско!  -  закричал он.  - Ты по-прежнему всегда молодой,
но, извини, ужасно растолстевший!..
     Фавье,  без  сомнения,  был намного моложе своего племянника.  Ему едва
исполнилось пятьдесят лет,  он был крепкий и здоровый,  привыкший к жизни на
свежем воздухе, получающий от этого пользу и любящий огромные равнины Дикого
Запада,  на  которых он занимался скотоводством,  чем сколотил свое огромное
состояние.
     Когда оба мужчины прибыли в особняк на улице Спонтини,  они узнали, что
Валентина больна,  что у  нее только что был нервный криз,  но,  к  счастью,
здесь оказался доктор Морис Юбер, который позаботился о ней...
     Первые излияния прошли, и, видя, что Валентина уже вне опасности, Фавье
машинально вынул часы.
     Он спросил у барона де Леско:
     - В котором часу у вас завтракают?
     Барон ответил:
     - Еще полчаса тому назад мы должны были сесть за стол!..
     - Правда?  -  сказал американский дядюшка.  -  В  таком  случае,  лучше
поздно, чем никогда, что вы об этом думаете?
     Доктор вступил в разговор:
     - Чего бы  мне ни  стоило подобное запрещение,  но я  полагаю,  что для
мадам де Леско лучше не спускаться в столовую, она еще недостаточно окрепла,
и несколько часов отдыха просто необходимы ей...  Дорогой друг,  - продолжал
он,  обращаясь к  Валентине,  -  вам  нужен абсолютный покой,  и  если бы  я
посмел...
     - Посмейте,  доктор,  -  произнесла молодая  женщина,  которая  отныне,
казалось,  лишилась  всей  своей  самоуверенности  и  безропотно  покорилась
предписаниям представителя медицины.
     - Хорошо,  - продолжал Юбер, ободренный ее покорным видом, - я хотел бы
дать вам совет,  пожелание провести несколько дней... может быть, неделю или
две в деревне... Вы нуждаетесь в отдыхе.
     - Это так серьезно, - прервал барон де Леско, - все, что вы говорите?
     - Очень серьезно,  -  сказал Юбер,  -  мне хотелось бы, чтобы баронесса
уехала куда-нибудь,  где у  нее не  было бы  ни забот,  ни тревог...  Именно
поэтому я  не предлагаю ей поселиться в вашем имении,  там в Йонне,  где она
должна выполнять обязанности хозяйки дома.
     - Может быть, отослать ее на юг? - спросил барон де Леско.
     - Нет,  -  возразил Юбер,  -  сезон там в полном разгаре,  а кроме того
светская  жизнь   Лазурного  берега  противопоказана  чисто  "растительному"
существованию, которое я рекомендую больной...
     - Куда  же  она  могла  бы  поехать?  -  задал  самому себе  вопрос муж
Валентины,  охваченный внезапным вдохновением.  -  Дело в том,  что мы знаем
хороших людей, бывших егерей, которые в настоящее время имеют ферму где-то в
Нормандии, около Гавра...
     Валентина, услышав эти слова, высказала немедленное одобрение:
     - Вы  говорите,  мой  друг,  об  этих  славных Дюкло,  которые живут  в
Гран-Терре?
     - Вот именно! - сказал барон де Леско.
     Ясная улыбка озарила лицо Валентины.
     - По правде сказать,  -  произнесла молодая женщина,  -  я не желала бы
ничего лучшего, как провести неделю у них. Я очень люблю этих добрых людей и
с большим удовольствием повидаюсь с ними.
     - Все это очень понятно,  -  объяснил барон де  Леско доктору.  -  Жена
Дюкло была бывшей служанкой семьи...
     Дядя Фавье подытожил беседу:
     - Итак, поскольку все устроилось, идемте завтракать!
     - Конечно! - добавил барон де Леско, обращаясь к Юберу. - Позавтракаете
с нами, доктор?
     Спустя час  трое  мужчин весело доканчивали еду,  не  проявляя никакого
беспокойства о состоянии здоровья баронессы.
     Чрезмерно  возбужденный поглощением  доброго  старого  шампанского дядя
Фавье, хлопая своего племянника по плечу, заявил с громким смехом:
     - Стало быть, вы становитесь холостяком, дорогой Леско. Надеюсь, что вы
воспользуетесь этим, чтобы помочь мне разгуляться. Прошло два года, как я не
был в Париже и, черт возьми... я уже не знаю хорошеньких местечек!


     Спустя  несколько  часов  совсем  в  другом  квартале  на  ратодроме на
проспекте Сен-Уэн Зизи, бывший грум барона де Леско, без удовольствия слушал
инструкции, которые ему давала его необычная знакомая, Гаду.
     - Прежде всего,  -  говорила старуха в  ответ на  какое-то  возражение,
только что высказанное сорванцом,  -  прежде всего,  я  не  спрашиваю твоего
мнения... И затем, обещаю, что если ты согласишься, я тебе дам 25 франков...
     При этом сногсшибательном обещании глаза Зизи заблестели.
     - Вот это аргумент!  -  согласился грум.  - Это заставит и слепого быть
зрячим!  Ну так что же,  Гаду, представляет на самом деле та работа, которую
ты захочешь мне всучить?
     Гаду понизила голос.
     Она с  давних пор сбивала Зизи с пути,  однако,  старалась усилить меры
предосторожности!
     - Стало быть вот,  -  начала мегера,  -  с  неба звезд хватать не надо.
Просто я хочу,  чтобы ты пошел навестить твоего товарища,  Малыша... Того, о
котором ты  мне  уже говорил,  и  чтобы ты  потихоньку,  не  показывая вида,
посмотрел и  удостоверился,  находится ли все еще молодая девушка в  ангаре,
поставлены ли на место деревянные кони, туда, где ты их видел.
     В этот момент Зизи начал сильно колебаться.
     - Как же... - начал он.
     Но в тот же момент Зизи замолчал!
     Гаду решительно вытащила из своего кармана монету в  100 су и сунула ее
в руку груму!


Глава 15

ГНЕВ ФАНТОМАСА

     Спустя три  дня  темной ночью,  когда  густые тучи  танцевали низко над
землей ужасающую сарабанду под  порывами ураганного ветра в  тени  пустынной
одинокой  улочки,  где  слышалось лишь  журчание ручья,  сбегавшего с  высот
Монмартра по мостовым,  украдкой собиралась группа людей, таинственно одетых
в черное.
     Их было не более четырех или пяти...  Они прислонялись к стенам, как бы
желая еще лучше спрятаться.  Они говорили тихо и  не  жестикулировали.  Даже
приглушенное восклицание едва ли раздавалось время от времени...
     Кто были эти люди?
     Какой темный замысел собрал их здесь в подобный час,  около полуночи, в
подобном месте,  на спуске горы,  где находились лачуги тряпичников,  крытые
фуры бродячих акробатов,  где суетится народ сомнительных нравов и пугающего
вида!
     Тут  были  Гаду,  укутанная  в  просторное  пальто,  поднятый  воротник
которого  почти  скрывал  ее  лицо,   Горелка,   одетый  в  короткую  куртку
водопроводчика.   Он  дрожал  всем  телом,  наполовину  замерзший.  Наконец,
Иллюминатор иногда бормотал какие-то  непонятные слова.  Здесь присутствовал
еще один персонаж, рука которого сжимала, казалось, некий тяжелый объемистый
длинный предмет прямоугольной формы...
     Эти  люди  несколько мгновений продвигались вперед,  спустились вниз по
улочке,  предпринимая самые  большие меры  предосторожности,  и,  ничего  не
говоря друг другу, резко остановились, сгруппировавшись вокруг Гаду.
     Отвратительная женщина украдкой кашлянула.
     - Спешите увидеть друзей-приятелей,  - начала она. - Теперь как раз все
в точности, едва будет сто метров от тюрьмы, куда идем обделывать делишки...
Поэтому все внимание на работу! А!.. Еще что?.. Твой нож у тебя, Горелка?
     Горелка,   услышав  вопрос,  довольствовался  пожатием  плеч  в  весьма
ироничной манере.
     - Возможно! - ответил он. - Я не выхожу, не защитив самого себя!
     - Ну ладно,  ты можешь раскрыть его в своем кармане на тот случай, если
появится мерзавец, как иногда бывает...
     - Хватит!  -  сказал Горелка,  очевидно менее уверенный, чем можно было
судить по виду...
     Однако Гаду тревожно оглядывалась по сторонам.
     - Время пришло,  -  прошептала она,  -  но, Боже милостивый, я не слышу
шума телеги.
     Все оставались в молчании, прислушиваясь к ночной тишине...
     Ничего не было слышно,  лишь свист ветра, шум дождя, который начал идти
крупными каплями, стуча по фасадам домов, хлестая в лицо ночных бродяг...
     Гаду продолжала:
     - Я  обещала быть  здесь  точно  в  двенадцать часов,  как  раз  сейчас
пробьет...  Он,  должно  быть,  поблизости...  если  только  его  кобыла  не
окочурилась по дороге!
     Они снова прислушались. Совсем близко раздался гул, как удар грома.
     - Это автобус на улице Ордене,  - объяснила Гаду. - Последний... Теперь
будет тихо.
     Затем мегера внезапно потерла руки:
     - Все в порядке! Я слышу конягу!..
     После того как автобус ушел, можно было отчетливо различить медленное и
усталое цоканье приближающейся лошади.  Также раздавался резкий лязг железа,
который свидетельствовал о  том,  что  подъезжала не  господская коляска,  а
просто фиакр, невероятная колымага.
     - А вот и он!  -  произнесла Гаду. - Иллюминатор, ты там поближе, пойди
на  угол,   посмотри,  действительно  ли  это  он...  И  пусть  он  держится
наготове... ладно?
     Иллюминатор исчез в темноте; через несколько минут он вернулся.
     - Там мужчина? - спросила Гаду.
     - Да! - подтвердил Иллюминатор. - Развозящий товар!
     - Ну вот... Все идет как надо...
     Однако Гаду,  хотя и сказала,  что все идет хорошо, по-видимому, была в
нерешительности!
     - Теперь,  -  продолжала она,  -  надо  смотреть и  смотреть,  чтобы не
сделать промаха...  Паренек,  о котором я вам говорила, должен меня ждать на
другом углу улицы.  Он не знает, в чем тут дело, однако, нам он нужен. Итак,
осторожно!.. Пусть остальные идут на двадцать шагов позади меня...
     С этими словами Гаду пустилась в путь. Она шла быстро, большими шагами,
и  время от  времени проверяла,  идут ли  ее приспешники,  согласно приказу,
который она только что им отдала.
     Гаду продвигалась в ночи таким образом около десяти минут.
     Улочка,  на  которой развертывалась эта сцена,  была отвратительная,  с
одной  стороны  окаймленная  неясными  пустырями,   с   другой  -   высокими
строениями,  казалось,  какими-то  огромными ангарами,  где не виднелся даже
слабый свет, где никто не бодрствовал.
     Эта улочка внезапно упиралась в улицу Шампьонне.  В закоулок этой улицы
и направлялась Гаду.
     Как только мегера приблизилась к  проезжей дороге,  она начала тихонько
свистеть...
     Она свистела так несколько секунд,  после чего из  темноты рядом возник
новый персонаж,  который шел,  засунув руки в  карманы,  вихляя бедрами и не
предпринимая решительно никаких  мер  предосторожности,  чтобы  не  наделать
шума.
     - А!  Вот и вы,  матушка Гаду!  -  начал он громким голосом,  подходя к
мегере.  -  Ну!  Знаете ли, не слишком-то вы рано! Можно состариться, ожидая
вас!  А  также,  черт побери,  здесь не время и  не место,  чтобы устраивать
свидания! Что вам еще от меня надо?
     Гаду сделала несколько шагов навстречу новоприбывшему...
     Она резко наклонилась к нему:
     - Замолчи, Зизи, ради Бога! Не шуми так и иди за мной!
     Зизи?
     Неужели это именно грума только что встретила мегера?
     Зизи,  а это действительно был он, за день до происходящего таинственно
получил приказ Гаду быть в полночь на углу улицы Шампьонне...
     Приказ сопровождался обещанием денег,  и Зизи, естественно, поторопился
согласиться.
     - Гаду,   наверняка,   занимается  темными  делишками,  -  сказал  себе
мальчуган,  -  но  мне  наплевать  на  это!  Я  не  собираюсь делать  ничего
плохого... Значит, я могу пойти посмотреть...
     Однако этой ледяной бурной ночью в тот момент,  когда Гаду приблизилась
к нему, Зизи почувствовал себя менее уверенно.
     - Так  что?  -  сказал он,  пытаясь стряхнуть вцепившуюся в  него Гаду,
которая крепко сжимала его руку.  -  Так что? Куда вы хотите меня послать? И
почему не надо, чтобы я поднимал шум?
     Мальчишка, увы!.. пытался отбиться. Он чувствовал себя схваченным Гаду,
как клещами...
     Жуткая женщина держала его за запястье и тащила в темноту улочки.
     - Иди! - повторяла Гаду. - Я не хочу, чтобы меня видели! Иди туда...
     Зизи пришлось повиноваться...
     - Ладно, - сказал он, - но отпустите меня, я пойду за вами... Ну!
     Гаду его не отпускала...
     - Так что, я - пленник? - начал Зизи.
     Гаду  еще  сильнее сжала его  запястье.  Зизи почувствовал,  как  ногти
мегеры впились в его тело.
     - Бог мой, вы мне делаете больно!
     На этот раз у него не было времени, чтобы добавить хоть слово.
     Гаду кашлянула.
     И  внезапно,  когда  Зизи  этого  не  ожидал,  из  темной  улочки стали
возникать силуэты  мужчин,  которые бросились на  него,  скрутили ему  руки,
почти обездвижили его.
     Грум понял, что он пропал.
     - А!  Черт побери!  -  прошептал он.  - Гаду собирается расправиться со
мной!
     Однако он ошибался.
     В то время как безумный страх охватил Зизи, который инстинктивно закрыл
глаза и больше не вырывался из боязни получить несколько сильных ударов,  он
почувствовал, как что-то холодное положили ему на лоб.
     Гаду медленно заговорила.
     - Зизи,  -  сказала страшная женщина,  - не надо бузить. Если ты будешь
орать, кричать, если захочешь улизнуть, я пущу тебе пулю в лоб... Ты понял?
     Зизи понимал это  очень хорошо,  так как догадался,  что к  его лбу был
приставлен револьвер.
     - Боже мой, что вы от меня хотите? - прохрипел он наконец.
     Гаду продолжала:
     - Видишь  эту  лестницу?  Тебе  надо  по  ней  подняться...  Наверху ты
окажешься  на  большом  чердаке,  оставленном Компанией омнибусов...  Кореши
пойдут за тобой...  Ты их проводишь до тюрьмы,  где сидит девчонка,  которую
удерживают Бедо и Тулуш...  Это все,  что от тебя надо... Когда ты покажешь,
где она, можешь сматываться... Ну, идешь?
     Разумеется, Зизи очень хорошо понимал в этот момент, что от него хотела
Гаду.
     "Черт подери!  -  подумал несчастный грум. - В какую скверную историю я
впутался! Ах! И что меня дернуло вести разговоры с Гаду!"
     Но отступать было некуда.
     Гаду продолжала его сильно трясти, спрашивая:
     - Ты понял? Собираешься идти, черт побери, или я тебя укокошу?
     Зизи, не колеблясь, решил повиноваться.
     "Издохнуть,  это мне ни к чему!  - подумал он. - Сначала я поднимусь на
чердак... Потом удеру..."
     Было темно,  еще  темнее,  чем минуту назад,  так как дождь удвоил свою
ярость.
     Зизи,  глаза  которого часто мигали,  внезапно увидел прямо перед собой
круг  света.  Потайной фонарь,  внезапно раскрытый,  освещал первые  ступени
приставной лестницы. Гаду толкнула грума.
     - Поднимайся, черт возьми! И пошевеливайся!
     Зизи убедился, бросив беглый взгляд, что бежать было невозможно.
     Его окружали мрачные силуэты...
     При свете лампы сверкнуло что-то  блестящее,  что он  принял за  лезвие
ножа...
     - К чертям! - начал Зизи, зубы которого стучали.
     - Поднимайся! - еще раз повторила Гаду.
     Тогда Зизи начал подниматься...
     Лестница, по которой он карабкался, сгибалась вначале под его тяжестью,
затем под тяжестью тех, что шли за ним... Взбираясь вверх, Зизи обернулся.
     Свет  потайного фонаря сопровождал его  подъем по  лестнице.  Очевидно,
фонарь нес один из тех, кого он должен был провести...
     - Поторапливайся, негодяй! Идем! Смелее!
     - Если ты собираешься улизнуть, я воткну тебе в затылок нож!
     Зизи услышал угрозы,  произнесенные позади. Страх подстегивал его, и он
карабкался с поразительной ловкостью...
     На  верху лестницы Зизи  обнаружил черное отверстие,  окно с  разбитыми
стеклами, которое выходило на огромный чердак.
     Зизи вошел в ангар.
     Внутри этого  громадного помещения еще  остался приятный запах  сена  и
овса... Чердак был пустой, молчаливый, пугающий...
     - Узнаешь? - спросил голос.
     Зизи не колебался:
     - Да! Малыш меня вел здесь...
     - Тогда торопись, веди нас...
     Началось какое-то блуждание, безумное продвижение вперед.
     Зизи,  сопровождаемый тремя  мужчинами,  лиц  которых он  не  мог  даже
видеть,  так  как  из  осторожности потайной фонарь  был  наполовину закрыт,
должен был искать дорогу через огромные и пустынные помещения...
     Когда  он  познакомился  с  Малышом,  когда  тот  его  вел,  по-ребячьи
бахвалясь, к помещению, где фактически молодую девушку удерживали пленницей,
Зизи почти не обращал внимания на дорогу...
     Поэтому теперь его  терзал ужасный страх,  чтобы  не  ошибиться,  чтобы
отыскать каморку пленницы.
     "Если я их обману, - подумал Зизи, - они меня прикончат!"
     Группа  людей  спускалась по  извилистым лестницам,  шла  по  пустынным
дворам,  поднималась на другие этажи. Внезапно Зизи вывел своих спутников на
новый чердак.
     - Внимание! - скомандовал он. - Если Тулуш и Бедо там...
     Но кто-то прервал его:
     - Не твое дело! Их уберут! Иди прямо к девчонке...
     Они шли еще несколько минут. Зизи наконец различил антресоли, прикрытые
несколькими большими досками.
     - Она там! - начал грум.
     Он хотел добавить другие детали, но времени больше не было!
     Несчастный Зизи,  показав антресоли,  внезапно замертво упал на  землю,
уложенный на месте сильным ударом кулака в затылок!


     Прошло время...
     Через  щели  крыши  большого чердака  начал  проникать синевато-грязный
рассвет, ложась полосами тусклого света.
     Зизи,  который продолжал лежать  на  полу,  немного приподнялся,  очень
удивленный, что находится здесь.
     - Что такое! - прошептал грум. - Где это я?..
     Затем память вернулась к нему:
     - А! Черт возьми! Я вспомнил!
     Перед ним возникли антресоли...
     Грум вбежал туда...
     Антресоли были пустыми!
     - Ее похитили!  -  проговорил он.  -  Ах! Черт побери!.. А меня бросили
умирать! Ну, негодяи!..
     Одно   мгновение  Зизи   оставался  перед   маленькой  пустой  каморкой
неподвижным и немым от ужаса.
     Внезапно грум втянул носом воздух.
     - Что за черт! - выругался он. - Кажется...
     Он вдохнул воздух...  прислушивался... Четко различимое гудение, мощное
гудение достигло его слуха.
     - Ладно! Что там еще?
     Зизи вышел из антресолей и решил бежать...
     Увы!  Когда  он  посмотрел в  отдаленный конец чердака,  из  его  груди
вырвался крик.
     - Огонь! Пожар! Они подожгли здание!
     Его охватил жуткий страх.
     Затерявшийся в  огромном заброшенном помещении парка  для  омнибусов на
улице Шампьонне,  Зизи отдавал себе отчет,  что у  него нет ни  одного шанса
спастись в случае, если пожар помешает ему убежать...
     - Но я же изжарюсь живым! - завопил он.
     Впрочем,  огонь,  должно быть,  тлел давно,  так  как  только теперь он
вспыхнул с внезапной силой...
     Начинал гореть пол, едкий дым клубился по чердаку.
     - Я... Я не могу пройти! - прохрипел Зизи.
     Он побежал к одному из выходов с чердака, повернул назад и, потрясенный
увиденным, бросился в другую сторону...
     Итак,  пока  Зизи  бегал,  совсем потеряв голову,  скорее мертвый,  чем
живой, перед ним внезапно возник фантастический силуэт.
     Человек,  одетый в темное трико, чьи черты лица скрывал черный капюшон,
с бешеной стремительностью,  не обращая внимания на пламя, бушевавшее вокруг
него, бросился к антресолям, издавая отчаянные призывы:
     - Элен! Элен! Где ты? Моя девочка! Мое дитя! Я здесь! Бедо! Тулуш!.. А!
Я отомщу!..
     Вдруг незнакомец заметил Зизи.
     - Малыш! - закричал он ошибочно. - Где Элен?..
     Обезумевший Зизи выкрикнул:
     - Увезена! Похищена! Насильно уведена...
     Когда он произносил эти слова, человек в капюшоне остановился.
     - Похищена?  -  спросил он дрожащим голосом.  -  Насильно уведена... Ты
лжешь! Неправда! Она там! Там!.. В огне!..
     Он бросился вперед...
     И в эту минуту Зизи внезапно понял, что здесь произошло...
     Несомненно,  этот незнакомец,  одетый в черное, хотел спасти из пламени
ту молодую девушку, которая была похищена Гаду.
     Здешняя пленница была его пленницей...  Если Гаду ее похитила,  значит,
мегера была врагом этого неизвестного! И еще одна мысль мучила Зизи.
     Кто был этот человек,  одетый в черное трико,  черты лица которого были
скрыты под черным капюшоном?
     Кем он мог быть?
     Он!   Легендарный  силуэт!   Зизи   слишком  много   читал  в   газетах
фантастических рассказов,  ужасных драм,  приводивших в  отчаяние весь  мир,
чтобы он мог в этом ошибиться...
     Уже само имя, которое выкрикивал этот неизвестный, было откровением...
     Он звал Элен!
     Молодую женщину, которую похитила Гаду, тоже звали Элен!
     Однако Элен?..  Так  звали  дочь  Фантомаса!  Значит,  перед  Зизи  был
Фантомас?
     Напуганный,  не способный сделать даже малейшее движение, Зизи созерцал
фантастическую сцену, которая развертывалась перед ним.
     Человек в черном трико и капюшоне устремился вперед.
     Одним  прыжком  он  пересек  полосу  огня,   которая  отделяла  его  от
антресолей, теперь пустых.
     В красноватом зареве пожара Зизи увидел, как он заламывал руки.
     Грум услышал, как он кричал с невыразимым чувством отчаяния:
     - Моя девочка!.. Элен!.. У меня похитили Элен!..
     Затем внезапно Фантомас,  а  Зизи полностью был уверен,  что незнакомец
был действительно Фантомасом, казалось, овладел собой.
     - Негодяи!  -  вопил он.  -  А!  Вы мне заплатите своей жизнью за муки,
которые причинили мне сегодня!.. Элен!.. Элен!.. Я отомщу за тебя!..
     Потом  Фантомас снова  пересек  пламя.  Его  одежда  местами  покрылась
искрами, край капюшона тлел...
     - Ты! - закричал он, прыгнув к Зизи. - Ты умрешь! Ты заплатишь за все!


     - Ведь вот что удивительно,  когда мучит жажда,  белое вино,  все равно
какое,  кажется в  высшей степени изысканным!  Пора!  Еще  глоток -  и  надо
сматываться!..
     Зизи  добросовестно опорожнил стакан,  бросил тринадцать су,  стоимость
еды,  на стол трактира,  куда он забрел пообедать,  потом,  натянув шляпу на
уши,   непринужденно  вышел   на   улицу,   очень   радостный  и   полностью
успокоившийся.
     Каким образом удалось Зизи ускользнуть от Фантомаса?
     Каким  образом  удалось  Зизи  спастись  от  ужасного  пожара,  который
разгорелся таким гигантским пламенем, что все утро Париж не говорил ни о чем
другом, кроме этой трагической катастрофы?
     Грум с трудом мог бы это объяснить!
     В тот момент,  когда Фантомас бросился к нему, у него пульсировала лишь
одна мысль: убежать, ускользнуть от ярости чудовища, чего бы это ни стоило.
     Тогда Зизи наугад, как безумный, бросился вон с чердака.
     Он  пересекал  полосы  огня,   бежал  по  коридорам,  где  нельзя  было
продохнуть...
     Страх дал ему крылья, ужас наделил необыкновенной ловкостью.
     Зизи долго бежал по  пылающему зданию.  Ему казалось,  что он все время
слышал в нескольких шагах от себя шаги Фантомаса.
     Когда начиналось удушье,  когда слепили языки пламени, мысль о том, что
он  может  попасть  в  руки  Фантомаса,   инстинкт  самосохранения,  который
действительно творит чудеса, заставляли его стремиться вперед...
     После двадцати минут бега столь же безрассудного, сколь и безнадежного,
Зизи внезапно выскочил в огромный двор,  перепрыгнул через ограду и попал на
заброшенный пустырь.
     Он был спасен!
     Теперь Зизи перевел дыхание.  Немного успокоившись, он пустился дальше,
вышел на соседние улицы,  где уже собиралась толпа,  обсуждая пожар, который
бушевал. Но отныне пожар был последней из забот Зизи!
     Удивительный  парижский  сорванец,  едва  ускользнувший от  страшнейшей
опасности, вновь обрел всю свою холодную беззаботность гавроша...
     - Ну нет! - ворчал грум. - Это так не пройдет! Нет! Мало ли что!.. Если
Гаду думает,  что я не отомщу...  Она попадет пальцем в небо!  Она не только
заставила избить меня,  но  еще  хотела меня  зажарить...  И  кроме того,  я
рисковал познакомиться с Фантомасом... Это уже не игра!..
     Все утро Зизи бесцельно бродил, размышляя, как "отомстить за себя".
     В  полдень он  позавтракал в  бистро квартала Звезды и  теперь большими
шагами направлялся к улице Спонтини.
     - Итак,  Гаду заставила шпионить за моей бывшей хозяйкой, Валентиной де
Леско,  -  решил Зизи.  -  Чтобы мне отомстить за  себя,  есть очень простое
средство:  я пойду и все открою баронессе.  Вероятно,  этой проклятой мегере
придется плохо!..
     Однако на улице Спонтини Зизи несколько растерял свою уверенность...
     Как только он  пересек решетку сада,  он подумал о  всех трудностях,  с
которыми он, по-видимому, столкнется при встрече с Валентиной де Леско.
     - Наверное,  - предположил Зизи, - я прежде всего столкнусь с Дезире, а
он выставит меня за дверь!..
     Желая,  насколько возможно,  избежать этой крайности, Зизи вместо того,
чтобы направиться к обычному входу для прислуги,  пересек двор,  поднялся на
крыльцо  и  через  наружную  застекленную  дверь  проник  непосредственно  в
маленький салон-будуар, где обычно находилась Валентина.
     - Если мне повезет,  -  рассудил грум,  -  я найду в это время хозяйку,
занимающейся своей корреспонденцией...
     Но Зизи не повезло!
     Маленький салон был пуст, Валентины де Леско там не было.
     - Боже мой! Что делать? - задал себе вопрос Зизи.
     Он машинально окинул взглядом мебель в  комнате,  где находился.  Вдруг
его глаза заблестели...
     На столике рядом с парой перчаток и орхидеей,  вероятно, приготовленной
для бутоньерки, лежал кошелек.
     - Что за блеск!  -  воскликнул Зизи.  -  И когда я вспоминаю, что я без
гроша...
     Без злого умысла,  просто из любопытства,  грум подошел к  столу,  взял
кошелек, взвесил его в руке...
     - С этим,  -  прикинул он,  -  я прожил бы целых два месяца!  Ах!  Черт
побери!
     Держа кошелек в руке, Зизи теперь колебался...
     Он был покорен идеей легкой кражи...
     - В  конце концов,  здесь меня выставили за  дверь,  хотя я  не  сделал
ничего дурного... и даже...
     В особняке где-то скрипнула дверь.
     - Хватит! Кто-то идет! - сказал себе Зизи, вздрогнув.
     В  этот момент он  совершенно забыл,  почему он был здесь,  забыл,  что
хотел  отомстить Гаду  и  сообщить Валентине де  Леско,  что  она  оказалась
жертвой шпионажа...
     Нет! В эту минуту Зизи знал и видел только одно, а именно, что в руке у
него был кошелек с деньгами, которые являлись для него состоянием!
     Однако приближались чьи-то шаги...
     - Меня схватят! - повторял Зизи.
     Внезапно он решился.
     Зизи больше не сопротивлялся ужасному искушению!
     Он взял кошелек,  бегом промчался через комнату и  бросился в пустынный
сад...
     - Тем хуже! - прошептал грум. - У меня последнее время слишком уж много
несчастий!  Все озлобились на  меня...  Хотя до  сих пор я  ничего не сделал
плохого! Ладно! Я начинаю! Вот я и стал вором!


Глава 16

ВСАДНИК, ВНУШАЮЩИЙ СТРАХ

     Едва  Зизи  перелез  через  ограду,  которой  был  обнесен садик  возле
особняка на  улице  Спонтини,  как  он  заторопился быстрее  убежать отсюда,
прижимая украденный кошелек к груди.
     - Воздух квартала для меня вреден!  -  рассудил он. - Булонский лес мне
ни к чему... здесь слишком влажно!
     Приободрившись  таким  образом,  он  помчался  наугад,  огибая  улочки,
пересекая их поперек, стараясь запутать следы в случае погони, что было мало
вероятно...
     Однако вскоре Зизи почувствовал себя вне опасности.
     - Хватит!  -  сказал он тогда себе и перешел на менее быструю ходьбу. -
Стащив этот кошелек,  я,  конечно,  обеспечил себя на некоторое время. Но, с
другой стороны,  я  оказался в  такой  ситуации,  когда  для  меня  было  бы
чертовски неосторожно посещать Валентину де Леско или ее мужа...
     Зизи был раздосадован,  так как затаил глухую злобу и пытался отомстить
Гаду за ту страшную опасность, которую подло подстроила ему старуха...
     Внезапно Зизи повернул обратно.
     - О,  вот мысль так мысль! - сказал он себе. - Раз я не могу обратиться
ни к  барону,  ни к баронессе,  то есть ни к мужу,  ни к жене,  я обращусь к
любовнику!..  Или я  сильно ошибаюсь,  или так называемый Морис Юбер здорово
рассердится!
     Зизи зашел в почтовое отделение.
     С  величайшим душевным спокойствием он  занялся поисками адреса доктора
Мориса Юбера.  Это было не трудно сделать. В первой же справочной телефонной
книге имелись нужные сведения, и Зизи отправился к врачу.
     Но,   разумеется,   он   не  допустил  такой  ошибки,   чтобы  пытаться
непосредственно поговорить с доктором Юбером. Он не собирался хвалиться тем,
что его выставили за дверь у Валентины де Леско,  а еще менее тем, что у нее
в доме он украл кошелек...
     Напротив,  он нахально наврал камердинеру молодого врача,  спросившему,
что он желал:
     - У меня поручение! Не мог бы я увидеть господина доктора?
     Эта  просьба сделала свое дело,  и  Зизи был  немедленно принят молодым
человеком.  Однако,  как только Зизи остался наедине с  Морисом Юбером,  его
поведение изменилось.  До  сих  пор  оно  было  почтительным,  теперь  стало
откровенно дерзким.
     - Что ты хочешь, малыш? - спросил врач, узнав юного слугу Валентины.
     - Объяснений!  - быстро ответил Зизи. - И удовлетворительных к тому же!
- Заявление выглядело настолько неожиданным, что Морис Юбер был ошеломлен.
     - О чем это ты говоришь? - спросил он.
     Но Зизи был рассержен. Резким взмахом руки он прервал Мориса Юбера.
     - О!  Все в порядке! - произнес он. - Господин доктор, не надо стращать
меня!  Мы живем в  республике,  прежде всего!  Затем,  я совсем не боюсь!  И
наконец, вы влюблены, и только поэтому я вам прощаю многое...
     От крайнего изумления Морис Юбер перешел к абсолютному непониманию...
     - Я влюблен?..  -  повторял он.  -  Мы живем в республике?.. Однако, ты
сошел с ума, мой мальчик?
     - Возможно! - ответил Зизи. - Но я не люблю, когда мне об этом говорят.
Кроме того, если я сумасшедший, то вы мерзавец! Вот!..
     На этот раз Морис Юбер подскочил к груму и основательно его встряхнул:
     - Ну, чертенок, - пробормотал он, - что это тебя разбирает?
     - Ничего!  -  сказал Зизи. - Не надо так расстраиваться: у меня приступ
откровенности.
     И выскользнув из рук доктора, Зизи объявил, бросаясь за кресло:
     - Прекрасно! Вы мерзавец! Разве это хорошо, оплачивать Гаду, чтобы я ей
раскрывал все фокусы!  Это не поступки влюбленного,  так действуют шпики!  И
потом -  Гаду,  вот гадость-то!  Еще немного,  пять минут первого вместо без
четверти двенадцать дня,  и  я  был  бы  схвачен за  участие в  краже другой
барышни! Господин доктор, это была ваша ошибка! Вот и все!..
     Если бы  земля обрушилась под его ногами и  пламя вулкана заволокло его
мирный рабочий кабинет, и тогда доктор Юбер не был бы более удивлен...
     - Гаду?  -  повторял он.  -  Кто это такая? А кто такая другая барышня?
Почему  ты  был  бы  схвачен  в  пять  минут  первого  вместо  без  четверти
двенадцать...
     - Хватит говорить!  -  возразил Зизи.  -  Сядем, принц, вот и все дела.
Святая истина, я скажу вам все, что знаю, но надо, чтобы вы дали мне честное
слово, что будете откровенно отвечать. Ну как, идет?
     Вульгарная речь  грума,  хорошо  вышколенного на  службе  у  Валентины,
который,  казалось,  внезапно стал хулиганом, поведение Зизи, его непонятные
заявления,  все  это  подтверждало Морису Юберу,  что,  очевидно,  произошло
что-то  странное,  какое-то  новое событие.  И,  следовательно,  надо  иметь
терпение и  не  выставлять своего собеседника сразу же  за  дверь.  Тогда он
спокойно уселся и сказал:
     - Говори!  Рассказывай все,  что  ты  хочешь!  До  настоящего момента я
ничего не понял из того,  что ты говорил.  Постарайся выражаться яснее!  Ну,
начинай! Я тебя слушаю!
     И  Морис Юбер стал слушать странную обвинительную речь,  которую Зизи с
дьявольским апломбом произносил против него!
     Грум пустился в объяснения.  Оказывается,  он сам был уверен в том, что
Гаду нанял молодой доктор,  чтобы шпионить за  Валентиной де  Леско.  Он  не
скрывал того,  что  передавал Гаду  некоторые сведения.  Он  также ничего не
утаил о своей двусмысленной роли, которую играл, разумеется совсем невольно,
при похищении барышни из "Деревянных коней".
     Наконец он сказал, став снова вежливым:
     - Видите ли,  господин Юбер,  мне хотелось бы  верить,  что это не ваша
ошибка,  но  все-таки вы  были неправы,  поручив Гаду следить за  баронессой
Валентиной  де  Леско.  Такие  вещи  не  делаются!..  Вы  ей  слишком  много
говорите...  Она знает все,  что происходит в  особняке на улице Спонтини...
Ведь это вы ее информируете...
     При этих словах Морис Юбер наконец взорвался.
     - Но,  черт  подери,  -  закричал он,  -  я  никогда  не  делал  ничего
подобного!  Я  не знаю никакой Гаду!  Я  абсолютно не в курсе темных делишек
этой женщины! Я совершенно не участвую в том, что происходит...
     Теперь Зизи уже ничего не понимал!
     Если Гаду не была на жалованьи Юбера, кто же ее нанял? И если доктор ее
не знал, кто же ей рассказывал о семье де Леско?
     - Господин Юбер,  -  произнес Зизи,  немного  подумав,  -  то,  что  вы
сказали, может быть, и правда, а, может, и нет! Я ничего об этом не знаю! Но
правда то,  что  Гаду  замышляет нехорошее дело  против моей бывшей хозяйки!
Поэтому,   если  вы  действительно  неравнодушны  к   мадам  Валентине,   то
постараетесь вывести все это на чистую воду... Хотите видеть Гаду?
     Морис Юбер не колебался...
     Впрочем,  молодой врач уже размышлял о странных заявлениях Зизи,  и чем
более он  об  этом думал,  тем  более поведение грума казалось ему странным,
даже подозрительным.
     "Действительно, надо, чтобы я пролил на это свет! - подумал Морис Юбер.
- Все  заставляет  предположить,  что  на  самом  деле  замышляется какая-то
таинственная махинация против Валентины...  Впрочем,  кто эта другая молодая
женщина?"
     Морис Юбер ответил Зизи:
     - Да!  Я  хочу видеть Гаду!  Ты меня отведешь к ней...  и постарайся не
сворачивать с дороги...
     Морис Юбер поднялся.  Он зашел в свою комнату,  чтобы одеться,  сунул в
карман револьвер,  затем  вернулся к  Зизи,  который начал раздумывать,  чем
окончатся все эти приключения...
     - Куда мы пойдем, чтобы встретить эту женщину? - спросил Морис Юбер.
     - На ратодром... Я вас поведу...
     Зизи  действительно отвел Юбера на  ратодром,  где  он  обычно встречал
Гаду.  Однако на этот раз Гаду там не было,  что изумило Зизи и лишь немного
удивило Мориса Юбера,  который в глубине души полагал,  что грум насмехается
над ним, а возможно, ищет случая, чтобы втянуть его в западню...
     - Итак,  -  спрашивал ежеминутно доктор,  -  где  же  эта  таинственная
старушка?
     - Пока ее здесь нет! - отвечал Зизи. - Подождем...
     Но когда Морис Юбер в двадцатый раз задал груму этот вопрос, он увидел,
что того уже не было рядом с ним!
     Воспользовавшись давкой среди завсегдатаев ратодрома, Зизи исчез...
     Зизи прекрасно отдавал себе отчет в  том,  что  доктор Юбер относился к
нему  с  подозрением.  Он  полагал,  что  отсутствие  Гаду  произведет самое
неблагоприятное впечатление на Юбера, и без колебаний Зизи предусмотрительно
решил отступить!
     - Короче говоря,  -  сказал себе грум,  - я стащил кошелек Валентины...
значит,  не следует слишком привлекать внимания к себе!  Отомстить за себя -
хорошо, но дать сцапать себя - просто глупо!..


     - Не хотите ли стакан молока, мадам Валентина?
     - Спасибо, Тереза, не хотелось бы вас беспокоить...
     - О!  Никакого беспокойства,  мадам  Валентина!..  Как  раз  только что
подоили Чернушку, если это вам доставит удовольствие...
     - Конечно! Я не говорю нет.
     - Тогда я вам сейчас подниму полный кувшин.
     Элегантная Валентина  де  Леско  уже  четыре  дня  находилась на  земле
Нормандии в десяти километрах от Гавра,  в местности, называемой Гран-Терре.
Она удобно устроилась в  небольшом домике,  стоящем на  дороге,  соединяющей
Гавр  и  Фекамп,  который  служит  почтовой  станцией для  смены  лошадей  и
одновременно харчевней для многочисленных извозчиков.
     Как Валентина оказалась там?
     Доктор Морис Юбер,  напуганный нервозностью молодой женщины, событиями,
которые множились вокруг нее  в  Париже,  твердо настаивал перед  бароном де
Леско,  чтобы Валентина немного отдохнула.  Однако молодой человек не хотел,
чтобы  ее  отдых  носил искусственный характер,  как  это  бывает на  модных
пляжах, на ведущих курортах или в комфортабельных отелях.
     - Нужен лишь,  -  заявил Морис Юбер,  -  настоящий отдых, полный покой,
который можно получить только в  деревне,  куда  даже  газеты на  пару  дней
запаздывают, где нет парижан, где нет городов!
     Как  раз  оказалось,  что  барон де  Леско был  знаком с  Луи  Дюкло из
Гран-Терре,  хозяином трактира,  немного  егерем,  немного фермером,  добрым
малым,  бывшим кучером барона, который охотно приютит его жену, примет ее на
полный пансион.
     Действительно,  Валентина нашла в Гран-Терре, в простом, но чистом доме
Луи Дюкло самый сердечный прием, самый лучший уход.
     Тереза,  молодая жена Луи Дюкло,  кокетливая нормандка, у которой глаза
загорались всякий  раз,  когда  надо  было  налить бокалы сидра  проезжающим
морякам, по-настоящему расположилась к Валентине. За ней ухаживали не просто
как  за  приезжей,  которая платит  хорошие деньги  за  пользование скромной
комнатой;  ее  лелеяли,  ее  великодушно  окружали  многочисленными  знаками
внимания и  делали все  это так просто,  спокойно,  что чувствовалось -  для
семейства Дюкло естественно быть  добрыми,  сердечными,  стараться доставить
удовольствие.
     Впрочем,  пребывание в  Нормандии приносило Валентине огромную  пользу.
Молодая женщина теперь хорошо выглядела,  крепко спала, ела с аппетитом. Она
больше  не  думала о  необычных случаях вмешательства "Жапа",  она  забыла о
краже кулона и  о тревожных обстоятельствах,  сопровождавших кражу,  она,  к
счастью,  забыла  и  о  таинственных  черных  цветах,  которые  неоднократно
получала и которые ее глубоко волновали.
     В  этот  вечер Валентина,  рано  пообедав,  поднялась в  свою  комнату,
устроилась в  большом кресле около  открытого окна  и  мечтала,  глядя,  как
наступающая ночь  окутывала  тишиной  заснувшую деревню,  поля,  уходящие  в
бесконечность, дорогу, которая терялась вдалеке.
     Но вот стали слышны тяжелые шаги Терезы по деревянной лестнице.
     Нормандка  поднялась,  осторожно  держа  большую  фаянсовую  кружку,  в
которой пенилось парное молоко.
     - Держите,  мадам Валентина, - сказала она, - пейте, набирайтесь сил, в
Париже вы не часто сможете найти такое!
     И Валентина искренне подтвердила,  что,  действительно, молоко, которое
ей  приносили здесь,  имело совсем другой вкус по сравнению с  тем,  что она
получала  в  Париже,  даже  обращаясь  на  самые  известные фермы,  к  самым
прославленным поставщикам.
     - Пейте, - повторяла Тереза, - пейте на здоровье!
     Валентина вернула пустую кружку, она слегка усмехнулась.
     - Если вы продолжите,  Тереза,  - пошутила молодая женщина, - ухаживать
за  мной подобным образом,  вы заставите меня располнеть,  и  моя портниха и
белошвейка будут упрекать меня!..
     Но нормандка пожала плечами.
     - Ну и ладно! Тем хуже для них! - ответила она с беспечностью. - Видите
ли,  мадам Валентина, если в Париже для того, чтобы выглядеть красивой, надо
быть больной, я предпочитаю оставаться в моей деревне!..
     Действительно,  бросалось в глаза пикантное различие между изысканной и
нежной красотой Валентины и здоровой свежестью деревенской девушки.
     Возможно,  Тереза была права,  и  ее красота казалась предпочтительнее,
чем  красота этой  светской дамы из  Парижа?  Однако было достаточно поздно,
чтобы  начинать  дискуссию  по  эстетике!  Валентина  перестала  смеяться  и
заявила:
     - Хорошо,  будет видно, Тереза, возможно, я действительно приму решение
пополнеть! В любом случае, ваше молоко бесподобно! Спасибо! Теперь я пойду в
постель и просплю до завтрашнего утра...
     - Вы прекрасно сделаете,  мадам Валентина.  Только подождите,  я  скажу
Луи, чтобы он закрыл ставни. Тогда дневной свет вас не обеспокоит...
     Тереза спустилась на первый этаж, позвала мужа.
     - Луи! Эй! Луи! Поднимись закрыть окна у нашей парижанки!
     - Ладно! Ладно!
     Луи Дюкло, который курил трубку, сидя на стуле на краю дороги, поспешил
покинуть свой пост.  Он  прислонил лестницу к  фасаду дома,  залез и  закрыл
ставни в комнате Валентины.
     - Спите спокойно, мадам, и позвольте пожелать спокойной ночи!
     - Спасибо, вы также спите спокойно...
     С  этого момента в  домике на  Гран-Терре все утихло.  Валентина начала
медленно  раздеваться,  улыбаясь и  забавляясь отсутствием комфорта в  своей
сельской жизни.
     Но,  тем не менее,  в этот момент ей было совершенно все равно, что она
лишена роскоши,  которую в Париже,  однако,  считала обязательной.  Зачем ей
нужна  была  мебель  из  белого  дерева,  если  на  большом матрасе,  обитом
натуральной шерстью,  под  мягкой  периной,  на  грубых  простынях,  приятно
благоухающих лавандой, ей спалось так, как никогда ранее в ее комнате, стены
которой обиты шелком?
     Она  уже  представляла пробуждение на  следующее  утро,  когда,  открыв
деревянные ставни и  зная,  что  соседей нет,  она пойдет в  ночной рубашке,
чтобы  насытиться по  горло  -  как  говорила Тереза -  необъятностью полей,
равнин, холмов...
     Дом в Гран-Терре, где отдыхала Валентина, был построен по образцу почти
всех  нормандских ферм.  Строения обносились невысокой глинобитной стеной  в
рост  человека,  которую окружали тополя.  Перед дверью дома имелась большая
травянистая лужайка,  засаженная корявыми яблонями, и лишь со стороны фасада
находилась высокая ограда, которая была обращена на дорогу в Гавр.
     Вокруг простирались необозримые поля,  и ветер с моря,  находившегося в
пяти-шести   километрах,   постоянно  освежал  атмосферу  сильными  порывами
соленого  ветра,  оставляющего  на  губах  острый  привкус  соли  и  морских
водорослей.
     Валентина лежала  в  своей  большой,  очень  удобной  постели,  пружины
которой немного поскрипывали.  Она закрыла глаза и ожидала погружения в сон.
Было около десяти часов с половиной, то есть для обитателей Гран-Терре очень
поздно,  так как Луи Дюкло,  его жена и  слуги,  работник с фермы и девушка,
обслуживающие хлев,  обычно ложились спать в половине девятого,  сразу после
ужина, и в наступившей ночи не было слышно никакого шума.
     Вдруг,  в  то  время как  задремавшая Валентина понемногу погружалась в
сон, начала лаять одна из собак фермы.
     Животное лаяло  своеобразно.  Вначале оно  издавало глухое  рычание,  а
затем отчаянно визжало.
     Послышался голос Луи Дюкло:
     - А ну-ка замолчи, Пато!
     Но собака залаяла еще сильнее.
     - Вот я тебе покажу, только поднимусь!..
     Напрасный труд! Лай усилился.
     Был ли это просто лай? Внезапно проснувшаяся Валентина вздрогнула.
     - Боже мой! - прошептала молодая женщина. - Можно сказать, что животное
воет к смерти!
     Пато,  так звали собаку,  выла по-настоящему. Ее заперли, как обычно, в
нижнем зале дома,  там,  где  Тереза подавала сидр клиентам,  которых случай
приводил в ее заведение,  и это помещение располагалось как раз под комнатой
Валентины.  Молодая женщина слышала, что собака оглушительно шумела, бегала,
прыгала на дверь, казалось, пришла в неистовую ярость.
     Слышала ли она кого-нибудь? Чуяла что-то? Валентина уселась на постели.
     В этот момент голос Луи Дюкло прозвучал более громко:
     - Замолчи, Пато! Замолчи! Что случилось с этим животным сегодня?
     Однако страху нельзя приказать!
     С безумной силой сверхъестественный ужас охватил Валентину,  хотя кроме
лая собаки его ничто не могло вызвать.  В одну секунду она представила самые
страшные  катастрофы.  Воры,  которые  стараются  проникнуть  в  Гран-Терре,
убийство,   которое  совершается  по  другую  сторону  от  тополей,  кто-то,
умирающий во дворе фермы...
     - Дюкло! Луи! Луи! - позвала Валентина сдавленным голосом.
     - Эй!  - раздался голос Терезы. - Я тебе ясно сказала: ты разбудил нашу
парижанку.
     Но  Дюкло уже соскочил с  постели,  вышел из своей комнаты и  подошел к
двери Валентины.
     - Спите, мадам! - крикнул он. - Ведь эта пустолайка Пато вас разбудила?
Наверное,  собака  услышала  проезжающую повозку.  Подождите!  Сейчас  я  ее
накажу...
     Услышав голос Дюкло, здорового парня, Валентина успокоилась.
     - Извините меня! - ответила она. - Я по-глупому пуглива, вот и все!
     Впрочем,  собака смолкла.  Услышав,  что поднялся ее  хозяин,  животное
поняло, что ему угрожает трепка.
     Луи Дюкло позвал собаку:
     - Сюда! Пато! Где ты, проклятая собака?
     И  затем  в  тот  же  момент вновь раздался злобный лай,  новый приступ
ярости у собаки,  которая должна была радостно встречать своего хозяина,  но
вместо этого продолжала кидаться на дверь!
     Тогда  страх снова овладел Валентиной.  Молодая женщина поднялась.  Она
накинула пеньюар, а затем, приоткрыв дверь, крикнула:
     - Что там происходит, Луи?
     В  коридоре  Валентина заметила  также  Терезу,  вышедшую  из  комнаты,
которая казалась, как и Валентина, достаточно взволнованной.
     - Луи! Луи! - позвала нормандка. - Посмотри, что случилось с Пато?
     Луи наконец ответил, но голос его был странным, немного дрожал!
     - Честное слово!  Я не знаю, что с ним! Совершенно не знаю! Он мечется,
как одержимый!..
     Обе  женщины услышали,  как  Дюкло поднял железные засовы,  закрывающие
дверь в нижний зал.
     - Уверен, - закричал нормандец, - происходит что-то необычное!..
     При этих словах Тереза перекрестилась.
     - Пресвятая дева! - выговорила она. - Защити нас!
     Затем она бросилась по лестнице.
     - Будь осторожнее, муженек, ночью опасно! Это могут быть бродяги...
     Тереза,  как  все крестьяне в  округе Гавра,  жила в  постоянном страхе
перед бродягами. Наверное, она бы затруднилась объяснить, кто такой бродяга,
так  она  называла  всех  неизвестных,  которые  не  были  ни  моряками,  ни
землепашцами,  но  в  любом случае,  она  твердо полагала,  что бродяги были
убийцами, ворами, бандитами!
     Разумеется,  в  окрестностях Гавра,  как  во  всех  предместьях больших
портовых городов,  всегда  были  люди,  шатающиеся по  дорогам  неизвестно с
какими целями и способные на все,  что,  в общем,  оправдывало представления
Терезы.
     - Поостерегись, муженек! - повторяла крестьянка. - Ты взял ружье?
     - Не беспокойся, - отвечал Луи Дюкло.
     Валентина бросилась по лестнице вслед за Терезой.
     Обе женщины подошли в тот самый момент, когда Луи Дюкло открывал дверь,
выходившую во двор фермы. Пато глухо рычал позади хозяина, казалось, готовый
к прыжку.
     - Посторонитесь,  -  приказал Луи  Дюкло,  жестом руки  отодвигая обеих
женщин в сторону, - уверен, здесь что-то есть!
     В пристройке уже проснулись девушки и парни, работающие на ферме. Через
окно Тереза увидела, что у них загорелся свет.
     - Это, наверное, Матюрэн, даю слово, что он пьян! - заворчала она.
     Но Тереза не закончила...
     Как только дверь приоткрылась,  Пато,  толкая своего хозяина, заливаясь
бешеным лаем, бросился вперед...
     Ночь  была темная,  глухая,  непроницаемая,  но  ясно слышались шаги во
дворе фермы...
     - Кто-то есть! - проворчал Луи Дюкло.
     Он был храбрецом и с ружьем в руке сделал несколько шагов вперед...
     - Кто там? - спросил он.
     Никто ему  не  ответил.  Однако Пато лаял все сильнее и  сильнее.  Было
слышно, как он прыгал, рычал, казалось даже, что он боролся с врагом...
     - Кто там? - повторил Луи Дюкло. - Стойте! Черт возьми! У меня ружье!..
     Но ответа не было.
     Только более явственным стал шум борьбы, которую вела собака. Луи Дюкло
отступил на шаг.
     - Зажги свечку, Тереза!
     В  то  время как Валентина дрожала от волнения,  крестьянка превозмогла
свой страх и побежала за фонарем из конюшни и зажгла его.
     - Держи, Луи, но берегись! Я уверена, что это бродяга!..
     - Хорошо! - ответил Луи Дюкло. - Оставайтесь там! Пойду посмотрю!
     Держа фонарь в одной руке, а ружье в другой, Луи Дюкло сделал несколько
шагов. Внезапно он испустил крик, подняв фонарь на высоту руки...
     - Что такое! Кто вы, черт побери, что вы хотите?..
     В  свете фонаря Валентина и Тереза на мгновение смогли увидеть того,  к
кому обращался Луи Дюкло.
     Посреди двора  фермы  стояла лошадь с  всадником,  странно неподвижным,
производящим необычное впечатление, вырисовываясь, как привидение...
     Лошадь поднималась на дыбы, резко брыкалась, защищаясь от Пато, который
хотел вцепиться ей в морду.  Человек,  сидящий на лошади,  казалось, даже не
управлял ею!
     - Кто вы? - повторил снова Луи Дюкло.
     Позади него Тереза кричала:
     - Остерегайся, муженек! Берегись! Уверена, что это нечистая сила!
     - Вернитесь, Луи! Вернитесь! - умоляла Валентина.
     Но Луи Дюкло, наоборот, продвигался вперед...
     Вероятно,  укушенная собакой,  лошадь  странного всадника  обратилась в
галоп.  Теперь она  направлялась к  водоему типа небольшой лужи,  где обычно
поили скот.
     Луи Дюкло устремился туда же.
     - Остановитесь! - орал фермер. - Остановитесь, или я буду стрелять!
     В  этот  момент,  чувствуя близость лужи,  лошадь круто  развернулась и
бросилась на фермера.
     - Господи! - завопила Тереза, сильно обеспокоенная. - Он погибнет!
     Однако Луи  Дюкло  отскочил в  сторону.  Обе  женщины увидели,  как  он
вскинул ружье, раздался выстрел... а вслед за ним крик изумления.
     Что же произошло на самом деле?
     В тот момент,  когда Луи Дюкло выстрелил,  целясь в лошадь, необычайный
свет залил двор фермы.  В  одно мгновение стало так же светло,  как в разгар
дня.
     И то,  что увидели Тереза, Валентина, Луи Дюкло и, наконец, прибежавшие
слуги с фермы, было настолько странным, ужасным, что и те и другие подумали,
что они сошли с ума от ужаса!
     Белая лошадь,  возможно,  раненная дробью из  ружья Луи Дюкло,  сделала
фантастический прыжок...
     Всадник, сидевший верхом, внезапно запылал!
     Он пылал, как факел!
     Он горел по-настоящему, как будто был облит нефтью, бензином!
     - На помощь! - вопила Валентина.
     - Спасите! - кричала Тереза.
     Луи Дюкло не говорил ни слова.
     Фермер смотрел на все происходящее глазами, вылезающими из орбит...
     Однако, возможно ли это, чтобы человек мог гореть таким образом?
     - Уходите!  Возвращайтесь домой! - закричал энергичный фермер, бросаясь
к  Терезе и Валентине,  которых он втолкнул в дом и закрыл за ними дверь.  -
Возвращайтесь и вы тоже, парни, приказываю!..
     Действительно,  во  дворе  фермы  только  что  появились трое  слуг  из
конюшни.   Это  были  все  грубые  простые  парни,   нормандские  крестьяне,
тяжелодумы, но совершенно лишенные чувства страха...
     - Черт возьми, - закричал первый, - нам надо схватить это животное!
     Теперь во  дворе было слышно только собаку.  Она не  лаяла,  она только
рычала.
     - Ищи, Пато! Ищи!
     Собака, очевидно, взяла след и бросилась в темноту.
     - Сюда, парни!
     А что всадник, исчез?
     Действительно ли он горел?
     Что стало с белой лошадью?
     Луи  Дюкло во  главе своих работников обыскал двор фермы и  вдруг около
яблони нашел лошадь, очень спокойную и умиротворенную, которая тихо паслась!
     Луи Дюкло привык обращаться с лошадьми и не стал колебаться.
     Он  схватил лошадь за  ухо,  зажал  его  в  кулаке и  держал,  пока  не
подоспели работники.
     - Внимание!  -  вмешался Матурэн,  который  подошел  последним.  -  Вот
лошадь, но где человек? Человек, который горел, где он?
     Они  все  посмотрели друг на  друга испуганными глазами.  Они  говорили
глупости серьезнейшим образом;  они  спрашивали друг  друга,  где  мог  быть
человек, который горел.


x x x

     Морис  Юбер,  запыхавшийся,  дрожащий,  в  крайнем волнении спрыгнул на
следующий вечер в  восемь часов перед дверью дома Луи Дюкло.  Молодой доктор
еще держал в  руке полученную в  то же утро депешу от Валентины,  которую он
прочел  двадцать  раз  и   ничего  не  понял,   что  привело  его  в  полную
растерянность.
     Депеша была немногословна, она содержала следующее:
     "Срочно приезжайте, Жап здесь! Мне страшно! Валентина".
     Итак,  как  только он  спрыгнул с  повозки и  бросился во  двор  фермы,
Валентина подбежала к нему.
     - Как дела? - крикнул Морис Юбер.
     - Спасибо,  что приехали!  -  ответила молодая баронесса,  пожимая руки
доктора с силой,  возросшей от волнения.  - Спасибо! Я не посмела обратиться
ни к кому, кроме вас... И мне нужен был только ваш приезд.
     - Что произошло? Боже мой!
     Морис Юбер не отпускал рук Валентины.  Он пристально смотрел на молодую
женщину и боялся прочесть в ее глазах усталость, раздражение, волнение.
     - Что произошло? - повторял Морис Юбер. - Почему отправлена эта депеша?
Что здесь случилось?..
     Потребовалось   не    менее   двадцати   минут   беседы,    прерываемой
восклицаниями,  замечаниями, репликами, чтобы Морис Юбер услышал о необычном
представлении,  в  результате которого накануне вечером ферма превратилась в
театр.
     Валентина подробно рассказала о фантастических событиях,  которые здесь
развернулись.  Она сообщила о  появлении белой лошади,  о  необычном силуэте
таинственного всадника,  о  том,  как человек исчез,  и  было невозможно его
найти,  как  всю  ночь  Луи  Дюкло  и  его  работники  напрасно  прочесывали
местность, но не нашли даже его следов.
     - Однако,  -  повторяла молодая женщина голосом,  дрожащим от ужаса,  -
однако  человек,   настоящий  человек,   не  может  так  сгореть?  Ведь  это
невозможно, не так ли?
     В  то  время,  когда  Валентина говорила,  когда  она  уточняла ужасные
детали,   дрожа  при  воспоминании  о  трагической  ночи,  Юбер  мало-помалу
становился более сдержанным, вновь приобретал присутствие духа.
     - Полноте!  -  сказал  он  внезапно.  -  Внимательно  выслушайте  меня,
Валентина,  и ответьте мне с полной искренностью.  А что стало с лошадью,  с
белой лошадью, которую поймал фермер?
     - Она сдохла...
     Морис Юбер вздрогнул.
     - Сдохла, - повторил он, - когда?
     - Сегодня утром.
     - Отчего сдохла?
     - Ветеринар не знает!
     Теперь Валентина говорила тихим голосом, казалось, с трудом.
     - Представьте,  -  добавила она, - что бедное животное получило ужасные
ожоги.  Впрочем,  вы можете сейчас увидеть его труп на конюшне...  Эти ожоги
убедительно доказывают,  что всадник действительно был охвачен огнем, что он
сгорел. И однако...
     Морис Юбер пожал плечами. Валентина продолжала:
     - К тому же животное было странным.  В ту ночь,  когда лошадь отвели на
конюшню,   она   оставалась  очень  спокойной...   Она  не   сделала  ничего
необычного...  Но сегодня утром,  когда Луи Дюкло хотел отвести ее за узду в
жандармерию,   она,  как  только  оказалась  снаружи,  принялась  брыкаться,
вставать на  дыбы...  кончилось тем,  что она вырвалась...  Бедное животное!
Можно предположить,  что  она  ослепла...  Ускакав галопом,  она  так сильно
налетела на дерево, что упала навзничь... К ней было невозможно подойти, так
она  билась...  и  так  ржала,  как  будто  ее  подвергали мучительнейшей из
пыток... а потом вдруг сразу подохла!
     Валентина говорила все  тише  и  тише.  В  конце она  на  одном дыхании
призналась:
     - Но это еще не все, Морис, это еще не все... есть и худшее!..
     - Что еще? Боже мой! - произнес врач.
     Казалось, Валентина колеблется с ответом, наконец она выговорила:
     - Представьте,   сегодня  утром,  проснувшись  в  своей  комнате...  О!
Разумеется, я плохо спала!.. Я заметила на камине... я заметила...
     Валентина  остановилась.   Надо  было,  чтобы  Морис  Юбер,  охваченный
волнением, упросил ее продолжать...
     - Что? Что вы увидели?
     - Я увидела...  я увидела черные цветы!  Черные розы, такие же, как те,
которые носил таинственный больной, умерший в вашей больнице!
     При этих словах Морис Юбер поднялся и надтреснутым голосом спросил:
     - Где эти цветы? Покажите их мне!
     - Я так испугалась,  Морис, так испугалась, что бросила их в огонь... я
их сожгла!..
     Валентина закончила говорить в  большом волнении,  но  она  еще  больше
испугалась, когда увидела, каким взглядом смотрел на нее Морис Юбер.
     - Успокойтесь!  - резко сказал доктор. - Я прошу, успокойтесь! Возьмите
себя в  руки...  сделайте мне  удовольствие...  Лягте на  этот шезлонг и  не
двигайтесь... Я проведу расследование... Скоро вернусь. Я полагаю, вы хотите
в Париж?
     - Разумеется!
     - Хорошо!  Мы  отправимся на  поезде,  отходящем из  Этрета  ночью  без
двадцати  час.   Не  нервничайте,  Валентина.  Успокойтесь!  О!  Ради  Бога!
Успокойтесь!  Я  предупредил вашего мужа,  что вы немножко занемогли и что я
навещу вас.  Он приехал бы вместе со мной,  если бы его не уложил в  постель
очень сильный грипп...


     В  тот же вечер без двадцати минут час Валентина де Леско и  Морис Юбер
уехали из Этрета в Париж.
     Молодой человек был задумчив и грустен.
     Он провел скрупулезное расследование в  Гран-Терре,  долго расспрашивал
Луи, Терезу, работников...
     Итак, его заключение было сделано!
     Напрасно ему показывали труп белой лошади,  шерсть которой была опалена
огнем,  напрасно со  всех сторон ему рассказывали одно и  то  же,  повторяли
одинаковые детали.  Морис Юбер,  исходя из своей науки,  был убежден,  что в
Гран-Терре ничего не произошло, абсолютно ничего!
     - Все это синдром Жапа! - говорил себе доктор. - Синдром Жапа! Странное
безумие!  Заразное безумие!  Валентина уже подхватила это состояние во время
отъезда из Парижа.  К  несчастью,  она заразила этих славных крестьян,  и им
казалось,  что  они  видят -  как  казалось Валентине -  все эти необычайные
явления прошлой ночью!  Впрочем,  чтобы вызвать у  них этот нервный приступ,
достаточно  было  одного  небольшого  события.   Белая  лошадь,   несчастное
животное,  без всякого сомнения,  убежала с соседней фермы. Естественно, что
волей  случая  она  забрела во  двор  фермы...  А  затем  синдром Жапа,  это
необычное безумие,  приводит к  тому,  что Валентина,  Луи,  Тереза и другие
поверили в то,  что верхом на лошади видели всадника!  К тому же,  что можно
сказать об истории с черными цветами...  и как я могу поверить в то, о чем и
не говорила Валентина?  Если бы она действительно получила черные цветы, она
бы их не сожгла!  Нет! Нет! Все это неправда! Это видения, присущие синдрому
Жапа, и ничего больше! Но, Боже мой, как излечить эти ужасные галлюцинации?
     В  поезде Морис Юбер старался развлечь Валентину и  ничем не напоминать
события, которые ее пока неотступно преследовали.


Глава 17

УБИЙСТВО

     Прошло более двух часов,  как кофе был выпит и  дядюшка Фавье во второй
раз наполнил свою рюмку, которую он опустошил залпом, причмокивая языком как
тонкий знаток, каким он считался...
     В  этот вечер дядя Фавье к  тому же  был в  чудесном настроении,  очень
расположен  весело  пошутить...   что   несколько  удивляло  его  племянницу
Валентину,  еще  находившуюся под  влиянием  эмоций,  которые  она  испытала
недавно в Нормандии.
     Впрочем,  дядя  Фавье  не  казался потрясенным рассказом о  драматичных
событиях, которые произошли в Гран-Терре...
     Он посмеивался над Валентиной, уверяя, что истории "о всаднике, который
сгорел",  хороши лишь  для  того,  чтобы  пугать детей,  затем,  подмигнув и
улыбнувшись  барону  де  Леско,  он  произнес  хвалебную  речь,  посвященную
развлечениям столицы.
     Дядя Фавье был свежевыбрит,  его апоплексическая шея в  разрезе низкого
пристежного воротничка казалась красной и  налитой кровью.  Время от времени
он  проверял  ладонью  великолепную отглаженность лацканов смокинга,  лучшим
эффектом которого, по его собственным словам, был омолаживающий эффект!
     - Что же,  моя дорогая Валентина,  -  продолжал он,  -  значит,  ты так
основательно следишь за  здоровьем своего супруга,  что  хочешь помешать ему
совершить небольшую прогулку со мной?  Ну же!  Уступи просьбе... разреши ему
сопровождать меня и провести со мною часок на бульваре!
     Валентина улыбнулась, но отрицательно покачала головой!..
     - Вы  не  представляете,  дядюшка!  Ведь  скоро час  ночи.  Разумеется,
Жоффруа вас проводит, но я требую, чтобы он тотчас же вернулся...
     - А!  Женщины!  Женщины!  -  огорченно возразил,  поднимая руки к небу,
развлекающийся миллионер... - На кой черт вы женились, де Леско?
     - Да потому, что ваша племянница очаровательна!
     - Согласен, и тем не менее...
     Дядя Фавье прервал себя и спросил:
     - Ты куда идешь, Валентина?
     - Я хочу поискать для вас,  дядюшка, новые сигареты. Вы только что меня
просили.
     - Прекрасно! Но почему бы тебе не позвонить твоей горничной?
     - Она поднялась, чтобы лечь спать, дядюшка.
     - О! О! - продолжал миллионер. - Каким странным тоном ты мне отвечаешь!
Не хочешь ли ты мимоходом дать мне понять,  что уже очень поздно и  я должен
уходить?..
     - Ну что вы говорите!
     Валентина  протестовала  для  вида...  Откровенно  говоря,  обязанности
хозяйки  дома  в   этот  вечер  казались  ей  особенно  скучными,   особенно
надоевшими!..
     Вероятно,   Валентина  испытывала  к  своему  дядюшке  Фавье  некоторую
привязанность,  но  этот добряк был  настолько эгоистичным,  настолько занят
лишь самим собой, настолько мало проявлял нежности, что чувство Валентины не
превышало скромных пределов.  Оно ее не ослепляло,  и в этот вечер Валентине
неоднократно  приходили  мысли  о   том,   что   дядя   Фавье  злоупотреблял
гостеприимством, что, приехав к обеду в пять часов после полудня, он слишком
долго задержался на улице Спонтини, оставаясь здесь до часу ночи!
     Как  только Валентина исчезла из  салона,  чтобы  пройти в  курительную
комнату и  взять там любимые сигареты дяди Фавье,  миллионер,  поставил свой
стаканчик, принялся тяжело и гротескно танцевать посреди комнаты нечто вроде
жиги перед изумленным бароном де Леско.
     - Что с вами? - спросил барон.
     - Ничего!  -  ответил миллионер.  - Все равно, все великолепно!.. Э! Э!
Мой дорогой, если вы пойдете со мной, я вас через несколько минут представлю
одной очень красивой девчонке...
     - Так идем!
     - Да!  Моей будущей любовнице!..  Она -  бывшая работница, но не все ли
равно,  если у нее такая фигура!..  А!  Шельма! Да, такая фигура!.. Впрочем,
мой друг,  вы сами оцените.  У  меня свидание в  половине второго на террасе
"Лукулла". Черт подери, вы спускаетесь со мной, а?
     - Я вас туда провожу,  -  сказал барон де Леско,  - но вы мне позволите
сразу же уйти. Мне не хотелось бы оставлять надолго Валентину одну, учитывая
то состояние нервозности, в котором она находится...
     - Ба! Ба! Валентина здесь не одна! У вас есть слуги?
     - Слуги спят,  мой дорогой дядюшка. Кроме того, слуги никогда не смогут
так  хорошо присмотреть за  моей женой,  как это сделаю я  сам...  Понимаете
меня?
     - Вот невидаль! Как вам будет угодно...
     Дядя Фавье смутно чувствовал,  что настаивать не стоит и  надо изменить
направление беседы,  чтобы все-таки представить барона де  Леско хорошенькой
"Шоншон", чего бы это ни стоило!..
     Тем не менее, миллионер был немного раздосадован тем, что его племянник
проявлял  так  мало  рвения  к  возможности познакомиться с  "предметом  его
страсти", как называл он Шоншон.
     В тот момент, когда Валентина входила в комнату, дядя Фавье произнес:
     - А  вот  и  мои сигареты!  Послушай!..  Ты  действительно доброе дитя,
Валентина,  и  даже умелая хозяйка дома!..  Ты  мне  обеспечиваешь радостный
отъезд.  Я  ожидал лишь  этих сигарет,  чтобы удалиться.  Итак спасибо и  до
свидания!..
     - Подождите еще немного!  -  запротестовала молодая женщина.  -  У  вас
такой вид, как будто я вас выпроваживаю, вы ведь не торопитесь!
     - Конечно! Конечно!
     Продолжая сохранять таинственный вид, дядя Фавье непрестанно подмигивал
так,  что  было  просто  невозможно не  понять,  что  означал этот  призыв к
соблюдению тайны...
     - Вы неисправимы, - прошептала Валентина, - тем не менее, вы не сможете
уехать немедленно. Надо, чтобы прибыла коляска...
     - Какая коляска?  - спросил дядя Фавье и, обернувшись, добавил. - А где
твой муж?
     - Но он пошел на соседнюю стоянку фиакров.  Представьте себе,  в данный
момент мы всего лишены.  Машина неисправна,  пони можно запрячь только в мою
коляску, Жоффруа пошел поискать экипаж...
     - Я  мог бы прекрасно его сопровождать!  Черт возьми,  немного пройтись
полезно для меня.
     - Но это рядом, дядюшка.
     - Тогда тем более...
     Дядя  Фавье  заметил  побледневшее  лицо  племянницы,  и  внезапно  его
охватила жалость.
     - У тебя утомленный вид,  дитя мое,  -  заметил он,  -  хватит!  Ложись
спать... я пройду через сад и подожду твоего мужа на пороге.
     - Да вот он, дядюшка...
     Действительно, был слышен шум подъехавшей коляски, которая остановилась
у решетки сада на улице Спонтини, и голос барона позвал:
     - Дядя Фавье! Вы готовы?
     - Иду! Иду!
     Миллионер  запечатлел  два  звучных  поцелуя  на   щечках  Валентины  и
подпрыгивающей походкой пересек сад.  Его приводила в восторг мысль о скорой
встрече  со  своей  "Шоншон",  которую он  обожал  все  больше  и  больше  с
удивительной наивностью...
     Между тем дядя Фавье,  прежде чем подняться в коляску, при свете фонаря
посмотрел на циферблат своих часов:
     - Мы приедем слишком рано! - прошептал он.
     И забираясь в фиакр, он крикнул кучеру:
     - Отвезите нас  на  террасу "Лукулла",  но  сделайте круг.  Я  не  хочу
прибыть туда  раньше,  чем  без  двадцати минут два...  Когда имеешь дело  с
женщинами,  надо  заставлять себя ждать!  Поступать немножко по-хамски,  это
шикарно!
     Дверца захлопнулась, карета отъехала...
     Итак,  в  то  время,  когда дядя Фавье,  по всей вероятности,  развивал
барону де Леско свои любимые теории о необходимости для мужчины быть немного
хамом  по  отношению к  знакомой женщине,  что  на  практике почтенный Фавье
никогда не  мог применить,  какой-то  человек вышел из тени.  Это был именно
Жюв,  он  побежал вслед за фиакром,  затем бесшумно,  но проворно вскочил на
задние рессоры и вскарабкался на крышу кареты...
     Откуда появился Жюв?
     Как оказался он в подобном месте в подобный час?  И, наконец, почему он
установил слежку за фиакром, который увозил барона де Леско и дядюшку Фавье?
     Накануне  Жюв  встретился  с  Морисом  Юбером.  Жюв  очень  внимательно
выслушал рассказ  молодого доктора о  пребывании Валентины в  Нормандии и  о
событиях, которыми оно было отмечено.
     Жюв  с  сомнением покачал головой,  когда Морис Юбер сделал вывод,  что
история  всадника  на  белой  лошади,  сгоревшего,  как  факел,  могла  быть
объяснена только видениями, сопровождающими болезнь Жапа...
     - О! О!.. - только и сказал Жюв.
     Он  уделил очень  большое внимание также рассказу Мориса Юбера о  краже
кошелька с деньгами на улице Спонтини и о необычном поведении Зизи,  который
сообщил ему такие подозрительные детали относительно Гаду.
     По правде говоря,  Жюв был в душе настоящим полицейским и считал, как и
многие его  коллеги,  что  все  события,  даже  необычные,  имеют чаще всего
простые объяснения.
     - Я не понимаю,  -  сказал он Морису Юберу,  - что значит ваша теория о
синдроме Жапа.  Разумеется, я недостаточно образован, чтобы обсуждать с вами
подобные вещи,  но мысль о таинственном безумии, коллективных галлюцинациях,
заражающих людей,  мне никогда не пришла бы в голову.  Это объяснение ничего
не  объясняет!  Значит,  оно не является объяснением!  Мне хотелось бы здесь
отыскать что-нибудь другое.  В любом случае, имеется один определенный факт,
а  именно -  была совершена кража и совершена грумом Зизи,  по словам самого
барона де Леско.  Я благодарен вам за то, что вы мне это сообщили. Я займусь
этим делом,  чтобы засадить Зизи в тюрьму,  Зизи,  который вам так любопытно
рассказывал о некой Гаду;  ее имя я уже где-то смутно слышал. Короче говоря,
я постараюсь тотчас же все сделать...
     Именно по причине срочности Жюв в  этот же вечер сел в  засаду на улице
Спонтини и провел ночь в слежке не только за Валентиной,  бароном де Леско и
дядей Фавье, устроившихся в салоне, но также за приходом и уходом слуг.
     Тем не менее, если подобное наблюдение Жюва за маленьким особняком было
вполне  естественным,  то  ему  самому,  вероятно,  было  бы  затруднительно
оправдать свое решение, принятое им в тот момент, когда он бросился вдогонку
фиакру,  увозящему барона и  его дядю,  а затем ухватился за рессоры и начал
выслеживать двух лиц, которые не могли ему дать ничего интересного...
     Однако,  случается, что полицейские испытывают такие внезапные странные
побуждения,  по всей видимости, нелогичные, которые иногда, а, может быть, и
часто, приводят к великолепным результатам...
     Впрочем,  Жюв представил доказательства настоящего упорства,  подлинной
храбрости,  продолжая оставаться в  опасном положении.  Каждую минуту толчки
грозили сбросить его под колеса. Он ничего не слышал и не видел, подвергался
риску  привлечь  внимание  запоздавших  прохожих  и,   однако,  упорствовал,
упрямился,  как будто,  находясь на этом наблюдательном посту, он мог узнать
самые важные детали.
     Итак,  фиакр, не торопясь, поскольку дядя Фавье приказал кучеру немного
пофланировать, делал круги в квартале Пасси и наконец отправился вдоль авеню
Булонского леса...
     Жюв видел вдали в ночном тумане светящийся ореол, образованный большими
электрическими лампами,  освещающими  круглую  площадь  Звезды,  и  подумал:
"Хорошо бы  заказать другую  коляску,  иначе  я  не  смогу  слезть отсюда на
Елисейских  полях".   И   в   этот  момент  вдруг  с  неслыханной  быстротой
развернулись фантастические события.
     Сначала внутри фиакра раздался резкий, сухой, четкий выстрел...
     Это был выстрел из револьвера.
     В  тот  же  момент  из  фиакра послышался крик  ярости,  боли  и  тоски
одновременно:
     - Ко мне! На помощь!
     Затем  раздался  ужасный  хрип...  дверца  кареты  открылась...  кто-то
выпрыгнул из фиакра и стал убегать...
     Жюв  еще  не  справился с  волнением,  он  еще  едва  представлял,  что
произошло, а фиакр уже пустился галопом...
     Полицейский соскочил на дорогу...
     Он закричал кучеру:
     - Остановитесь! Ради Бога! Остановитесь...
     И  так  как  фиакр остановился,  Жюв  наклонился к  дверце и  застыл на
мгновение, заметив рухнувшее на сиденье тело несчастного Фавье...
     - Помилуйте! - воскликнул Жюв.
     Он приказал кучеру:
     - Оставайтесь здесь!
     Инспектор  пересек  авеню  Булонского  леса  и   бросился  преследовать
убегавшую тень...
     Но на бегу он принялся рассуждать:
     - Боже мой!  Тот, кого я преследую, может быть лишь бароном де Леско!..
Черт возьми!  Они были двое в экипаже! Он и дядя Фавье! Значит, это барон де
Леско убегает впереди меня... так как Фавье мертв...
     Тень,  к  которой Жюв  начал приближаться,  должна была  в  этот момент
пересечь  большую  открытую  площадь,  которая  протянулась  перед  вокзалом
железнодорожного пути на Дофин и барьером Булонского леса.
     Беглец,  несомненно,  старался достигнуть соседних массивов,  где можно
было легко ускользнуть от преследований...
     Итак,  когда убийца пересекал площадь,  Жюв смог в первый раз различить
его силуэт, и тогда новое проклятие раздалось из его уст:
     - Черт возьми! Никак, это женщина?..
     Она была довольно толстой,  вероятно, старой, она, очевидно, выбивалась
из сил и бежала с трудом...
     - Остановитесь! - вопил Жюв. - Или я стреляю!..
     Он почти не надеялся,  что беглянка сможет понять его приказания, и был
удивлен, увидев, что ему подчинились...
     Однако это  не  был  подходящий для раздумий момент...  Жюв приблизился
бегом  к  таинственному  созданию,  которое  только  что  совершило  ужасное
убийство несчастного Фавье...
     И в это мгновение он вновь испытал безумное удивление!
     Ведь он знал эту женщину,  которая ожидала его,  согнувшись пополам и с
трудом переводя дыхание! Он ее узнал! Жюв выкрикнул ее имя:
     - Гаду! Ведь это Гаду!
     Он, конечно, не мог ошибиться...
     Зизи описал Гаду Морису Юберу,  который слово в  слово передал описание
мегеры Жюву. Это была, действительно, Гаду, к которой бросился инспектор.
     - Именем закона! - начал Жюв. - Я вас арестую!..
     Но крик боли прервал его фразу...
     Жюв на самом деле испытывал ужасные мучения...
     Женщина,  которая его ожидала,  внезапно выпрямилась.  Она одним жестом
бросила что-то  в  лицо  Жюву...  Затем с  громким демоническим смехом снова
пустилась бежать и исчезла в направлении Булонского леса...
     Что  касается несчастного полицейского,  сил его хватило только на  то,
чтобы оставаться на месте, ругаясь, проклиная, извергая брань! Он только что
был ослеплен горстью перца, брошенного в глаза!
     Жюв  страдал.  Он  тщательно вытер лицо и  побежал на  стоянку фиакров,
которая находилась за углом бульвара Фландрэн,  чтобы зачерпнуть там немного
воды, промыть веки и вернуть себе способность ясно видеть...
     Но, увы, уже было поздно. Любое преследование было бы напрасным...
     - Черт побери!  -  выругался полицейский.  -  Что все это значит? Гаду,
значит,  была знакома с дядюшкой Фавье, так как он не удивился, когда увидел
ее  в  фиакре?..  Однако мне кажется,  что я  слышал голос Жоффруа де Леско,
обращающегося к миллионеру, когда тот поднялся в карету...
     Но  и  на  этот раз  Жюв  не  погрузился в  бесплодные размышления.  Он
торопился вымыть лицо  свежей водой,  затем снова вышел на  авеню Булонского
леса,  где должен был стоять фиакр. Здесь Жюва снова ждал "сюрприз". Подходя
к авеню, он увидел, что там никого не было, фиакр уехал...
     - Значит, кучер был соучастником? - задал себе вопрос Жюв.
     И он горько пожалел, что не запомнил номер фиакра...


     В  два  часа после полуночи,  спустя сорок пять минут после трагических
событий, Жюв позвонил в дверь особняка на улице Спонтини.
     Он нашел дом обезумевшим, Валентину - на пределе отчаяния...
     Трое городских полицейских только что доставили молодой женщине носилки
с телом дяди Фавье!
     В свою очередь Жюв в первый раз начал терять голову.
     - Ну и дела! Где нашли труп? - спросил он.
     - На Елисейских Полях, господин инспектор...
     - А почему вы его доставили сюда?
     - В его кармане имелась визитная карточка с именем барона де Леско.
     - Но где же сам барон де Леско?
     Ответила Валентина:
     - Я не знаю!  Я схожу с ума от волнения! Муж уехал вместе с дядей, пока
он еще не вернулся...
     Все  это было настолько ошеломляющим,  что Жюв серьезно спрашивал себя,
не оказался ли он жертвой трагического кошмара, когда в дверь позвонили...
     Жюв сам побежал открывать.
     - Кто? Кто там? - спросил он запыхавшимся голосом.
     Он увидел мундиры полицейских.
     Стражи порядка поддерживали под  руки человека,  которому они  помогали
идти и которого Жюв узнал сразу же:
     - Барон де Леско! - закричал он. - Вы! Вы! Но что же случилось?
     Бригадир,  находившийся позади полицейских,  подошел,  схватил Жюва  за
руку и силой оттеснил его назад!
     - Ни слова, - сказал он, - тсс!.. Не утомляйте этого несчастного!
     - Но, черт подери, объясните мне...
     - Вот  в  двух  словах.  -  Бригадир сделал  паузу,  откашлялся,  чтобы
прочистить горло,  и с важным видом приступил.  -  Представьте себе, что мои
полицейские нашли  этого бедняжку на  берегу Сены.  Он  жестикулировал,  как
безумный, и выкрикивал странный призыв: Жап! Жап!
     - И тогда?  -  взволнованно спросил Жюв,  бледнея.  -  И тогда,  что вы
сделали?
     - Черт возьми!  Его обыскали,  нашли его имя,  адрес,  и,  естественно,
видя, что этот господин из "благородных", я решил его доставить домой... Это
сумасшедший, а?
     Очевидно,  бригадир принял Жюва за  одного из  обитателей дома.  Жюв не
старался, чтобы его сразу признали.
     - Сумасшедший,  -  спросил он,  -  но почему?..  Что вас заставляет так
думать?
     - Почему он все время говорит "Жап"?..  И  почему у него такое странное
поведение?
     Сначала Жюв ничего не ответил.
     Инспектор размышлял,  спрашивая себя,  действительно ли  барон де Леско
охвачен безумием.
     Но простое совпадение казалось странным.
     Кто же сделал так, что этот несчастный обезумел именно в момент ужасной
драмы, персонажем которой был его дядя!
     Впрочем, совпадение ли это?
     И поскольку здесь имелись элементы преступления, к которым примешивался
Жап,  не  следовало ли  скорее спросить,  не  потому ли,  что барон де Леско
оказался свидетелем убийства в фиакре, он стал сумасшедшим?
     Итак, пока полицейский размышлял, бригадир внезапно узнал его.
     - Однако,  черт возьми!  -  сказал он.  -  Я не ошибаюсь! Вы... вы Жюв!
Какого дьявола вы находитесь здесь в два часа ночи?
     Услышав этот вопрос, Жюв удивился в свою очередь.
     - Значит, вы не знаете, что здесь произошло? - спросил он.
     - Нет... а что же?
     - Только что совершено убийство! - объявил Жюв.
     И в то время, как бригадир отступал, охваченный ужасом, Жюв поторопился
добавить:
     - Однако  можно  сказать,  что  самым  таинственным здесь  является  не
убийство...  безумие,  вызываемое Жапом,  вот  что тревожит!..  А!  К  делу!
Абсолютно необходимо срочно  предупредить семейного врача...  доктора Мориса
Юбера...
     Спустя час поспешно вызванный врач прибыл на  улицу Спонтини.  Барон де
Леско в  этот  момент спал,  утомленный,  подавленный,  одолеваемый ужасными
кошмарами,  и  время от времени шептал совсем тихо,  почти беззвучно:  "Жап!
Жап!"
     Жюв обратился к молодому врачу, который только что осмотрел больного.
     - Ну как? - спросил он. - Что вы об этом думаете?
     Вместо ответа Юбер с отчаянием пожал плечами.
     - Ужасно! - сказал он наконец. - Безумие, вызываемое Жапом, каждый день
приносит все новые и новые жертвы. И однако...
     В этот момент Жюв, к которому вернулось его хладнокровие, прошептал про
себя совсем тихо:
     - Гм!.. Стоит ли говорить о безумии, вызванном Жапом?..


Глава 18

ОТЦЕУБИЙСТВО

     В  Зизи больше ничего не оставалось от элегантного грума,  каким он был
во  время  своего  быстротечного пребывания на  улице  Спонтини на  службе у
Валентины де Леско...
     Его  ливрея,  которую  он  еще  носил,  приняла  очень  странный вид  и
покрылась самыми разными пятнами; его шапочку сменила отвратительная плоская
засаленная каскетка,  отворот которой плачевно свисал на затылок; у него был
лишь  один  разорванный пристежной воротничок,  одним словом,  он  испытывал
нужду...
     Как  в  моральном,  так и  в  физическом отношении Зизи выглядел теперь
совсем другим.  Он  был  менее весел,  чем некогда,  казалось,  что на  него
беспрерывно давит  какое-то  тайное беспокойство;  он  проводил время жалким
образом, собирая окурки сигар...
     Впрочем,  Зизи  не  строил  иллюзий относительно своего  положения.  Он
понимал,  что  "дела" складываются для  него очень плохо,  и  менее всего он
может надеяться,  увы,  на непредвиденное чудо и  должен готовиться к худшим
катастрофам, худшим неприятностям...
     Покинув тайком несколько дней  тому  назад  Мориса Юбера на  ратодроме,
Зизи  торопливо пустился  наутек,  чтобы  сохранять между  собой  и  молодым
доктором как можно большее расстояние!
     - Дело не  в  этом,  -  сказал он себе,  -  тогда надо бы распутать все
хитросплетения!..
     К  сожалению,  "хитросплетения",  о  которых говорил Зизи,  были ужасно
сложными. Грум не знал всех фантастических событий, которые развертывались в
течение  некоторого  времени,  но  из  газет  и  доверительных разговоров он
выведал достаточно тайн, чтобы понять благодаря своему живому уму, постоянно
находящемуся настороже,  что рядом с  ним происходили совершенно невероятные
драмы...
     Разумеется,  он  слышал  об  исчезновении  кулона  Валентины  и  о  его
необъяснимом возвращении.
     Подслушивая у дверей,  когда он еще служил грумом на улице Спонтини, он
поймал  несколько  фраз  Жюва,  по  мнению  Зизи,  совершенно бессвязных,  о
таинственных приключениях полицейского.
     Он   также  знал  странную  историю  одного  раненого,   найденного  на
набережной Академии и умершего в больнице...
     Не забывал он и о похищении молодой девушки,  затворницы из "Деревянных
коней",  похищении,  которое  было  организовано отвратительной Гаду  с  его
невольным участием.
     И, наконец, из специальных выпусков, подобранных на террасах кафе, Зизи
узнал последние события:  убийство несчастного миллионера Фавье за несколько
мгновений до того,  как был обнаружен на набережной барон де Леско, кричащий
"Жап",  история трагической ночи, пережитой Валентиной в Гран-Терре, о чем в
газетах сообщалось с указанием только инициалов.
     Все  это было удивительным,  тревожащим,  и  Зизи понимал,  что будущее
может грозить настоящими катастрофами...
     - Валентина де  Леско,  -  говорил себе  грум,  -  находится в  тяжелом
положении!..  Это,  очевидно,  так!  Но  также  справедливо и  то,  что  мое
положение совершенно не лучше, чем ее! В конце концов, будет видно!..
     Отныне Зизи избегал те места,  где он мог встретиться с Жювом. Но также
тщательно он  избегал районы,  прилегающие к  улице  Спонтини,  и  подходы к
больнице, где работал Юбер...
     - Мало мне неприятных встреч!  -  рассуждал Зизи.  -  В настоящее время
прекрасные кварталы не для меня... Черт возьми, как бы мне хотелось пожить в
деревне,  но у меня нет свободной минуты,  чтобы бросить Париж!..  Все дела!
Дела...
     На  самом деле,  конечно,  Зизи  в  Париже удерживало отсутствие денег.
Только... даже самому себе он не хотел в этом признаваться...
     Зизи вращался в воровском мире. Он проводил время в таких отдаленных от
центра кварталах,  как Бельвиль, Шапель, Монпарнас. Разумеется, он рисковал,
собирая  на  бульварах в  районе  площади  Республики окурки,  которые затем
продавал на  площади Мобер,  что  ему  приносило несколько су  в  день,  так
необходимых для существования.
     Однажды вечером,  на следующий день после убийства дядюшки Фавье, Зизи,
остановившись перед каким-то  трактиром,  заметил старый фиакр,  запряженный
клячей, которую он сразу же узнал.
     - Вот те на! Карета моего папаши!.. - выкрикнул грум. - Что за удача...
Если  хозяин  не  пьян  в  стельку,  он  мне  наверняка  предложит фасоль  с
бараниной...
     Зизи вошел в трактир.  Было девять часов вечера,  и клиентов оставалось
мало.  С  первого  взгляда  грум  заметил своего  отца,  кучера  Коллардона,
который,  сидя за большим столом,  в  правой руке держал стакан,  в  левой -
бутылку  и  сосредоточенно занимался  "переливанием жидкости",  как  отметил
Зизи.
     - Здравствуй па...  - закричал Зизи, входя в трактир. - Ну, виноградная
лоза пошла в ход?
     Затем он добавил с интонацией уважения и восхищения:
     - Здорово! Ты позволяешь себе глоточек?.. Значит, ты при деньгах?..
     Кучер Коллардон медленно поднял глаза на своего сына. Он бросил на него
косой взгляд, в котором не было и проблеска ума.
     - Что ты хочешь? - спросил он.
     - Ты узнаешь меня, па?..
     Бормотание  Коллардона подтвердило Зизи,  что  отец  его  действительно
узнал.  Груму только это и было нужно.  Он уселся за стол, где сидел отец, и
заказал смутно видневшемуся гарсону, смотревшему на него отупелым взглядом:
     - Давай,  Жозеф,  пошевеливайся!  Сыра,  хлеба и еще один стакан. Здесь
угощает мой отец!..
     Но при этом смелом утверждении папаша Коллардон, кажется, пробудился.
     - Замолчи, зараза... - заворчал он. - Я тебя не приглашал! Ах! Дурак!..
Ты думаешь, что я запросто буду тратить мои су на такого нищего, как ты?..
     - Шевелись, Жозеф! - повторял Зизи.
     Все  гарсоны  в  трактирах  обычно  откликаются на  имя  "Жозеф"  и  не
обижаются при обращении на ты. Однако этот "Жозеф" колебался.
     - Кто платит? - спросил он.
     Зизи был категоричен:
     - Старик!
     Отец пытался протестовать, но Зизи не давал ему этой возможности:
     - У тебя цветущий вид,  па.  А твоя лошадка?  Жирная,  как скелет! Черт
подери,  у тебя, наверное, хорошие доходы, и, значит, ты можешь мне устроить
пирушку на двенадцать су. А для начала, не нальешь ли мне выпить?
     Зизи должен был  сам  взять стакан на  стойке.  Он  вынудил своего отца
отпустить на  мгновение литровую бутылку,  которую тот  держал,  налил  себе
полный стакан и опустошил его залпом.
     - Великолепно! - подтвердил Зизи.
     Он  чмокнул от удовольствия языком,  а  затем спросил,  хлопнув отца по
плечу:
     - Ну, па, как поживает мамаша?
     - Этого я не знаю, - проворчал кучер.
     - Она ведь в Сен-Лаго?
     - Точно...
     - А твои делишки с полицией?
     - Оставь меня в покое! - завопил кучер.
     Он взял кнут,  свой неразлучный кнут,  положил его около стены и  затем
хлопнул им несколько раз.
     - Прежде всего, откуда ты взялся? - спросил он.
     - С улицы, - ответил Зизи.
     - И чем ты сейчас занимаешься?
     Зизи  не  хотел  подрывать  свой  авторитет и  сказал  с  двусмысленной
улыбкой, отрезая себе толстую краюху хлеба:
     - Ты же видишь, па, я ем! Поехали! За твое здоровье!
     Он чокнулся с отцом, а потом спросил:
     - Ты читаешь газеты, па? Ты просмотрел все, чем торгуют сейчас? В связи
с этим, не знаешь ли ты кучера, который перевозил человека, убитого на авеню
Дофин?
     На вопрос Зизи папаша Коллардон постучал кулаком по столу.
     - Замолчи, сопляк! - сказал он. - Говори потише!
     Волнение отца явилось для Зизи подлинным откровением.
     - Разом, это не ты, па, был тем кучером? - спросил он дрожащим голосом.
     Папаша Коллардон вместо ответа налил себе стаканчик,  яростно опрокинул
его, а потом пристально посмотрел на сына:
     - Ты что, из полиции, черт возьми, что допрашиваешь меня?
     Больше ничего не надо было добавлять,  несчастному Зизи все стало ясно.
Без всякого сомнения, его отец замешан в убийстве дядюшки Фавье...
     - Па,  -  обратился Зизи,  -  я  не  из  полиции,  и  мне  наплевать на
префектуру. Только как-то на ратодроме я слышал, как об этом говорили...
     - На ратодроме? - спросил Коллардон. - Где это?
     - Авеню Сен-Уэн... там, где встречаются с Гаду...
     - Значит, ты ее знаешь?
     - Ну конечно! Довольно-таки!
     Папаша  Коллардон снова  принялся пить.  Теперь  он  казался наполовину
пьяным и охваченным слепой яростью:
     - Хочешь,  я тебе скажу,  Изидор, кто она, эта Гаду: просто шлюха! Вот!
Она  заставила  меня  проделать дьявольские трюки  и  не  рассчиталась,  как
следовало!.. За твое здоровье!..
     Коллардон пил,  не закусывая,  однако он был достаточно великодушен,  -
опорожняя свой стакан,  он  предлагал точно такой же  и  Зизи.  Хотя уже три
пустые бутылки выстроились в ряд на столе, кучер заказал четвертую, добавив:
     - Вот,  например, история с поездкой, которую она вынудила меня сделать
однажды ночью... Это стоило тысячу франков, черт подери, но, клянусь, если я
получил из них сорок пять! Ах ты, чума! Это так не пройдет!..
     Он пил еще,  потом,  опершись локтями о  стол,  пристально посмотрел на
сына и повторил:
     - Это так не пройдет!
     Пока отец говорил, Зизи сидел, глубоко задумавшись...
     Как случилось,  что папаша Коллардон окрестил "шлюхой" ту самую мегеру,
которую он сам ненавидел от всего сердца?
     Значит, он знаком с Гаду?
     Связан ли он с похитителями пленницы из "Деревянных коней"?
     К сожалению,  мысли Зизи путались.  Он много выпил,  пил еще, и, тем не
менее,  ему  казалось,  что  он  уже  узнал  или  скоро узнает что-то  очень
интересное...
     То, что именно отец был кучером фиакра, в котором нашли мертвого Фавье,
не  вызывало у  Зизи особого удивления.  Без сомнения,  папаша Коллардон был
мастером на все руки,  и Гаду,  если верить газетам, убийцей была она, могла
очень  просто привлечь его  как  соучастника.  Очевидно,  Коллардон бывал  в
ангаре на улице Шампьонне. Это интересовало Зизи больше всего!
     Грум смутно сознавал,  что прежде всего,  чтобы узнать как можно больше
подробностей, надо было не допускать полного опьянения отца.
     - Что,  если пойти поесть улиток на Центральный рынок?  - предложил он,
особенно не настаивая. - Подходит, па?
     Коллардон был уже не в состоянии сопротивляться.
     - Наплевать! - ответил он сыну.
     Затем, охваченный внезапным горем, он спросил:
     - Ведь это я  расплачиваюсь,  разве не  так?  А  ведь ты даже не хочешь
пригласить своего  старого отца,  не  хочешь помочь мне  при  моих  увечьях?
Однако, негодяй, в твоем возрасте...
     Зизи прервал его:
     - Давай, заплати, папа! Не занимайся моими превратностями судьбы. А что
касается твоих увечий, они тебе особенно не мешают!
     Папаша Коллардон поднялся.  Он засунул руки в  карманы широкого плаща и
удивленно пробормотал:
     - Черт подери! Что же это такое?
     Зизи в свою очередь также удивился.
     - Вот здорово! - воскликнул грум. - У тебя есть рента?
     Действительно,  папаша  Коллардон,  вытаскивая  из  кармана  кисет  для
табака,  который с  давних пор  служил ему  кошельком,  выронил на  пол кипу
бумаг, оказавшихся всего-навсего акциями ренты, настоящими акциями ренты.
     - Это  тебе  не  игра  в  бирюльки!   -  объявил  Коллардон,  глядя  на
разбросанные по полу бумаги,  которые с  трудом собирал Зизи.  -  Все это не
мое!
     - Не твое?
     - Разумеется, нет!
     И кучер с наивностью добавил:
     - Чье же это может быть?  Посмотри!  Наверху надпись...  возможно,  там
указано?
     Тем временем Зизи с трудом разбирал строчки,  написанные на акциях, так
как алкоголь начинал затуманивать его голову.
     Фамилии,  которые он смог прочесть, заставили его вздрогнуть. Эти акции
принадлежали дядюшке Фавье!
     - Черт возьми!  -  воскликнул Зизи,  глядя на  своего отца с  внезапным
ужасом.  -  Но ведь все это было украдено Гаду,  все связано с  делами,  где
действовал "Жап". Как это оказалось в твоем кармане? Значит, ты убийца?
     Зизи говорил тихо.  Гарсон трактира читал засаленную газету,  служившую
для заворачивания колбасы,  в  другом конце зала.  К счастью,  он не обращал
внимания на  разговор этих  двух  клиентов.  При  резких словах сына  папаша
Коллардон побагровел.
     - Я убийца?  -  возразил он.  -  Я думаю, что ты оскорбляешь меня... Ты
забыл, что я твой отец, и ты обязан мне своим появлением на свет?..
     Потом он принялся искренне отрицать:
     - Нет,  я не убийца! Если я и одолжил свой фиакр Гаду, чтобы прикончить
старого Фавье,  если я  и  выкинул его труп за Гран Пале,  если я и оказываю
иногда  помощь  некоторым типам...  то  это  не  значит,  что  я  замешан  в
преступлениях...  Я бы просто не смог этого сделать! К тому же эти бумаги не
мои!
     - Тогда почему же они оказались в твоем кармане?
     - Не  знаю!  -  ответил  Коллардон,  а  затем,  обратившись к  гарсону,
заказал:
     - Одну литровую! Литровую за шестнадцать... черт возьми, и быстро!
     Зизи и его отец снова чокнулись...
     Начиная  с  этого  момента,  Зизи  потерял  четкость  речи,  тогда  как
Коллардон, наоборот, приобрел свою обычную ясность ума.
     - Видишь ли,  -  говорил он Зизи плаксивым тоном,  - видишь ли, имеются
вещи,  которых я не понимаю!.. Это не мои бумаги. Значит, кто-то подложил их
в  мой карман.  А  если их подложили в мой карман,  то только с одной целью,
чтобы у  меня были неприятности!  Так вот,  если бы я  с  кем-нибудь сегодня
поругался и  меня бы схватили этим вечером на почтовом дворе,  при мне нашли
бы эти бумаги, и я не смог бы отвертеться от серьезного процесса.
     Тем  временем  Зизи  медленно  листал  акции.   Вдруг  грум  смертельно
побледнел...
     На обратной стороне одной из бумаг была жирно выведена красная страшная
надпись: "Правосудие Жапа!"
     "Что все это значит?" - подумал Зизи.
     Он выпил до дна свой стакан, потом поднялся, пошатываясь:
     - Па, надо удирать! Ты расплачиваешься?
     - Расплачиваюсь, - согласился папаша Коллардон.
     Он заплатил и вышел из трактира вместе с сыном.
     Но  в  этот  момент,  выходя из  душного зала  на  ледяную улицу,  Зизи
внезапно почувствовал дурноту.
     - Я не знаю, что со мной... - прошептал он, - но сейчас... сейчас...
     Тогда папаша Коллардон окинул своего сына взглядом:
     - Черт возьми! Да ты пьян!
     И  с  достоинством и  отеческой снисходительностью он  втолкнул  своего
отпрыска в фиакр, который через несколько мгновений отправился в путь.


     В  три часа ночи Зизи проснулся,  удивленный,  на матрасе,  лежавшем на
полу.
     - Где я, черт возьми? - спросил себя грум.
     Он приподнялся, ошеломленно осмотрел комнату, в которой находился...
     - Проклятое утро!  -  проворчал Зизи.  -  Вчера вечером я напился,  как
сапожник,  и  даю слово,  что па привел меня к себе...  В конце концов,  мой
папаша не такой уж и плохой человек!
     Зизи действительно узнал свой отчий дом.
     Очевидно,  Коллардону показалось,  что  его  сын  настолько  пьян,  что
оставлять его на  улице опасно.  Именно по  этой причине он и  привел сына к
себе...
     Впрочем,  Зизи  захотел немедленно пролить свет  на  это  происшествие.
Поскольку он  спал одетым,  то  сразу встал,  на  цыпочках пересек комнату и
приблизился к  кровати,  на  которой,  по  его  представлениям,  должен  был
отдыхать отец...
     Но  он  не  успел сделать и  трех шагов,  как оказался на  грани потери
сознания.
     - Кровь!  - вскрикнул он. - Ах!.. Черт побери! И мой отец мертв!.. Ну и
ну!
     Кровь растеклась по полу большими лужами. Кровью были забрызганы стены.
     Зизи остолбенел от волнения на несколько секунд.  Затем он дотащился до
кровати.  Там лежал папаша Коллардон.  Он был неподвижен,  глаза закрыты, на
шее - огромная рана, которая должна была обильно кровоточить.
     - Черт возьми!  -  еще раз прошептал Зизи.  - Но кто же все это сделал?
Что же произошло?
     Его сотрясала сильная дрожь. Ему было страшно. Опять какая-то тайна...
     И  тогда Зизи  внезапно спросил себя,  не  он  ли  сам  в  пьяном бреду
совершил это преступление!
     Это, конечно, было преступление. Папашу Коллардона убили во сне...
     Зизи  смутно припоминал,  что  в  момент возвращения домой  между  ними
произошла бурная ссора...
     И тогда, все более и более приходя в ужас, Зизи начал восстанавливать в
памяти драматичные события того вечера...
     Очевидно,  его отец лег спать,  он тоже уснул... затем, должно быть, он
проснулся и,  будучи еще  под  влиянием алкоголя,  прыгнул на  несчастного и
нанес ему ужасный смертельный удар ножом...
     - Какой кошмар! - прошептал Зизи. - Все это отвратительно!
     Но, очевидно, он испытывал больше страха, чем горя!


     Откровенно говоря,  Зизи не мог любить своего отца.  Он считал, что тот
виновен во всем;  а  накануне вечером Зизи узнал еще и  о  том,  что тот был
замешан и  в  последнем убийстве;  он  не мог очень сожалеть о  его смерти и
даже,  вопреки самому себе,  думал о  нем,  в  общем,  как о жалком бедняге.
Однако, Зизи здорово растерялся.
     - Я убил своего отца, - повторял он, - я - отцеубийца!
     При  этой  мысли  волосы  поднялись  дыбом  на  его  голове...   Вскоре
последовала резкая реакция.  Если вначале он  был парализован от  ужаса,  то
теперь Зизи понимал, что надо действовать...
     - Если меня найдут в этой комнате, - рассуждал он, - то сразу же решат,
что именно я  нанес удар!  Напрасно я клялся бы,  что был пьян,  моя песенка
была бы спета! Надо уходить!
     Он  быстро вышел из комнаты.  В  кухне Зизи умылся,  замыл капли крови,
которыми был  забрызган,  потом  вышел,  сбежал с  лестницы...  затерялся на
улицах...
     Два часа Зизи шагал по улицам, не останавливаясь. Гонимый инстинктивным
ужасом,  он  удалялся от  квартала,  где,  как  ему  казалось,  он  совершил
преступление. Но вскоре он возвратился назад.
     У  Зизи очень болела голова,  что было вполне естественным после такого
сильного опьянения.  Его мысли путались. Ему было трудно вспомнить, освежить
в  памяти  события предыдущего вечера.  Иногда он  удивлялся тому,  что  уже
успокоился, ведь он только что убил своего отца...
     Однако по мере того,  как улицы становились все более оживленными,  как
пробуждался Париж, Зизи испытывал все большую и большую тревогу...
     Несколько часов тому назад,  когда он  увидел своего отца убитым,  Зизи
буквально отупел от удивления,  как это бывает от сильного удара. Он понимал
лишь наполовину...
     Теперь,  наоборот,  он  лучше понимал то,  что  произошло,  а  также те
неизбежные последствия, которые угрожали ему.
     Впрочем,  новая находка повергла его снова в шок! Когда он опустил руку
в  карман,  чтобы  найти  там  окурок  и  попытаться немного  взбодрить себя
несколькими затяжками табака,  он  нащупал засунутую в  куртку пачку  бумаг,
один вид которых заставил его вздрогнуть...
     - Что такое?  - вскрикнул Зизи. - Неужели я украл акции, которые были у
моего старика?
     Тогда он  стал размышлять с  возрастающим волнением обо  всем странном,
что было в данном происшествии.
     Накануне вечером его отец клялся, что эти бумаги ему не принадлежали...
     Старый кучер утверждал,  что он  стал жертвой места,  что ему подсунули
ценные бумаги в карман для того, чтобы арестовать...
     И  вот теперь этими бумагами стал обладать он,  Зизи!  Почему?  Как это
случилось?
     Зизи  также вспомнил таинственную надпись,  которую он  видел на  пачке
бумаг: "Правосудие Жапа!" Особенно непостижимой была эта надпись!
     - Честное слово!  - воскликнул Зизи. - Я допускаю в крайнем случае, что
сообщник моего папаши сунул ему в  карман эти компрометирующие бумаги,  а уж
как его схватить -  это дело правосудия,  но не понимаю,  как произошло, что
теперь именно я нахожу все это в своем кармане. Однако я их не крал!
     Зизи вернулся на улицу Солитэр.  Он очень боялся,  что его арестуют, но
какая-то  непреодолимая  сила  притягивала  его  к  дому,   где  совершилось
преступление!
     Из  осторожности несчастный парнишка издалека окинул  улицу  взглядом и
вздрогнул:
     - Боже мой!  Вот все уже и раскрылось! Вся эта толпа простаков, стоящих
перед дверью моего папаши,  конечно, обсуждает несчастье... Ах! Черт побери!
Что же мне делать?
     В  этот  момент несчастный Зизи испытывал огромное желание убежать,  но
любопытство его удержало.
     - Все-таки надо, чтобы я знал, - пробормотал он, - подозревают меня или
нет?
     Некоторое время он колебался... Затем внезапно успокоился.
     - Прежде всего,  -  рассудил он,  - никто не видел, как я возвращался с
папашей;  матушка Ландри дрыхнула в эту ночь...  значит,  я ничем не рискую,
если пойду и узнаю новости?..
     И с безумной отвагой Зизи стал продвигаться вперед.
     Он  поработал локтями,  вошел в  дом,  где совершилось преступление,  и
обратился к консьержке,  бледной, как мертвец, которая скорее прислонялась к
креслу, чем сидела в нем в глубине своего жилища:
     - Как дела?
     Консьержка выпрямилась, как будто вытолкнутая пружиной.
     - А! Боже милостивый! - закричала она. - Не хватало только тебя!
     Потом, несмотря ни на что, она разразилась рыданиями.
     - Малыш,  случилось непоправимое несчастье...  здесь  только  что  была
полиция, убит твой отец!
     Матушка Ландри при этих словах зарыдала еще сильнее.  Зизи,  бледный от
волнения, ухватился за обивку, чтобы не упасть...
     - Убит папаша? - повторял он.
     И добавил, так как это особенно его поразило:
     - Здесь только что была полиция? Правда? Что они сказали?
     Тем временем матушка Ландри подыскивала слова соболезнования.
     - Не  надо убиваться!  -  говорила добрая женщина.  -  В  конце концов,
видишь ли,  мой  мальчик,  твой  отец всего-навсего пьяница!..  Но  все-таки
уважать его надо... Между прочим... твоя мать еще ничего не знает!..
     Зизи прервал ее дрожащим голосом:
     - Но кто нанес удар? Что говорит полиция?
     Не слушая его, матушка Ландри продолжала искать слова утешения.
     - И  потом,  видишь ли,  -  говорила она,  -  теперь,  когда он  мертв,
бедняжка,  мир его праху!  Как говорится, вино больше не повредит ему!.. Да,
ты спрашиваешь подробности?  Так вот, в это утро, когда я поднялась, я нашла
его дверь открытой. Я вошла, ах! Меня это совсем сразило!
     - Да, да, - торопил Зизи, - а потом?
     - Потом  я  побежала  к  комиссару сделать  заявления,  чтобы  не  было
неприятностей...
     Матушка Ландри шумно высморкалась и продолжала:
     - Через час пришел инспектор полиции,  некий Жюв,  говорят,  известный,
который привел с собой сюда журналиста, некого Фандора...
     Зизи,  слушая эти речи,  бледнел все больше. Как? По воле случая именно
Жюву было поручено собрать сведения о смерти его отца.
     Грум, слабея, подумал: "Я пропал!"
     Однако он пытался не терять самообладания.
     - И что же сказал Жюв, матушка Ландри?
     Консьержка воздела руки к небу.
     - Ах! Вот это-то и есть самое поразительное! - заявила она. - Представь
себе,  что он  и  его дружок обыскали все,  рыскали под всей мебелью...  Они
сказали поразительные вещи.
     - Что же?
     - Жюв,  так  тот  полагает,  что твой отец вернулся домой не  один.  Он
уверяет, что нашел следы второго лица, какого-то подростка...
     - Возможно ли это?  Что за глупость... - высказался Зизи, чувствуя, что
жизнь покидает его.
     - Так он сказал!  -  повторила консьержка. - А потом Жюв утверждал, что
твоего отца убил Фантомас! Да, ты хорошо расслышал... Фантомас!
     Произнося  это   ужасное,   трагическое  имя,   голос   матушки  Ландри
задрожал...
     Зизи,  наоборот, приобрел некоторую уверенность. Значит, подозревали не
его? Подозревали Фантомаса?
     Он спросил:
     - Вы не знаете еще чего-нибудь?
     - Да, кое-что забавное... Именно в это утро твой отец получил письмо...
Ах, бедняжка, это письмо он уже не прочтет никогда!.. Впрочем, оно и не было
адресовано ему!..
     - Как это,  оно не было адресовано ему, мадам Ландри? Что это вы поете?
Можно посмотреть?..
     Консьержка поискала в шкафчике, висящем на стенке ее жилища.
     - Смотри,   -   сказала  она,  -  скорее  это  можно  назвать  почтовой
открыткой... А на месте адреса помечено: "Господину Авару, начальнику Службы
безопасности, у кучера Коллардона". Ты видишь?
     Она протянула карточку Зизи.
     Грум взял ее дрожащей рукой,  повернул и перевернул.  Вдруг он испустил
крик изумления.
     - Вот что самое поразительное из всего! Вот те на!
     Он очень покраснел, волна крови залила его щеки.
     - Ты понимаешь? - спросила матушка Ландри.
     Зизи  перечитал  открытку:  "Жап  совершил  правосудие,  не  беспокойте
никого".
     Резким движением грум вернул маленькую открытку консьержке.
     - Честное  слово!  -  проговорил он.  -  Это  дело  мне  кажется  очень
запутанным!  Привет вашим голубям,  матушка Ландри!  Займусь-ка я  тем,  что
навещу нотариуса...
     И  пользуясь растерянностью славной женщины,  которая начала  находить,
что поведение Зизи странное, грум убежал...
     По  правде  говоря,   Зизи  торопился  покинуть  дом,  где  совершилось
преступление.
     - Во всей этой истории,  -  сказал он себе,  - одна половина событий не
понятна,  другая тревожит. Самое лучшее, что я могу сделать, это постараться
быть в стороне!
     Затем он поразмыслил вслух еще:
     - Что это значит,  к  примеру:  "Жап совершил правосудие"?  Ну и  дела!
Разве Жап -  это господин, который заинтересован в том, чтобы наказать моего
отца за  то  плохое,  что он сделал?  Жап совершил правосудие...  ладно!  Но
правосудие во  имя  чего?..  Его  участие в  убийстве простака Фавье  или  в
похищении пленницы "Деревянных коней"?
     - В конце концов, все равно, но мне хотелось бы, чтобы удар нанес не я.
Теперь я умываю руки!  В любом случае не я укокошил моего папашу, потому как
Жап написал, что это сделал он...
     Зизи остановился, чтобы лучше подумать.
     - В результате,  - заметил он, - в этой истории меня тоже наказали, так
как, с одной стороны, я сильно впутан, а с другой, сильно раздосадован из-за
бумаг, которые находятся в моем кармане!
     Зизи снова пустился в путь. Через некоторое время он добавил:
     - Правда, я тоже принимал участие в похищении молодой девушки... Может,
по этой причине я попал в такой переплет?
     Грум  перебрал все  идеи,  приходившие в  голову,  а  затем,  казалось,
внезапно принял наилучшее решение:
     - Фантомас!  Жюв и Фандор говорят,  что это он убил моего отца! Честное
слово,  я хотел бы,  чтобы было так!  Но все же мне кажется,  что это скорее
Жап!  Только вот,  кто же это,  Жап?  А,  тем хуже! Пусть сами полицейские и
выходят из затруднительного положения... главное, что это не я!..
     В этот момент Зизи входил в кафе.
     Он заказал стаканчик,  попросил все для письма и сунул в конверт акции,
которые таким таинственным образом попали к нему.
     - Дополним правосудие Жапа,  -  сказал себе Зизи,  - устроив так, чтобы
все это попало в те руки, которые имеют на это право.
     На конверте вместо адреса он написал:
     Господину Жюву, инспектору Сюртэ.


Глава 19

СЕРЬЕЗНОЕ ОБВИНЕНИЕ

     - Что ты сказал, Фандор?..
     - Да ничего я не сказал!  Продолжайте,  Жюв...  потому что, если я буду
вас все время прерывать, очевидно, нам не удастся проделать полезную работу.
К тому же вы предупредили меня, что вы торопитесь.
     - Действительно!..
     Жюв  стоял  в   кабинете  Фандора  и   находился  в  самом  безмятежном
настроении.  Его беседа с другом длилась едва ли несколько минут, однако, он
успел сообщить,  что пришел попросить его об "услуге",  о  "большой услуге",
осталось лишь объяснить.
     - Мой дорогой,  -  начал Жюв,  - знаешь ли ты, что пустил меня по следу
очень  странного дела  в  тот  день,  когда  зашел  за  мной,  чтобы пойти в
маленький особняк на улице Жирардон, где, по словам баронессы де Леско, была
совершена кража?
     - Я знаю это слишком хорошо!  -  ответил Фандор. - С этого момента дела
идут все хуже и хуже. Друг за другом следуют самые необычайные происшествия,
вы расследуете, я расследую, весь мир проводит расследование, и никто ничего
не понимает...
     - О!  Ты слишком спешишь!  -  прервал Жюв с улыбкой.  -  Ты уверен, что
никто не может отгадать, что кроется в этих загадках?
     - Черт возьми! А что вы отгадали?
     - И  ничего,  и много!  Прежде всего,  я знаю,  что живет некая славная
женщина Гаду, которая убила миллионера Фавье...
     - Да, мой дорогой, это вы знаете, но дальше вы не продвинулись.
     - Как посмотреть!  Наконец,  я  знаю некого Зизи,  который,  если я  не
ошибаюсь, стащил кошелек на улице Спонтини, я тебе это уже объяснял...
     - Прекрасно! Но какое это имеет отношение к болезни Жапа?
     - Еще раз говорю, поживем - увидим...
     Жюв  отвечал  тоном,   выражающим  такое  сомнение,  будто  хотел  этим
формальным способом  дать  понять,  что  он  подозревал многое,  чем  крайне
озадачил Фандора.
     Поразмыслив некоторое время, репортер спросил:
     - Вне всякого сомнения,  старина Жюв,  вы что-то замышляете! Вам что-то
пришло на ум! Могу я узнать?..
     - Пока  еще  нет!  -  решил  Жюв,  непринужденно смеясь.  Затем сказал,
извиняясь:
     - О!  Я  не скрываю от тебя тайну,  Фандор,  но то,  к  чему я  пришел,
настолько необычно,  что  я  не  хочу тебе об  этом говорить,  прежде чем не
удостоверюсь сам!..  Кстати,  ты читал газеты? Ты заметил, что все говорят о
явлении Жапа в  связи с убийством Коллардона,  и никто не хочет верить,  что
здесь замешан Фантомас?
     - Да, - ответил Фандор и прибавил убежденным тоном. - Болезнь Жапа, это
какое-то странное безумие!..
     - Или  банда  злодеев,  чертовски хорошо организованная и  занимающаяся
наказанием опасных негодяев...  так  как,  между  нами,  кучер  Коллардон не
представлял никакого интереса...
     При этих словах Жюв остановился,  а затем продолжил скороговоркой,  как
будто сожалел о своей чрезмерной болтливости:
     - Но в настоящий момент речь идет не об этом!
     - А о чем же? - возразил Фандор.
     - О задержании, которое надо произвести и которое я доверяю тебе...
     - Но я ведь не из Сюртэ!
     - Это  не  имеет  никакого значения!  Вот  приказ  об  аресте.  Займись
задержанием этого лица, приведи его ко мне, а я сам отведу его в участок...
     - Ладно!
     Такой  образ  действия,  возможно,  был  не  вполне законным,  так  как
фактически Жюв  не  имел  права  поручить своему  другу  Фандору  произвести
задержание. Но в этот момент было не до формальностей.
     Очевидно, Жюву требовалось освободиться ко второй половине этого дня. С
другой стороны,  надо было произвести задержание; наилучшим выходом казалось
сделать это при помощи друга и таким образом сохранить свою свободу.
     - Кого надо задержать? - спросил между тем Фандор.
     - Увидишь  в  приказе об  аресте!  -  смеясь  ответил Жюв.  -  Это  так
называемый Зизи. Ты видишь, что операция не будет опасной?
     - И где же прячется этот мальчишка?
     - Я  знаю от  осведомителей,  что его можно найти поблизости от площади
Мобер между семью с половиной -  восемью часами вечера.  Оттуда он убегает в
сторону Ботанического сада. Задержи его без скандала, ладно?
     - Договорились!
     - И  сразу же веди его ко мне...  Да,  если меня не будет,  подожди или
приходи завтра... Возможно, я не потеряю время даром...
     Фандор вновь отметил удовлетворенный вид Жюва, затем взял шляпу.
     - Хорошо! Я немедленно иду выслеживать вашего сорванца! - объявил он. -
Ну, а вам желаю удачи!
     Мужчины вместе спустились по улице Риволи и расстались на Шатле.
     - Вам в какую сторону? - спросил Фандор.
     - Я возвращаюсь к себе!
     - Значит, вы будете работать у себя?
     - И да, и нет. Я ожидаю посетителей...
     И  с  загадочной улыбкой,  вновь появившейся на  лице,  Жюв  решительно
удалился,  тогда как  Фандор перешел мост через Сену и  поднялся на  бульвар
Сен-Мишель, чтобы оттуда пройти на площадь Мобер и там подстеречь Зизи.
     Впрочем,  Фандор абсолютно не испытывал затруднений при мысли,  что ему
надо узнать бывшего слугу Валентины де Леско...
     Заинтригованный  таинственными  событиями,   связанными  с  Жапом,   он
проводил  в  течение  первых  дней  официальное расследование,  которое  ему
облегчил Жюв,  и,  наблюдая за  особняком на  улице Спонтини,  ему много раз
представлялся случай увидеть подростка.  Фандор полагал, что задержание Зизи
не вызывало и не могло вызвать никаких затруднений...
     В  любом случае Жюв  снабдил его точными данными.  В  семь часов десять
минут,  когда Фандор,  сидя за столиком соседнего трактира,  с удовольствием
потягивал кружку вкусного темного пива, юный грум появился на площади Мобер.
     - Вот и моя дичь! - воскликнул журналист.
     Он  выполнял  свой  долг  и,   не  торопясь,  пересек  мостовую,  чтобы
остановить Зизи и пригласить его с собой...
     К сожалению, на площади Мобер, на этом перекрестке, в определенные часы
собираются все бедняки,  которые занимаются в Париже малодоходной профессией
"сборщиков окурков",  такой известный журналист, как Фандор, не мог остаться
незамеченным...
     В  тот  момент,  когда друг  Жюва  пересекал мостовую,  раздался свист,
резкий и продолжительный.  Несчастные бродяги,  которые шатались,  сидели на
краю тротуара, ожидая часа "биржи окурков", немедленно подняли головы...
     Зизи, как и все, услышал свист.
     С тех пор, как Зизи жил в воровском мире, он узнал многое, в том числе,
и то, что такой сигнал обычно не предвещал ничего хорошего...
     Зизи поднялся,  посмотрел во все стороны,  заметил Фандора, которого он
уже встречал в районе улицы Спонтини, и, не долго думая, пустился наутек...
     - Все-таки это обидно,  - сказал себе Зизи, - удирать от полиции, когда
ни в чем не замешан...  или почти не замешан! Вот не повезло - быть не более
виновным, чем отец и мать, и постоянно бояться полиции! В конце концов, надо
браться за ум!..
     Независимо от того, принимал Зизи свою грустную участь или отвергал, но
убежать он торопился.
     Места,  прилегающие к площади Мобер, были ему знакомы. Он пробирался по
грязным  и  извилистым  маленьким  улочкам,  проскальзывал  через  проходные
подъезды  домов,  наконец  спустился к  Сене  и,  очутившись на  набережной,
оглянулся.
     - Меня все еще выслеживают?  -  Вдали мелькнула мягкая шляпа Фандора. -
Определенно, нет худа без добра, - прошептал Зизи, так как события принимали
нежелательную для него окраску.
     Зизи  побежал вдоль набережной,  перешел через Маленький мост,  оставив
позади Нотр-Дам, еще раз пересек Сену и вернулся на левый берег.
     - Что, этот тип все время там?
     На расстоянии менее чем сто метров, он вновь заметил Фандора.
     - Все хорошо!  -  решил Зизи.  -  На данный момент все хорошо! Только я
боюсь,  как бы болезнь не осложнилась!  Он словно приклеился, этот проклятый
журналист...
     Действительно, Фандор преследовал Зизи с необыкновенным проворством.
     Он  уже  давно  мог  задержать  грума,   если  бы  захотел,  но  помнил
рекомендации Жюва,  который просил его избегать любого скандала.  Поэтому он
не ускорял шаг.
     - Разве этот парнишка может мне противостоять?  - посмеивался Фандор. -
Это дебютант преступного мира,  он не умеет запутывать следы,  я его возьму,
когда найду нужным!
     И Фандор,  не торопясь,  продолжал следить за Зизи,  удивляясь точности
инструкций Жюва,  поскольку Зизи направился именно к Ботаническому саду, как
это предугадал Жюв.
     - Я его возьму в саду,  - внезапно решил Фандор, - в это время там мало
народу, и никто не увидит, как я его схвачу за шиворот...
     Через сорок пять минут Фандор действительно был в Ботаническом саду.
     К  этому времени он уже частично потерял свою улыбчивую невозмутимость,
он ворчал, глухо ругался и казался разгневанным!
     Фандор понимал,  что его обвели вокруг пальца! Сорок минут назад он еще
наступал Зизи на пятки, он прекрасно видел грума, намеревался его задержать,
а  затем внезапно парнишка исчез,  смылся,  испарился,  не оставив Фандору и
намека на место, где он мог бы находиться!
     - Однако он ведь не поднялся на небо! - не переставал ворчать Фандор. -
На  углу этой аллеи он  был передо мной,  значит,  он  спрятался или в  этом
здании, или в этих массивах. Но здание закрыто, а в массивах никого нет!
     Выбившись из сил, обшарив все, Фандор обратился к сторожу:
     - Вы никого здесь не видели? Вы не заметили мальчишку, одетого в старую
ливрею  каштанового цвета,  с  жокейской шапочкой  на  голове,  старающегося
скрыться?
     Задавая  вопросы,  Фандор  мельком показал сторожу удостоверение агента
Сюртэ, "глазок", как его называют в народе, которым его снабдил Жюв.
     Сторож покачал отрицательно головой:
     - Нет,  господин инспектор!  Я никого не видел,  абсолютно никого!  Да,
впрочем,  где бы мог спрятаться мальчишка? За массивами? Там бы его увидели!
Музей закрывается в пять часов... И, честное слово, других мест здесь нет!
     - А что там вдали? - спросил Фандор.
     - Ров с медведями, господин инспектор, ваш мальчик там не спрячется, не
так ли?
     - Нет! - ответил раздосадованный Фандор. - Однако, надо посмотреть.
     Журналист вместе со сторожем подошел ко рву с  медведями.  Он склонился
над балюстрадой и  раздосадованно пожал плечами:  во  рву находился одинокий
медведь, привалившийся к стене, который глухо рычал...
     - Если бы ваш беглец спрыгнул к  Мартину,  -  пошутил сторож,  -  держу
пари,  он прежде всего позвал бы на помощь.  Черт подери, эти звери выглядят
довольно-таки неприветливо!
     На что Фандор раздраженно ответил:
     - Разумеется!  Но  тем  хуже для него!  Этот сорванец все равно от  нас
никуда не денется. Извините за беспокойство, до свидания.
     Фандор поклонился и удалился...


     В  это же самое время Жюв вернулся к  себе домой.  Он опустил ставни на
окнах своего рабочего кабинета,  зажег лампу и  повернул одно  кресло против
света,  а другое,  которое он,  очевидно,  приготовил на случай визита,  он,
наоборот, расположил таким образом, чтобы на него падал свет.
     Визит не заставил себя долго ждать.  Точно в половине одиннадцатого Жюв
оказался наедине  с  Валентиной де  Леско,  которую он  в  тот  день  вызвал
пневматической депешей.
     - Вы  хотели  меня  видеть,  мсье?  -  спросила  Валентина,  когда  Жюв
пододвинул к ней кресло, на которое падал яркий свет. - Вы хотели мне что-то
сообщить?  Может быть,  вы отыскали вора,  укравшего мой кулон, или захотели
объяснить, что представляет из себя явление Жапа?
     - Мадам,  -  резко ответил Жюв почти дерзким тоном, - я ничего этого не
установил, но зато узнал, кто убил вашего дядю Фавье.
     При этих словах Валентина ужасно побледнела...
     После смерти дяди  молодая женщина жила в  страхе,  разумеется,  вполне
объяснимом.
     Валентина  узнала   от   своего   мужа   такие   абсолютно  невероятные
подробности,  что  каждый раз,  как  она вспоминала об  этом,  ее  охватывал
сильный страх...
     Барон де  Леско утверждал,  что  действительно он  поднялся в  коляску,
именно он позвал дядю Фавье, но что было дальше, он не помнил!
     - Я не знаю,  что произошло потом,  -  заявил он.  - Как только я занял
место в  этом проклятом фиакре,  я  сразу же  заснул под действием какого-то
сильного снотворного,  так как я не помню даже, как полицейские нашли меня и
задержали на берегу Сены.  Также я совершенно не знаю,  почему говорил "Жап,
Жап"... хотя свидетели показывают, что я произносил эти слова!
     И  вот Жюв утверждал,  что он  узнал что-то  новое об  этой невероятной
истории!
     - Боже мой! - воскликнула Валентина. - Быстрее говорите, мсье! Я умираю
от  нетерпения!  Вы  сказали,  что  открыли,  кто  убил  моего бедного дядю!
Говорите, говорите! Ведь это Гаду, верно?
     - Вы хотите узнать, мадам?
     - Конечно!
     - Хорошо,  я должен вам сообщить,  что у Гаду была сообщница, подлинная
виновница...  так  как  это  она подготовила и  задумала преступление...  Вы
догадываетесь?
     - Нет!.. Но говорите же, говорите!
     Жюв откинулся назад. Он медленно произнес:
     - Женщина,  которая  подстрекала к  убийству господина Фавье,  женщина,
которая постаралась завлечь его в западню,  женщина,  которая, одним словом,
явилась причиной его смерти, это...
     - Кто? - прошептала Валентина.
     - Это вы, мадам!
     И в этот момент Жюв вытащил из кармана револьвер, который он нацелил на
Валентину, как будто ожидал, что прелестное создание бросится на него.
     Однако при заявлении Жюва Валентина почти потеряла сознание.
     Какое-то  мгновение она  не  отвечала,  как бы  уставшая,  уничтоженная
чудовищным  обвинением,   которое  только  что  было  высказано,   но  потом
возмущенно запротестовала:
     - Но это глупо, мсье, то, что вы говорите! Вы не можете верить подобной
вещи? Вы не можете обвинить меня в убийстве? Я, я убила своего дядю! Ах! Это
чудовищно!..
     - Я такого же мнения! - холодно заметил Жюв.
     - Но почему же вы обвиняете меня,  Боже мой! - воскликнула Валентина. -
Как могли вы меня подозревать?..
     - У меня есть доказательства, мадам...
     - Доказательства! Невозможно!
     - Допустим, предположения, но мое убеждение почти незыблемо...
     Так как Валентина,  онемевшая от ужаса, умолкла, не способная отвечать,
Жюв продолжал:
     - Ну,  мадам,  давайте рассуждать!  Ваш дядя Фавье был,  не  правда ли,
неимоверно богат, и две недели тому назад вы учли возможность стать законной
наследницей, так как являетесь его единственной родственницей?..
     - Но, мсье, это не основание!
     - Да,  мадам,  это  основание!  Смерть  вашего  дяди  должна  была  вас
обогатить.  Итак,  признайте,  что  это уже серьезное основание.  Но  есть и
посерьезнее!  Я  мог бы понять,  что вы с нетерпением ожидали кончины вашего
родственника,  но еще лучше я  понимаю,  что именно вас заставило поторопить
ее, совершив убийство!.. Вы слушаете меня, мадам?
     - Мне кажется, что я вижу чудовищный, кошмарный сон!
     - Увы,  мадам,  это не  сон!  Есть еще кое-что во всем этом,  говорил я
себе,  и вот почему.  Я убежден, мадам, - ваш дядя Фавье жил бы еще, если бы
вы не узнали,  как это узнал я сам вчера во время расследования,  что у него
возникло  намерение изменить  свое  завещание,  оставив  большую  часть,  а,
возможно,  даже и  все имущество в пользу своей любовницы,  некой Шоншон,  с
которой он недавно познакомился...  Вы теперь понимаете, мадам, я думаю, ход
моих мыслей и почему они пришли в голову? Вы и ваш муж сказали себе...
     - Это бесчестно, мсье! - закричала Валентина.
     - Вы сказали себе,  - продолжал Жюв, даже не повышая голоса, - что надо
как  можно  скорее  устранить  вашего  дядю,   пока  он   не   изменил  свои
завещательные распоряжения!  Надо было,  чтобы он скорее умер! Вы его убили!
О! Все было хорошо подстроено...
     Жюв  сделал паузу,  затем продолжил,  пристально глядя на  Валентину де
Леско:
     - Впрочем,  мадам, я должен признаться, что уже давно наблюдаю за вами.
Хотите узнать, почему вы привлекли мое внимание?
     - Говорите, мсье...
     - Так вот.  Прежде всего, история с вашим кулоном была ловко придумана,
так как, естественно, кражи никогда не было.
     - Никогда не  было?  -  повторила Валентина,  как эхо.  -  Но  вы сами,
господин Жюв, вы были...
     - Я,  мадам, - прервал ее полицейский тоном, не допускающим возражения,
- я просто был оставлен вами в дураках! Вы заставили меня принять опиум, вот
и все! Впрочем, Жап никогда не существовал! Жап... это вымысел! Ваш вымысел!
И если вы хотите знать все,  что я думаю,  я вам скажу,  что Жап - это всего
лишь   вымышленный   персонаж,    предназначенный   замаскировать   личность
Фантомаса... вашего повелителя!
     Валентина де  Леско  была  в  этот  момент настолько бледна,  настолько
растеряна, что она едва могла отрицательно покачать головой.
     Жюв машинально пододвинул ей кресло.
     - Я уверен в том,  что я утверждаю, - сказал он, - так же как, с другой
стороны,  я  уверен,  что кучера Коллардона убили по приказу Фантомаса.  Это
был, безусловно, обременительный сообщник...
     Жюв,  сказав это, умолк, пристально глядя на баронессу. Она смотрела на
него безумными глазами, не понимая его слов. Наконец несчастная спросила:
     - Значит, вы меня арестуете?
     В ответ на этот вопрос у Жюва появилось какое-то подобие улыбки:
     - Боже мой, конечно, нет! Пока еще я вас не арестую...
     И  так как взгляд Валентины становился все безумнее,  как будто горькие
мысли неотступно тревожили ее мозг, Жюв продолжил:
     - Я  не арестую вас,  потому что сегодня я  не мог увидеться с судебным
следователем и  получить приказ об  аресте!  Впрочем,  по  правде говоря,  я
считаю,   что   у   меня  нет  достаточно  формальных  доказательств  вашего
преступления.  Нет, мадам, я вас не арестую, и вы можете уйти и возвратиться
к себе... но...
     И Жюв особенно настаивал на этих словах:
     - Но я прошу вас быть в моем распоряжении! А также я прошу вас передать
мою  просьбу господину де  Леско  зайти  ко  мне  в  любое время,  начиная с
завтрашнего утра.  Если  случайно  я  узнаю,  что  вы  намереваетесь уехать,
разумеется,   я   немедленно  приму  меры,   чтобы  вам  в   этом  помешать.
Следовательно,  ваш интерес заключается в  том,  чтобы спокойно оставаться у
себя, вы меня понимаете, мадам?
     Растерявшаяся Валентина утвердительно кивнула  головой.  Жюв  продолжал
дальше:
     - Итак, возвращайтесь в свой дом и ждите, пока я вас не оповещу о своих
намерениях!  Мне хотелось бы  вас предупредить,  что для вас наступило время
быть очень внимательной.  Добавлю,  что я  желал бы  ошибиться,  и  искренне
надеюсь, что вы окажетесь невиновной!.. Вы можете удалиться, мадам!..
     Тогда Валентина поднялась, совершенно автоматически...
     У нее не нашлось ни слова в ответ; у нее не было сил даже протестовать!
     - До свидания, мадам! - повторял Жюв, открывая Валентине дверь.
     У молодой женщины вырвался нечленораздельный хрип:
     - Я не убийца! Я не преступница!
     Как только за  Валентиной закрылась дверь,  Жюв испустил усталый вздох!
Он  вытер лоб,  усеянный капельками пота,  бросил на  свою  постель огромный
револьвер, который не был заряжен, затем обратился к себе с монологом:
     - Бедняжка!  Это чудовищно жестоко, то, что я только что сделал... но у
меня не было выбора.  К тому же,  благодарение Богу! Теперь я почти убежден,
что  она  не  принимала участия в  смерти своего дяди...  который не  был ее
дядей...  Надо сказать,  я противоречил самому себе... Черт возьми! Я хорошо
знаю,  что кулон был украден!  Я  хорошо знаю,  что Жап и  Фантомас не имеют
никакого  отношения к  Гаду!..  И  что  Коллардон заплатил своей  жизнью  за
соучастие, которое оказалось обременительным!
     На мгновение Жюв замолчал, затем продолжил:
     - Ах!  Если бы только я  мог заставить заплакать эту милейшую баронессу
де  Леско...  или  направить на  нее  шланг для поливки...  или заставить ее
быстро пройтись...  неважно,  какое  средство применить,  лишь  бы  снять ее
грим...
     Внезапно Жюв пожал плечами.
     - Баста!  - сказал он. - Не сделать яичницы, не разбив яиц! Правда, все
это не объясняет явление Жапа... по крайней мере... В любом случае, не будем
терять времени...
     Жюв произнес действительно странные слова...
     Его поведение было тоже удивительным...  Он моментально оделся и сбежал
по  лестнице.  Жюв  вышел  на  улицу  приблизительно через три  минуты после
Валентины.
     Как только он оказался на тротуаре, он осмотрелся по сторонам и прыгнул
в фиакр.


Глава 20

НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ТАЙНИК

     В  то время как Жюв после визита Валентины де Леско произносил странные
слова и,  казалось,  начал кое о  чем догадываться относительно интригующих,
ужасных  событий,  которые его  живо  интересовали на  протяжении нескольких
месяцев, что стало с Фандором?
     Журналист,   с  раздражением  поклонившись  славному  малому,   сторожу
Ботанического сада,  удалился большими шагами,  показывая всем  своим видом,
что он отказывается преследовать таинственного Зизи,  который таким ловким и
непонятным образом ускользнул от него в  тот момент,  когда он чистосердечно
верил, что мальчишка полностью находился в его власти.
     Однако  действительно  ли  отказался  Жером  Фандор  выполнить  миссию,
возложенную на него Жювом? Отказался ли он задержать Зизи? Чтобы так думать,
надо было плохо его знать!
     Жером Фандор был не настолько наивным,  чтобы так легко бросить начатое
преследование и так быстро признать себя побежденным!
     - Что за черт! - ворчал он, удаляясь и стараясь не поворачивать головы.
- Этот проклятый грум,  ведь не исчез же он в небе!  Не мог же его мимоходом
подхватить летчик! Он вошел в сад, значит, должен быть еще там!..
     Однако Фандор закончил свое рассуждение фразой, выражающей сомнение.
     - Он еще там, - прошептал он, - конечно, если оттуда не ушел!..
     Чем больше репортер об  этом думал,  тем больше убеждался,  что Зизи не
должен был выйти из Ботанического сада.
     Грум  все  время шагал впереди.  Фандор упустил его  из  вида  лишь  на
секунду, когда переходил через ров с медведями, и трудно было допустить, что
мальчишка мог убежать незамеченным. Но что могло с ним произойти?
     - Все очень просто,  - повторял репортер, останавливаясь позади заросли
деревьев,  чтобы поразмыслить,  -  налево перед Зизи  было  закрытое здание,
справа - ров с медведями... позади шел я, а впереди сторож, который закрывал
проход... Оставалось уйти под землю!
     Такое объяснение не  удовлетворяло,  так как Фандор не мог представить,
что  земля  будет столь любезной,  что  приоткроется и  предоставит надежное
убежище для беглецов типа Зизи!
     - Ну же! Хватит! Я несу вздор! - заключил Фандор.
     Вскоре он изменил мнение.
     - Действительно, я достаточно глуп... есть объяснение, которое сразу не
пришло мне в голову и которое, очевидно...
     Фандор посмотрел на часы:
     - Половина одиннадцатого? Прекрасно! Скоро закроют решетки...
     Жером Фандор,  покинув Ботанический сад,  прогуливался взад и  вперед и
ожидал.
     Ему не пришлось долго ждать.  Спустя четверть часа Фандор отметил,  что
двери  сада  закрылись,  по  крайней  мере,  в  той  его  части,  которая не
предназначена ни для прохода публики, ни для суетливой беготни.
     - Все идет к лучшему!  -  отметил журналист.  - Теперь надо предпринять
последнюю попытку и  окончательно решить:  или я последний идиот,  или самый
ловкий из сыщиков!
     В  этот  момент Фандор торопливо сделал несколько шагов по  набережной,
вдоль ограды Ботанического сада.  Время от  времени он бросал вопросительные
взгляды на решетку, как бы прикидывая ее высоту.
     - Да!  -  решил журналист.  - Это просто детская игра, и если бы не был
так  высок риск напороться на  зубья ограды или дать себя схватить как вора,
об этом не стоило бы даже говорить!..
     Затем Фандор снял свой пиджак,  тщательно скатал его  и  просунул между
двумя прутьями решетки внутрь сада.
     - Мои движения будут более свободными! - заметил он.
     Еще   мгновение  Фандор   наблюдал  окружение,   пустынные  набережные,
спокойный сад...
     - Вперед! Жребий брошен!..
     На этот раз он обхватил обеими руками два прута решетки и  в результате
головокружительной гимнастики,  помогая себе коленями и ступнями, взбираясь,
как по гладкой веревке, он подтянулся к верху ограды...
     Фандору   столько  раз   удавались  подобные  проделки,   что   он   не
преувеличивал,   когда  говорил,   что  для  него  перелезть  через  решетку
Ботанического сада всего лишь детская игра.
     Даже не запыхавшись,  без малейшего признака усталости, он достиг верха
решетки,  зацепился за  нее  каблуками,  потом  чрезвычайно ловко перешагнул
через острые концы,  которые венчали решетку, и спокойно проскользнул внутрь
сада.
     Куда же направлялся Фандор?
     Какой план он разработал?
     Как только журналист ступил ногой на землю сада, он схватил свой пиджак
и,  наклонясь,  отошел от  края улицы,  чтобы избежать риска быть замеченным
каким-нибудь прохожим. Затем Фандор сориентировался.
     После штурма сада он  оказался в  одной из  его наиболее темных частей,
позади оранжерей.
     - Очень хорошо!  - заметил Жером Фандор. - Немного везения, удачи - и я
смогу избежать того, чтобы прослыть в глазах Жюва глупцом!
     Он надел пиджак с видимым удовлетворением, так как вечер был свежий, и,
не принимая особых мер предосторожности, он двинулся вперед.
     - Черт возьми! - прошептал вскоре Фандор. - Если то, что я предполагаю,
верно,  этот проклятый мальчишка совсем не глуп... Только вот не спятил ли я
совсем с ума?
     За три минуты хода бесстрашный молодой человек достиг рва с  медведями,
то есть того места, где Зизи исчез или, как говорят, улетучился.
     Жером Фандор не колебался. Он даже не бросил взгляда на закрытое здание
музея,  так  как  полагал,  что  Зизи,  разумеется,  не  мог  войти  туда  и
спрятаться. Он побежал ко рву с медведями и наклонился над ним.
     В это мгновение Фандор говорил себе:
     - Без   всякого  сомнения,   там   должно  быть   убежище,   куда   эти
отвратительные  звери  могли  бы   спрятаться...   Мой  парнишка,   чувствуя
преследование и,  возможно,  имея на совести серьезные проступки, должен был
рискнуть всем,  прыгнуть в  ров с  медведями и спрятаться в хижине...  Итак,
пойдем посмотрим!
     Такая возможность была допустима, хотя и несколько смела.
     На  самом деле  от  Зизи  требовалась отвага,  чтобы прыгнуть в  ров  с
медведями и вступить в смертельную схватку с одним из этих ужасных зверей.
     Однако  Фандор был  сам  настолько смелым,  что  всегда предполагал это
качество в других. Он считал свою гипотезу правильной и удивился бы, если бы
все вышло по-другому!
     К  сожалению,  в  момент,  когда журналист наклонился над первым рвом с
медведями, он понял всю тщетность своих предположений.
     - Зизи не прячется в хижине, потому что ее нет! Посмотрим дальше...
     Фандор наклонялся поочередно над  двумя  другими рвами  и,  замечая там
только медведей, признался себе, что просто допустил ошибку.
     - Решительно не повезло! Вряд ли я найду того, кого ищу!
     Однако Жером Фандор,  терпеливый и  упорный,  пошел осмотреть последний
ров.
     Он  был  самый  темный из  всех,  так  как  находился в  тени  большого
строения, заслоняющего его от слабого света луны.
     Наклонившись над отверстием, Фандор вначале ничего не увидел.
     - Мне надо было захватить фонарик! - проворчал он.
     Но  в  тот же момент он откинулся назад,  удивленный,  несмотря на свое
самообладание, доносившимся ревом и ужасным рычанием...
     - О!  О!  - засмеялся Фандор. - Чувствуется, что медведю, который живет
там внизу, не очень удобно в своей берлоге.
     И, вспомнив свои привычки уличного мальчишки, Фандор крикнул:
     - Ты там, Мартин? Ну же! Будь так добр, старина! Порычи еще!..
     Обитатель рва снова зарычал, как будто понял приказ...
     Любопытно отметить, что Фандор в тот же момент разразился смехом.
     - Вот так! Прекрасное рычание! - прошептал журналист.
     И  с  безрассудной смелостью Жером  Фандор перескочил через балюстраду,
собираясь спрыгнуть!
     - Раз, два, три! - закричал он. - Может быть, ты покажешься, Мартин?
     Медведь заворчал, Фандор вновь разразился смехом.
     - Малыш,  - начал он, - можно разыграть весь мир, но только не меня! Ты
хорошо ворчишь, я это признаю, но все-таки не очень натурально!
     Произнеся эти  слова,  Фандор  спрыгнул в  ров  и  подбежал к  медведю,
который  лежал   неподвижно,   забившись  в   угол,   и,   несомненно,   его
подстерегал...
     - Руки  прочь,  не  так  ли?  -  приказал Фандор,  который достал  свой
револьвер. - Руки прочь, и постараемся быть разумными!
     Действительно,  глупо разговаривать таким образом с медведем, и Фандор,
должно быть,  потерял рассудок,  чтобы вести беседу с  тем,  кого он называл
"Мартин"...
     Однако  журналист  не  был  сумасшедшим  и   не  собирался  действовать
легкомысленно.
     Когда он  закончил свою речь,  медведь,  который до  сих  пор оставался
неподвижным, больше не ворчал и начал тяжело подниматься.
     Он  поднимался странным образом,  что было очень любопытно.  Его голова
продолжала покоиться на земле, задние лапы также, поднималась лишь спина.
     В  тот  же  момент  жалобный голос,  в  котором звучал чисто  парижский
акцент, произнес:
     - Да что же это такое,  мсье Фандор, никогда нельзя быть спокойным! Вот
хотя бы сейчас,  когда вы пристаете к несчастному... Ну совсем, как ваш друг
Жюв? Что вам от меня надо?
     Тогда  как  этот,  другой,  был  захвачен врасплох,  Фандор  откровенно
веселился...
     - Не ломайся, - сказал он, - выходи и давай поговорим.
     Конечно,  лицо,  с  которым беседовал Фандор,  должно было понять,  что
бесполезно продолжать "ломаться", учитывая все обстоятельства.
     Перед Фандором еще двигался медведь.
     Но был ли это действительно медведь?
     Это была просто шкура медведя, которая вскоре упала на землю, а рядом с
ней  стоял  на  коленях  грум  Зизи,   улыбающийся,  но  в  то  же  время  и
взволнованный...
     - Честное слово,  - сказал Зизи, выходя из своего невероятного тайника,
- я никогда не подумал бы, что вы сможете отгадать, что медведь - это я!
     - Глупец!  - воскликнул Фандор. - Ведь это было очень просто! Ты лежал,
растянувшись в длину... настоящий медведь так никогда не делает! Все медведи
спят, свернувшись клубочком.
     Дав  это объяснение,  которое случайно ему пришло на  ум,  Жером Фандор
спросил в свою очередь:
     - Ну  что  же,  есть кое-что  непонятное и  для  меня,  и  ты  мне  это
объяснишь... Каким образом, черт тебя подери, нашел ты этот тайник? Кто тебе
подсказал?..
     Зизи, прежде чем ответить, тоже испытал приступ веселья:
     - О, это целая история... С вашего позволения, с тех пор, как я лишился
места,  я испытываю нужду...  шатаюсь везде и ночую там,  где могу... Видите
здесь связь?
     - Приблизительно, - заметил Фандор, - а дальше?
     - А дальше было так.  Я познакомился с добрым малым, который приставлен
к медведям...  И вот!.. Представьте, мсье Фандор, что в один несчастный день
он нечаянно отравил одного из своих подопечных,  добавив ему в корм крысиный
яд.  Конечно,  малый сдрейфил,  так  как его могли выставить за  порог!  "Не
расстраивайтесь,  - сказал я ему, - сдерите шкуру с вашего медведя, оставьте
ее в клетке, а я постараюсь его заменить".
     - И ты его заменяешь? - спросил Фандор.
     - Точно! - пояснил Зизи. - Когда мне нечего делать, я остаюсь весь день
в шкуре,  рычу,  когда подходят военные и няни с детьми,  начинаю крутиться,
когда подходят влюбленные. Ночью я шляюсь или нахожусь в шкуре медведя...
     В  этот момент Зизи артистично скинул оболочку,  которая несколько дней
служила ему надежным убежищем.
     - Сегодня с этим покончено,  -  сказал он,  - так как злой рок на вашей
стороне: вы разгадали трюк... Я ухожу! Да, кстати, почему вы гнались за мной
по улице?
     Зизи стал гораздо более спокойным после разговора с Жеромом Фандором.
     Его живой ум, его пробудившаяся сообразительность позволили моментально
отгадать, что журналист был не очень настроен против него...
     - Прежде всего,  -  предположил Зизи,  -  наверное,  хорошо, что это не
имеет отношения к истории с кошельком, которую мне навяжут потом, но в таком
случае, честное слово, я не знаю, к чему можно было бы прицепиться?..
     Однако, к сожалению, Фандор также ничего не мог ему сказать.
     Журналист догадывался,  что  Жюв  не  мог разыскивать Зизи только из-за
знаменитой истории  с  кошельком,  которая  не  заслуживала слишком большого
внимания, но, с другой стороны, он не знал, что именно Жюв хотел выведать от
Зизи.
     Фандор попытался ловко уйти от ответа.
     - Ты спрашиваешь, почему я тебя преследовал, - начал он, - мне кажется,
мой весельчак, что ты должен об этом сам догадаться.
     Таким образом,  вопрос,  который поставил грум,  в  итоге к  нему же  и
вернулся.
     Зизи его не понял. Он также попытался хитрить.
     - Может быть, - начал он, - это имеет отношение к моей бывшей хозяйке?
     "Посмотрим,  посмотрим!  - подумал Фандор в этот момент. - Неужели Зизи
знает что-то еще?"
     Журналист принял  вид  полнейшего добродушия.  Впрочем,  он  и  не  был
по-настоящему рассержен, славный Фандор. Ему хотелось сыграть добрую шутку с
Жювом,  допросив с пристрастием грума до того,  как полицейский заставит его
говорить!
     Фандор ответил:
     - По  правде сказать,  это  вполне возможно!  В  любом  случае здесь не
место, чтобы разговаривать, давай вначале выйдем из рва, ты знаешь дорогу, я
полагаю?
     - Разумеется, - подтвердил Зизи.
     Он  провел Фандора к  одному из  углов  рва,  где  в  стену были  вбиты
железные скобы.
     - Здесь и надо подниматься, - объяснил Зизи, - идите за мной!
     Но Фандор понял его по-своему.
     - Извини,  -  заметил журналист,  -  так как я  отстаю от тебя в  беге,
первым пойду я!
     Через  десять  минут  Зизи  и  Фандор,  поднявшиеся  из  рва,  покинули
Ботанический сад через маленькую потайную дверцу,  щеколду которой Зизи умел
открывать.  Журналист держал грума за  руку и  принял меры предосторожности,
чтобы его пленник не ускользнул, однако, он его не принуждал никоим образом.
     Впрочем, Зизи, приняв решение, казалось, хотел поступать разумно.
     В  нескольких словах он  изложил Фандору,  что  его самая большая мечта
осуществилась,   так   как   теперь  он   имеет  удовольствие  беседовать  с
журналистом...
     - Честное слово,  -  сказал Зизи, - с того времени, как я читаю во всех
газетах ваши приключения с  Жювом,  мне очень хотелось с вами познакомиться!
Черт подери,  лучше бы,  конечно, чтобы знакомство произошло по-иному. Но, в
конце концов, надо довольствоваться тем, что оно произошло!..
     При этих словах Фандор усмехнулся.  Его интересовало совсем другое.  Он
перевел разговор в нужное направление.
     - Итак,  мой дорогой Зизи,  -  начал журналист, - значит, ты не знаешь,
почему я тебя выслеживал?
     В ответ на это грум начал снова увиливать.
     - Гм!  -  воскликнул он.  -  Я же вам сказал! Может быть, это связано с
мадам де Леско, моей бывшей хозяйкой... а, может быть, с Жапом?..
     - С Жапом? - переспросил Фандор, вздрогнув. - Разве ты знаешь Жапа?
     Зизи понял,  что он  затронул,  не зная того,  тему разговора,  которая
должна очень интересовать Фандора...
     - Я его знаю,  не будучи с ним знакомым!  -  объяснил он. - Между тем я
знаю,  что он  ухаживает за  Валентиной де Леско и  что это досаждает барону
Жоффруа!
     Зизи на мгновение умолк,  избегая более пространных подробностей...  Но
Фандор спросил:
     - Откуда ты это знаешь, черт побери!
     Эта наивность заставила Зизи хохотать до упаду.
     - Мсье  Фандор,   -   сказал  грум,   -  временами  вы  бываете  ужасно
добропорядочны и  чересчур недогадливы!  Ведь вы  хорошо знаете,  что я  был
слугой у де Леско?
     - Да, - подтвердил Фандор, - ну и что?
     - Да то, черт возьми, что я подслушивал под дверями!..
     На это было нечего возразить,  и Фандор воздержался от нотаций, которые
здесь были неуместны.
     Впрочем,  у Фандора появилось предчувствие,  что Зизи, если бы захотел,
мог ему поведать много интересного, пролить свет на тайны.
     Сейчас было не время проявлять себя брюзгой!
     - Малыш, - сказал журналист, который по-прежнему держал Зизи за руку на
всякий случай,  -  ты кажешься менее глупым,  чем большинство интеллигентных
людей!.. Возможно, мы могли бы договориться?.. Я должен отвести тебя к Жюву,
но если ты мне расскажешь кое-что интересное,  а также все,  что ты знаешь о
Жапе и даже о Гаду,  старушке,  которая убила Фавье,  я тебе обещаю, что Жюв
тебя не арестует...
     Предложение было соблазнительным настолько, что Зизи сразу почувствовал
себя глубоко взволнованным.
     "Чем я рискую, - подумал грум, - если скажу все, что знаю? Ничем! И так
как я  хочу отомстить Гаду за  себя,  разве мне не подвертывается прекрасная
возможность это сделать?"
     Зизи внезапно решился:
     - Вы даете мне честное слово, что у меня не будет неприятностей?
     - Конечно, даю, - подтвердил Фандор.
     - Тогда мы  поладим...  только улица -  не место для болтовни...  Может
быть, мы зайдем в бистро?
     - Нет, - возразил Фандор, - сделаем лучше... я отведу тебя ко мне...


     Уже через час Жером Фандор и Зизи стали лучшими друзьями на свете.
     Фраза за фразой, слово за словом, журналист полностью расспросил грума,
получил полный рассказ его приключений.
     С  этого момента Жером Фандор чувствовал себя сумасшедшим от  радости и
от беспокойства одновременно...
     - Однако сомнений нет,  -  сказал он,  - сомнений нет! Молодая девушка,
которую Гаду  заставила украсть...  Ведь это  Элен,  моя  дорогая Элен!  Моя
невеста!
     И  так  как Зизи утвердительно качал головой,  Жером Фандор,  которому,
казалось,  не  сиделось на месте,  вытащил из своего бюро большой белый лист
бумаги.
     - Зизи,  -  начал он,  -  я  даю тебе слово,  что Жюв тебя не тронет...
Прежде всего,  я  тебя не  выдам ему...  Затем,  так  как ты  еще не  вернул
кошелек,  который украл у Валентины де Леско, надо вернуть его... Об этом не
беспокойся... Но взамен помоги мне сделать все, что в твоих силах, возможно,
мою жизнь и мое счастье ты держишь в своих руках...
     И вооружась карандашом, Фандор продолжал:
     - Посмотрим, что нового ты сказал мне сегодня?
     Четко,  ясно Жером Фандор отмечал прежде всего основные детали, которые
он только что услышал из уст Зизи.
     - Во-первых,  -  сказал  он,  -  ты  установил,  что  Жап  ухаживал  за
Валентиной де Леско и что это ужасно досаждало барону Жоффруа...  Во-вторых,
ты  утверждаешь,  что  Гаду  заставила похитить  Элен,  которая  содержалась
пленницей в "Деревянных конях"...  По твоим словам, Элен была похищена твоим
отцом, кучером Коллардоном, но ты не знаешь, куда ее доставили...
     В-третьих,  ты утверждаешь,  что Фантомас,  обнаружив похищение дочери,
очень рассердился... Значит, приказы Гаду отдавал не Фантомас...
     В-четвертых,  ты не сомневаешься в том,  что твой отец убит Жапом, а не
Фантомасом... Все правильно?
     Зизи утвердительно кивнул головой,  и  Фандор,  перечитав свои заметки,
размышлял вслух:
     - Боже мой! Боже мой! Кто мог бы распутать эту интригу?.. Кто мог бы из
всего этого извлечь истину?..  Отгадать,  где  Элен?..  Отгадать,  кто такой
Жап?..
     Затем Фандор изменил направление мыслей.
     - Я должен сказать,  -  рассуждал он дальше,  -  что абсолютно уверен в
том,  что Жап должен быть Фантомасом...  Действительно,  Жап наказывает тех,
кто причиняет зло Элен,  он убил кучера Коллардона...  Но, с другой стороны,
кажется,  что Жап не имеет ничего общего с  Фантомасом...  Методы,  которыми
действует Жап,  не являются методами Фантомаса...  Жап скорее воспринимается
как  странный сумасшедший,  а  не  как бандит!..  И  потом,  если Жап -  это
Фантомас,  зачем ему  надо было ухаживать за  Валентиной де  Леско,  что  не
нравилось барону Жоффруа?
     Фандор  обхватил  лоб  обеими  руками.   Задыхаясь  от   волнения,   он
пробормотал дрожащим голосом:
     - Я схожу с ума! Я схожу с ума!..
     И  в то время как Зизи смотрел на него,  не говоря ни слова и спрашивая
себя,  чем все это может закончиться, Жером Фандор начал внезапно прыгать по
комнате, потирая руки, и казался почти радостным.
     - О,  да!  -  говорил он.  - Напротив! Это очень просто! Я понимаю! Все
очень ясно!..
     Вскоре  Жером  Фандор  от  бешеной  экзальтации перешел  к  абсолютному
хладнокровию.
     - Зизи, - приказал он, - надо, чтобы ты доверился мне!.. Я оставлю тебя
здесь...  совсем одного...  жди меня... мне надо увидеть Жюва, я попрошу его
простить тебя.  Без  всякого сомнения,  я  получу это  прощение,  и  я  тебе
клянусь, что затем ты, Жюв и я, мы вместе сделаем хорошее дело!..
     К сожалению, когда через три четверти часа Жером Фандор прибыл на улицу
Тардье, он узнал, что полицейского дома не было...
     Действительно,  Жюв не возвращался с тех пор, как он вышел, устремляясь
по следам Валентины де Леско.


Глава 21

ГАДУ И БАРОН

     Крайне взволнованная,  задыхающаяся, Валентина де Леско после того, как
покинула полицейского Жюва,  вернулась прямо к  себе.  Был  первый час ночи,
особняк на  улице Спонтини стоял молчаливый,  погруженный в  мрак.  Никакого
шума не проникало за стены дома,  и когда молодая женщина вступила в сад,  а
затем поднялась на  первый этаж дома,  она  не  заметила,  чтобы в  доме еще
кто-то бодрствовал.
     Валентина машинально закрыла дверь на  засов и  поднялась по  лестнице,
ведущей на первый этаж.  Она не зажигала огня,  с  естественной уверенностью
людей,  которые могут ходить взад и  вперед в привычной для них обстановке в
полной темноте.
     Валентина  направлялась в  свою  комнату,  но  внезапно  остановилась и
поднесла руку к груди, как будто хотела унять биение сердца.
     Она  только что  заметила слабую полоску света  из-под  двери  соседней
комнаты; свет проникал из комнаты ее мужа.
     - Значит, он там? - спросила она себя.
     И без колебаний,  настолько импульсивной и нервной была молодая женщина
в этот вечер, она отрывисто постучала в дверь.
     - Войдите, - раздался голос.
     Валентина повиновалась.  Она часто мигала, ослепленная резким переходом
из темноты на свет.
     Барон находился в своем рабочем кабинете,  где,  впрочем, он никогда не
работал. Он сидел на угловом диване и мирно курил сигарету.
     Комната была залита светом.  Барон де  Леско,  должно быть,  только что
вернулся домой, так как рядом с ним на диване лежали его пальто и шляпа.
     Жоффруа де  Леско  очень удивился,  увидев Валентину,  входящую в  этот
поздний час в его кабинет.
     - Как?  -  вскрикнул он в изумлении. - Вы только что возвращаетесь?.. Я
полагал, что вы уже давно легли!..
     - Я думала точно так же, - возразила Валентина, - я не подозревала, что
вы выходили в этот вечер...
     - Это упрек?  -  спросил барон де  Леско.  -  Я  только что вернулся из
своего клуба, где провел вечер...
     Валентина нахмурила брови.
     - Я  не  собираюсь  делать  вам  замечание,  -  проговорила она,  -  но
позвольте мне высказать свое удивление,  что через двое суток, после похорон
моего дяди... нашего дяди, вы возобновляете светскую жизнь, которую привыкли
вести...
     Барон де Леско еле заметно покраснел и почти неуловимо пожал плечами.
     - Ничего плохого я не сделал,  -  прошептал он,  -  для мужчины пойти в
клуб,  это  не  значит выйти,  и,  кроме того,  сделал бы  я  это  или  нет,
несчастный не воскреснет...
     Валентина нервным и резким жестом сняла шляпу и манто.  Она бросила все
на диван и осталась стоять перед мужем,  невообразимо красивая,  затянутая в
узкое платье, которое смело обрисовывало ее хорошо сложенную фигуру.
     Странная вещь,  но  глубокий траур очень шел  этой  брюнетке с  матовым
цветом лица,  с черным,  как агат,  глазами,  которые беспрестанно искрились
сверкающим блеском.
     Однако Валентина де Леско была очень бледна и  чрезвычайно взволнованна
разговором, который только что у нее произошел с полицейским Жювом.
     Барон де Леско заметил ее состояние и обеспокоился о ее здоровье.
     - Вы себя плохо чувствуете? - спросил он.
     - Дело не в этом, - сухо заметила Валентина, которая, стараясь изменить
направление разговора,  приблизилась к  мужу.  Она  стояла перед  сидящим на
диване мужем, скрестив руки на груди. Озабоченным голосом она спросила:
     - Жоффруа, что вы думаете о смерти моего дяди?
     Барон де Леско не мог не отметить,  что ее интонация была трагической и
таинственной.
     - Что я думаю? - переспросил он. - Ничего...
     Затем после некоторого колебания он добавил:
     - Разумеется,  это большое несчастье,  ужасное происшествие, но увы! Мы
за это не отвечаем, и то, что записано в книгу судеб, должно исполниться...
     - Нет ли у вас какого-нибудь предположения,  -  продолжала Валентина, -
какого-нибудь подозрения о  таинственной и  трагической причине смерти моего
дяди?
     - Нет,  -  резко ответил барон де Леско,  -  вы знаете,  что я сам стал
объектом очень страшной агрессии...
     Валентина его прервала:
     - Если у  вас нет мнения относительно смерти моего дяди,  то  у  других
людей имеются кое-какие подозрения и даже весьма обоснованные убеждения!
     Барон де Леско с удивлением посмотрел на жену:
     - Что вы говорите, Валентина? Уточните...
     Молодую женщину охватывало все большее волнение;  она чувствовала,  что
чудовищно и  одновременно затруднительно будет  ей  все  высказать.  Однако,
решение принято, надо было говорить, и она начала.
     Краткими, отрывистыми и торопливыми фразами, которые в то же время были
четкими и категоричными,  Валентина рассказала мужу о своей беседе с Жювом и
о мотивах, которые он ей изложил.
     Барон   де   Леско   казался  скептически  настроенным,   но   все-таки
взволнованным.  Если ранее,  будучи невозмутимо спокоен,  он  едва выкуривал
одну сигарету, то теперь он курил одну за другой.
     Он нервничал, но старался скрыть это от Валентины.
     - Всего-навсего теория полицейского,  -  проворчал он,  - на которую не
стоит обращать внимания...
     Растерянная и озадаченная, Валентина спросила мужа:
     - Вы пойдете завтра на встречу с Жювом?
     Барон ответил уклончиво:
     - Возможно, пока не знаю...
     Потом он  опустил глаза,  умолк,  и  Валентина смотрела на  него тоже в
молчании с напряженным лицом.
     Разумеется,  обвинение,  выдвинутое против  нее  инспектором,  казалось
таким же отвратительным, как и абсурдным.
     Она знала,  что невиновна и  что ее  невозможно подозревать ни на каком
основании,  даже как заинтересованную сторону в убийстве ее дяди. Но по мере
того,  как  она  рассматривала  своего  мужа  и  обратила  внимание  на  его
поведение,  не только взволнованное,  но также нерешительное,  смущенное, ей
пришла на ум мысль, которую она хотела вначале прогнать, полагая, что смешно
на этом останавливаться.
     Однако эта  мысль упорно утверждалась в  ее  уме,  росла и  становилась
преобладающей, отодвигая все остальное.
     "Боже  мой!  -  подумала  Валентина.  -  Возможно  ли,  чтобы  виновник
преступления,  чтобы  убийца дядюшки Фавье  пребывал в  моем  самом  близком
окружении?"
     И из ее уст сорвались такие слова:
     - Не является ли мой муж убийцей?
     Наконец   Валентина   сформулировала  ужасное   подозрение,   она   его
произнесла,  так  как отныне уже не  могла ни  управлять своими мыслями,  ни
удержать их.  Они оформились в ее глазах как силуэт чего-то смутного, на что
при первом взгляде не  хочется и  смотреть,  но что мало-помалу привлекает к
себе внимание, начинает дразнить и покоряет.
     Вопреки  своей  воле  баронесса  де   Леско  следила  за   ходом  своих
рассуждений, и вскоре ей стало многое понятным из того, что ранее оставалось
незамеченным, не вызывающим подозрений.
     На  деле происшествие,  случившееся с  ее  супругом бароном де  Леско в
течение той трагической ночи, оставалось таинственным, необъяснимым.
     Конечно,  на первый взгляд можно было подумать,  что он,  как и другие,
заболел,  стал  жертвой одного из  этих  многочисленных проявлений страшного
состояния,  название которого было  связано с  Жапом.  Однако на  самом деле
доказательств не было;  как существует подлинное безумие,  существует и  его
симуляция.
     Отныне молодая женщина смотрела на  барона де  Леско  не  без  ужаса  и
страха.
     Барон  машинально поглаживал медленными движениями свою  длинную  седую
бороду.  Он  не  задавал вопросов,  не  расспрашивал ни о  чем,  он выжидал,
очевидно,  видя  волнение,  которое  охватывало  его  жену;  но  можно  было
подумать, что он не хотел и не смел спросить ее о причинах волнения.
     Валентина сделала усилие и  почувствовала,  что в этот вечер она готова
на все: она хотела знать, хотела пролить свет на события любой ценой.
     Она спросила твердым, сухим и резким тоном:
     - Вы уехали с  моим дядей,  было слышно,  как вы разговаривали с  ним в
коляске,  в  этом таинственном фиакре,  где он находился один с вами...  Это
так?
     - Да, - тихо ответил барон.
     Валентина  вытерла  лоб  тонким  батистовым платочком,  который  нервно
сжимала в руке.
     - Это так,  не правда ли?  -  продолжала она.  - Затем полицейский Жюв,
который поднялся на рессоры коляски, услышал выстрел, сопровождаемый хрипом,
последним криком,  который издал мой несчастный дядюшка...  В этот момент из
коляски выпрыгнула старуха и побежала со всех ног. Это так?
     Барон тихо произнес:
     - Все точно так, поскольку мсье Жюв утверждает, что события происходили
именно так,  но  я  уже  сказал и  повторяю снова,  в  момент выстрела,  при
нападении на вашего дядю, меня в коляске не было... как мне кажется...
     Валентина приблизилась и пристально посмотрела на него.
     - Вы утверждаете,  что вас там не было, - повторила она, - так что же с
вами стало?  В  какое же именно время,  согласно вашему мнению,  вы покинули
моего дядю и  по  какой причине?  Ведь было решено,  что вы  должны провести
вечер вместе...
     Барон де Леско выпрямился и высокомерным тоном спросил:
     - Моя  дорогая,  можно  подумать,  что  вы  устраиваете мне  допрос как
судебный следователь.  Мне кажется,  что я предоставил достаточно объяснений
по этому поводу, чтобы меня могли наконец оставить в покое...
     - Ах!  Я  умоляю вас!  -  вскрикнула Валентина,  заламывая руки.  -  Не
разговаривайте со мной таким тоном. - Совсем наоборот, если я вас спрашиваю,
если я  хочу получить от  вас некоторые разъяснения,  то  это только потому,
чтобы самой убедиться в  вашей невиновности,  чтобы расстаться с сомнениями,
которые терзают меня... Пожалуйста, Жоффруа, объясните мне...
     Барон де Леско поднял руки к небу.
     - Валентина, я вас прошу, давайте прекратим этот разговор, он ни к чему
не приведет.  Я вам уже сказал все, что мог, и если меня будут расспрашивать
снова,  я не скажу более ничего нового... Не забывайте, что в ту трагическую
ночь произошли таинственные события,  жертвой которых я стал сам; я был, как
и полицейский, объектом ужасающего и одновременно непонятного нападения.
     Валентина его прервала.
     - Ах, - произнесла она, - вы хотите сказать...
     Она остановилась, встревоженная, не осмеливаясь докончить свою мысль.
     Но барон де Леско был не слишком щепетилен.
     - Да,  - продолжал он, - я хочу сказать о Жапе, об этом странном крике,
который раздавался в моих ушах,  об этом слове, которое я сам затем повторял
вопреки своей воле, не отдавая себе отчета... Жап!.. Жап!..
     - Замолчите!  - закричала Валентина. - В этом кроется тайна, которую мы
не можем понять, и, кроме того, дело не в этом...
     Изменив тон, она умоляла:
     - Прошу вас,  Жоффруа,  выслушайте меня;  нам  важно поговорить друг  с
другом без недомолвок,  надо,  чтобы между нами было согласие,  чтобы знать,
что  отвечать тем,  кто  вскоре,  возможно,  завтра,  начнет спрашивать нас,
подозревая...
     Она  очень  разволновалась,  произнося эти  слова,  тогда как  барон де
Леско, наоборот, проявлял невозмутимое спокойствие.
     - Против нас,  действительно,  выдвигается многое,  -  сказал он,  - и,
возможно, против вас, Валентина, особенно.
     - Что же именно? - спросила молодая женщина.
     - Все просто, - сказал барон, - смерть вашего дяди для вас выгодна.
     - Выгодна мне? На каком основании?
     - О, это очень просто... ведь наследница вы!
     Валентина очень побледнела и  не  могла выговорить ни  слова.  То,  что
сказал ее  муж,  в  общем,  было  верно.  Впрочем,  она  и  так  знала,  что
наследовала своему дяде,  но  разве это  доказывало,  что она виновна в  его
смерти?
     Кроме того,  Валентина не  могла представить,  что ее муж был настолько
отвратителен в  вопросах ее собственной честности,  что смог присоединиться,
пусть всего лишь на мгновение,  к подобному мнению.  Она ужаснулась, услышав
эту инсинуацию из его уст.
     Валентина в  этот момент внезапно направилась к мужу.  Она устремила на
него пылающий взор, в ее глазах блеснула угроза.
     - Послушайте меня! - начала она.
     Барон как раз бросил сигарету.
     - Но я вас слушаю! - ответил он.
     Валентина пожала плечами.
     - Помните ли вы,  - начала она глухим и искаженным голосом, - некоторые
трагические сцены,  которые  развернулись в  Булони  несколько месяцев  тому
назад?  Барон  де  Леско,  вы  помните,  что  тогда  существовали несчастная
девушка,  ее звали Фирмена Бенуа,  несчастный князь Владимир,  который также
называл себя виконт де Плерматэн,  рабочий Морис,  на самом деле оказавшийся
сыном Фантомаса?
     Барон де Леско утомленно подтвердил:
     - Я  очень хорошо все  это помню!  К  чему вы  клоните?  Зачем ворошить
неприятные воспоминания?
     - Работница  Фирмена,   Жоффруа,   тогда  обожала  рабочего  Мориса,  -
продолжала баронесса,  -  и эта работница дрожала от стыда, от ужаса, узнав,
что Морис, которого она нежно любила, - сын Фантомаса... и...
     - И,  -  отчетливо произнес барон де Леско,  -  случилось так,  что сын
Фантомаса,  как вы говорите,  убедил Фирмену,  что отныне он собирается жить
честно.
     - Именно так!  -  продолжала Валентина,  усмехаясь.  - У вас прекрасная
память, Жоффруа!
     В этот момент Валентина де Леско еще раз внимательно посмотрела в глаза
мужа...
     - Сын Фантомаса,  - хрипло проговорила она, - это вы! А Фирмена Бенуа -
это я!  Владимир, вы поклялись мне стать честным человеком. Из любви к вам я
согласилась именоваться баронессой де Леско,  когда вы объявили себя бароном
де  Леско,  украв документы исчезнувшего рода...  Дядюшка Фавье не  был моим
дядей!  Мы оба - самозванцы! Черт возьми! Какая тревога овладела вами, когда
однажды мы  узнали из  письма о  возвращении этого американского дядюшки,  о
существовании которого мы даже и не подозревали...  Прежде всего,  Владимир,
вы испугались!.. Вы подумали, что мы будем разоблачены... но потом вы решили
все поставить на  карту...  Вы мне сказали:  "Этот простак попадется на нашу
удочку, вас он примет за свою племянницу, а меня - за племянника!"
     - Что  дальше?  -  спросил  шипящим  голосом барон  де  Леско,  который
действительно был  князем Владимиром,  сыном Фантомаса,  также как Валентина
была на самом деле Фирменой Бенуа. - Какой вывод вы делаете из всего этого?
     Молодая женщина заломила руки!
     - Вывод,  который я делаю?  -  хрипло произнесла она.  - Это то, что вы
всегда оставались негодяем,  что вы не любите меня больше,  что вы чудовище,
что вы мне солгали!
     В  этот  момент бандит,  мнимый барон де  Леско,  внезапно потерял свое
спокойствие.
     Он схватил свою жену за руку и сильно встряхнул ее.
     - Фирмена,  - приказал он, - хватит об этом! Может быть, я обманул вас,
но ведь и вы не безупречны!
     - Не хотите ли уточнить?
     Валентина де  Леско  откинулась назад,  смерила своего мужа  взглядом с
головы до ног...
     - Это легко сделать!  - продолжал сын Фантомаса. - Из любви к вам, моей
любовнице,  я обещал стать честным человеком, ладно! Но также было решено, я
полагаю, что вы будете верны мне, но... у вас появился любовник!
     - Это неправда! - закричала молодая женщина. - Юбер...
     - Речь идет не о Юбере!  - оборвал мнимый барон. - Юбер только флирт, я
говорю о Жапе!
     - Но Жап не является моим любовником!
     - Я об этом ничего не знаю!
     Сын Фантомаса медленно отчеканил следующее:
     - Я знаю, что вы были у него, что там вы потеряли свой кулон, я знаю...
     Он  собирался  произнести  настоящую  обвинительную речь,  но  Фирмена,
которая так долго скрывалась под именем Валентины де Леско,  не оставила ему
на это времени.
     Ловкая,  как  все женщины в  подобных случаях,  она прервала его упреки
новым приступом гнева.
     - Если я пошла на свидание с Жапом на улицу Жирардон,  - кричала она, -
так только потому,  Владимир,  что поняла:  вы меня больше не любите! Только
потому,   что  я  устала  от  нашего  ложного  существования,   потому,  что
чувствовала потребность по-настоящему любить!..
     Она еще продолжала говорить,  выкрикивать безумные угрозы,  но Владимир
прекратил ее излияния.
     - О,  оставим это!  -  сказал он  язвительно.  -  В  данный момент надо
выяснить другое.  Наш разговор начался с тех подозрений,  которые,  по вашим
словам,  возникли у полицейского Жюва.  Так вот,  если вы хотите знать,  эти
подозрения меня  не  касаются.  В  противном случае  я  смогу  доказать свою
невиновность. Мне достаточно привлечь лишь один-единственный аргумент, но он
является самым категоричным.  Жюв  сам  установил,  что преступник,  убивший
Фавье,  это не мужчина,  а женщина,  старуха,  загадочная личность,  которая
откликается на  имя Гаду и  которая спаслась бегством,  выскочив из  коляски
через несколько мгновений после выстрела из револьвера.  Лишь одно это,  как
мне кажется, будет достаточным, чтобы установить мою невиновность!
     Наступила полная тишина,  во  время которой любовники смотрели друг  на
друга глазами, сверкающими от ненависти.
     Затем внезапно Фирмена, казалось, решила сыграть ва-банк.
     - А кто докажет,  -  поинтересовалась она, - что эта женщина не вы? Так
как  я  знаю,  что  вы  -  сын Фантомаса,  так как я  видела,  что вы  могли
перевоплотиться в князя Владимира,  виконта де Плерматэна,  рабочего Мориса,
барона де Леско,  я считаю,  что вы вполне способны при помощи грима создать
такой персонаж, как Гаду!..
     В этот момент Фирмену сотрясала дрожь, она смотрела на своего любовника
широко раскрытыми глазами...
     Сын  Фантомаса  противопоставил ее  нервозности  невозмутимое ироничное
спокойствие.
     На необычное обвинение своей любовницы он отвечал,  сжав зубы,  шипящим
голосом:
     - Фирмена, вы сошли с ума...
     Но она не успокаивалась.
     - Сошла с ума?  - кричала она, бросаясь на собеседника, которого отныне
рассматривала как противника,  кидая на него взгляды,  полные ужаса.  -  Это
легко  сказать,  однако,  требуются  доказательства...  Особенно  вам  нужно
опровергнуть мое обвинение.
     - Фирмена,   -  снова  прервал  ее  мнимый  барон,  -  выслушайте  меня
внимательно.  Если когда-нибудь, когда-нибудь в жизни, вы выдвинете подобное
обвинение,  да  что  я  говорю,  если вы  когда-нибудь выскажете эту ужасную
клевету неважно перед кем, клянусь, что я вас запру.
     Молодая женщина, охваченная невыразимой тревогой, заломила руки.
     - Меня запереть? - негодовала она. - Вот и все ваши аргументы, вот ваша
единственная защита.  Это все,  что вы хотите сказать?.. О, я знаю силу этой
угрозы  и  ужасающую власть,  которую вам  дает  закон...  Впрочем,  все,  -
продолжала она, раскинув руки и озираясь вокруг, как будто хотела изгнать из
своего окружения фантасмагорические видения,  -  кажется,  все  объединилось
против меня, начиная с некоторого момента...
     Несчастная пробормотала:
     - Черные цветы... черные цветы... Жап, болезнь Жапа, видения... тревога
и, наконец, смерть, которая бродит вокруг меня... пояс из необъяснимых тайн,
который беспрестанно сжимается, который меня сдавливает, кажется, хочет меня
задушить, схватить меня за горло... Ах!
     И мнимой баронессе де Леско показалось, что она начинает задыхаться...
     Но вдруг к ней вернулось присутствие духа,  и,  сделав угрожающий жест,
она продолжала дрожащим голосом,  обращаясь к барону,  который следил за ней
беспокойным и взволнованным взглядом:
     - Я готова подтвердить все, что сказала! Вы способны на все! Я полагаю,
что Гаду - это вы!
     Тогда Фирмена увидела, как ее любовник внезапно разразился смехом.
     - Хватит! - спокойно сказал сын Фантомаса. - Надо признаться, я не буду
более это отрицать!  Вы раскрыли мой секрет.  Впрочем,  я  этого ожидал и не
сожалею,  что  вы  будете в  курсе всех событий...  Я  хочу сказать вам все,
поскольку  необходимо,  чтобы  отныне  между  нами  было  абсолютное  полное
согласие...
     - Согласие? - пробормотала Фирмена.
     - Молчите, - властно приказал бандит, - поговорим потом...
     Затем он продолжал, приближаясь к молодой женщине:
     - Я убил простака Фавье,  это так... Старуха, совершившая это убийство,
это я...
     - Негодяй! - вскричала Фирмена.
     Но сын Фантомаса ее снова прервал:
     - Дело сделано,  не будем больше о  нем говорить!  Смерть бесповоротна,
оставим прошлое,  заглянем в будущее!..  В ваших интересах,  моя дорогая, не
предавать огласке  это  происшествие,  которое сделает вас  в  глазах  света
настолько же отвратительной,  насколько смешной...  Вы погубите меня,  но не
спасете и себя, я же хочу спасти вас, не погубив себя... Послушайте... будем
жить  в  согласии,  последуем совместному параллельному течению нашей жизни,
что  обеспечит  безбедное существование вам,  мне,  даст  свободу  действий,
позволит поступать так, как нам захочется. Да, я - сын Фантомаса, но то, что
меня принимают за барона де Леско,  вводит в заблуждение всех тех,  кто ищет
преступника,  совершившего убийство вашего дяди...  Так сохраним наши маски.
Никто не догадается, что Гаду - это я...
     До сих пор Фирмена сдерживалась,  но теперь она восстала против подлого
сообщничества, которое ей предлагал этот страшный изверг.
     Превратить себя  в  соучастницу преступлений своего мнимого мужа?..  Не
отомстить за смерть Фавье?..
     Нет, никогда кроткая Фирмена Бенуа не согласится на это!
     Глядя  на  своего любовника,  который побуждал ее  погрузиться вместе с
собой  в  гнусный  преступный  мир,  она  испытывала  непереносимый  ужас  и
непреодолимое отвращение!
     - Назад!  -  закричала она. - Отойдите... бегите... это все, что я могу
вам сказать!
     Она закрыла глаза и простерла руки.
     Мнимый барон де Леско не успел ответить Фирмене, как вдруг он вскочил и
устремился к окну, выкрикивая проклятия!
     Затем с  удивительным проворством он вскочил на подоконник и  выпрыгнул
через окно, разбив вдребезги оконное стекло.
     Тотчас же кто-то устремился следом за ним.
     Кто-то,  кто ничего не  видел из того,  что происходило в  комнате,  но
внезапно возник за  портьерой и,  оставаясь там незамеченным,  выслушал весь
разговор.
     Этот  человек пересек комнату с  быстротой молнии,  затем исчез в  окне
вслед за бароном де Леско.
     Фирмена,  несмотря на волнение и ужас, который она только что пережила,
узнала его сразу же,  и,  лежа распростертая на полу,  еле переводя дух, она
шептала это простое имя:
     - Жюв, это был Жюв!


Глава 22

УЖАС

     В этот трагический момент в душе Фирмены царили ужас и непонимание.
     То,  что несчастная молодая женщина узнала, было настолько неслыханно и
ошеломляюще,  что  она  начала сомневаться в  истинности признания,  которое
вырвала у  своего  любовника,  сына  Фантомаса,  перевоплощавшегося в  Гаду.
Впрочем, для раздумий у нее не было времени.
     Задыхаясь,  приложив руки к  груди,  чтобы унять сильное биение сердца,
она бросилась к окну, через которое выпрыгнули мнимый барон и полицейский.
     Что могло случиться в мирно спящем саду особняка?
     Какая  ужасная  борьба  должна  была  произойти при  схватке  защитника
правосудия и преступника?
     Валентина, томимая кошмарной тревогой, прислушалась. Вначале она ничего
не  услышала.  Спокойствие сада,  где  ночь  разлила непроницаемый мрак,  не
нарушал никакой звук, никакой шум борьбы...
     - Он убежал! - решила она.
     Но  в  этот момент хрип,  крик боли,  а  также удивления мрачно пронзил
тишину!  Фирмена,  чувствуя, как волосы поднимаются у нее на голове, закрыла
уши руками.
     Она больше не хотела слушать, не хотела ничего знать, она понимала, что
произошло непоправимое,  что  так  называемый барон  де  Леско пытался убить
Жюва, тогда как непримиримый инспектор хотел захватить бандита...
     Страх так сильно овладел Фирменой,  что ее душа стала безжалостной. Она
не  содрогнулась при  мысли о  тех опасностях,  которым подвергался Жюв;  ее
пугала единственная мысль, что, если Жюв не одержит верх, она вновь окажется
наедине с Владимиром, своим любовником...
     Фирмена отошла от окна,  вновь приблизилась к нему,  побуждаемая силой,
более могущественной, чем ее воля...
     Она  вновь  прислушалась,  вновь  ее  глаза  пристально всматривались в
ночную темень.
     Она ничего не увидела, ничего не услышала...
     Хрип,  который разволновал ее, отчаянный призыв, долетевший до ее ушей,
умолк. Теперь ночь снова сделалась непроницаемой, таинственной, безразличной
к драме, покрыв все своим темным одеянием...
     Фирмена  долго  оставалась  неподвижной,  не  смея  сделать  ни  одного
движения,  ни одного жеста,  готовясь к появлению или своего любовника,  или
Жюва...
     Но сад оставался молчаливым, спокойным, пустынным...
     Затем,  пережив страх неизвестности,  Фирмена почувствовала тревогу при
мысли,  что она так и не узнала,  чем окончилась борьба,  которая началась у
нее на глазах...
     Ею  овладело лихорадочное беспокойство.  Она больше не могла оставаться
на месте...
     Молодая  женщина  бросилась  из  салона.  Через  мгновение  она,  живое
воплощение ужаса,  оказалась у  подъезда  маленького особняка,  спустилась в
сад.
     Фирмена  вздрогнула от  ночного ветерка.  Она  то  продвигалась мелкими
шагами, то бежала...
     Противники боролись где-то поблизости! Она должна их увидеть, отыскать!
     Вдруг она подумала,  что если сын Фантомаса сильнее Жюва, он должен был
убежать,  оставив на повороте одной из аллей труп великого сыщика! Эта мысль
вселяла ужас.  Она парализовала Валентину на несколько секунд,  как и  страх
темноты и тишины, охвативший ее всю целиком.
     - Надо узнать! - прошептала она.
     Фирмена продвигалась вперед. Она пересекла весь сад и, ничего не увидев
и  не  услышав,  дошла до  решетки из  кованого железа,  которая огораживала
владение вдоль улицы Спонтини...
     Дверца была закрыта, что удивило молодую женщину:
     - Значит, они не ушли?
     Однако в саду, безусловно, никого не было!
     Но у Фирмены не оставалось сил, чтобы рассуждать далее. Она не пыталась
понять эту новую тайну.  Она открыла дверцу,  вышла на улицу и  с непокрытой
головой,  не набросив даже манто на плечи,  еще более красивая,  чем обычно,
так как страх придавал ей суровое великолепие,  пустилась бежать так быстро,
как могла,  подгоняемая мыслью,  что,  возможно,  ее  любовник попытается ее
догнать.  Она хотела только одно: удалиться, покинуть проклятый дом, где она
только что пережила такие мгновения невероятного ужаса!
     Фирмена   побежала   наугад   по   пустынным   в   этот   поздний   час
аристократическим улицам  и  бежала  так  долго,  что  наконец  разбитая  от
усталости, полностью изнуренная, она очутилась на незнакомом проспекте.
     Что делать? Куда идти?
     Фирмена дрожала от холода.  Она спросила себя, не лучше ли вернуться на
улицу Спонтини.  Но одна мысль о возвращении в эти трагические места сводила
ее с ума...
     Вдруг она улыбнулась:
     - Юбер! Юбер меня спасет!
     Молодая  женщина  пошла  медленнее.   Наконец  ей  попался  фиакр,  она
остановила его, отрывисто бросила кучеру адрес:
     - Проспект Виктора Гюго! Быстро! Получите хорошие чаевые!..
     Через некоторое время Фирмена уже звонила в дверь доктора...
     Элегантная  парижанка,   она   мало  беспокоилась  в   этот  момент  об
удивительном и одновременно двусмысленном,  словом, компрометирующем визите,
который наносила в подобный час, в подобном костюме...
     Теперь  новая  тревога овладела ею.  Дома  ли  Юбер?  Неужели по  злому
стечению обстоятельств он вышел из дома или еще оставался в больнице?
     Валентине хотелось  закричать от  волнения,  когда  она  услышала шаги,
приближающиеся к двери, и голос Юбера спросил:
     - Кто там? Что вам надо?
     - Откройте! Откройте! Это я!
     Через закрытую дверь она  услышала восклицание изумления.  Затем запоры
скрипнули...  и  она увидела растрепанного доктора Юбера в пижаме,  который,
разумеется, еще не ложился спать, а работал в своем кабинете.
     - Боже мой!  -  забеспокоился врач.  -  Что случилось?  Неужели это вы,
Валентина?.. Говорите же! Говорите!.. Вы пугаете меня...
     Увы!  Он понял,  что молодая женщина вне себя и  отвечать не может.  Он
увидел,  что  перед  ним  бедная  обезумевшая женщина,  которая шатается при
ходьбе...
     Тогда,  не  настаивая больше,  Юбер  ввел  в  свой дом  ту,  которую он
принимал за баронессу де Леско...
     - Входите! Отдохните! Успокойтесь!.. Вы у меня, и никакая опасность вам
не грозит! Нет! Ничего не рассказывайте!.. Немного подождите!..
     Он привел ее в  свой рабочий кабинет,  комфортабельную комнату с мягким
ковром,  приглушающим звуки,  с темной обивкой, где лампа с зеленым абажуром
отбрасывала неяркий, располагающий к покою свет...
     Взволнованный,  потрясенный доктор Юбер пытался представить себе тайную
драму семьи. Бывшая работница Фирмена внезапно выпрямилась.
     - Мне  страшно!  -  простонала  она  с  искаженными чертами  лица,  вся
сотрясаясь от дрожи.  - Мне страшно!.. Ах, какой ужас!.. Юбер!.. Юбер!.. Мой
муж -  чудовище! Жоффруа - это Гаду... и именно он убил дядюшку Фавье!.. А я
- не баронесса де Леско, а Фирмена Бенуа...
     Она говорила очень быстро,  с лихорадочной горячностью. Юбер в молчании
смотрел на нее... Он ничего не понимал...
     Он  уяснил для  себя лишь половину из  того,  что  ему сообщила молодая
женщина,  но ему, врачу, и этого хватило, чтобы в одно мгновение представить
новую ужасающую трагедию.
     "Валентина сошла с ума!.. - подумал он. - Какой ужас!"
     Он не успел ответить, как Фирмена заговорила вновь:
     - Все  раскрыл Жюв.  Он  бросился на  моего омерзительного мужа...  Тот
убежал, он его преследовал... я не знаю, где они! Ах, мне страшно... мне все
еще страшно!..
     Теперь прилив крови окрасил в  розовый цвет  лицо  молодой женщины.  Ее
глаза лихорадочно блестели;  за секунду до этого она почувствовала озноб,  а
теперь казалось, что она задыхается...
     Тогда Морис Юбер дружеским жестом,  неторопливо и ласково подтолкнул ее
к большому дивану, стоявшему в глубине его рабочего кабинета...
     - Довольно!  -  сказал он нежным голосом,  каким обычно говорят,  чтобы
успокоить детей. - Хватит! Хватит! Валентина... не думайте больше об этом! С
этим кончено:  полноте,  отдохните,  прилягте! Я дам вам кое-что выпить... а
затем вы все мне объясните...
     Через  несколько  секунд  он  оставил  молодую  женщину  одну  в  своем
кабинете,  прошел в столовую, приготовил стакан воды, добавил туда несколько
капель успокоительного средства, потом вернулся:
     - Пейте!.. Вы чувствуете себя лучше?..
     Фирмена успокоилась.
     Лихорадка,   которая  только  что  чрезмерно  возбуждала  ее,  внезапно
отступила.  Молодая  женщина  от  нервозности перешла  в  состояние глубокой
прострации.
     - Спасибо! - прошептала она. - Спасибо! Вы добры ко мне... но поняли ли
вы меня?..
     В свою очередь он хотел все узнать:
     - Нет! Что вы говорите, Валентина?
     - Что эта ночь была отвратительна!  Послушайте меня!  Я  была спокойна,
когда меня допрашивал Жюв,  когда он обвинил меня в том,  что я убила своего
дядю Фавье, чтобы завладеть наследством...
     - Глупец! Негодяй!..
     - Нет,  это была хитрость!..  Он  хотел вынудить меня расспросить кое о
чем моего мужа...  но я  не разгадала его хитрости!  Морис,  я  вернулась на
улицу Спонтини,  у  меня была бурная сцена с  Жоффруа,  он  все признал,  он
признался, что убил моего дядю, и затем...
     - Успокойтесь, Валентина!..
     - Потом появился Жюв.  В тот момент, когда Жоффруа, или Владимир, делал
признания, Жюв бросился на него... а я убежала, ушла из дома...
     - Успокойтесь! - повторил Морис Юбер.
     Он заставил ее допить стакан воды, который ранее приготовил для нее...
     Потом,  оставив без  ответа ее  ужасный рассказ,  он  поднялся и  пошел
притушить свет. Он возвратился к молодой женщине и опустился на колени рядом
с диваном, на котором она лежала. Вскоре глаза Фирмены начали закрываться...
     Тяжелая сонливость окутала молодую женщину.
     Она хотела еще что-то сказать,  но мысли путались. Валентина откинулась
назад,  как  будто ею  овладело внезапное опьянение,  ее  грациозная головка
поникла на подушки дивана.
     Вскоре ее дыхание стало равномерным, она уснула...
     Тогда Морис Юбер поднялся...
     Он посмотрел на свою приятельницу, решив, что правильно сделал, добавив
к  напитку снотворное,  потом очень бледный,  со  слабой дрожью он подошел к
своему бюро и сел за него.
     - Увы!  -  вздохнул Морис Юбер, подлинно опечаленный. - Это должно было
случиться!..  Несчастная бедняжка, после того страха, который она переживала
в  последнее время...  Ее  рассудок должен был  помрачиться!..  Ах!  Болезнь
Жапа!.. Найдется ли ученый, который прояснит ее этиологию, раскроет тайну ее
происхождения... и ужас ее конца? Эта женщина имела уравновешенный характер,
а  теперь  она  -   безумная,   да,  безумная,  которая  находится  в  плену
фантасмагорических галлюцинаций!..
     В   этот  момент  Морис  Юбер  не  сомневался  в  том,   что  Валентина
действительно сошла  с  ума.  Лишь  острым  кризисом  болезни  Жапа  он  мог
объяснить волнующий рассказ, только что услышанный от нее.
     Однако временами он вздрагивал от какой-то смутной тревоги. Несмотря на
то,  что  он  был  знатоком в  своей области науки и  полностью полагался на
поставленный им  диагноз,  мало-помалу он начинал сомневаться,  не ошибся ли
он? Может быть, стоит проверить сказанное Валентиной?
     Он размышлял далее...
     Если Валентина была у него, значит, барон де Леско не должен находиться
в Париже. Если молодая женщина в минуту кризиса убежала из особняка на улице
Спонтини, как настоящая сомнамбула, и просила убежища у него, следовательно,
она  была  в  одиночестве,  никто  не  мог  ее  защитить,  проявить  заботу,
удержать...
     Исходя из  этого,  должен ли  он  пойти  в  маленький особняк,  поднять
тревогу, сообщить слугам, что баронесса у него?
     Но  надо ли было таким образом компрометировать ту,  которая укрылась в
его доме?
     Несмотря на поспешность, с которой ему хотелось прояснить тайну, доктор
пришел к выводу, что он должен прежде всего проявить терпение, ждать...
     Не   двигаясь,   размышляя,   он   провел  ночь,   наблюдая  за   своей
приятельницей, которая спокойно спала под действием снотворного...
     Ночь  тянулась медленно.  Рассвет заявил о  себе красноватым отблеском.
Затем наступило бледное раннее утро, сменившееся ярким дневным светом...
     В семь часов Валентина еще спала.
     Однако Морис Юбер услышал,  как начали приходить его слуги. Он вышел на
цыпочках из своего кабинета и предупредил старого камердинера, который давно
служил у него, что в его кабинете отдыхала "одна дама", она больна, и будить
ее не следует...
     Сделав это распоряжение,  Морис Юбер вышел из дома, вскочил в коляску и
приказал отвезти себя на улицу Спонтини...
     Доктор нашел особняк в полном спокойствии. Слуги занимались хозяйством,
окна  были  открыты,  садовник тщательно подчищал скребком аллею,  ведущую к
подъезду...
     Морис Юбер вошел в калитку, подбежал к подъезду, спросил у камердинера:
     - Господин де Леско у себя? Мне надо срочно с ним поговорить!
     Слуга вежливо ответил:
     - Сожалею, мсье... но его нет дома... и мадам тоже...
     Морис Юбер ожидал такого ответа.  Однако он  слегка побледнел и  нервно
спросил:
     - Вы, несомненно, знаете, где он? Наверное, он в отъезде?
     Слуга  отрицательно покачал головой и  ответил неопределенным и  слегка
удивленным тоном:
     - Я не думаю,  что мсье в отъезде...  Я не знаю,  где он!  Мсье, должно
быть,  вышел поздно вместе с  мадам,  так как,  когда я закончил службу,  он
ожидал мадам в курительной комнате...
     Тогда Морис Юбер выдал себя...
     Неспособный  дальше  сохранять  спокойствие,   он  спросил  прерывистым
голосом:
     - Не  заметили ли  вы здесь что-нибудь необычное?  Что-нибудь странное?
Говорите же! Отвечайте!
     Камердинер растерянно посмотрел на него.
     - Да,  мсье!  -  признался он.  -  Вам  что-нибудь известно,  что здесь
произошло?   Сегодня  утром  я  нашел  окно  в  салоне  открытым...   стулья
перевернуты...  Наконец, садовник показал мне на куртинах следы ног... можно
поклясться, что кто-то выпрыгнул из окна...
     - Следы? - воскликнул Морис Юбер. - Где они? Покажите мне!
     Он подбежал к садовнику, но тот извинился:
     - Прошу  прощения,   мсье,   но  все  уже  приведено  в  порядок!   Все
подчищено!..
     Больше Морис Юбер не  расспрашивал.  Оставив слуг в  растерянности,  он
бросился к машине, испуганный тем, что узнал, и одновременно воодушевленный,
потому что начал сомневаться в безумии Валентины.
     Он назвал адрес:
     - В Службу безопасности!
     Такси,   которое  увезло  доктора,   не  успело  даже  остановиться  на
набережной Орлож, как молодой человек выскочил из него и, перепрыгивая через
четыре ступеньки, бросился в приемную.
     - Господин Жюв? - выкрикнул он привратнику, который преградил ему путь.
- Мне абсолютно необходимо его увидеть! Срочно! Сообщите ему мое имя: доктор
Морис Юбер...
     Но привратник жестом руки прервал доктора.
     - Господин Жюв в это утро еще не приходил,  -  сказал он,  - его нет ни
здесь,  ни у себя,  так как я только что звонил ему по просьбе шефа, и никто
не ответил...
     На этот раз отчаяние отразилось на лице доктора...
     Он  надеялся  встретить  Жюва  и  наконец  узнать  подробности  событий
предыдущей ночи, но инспектора на службе не было.
     К кому он должен обратиться? Кто даст ему совет? Кто сможет подтвердить
слова Валентины и освободить его от тревоги за ее состояние?
     Морис  Юбер   сначала  медленно  спустился,   потом  внезапно  принялся
бежать...
     Он дал шоферу новый адрес:
     - Улица Бержер, номера дома не знаю, я вас остановлю...
     Надо было остановить машину перед домом Фандора.
     Ему понадобилось немного времени,  чтобы подняться до квартиры Фандора.
Но секунды,  которые отделяли звонок от появления журналиста, показались ему
бесконечными.
     - Мсье, - начал Юбер, вздрогнув...
     Но он не докончил фразы. Узнав его сразу же, Фандор бросился к нему.
     - Как дела?  -  спросил репортер.  -  Что вы мне скажете нового? Что вы
знаете?..
     - Я ничего не знаю! - ответил обезумевший Юбер. - Не видели ли вы Жюва?
     Фандор вместо ответа начал потирать руки.
     - Нет еще!  -  заявил он. - Но он занимается своим делом! Поэтому будем
благоразумными!  Вот все, что я знаю: сегодня утром я получил депешу от Жюва
- он  меня  предупредил,   что  преследует  барона  де  Леско,  действующего
совместно с  Гаду.  Он надеется его арестовать,  что позволит нам немедленно
напасть на след Жапа,  который действительно существует, и должен быть... но
не будем забегать вперед... А что знаете вы, доктор?
     Морис Юбер, слушая Фандора, разразился нервным смехом.
     Он  взял репортера за  руки,  сдавил их в  радостном пожатии и  наконец
сказал:
     - Я знаю только одно: если вы получили эту депешу, значит, все, что мне
сказала Валентина,  правда...  значит,  она  не  сошла с  ума,  значит,  Жап
существует... а не является галлюцинацией...
     Фандор подтвердил легким кивком головы:
     - Да,   Жап   существует...   и,   возможно,   воплощение  его  ужасно!
Отвратительный монстр!..
     Затем внезапно он прервал себя:
     - Пока,  доктор! Извините, но у меня нет больше времени! Ах, если бы вы
знали! Если бы вы знали!..
     И, выталкивая ошеломленного Мориса Юбера, Фандор добавил:
     - Пока!  Приходите к  Жюву  сегодня вечером к  восьми часам...  мы  вам
расскажем все.


Глава 23

СМИРИТЕЛЬНАЯ РУБАШКА

     Юбер только что покинул Фандора...
     С  того  времени им  владела лишь одна мысль,  его  взгляд инстинктивно
обращался в сторону Пасси...
     Он думал лишь о том,  чтобы вернуться в свой дом,  найти там Валентину,
узнать  новости  и   сообщить  ей   о   своей  радости,   выразить  огромное
невообразимое удовлетворение тем,  что репортер подтвердил, что баронесса де
Леско не была жертвой галлюцинаций,  наоборот,  она рассказала доктору сущую
правду.
     Доктор Юбер механически сел в  машину.  Он  уже сообщил водителю адрес,
когда его взгляд упал на циферблат часов, находившихся на бульваре.
     - Черт подери! - произнес он. - А больница? Я не могу позволить себе не
пойти туда!
     Ревностный служитель своего долга, доктор Морис Юбер сказал водителю:
     - Отвезите меня в больницу.
     Откинувшись на мягкое сиденье машины,  Юбер думал о  том,  как он очень
быстро распределит повседневную работу среди своих врачей, оставив лично для
себя  лишь  самое необходимое.  Разумеется,  Юбер был  страстно предан своей
профессии,  но в  это утро медицинская наука занимала только вторую половину
его сердца, и он охотно послал бы ко всем чертям и больницу, и больных.
     Юбер  выскочил из  машины,  быстро пересек двор  больницы,  поднялся на
второй этаж.
     - Смирно!  Вот  и  патрон!  -  воскликнул радостный голос,  когда  Юбер
приближался к  дверям,  ведущим в медицинское отделение,  где находились его
сотрудники. Он улыбнулся помимо своей воли, заметив Альбере, одного из своих
самых  молодых практикантов,  юношу с  большим будущим,  к  которому он  был
особенно расположен и которому особенно доверял.
     - Вы всегда будете выглядеть на двенадцать лет,  - сказал Юбер, пожимая
ему руку.
     Затем вместе с  Альбере он вошел в  маленький зал,  расположенный перед
общим  залом  отделения,  который был  традиционно предназначен для  тяжелых
больных, но в этот день он пустовал. Юбер спросил:
     - Ничего особенного не произошло в эту ночь?  Есть ли случаи, требующие
моего специального вмешательства?
     - Нет,  - ответил Альбере громким голосом и в подтверждение, что ничего
не требуется, позвал:
     - Бираж!
     Это был временно нанятый практикант, который подбежал и присоединился к
Альбере и  доктору Юберу.  Трое мужчин беседовали какое-то  время,  а  затем
заведующий клиникой сказал Альбере:
     - Я не буду читать в это утро лекцию студентам... вы замените меня.
     - Черт  возьми!  -  воскликнул  Альбере.  -  Как  досадно,  они  пришли
специально,  чтобы  послушать вас,  патрон;  им  сообщили,  что  вы  сегодня
сделаете сообщение по  материалам конференции,  которая  пройдет  вечером  в
Сорбонне.
     Юбер посмотрел на него с растерянным видом.
     - Конференция? Какая конференция? - спросил он.
     - Ну и ну!  - рассмеялся практикант, полагая, что шеф захотел пошутить.
- Вы  хорошо  знаете,   патрон,   что  решили  сделать  ваше  знаменательное
сообщение,  посвященное новой  болезни,  вашему открытию,  болезни Жапа,  ее
происхождению,   причинам,   признакам.  Это  вызывает  большой  интерес,  в
медицинских кругах только об этом и говорят...
     Казалось,  Юбер все вспомнил,  но,  улыбаясь,  он  отрицательно покачал
головой:
     - Я  не  буду  проводить  эту  конференцию и  не  буду  читать  сегодня
лекцию...
     И он добавил, удивляя своих слушателей:
     - Если бы вы знали, как мне теперь это все равно... и, впрочем, болезнь
Жапа... болезнь Жапа...
     - Патрон,  -  продолжал Альбере,  -  если  вы  не  будете читать лекцию
сегодня утром,  по крайней мере,  скажите это сами своим слушателям, так как
услышать вас хотят не только студенты,  но и дипломированные врачи,  а среди
них  -  специалисты по  психическим расстройствам...  Я  полагаю,  абсолютно
необходимо, чтобы вы сами прошли в аудиторию и объяснили...
     Юбер раздумывал мгновение, а потом решил:
     - Вы правы, Альбере, действительно, будет лучше, если я поступлю именно
так.  И к тому же,  разъяснения, которые я хочу сделать, настолько серьезны,
настолько необычны,  что кроме меня никому другому не поверили бы, даже если
бы они были сделаны от моего имени!
     Юбер  принял  решение  и  покинул  маленький  зал,  где  разговаривал с
практикантами.  Он  поднялся этажом  выше,  чтобы  войти  в  аудиторию,  где
собрались слушатели.  Поднимаясь по лестнице,  Юбер напевал модную мелодию и
одновременно жестикулировал, что-то бормотал и смеялся почти во весь голос.
     Бираж тронул за руку своего коллегу Альбере:
     - Ну как, мой дорогой, наш патрон сегодня в хорошем настроении?
     Альбере подтвердил:
     - Я никогда не видел его таким!..
     Они пошли следом, удивленные, подтрунивая над поведением доктора Юбера,
которое очень отличалось от его обычного поведения воспитанного врача.
     В зале Юбера уже ожидали около 20 студентов и врачей.
     Собравшиеся почтительно приветствовали его.  При  появлении заведующего
разговоры  сразу  стихли,  затем  близкие  к  нему  люди  подошли,  и  Юбер,
рассеянный,  но улыбающийся,  сердечно пожимал руки, которые тянулись к нему
со всех сторон.
     Образовался кружок, и Юбер начал без лишних слов.
     - Дорогие друзья,  -  сказал  он,  -  я  хочу  сообщить вам  кое-что...
Хорошенько держитесь,  так как, вероятно, вы будете ошеломлены... Вы усердно
посещаете мои занятия по  изучению новой формы неврастении,  которую назвали
болезнью Жапа.  Мы  видим  или  лучше сказать "думали,  что  видим" больных,
охваченных  галлюцинаторным  бредом,   который  проявляется  по-разному,  но
происхождение и  причина  которого одинаковы.  Отдельные,  осмелюсь сказать,
очень  интересные наблюдения были  сделаны  в  этой  области  мною  и  моими
преданными сотрудниками.  Я  полагал,  как это и  было объявлено в  газетах,
провести этим  вечером  конференцию в  Сорбонне,  посвященную болезни  Жапа;
конференция не состоится...
     Юбер на мгновение умолк...
     Альбере посмотрел на  Биража с  удрученным видом.  Он  прошептал ему на
ухо:
     - Действительно,   хорошенькие  новости:  объявить  конференцию,  потом
внезапно отменить,  и все это утром того дня, когда она должна состояться...
Немножко бесцеремонно с его стороны...  особенно, если учесть, что он совсем
не огорчен... скорее, наоборот!
     - Это так! - ответил Бираж, растерянно глядя на Юбера.
     Заведующий клиникой поднял глаза к небу, его пылающий взгляд производил
странное впечатление,  он  сам  казался человеком,  пребывающим в  состоянии
необычайного и сладостного сна.
     Когда он замолчал, слушатели начали тихо перешептываться и с удивлением
смотрели на него. Кто-то громким голосом спросил:
     - Тогда в какой день вы проведете эту конференцию, доктор?
     Глядя на своего собеседника, Юбер твердо ответил:
     - Я  не  буду ее  проводить по той причине,  что я  не люблю говорить о
воображаемых  вещах;   теперь   совершенно  ясно,   что   болезнь  Жапа   не
существует... и никогда не существовала!
     Послышался  дружный   взрыв   хохота,   сдержанного  и   скептического.
Присутствующие поняли,  что заведующий клиникой захотел пошутить и эту шутку
следует найти забавной, но некоторые удивились, что такой серьезный человек,
как доктор Юбер, развлекается подобными выходками; мнения разделились.
     Однако   Юбер   очень   удивился   недоверием   аудитории;   он   обвел
присутствующих взглядом.
     - В этом нет ничего странного,  -  заявил он с юмором.  - Я говорю вам,
что болезнь Жапа не существует... у меня есть все основания это утверждать.
     - Патрон, - прервал Альбере, который, принимая во внимание свои близкие
отношения с заведующим клиникой,  мог позволить себе замечание,  - благодаря
вашим  работам и  вашим  исследованиям медицинский корпус более не  задается
вопросом,  существует болезнь Жапа или  нет,  имеются хорошо установленные и
точно  охарактеризованные  случаи,  подтвержденные  примерами  из  практики,
которые указывают, что болезнь Жапа существует.
     Юбер метнул на своего практиканта взгляд.
     - Я  вам говорю,  -  продолжал он  сухим и  авторитарным тоном,  -  что
болезнь Жапа не существует!
     Один из слушателей крикнул:
     - Доктор  Юбер,  несомненно,  проявляет упорство в  это  утро  и  хочет
подшутить над нами!
     Но заведующий клиникой не был расположен шутить.
     - Что за наглец позволил себе говорить подобным образом?  - спросил он,
обводя толпу раздраженным взглядом.
     "Наглец" был очень раздосадован тем, что его высказывание услышали. Тем
не  менее,  он  хотел извиниться за  неосторожное замечание,  но Юбер ему не
позволил; сделавшись сразу очень серьезным, он продолжал:
     - Нет,  мсье, я вас уверяю, что болезнь Жапа не существует и никогда не
существовала. Я вам только что сказал, что отказываюсь проводить конференцию
в Сорбонне...  Я ошибся,  я уже изменил намерение...  я ее проведу,  но буду
говорить противоположное,  вы услышите мое публичное покаяние!  Вы услышите,
мсье,  как доктор Юбер,  заведующий клиникой в больнице Шарите, доктор Юбер,
присутствующий здесь,  объявит  самым  категоричным  образом,  что  болезнь,
симптомы которой он обнаруживал, патологическое безумие, проявления которого
он указал,  в  действительности не существуют,  а есть лишь плод воображения
неопытного человека, попавшего пальцем в небо!..
     - Дорогой учитель!  -  вскрикнул Альбере,  который начинал беспокоиться
странным оборотом разговора. - Умоляю вас, будьте менее загадочным и хотя бы
уточните  мотивы,  заставившие вас  изменить  мнение  и  несколькими словами
разрушить теорию,  заботливо разработанную вашими стараниями!  Вы  говорите,
что  болезнь Жапа  не  существует?  Вот  уже  около  месяца  вы  каждый день
излагаете нам ее проявления,  а  в некоторых случаях,  очень редких,  вы нам
демонстрируете эти проявления на больных, страдающих данным заболеванием!
     Юбер  выслушал  своего  практиканта  со  скептической  улыбкой,   потом
возразил:
     - Да,  я верил,  что болезнь Жапа существует...  но уверяю вас,  иногда
утро вечера мудренее,  и, что касается меня, это подтвердилось: я понял, что
болезни Жапа не существовало!
     Вокруг Юбера озадаченные люди повторяли:
     - Это экстравагантно, это необычно!.. Однако болезнь Жапа существует!..
     Заведующий клиникой казался охваченным гневом, он сжал кулаки:
     - Не существует, я говорю вам, и все!
     - Но  это  катастрофа,  -  закричал Бираж.  -  Что  об  этом  скажут на
факультете?..  Ваши  заявления,  доктор,  произведут колоссальный скандал  в
медицинских кругах!
     - Довольно!  -  взорвался доктор Юбер.  -  Вот  это  меня заботит менее
всего... болезнь Жапа... Я смеюсь над этим... Видите ли, главное заключается
в том,  что женщина, которую я люблю, не подвержена данному заболеванию... и
я уверен,  она не безумна... Все, о чем она мне рассказала, правда!.. О! Это
ужасная необычная история...  но  поверьте,  я  всем  доволен,  и  все,  что
произошло, прокладывает мне дорогу к высшему счастью!..
     Все слушали доктора ошеломленные, в глубоком молчании.
     Что означали его высказывания?  Люди спрашивали себя,  правильно ли они
поняли?
     Юбер продолжал, не замечая изумления, которое отражалось на всех лицах.
     - Да, - сказал он, - женщина, которую я люблю, не является безумной, и,
более того... я могу ее любить без задних мыслей!
     Доктор резко обернулся. Кто-то дергал его за рукав, это был Альбере.
     - Что вы хотите? - спросил он.
     Практикант был очень бледен, он объяснил тихим голосом:
     - Дорогой доктор,  я  хотел бы поговорить с  вами наедине...  Пойдемте,
прошу вас!
     Но Юбер покачал головой.
     - Я  не  подчиняюсь вашим приказам,  -  ответил он,  -  оставьте меня в
покое...   Я  желаю  объяснить  моим  слушателям,  почему  болезнь  Жапа  не
существует,  хочу  дать им  добрые советы,  необходимые для  того,  чтобы не
попасть в  смешное положение в будущем,  если они будут поддерживать в своей
среде взгляды относительно реальности этой болезни!
     Юбер напрасно выкрикивал эти слова оглушительным голосом,  никто его не
слушал.  В помещении, где происходила столь странная конференция, студенты и
врачи ходили взад и вперед, взволнованные, потрясенные до последней степени,
и каждый из них высказывал одну и ту же мысль:
     - Это ужасно! Это страшно!.. Доктор Юбер потерял рассудок!
     Тем  временем Альбере  пытался увести  доктора Юбера  с  собой,  говоря
окружающим их людям:
     - Замолчите, мсье! Замолчите, прошу вас!
     Практикант хотел любой ценой избежать того,  чтобы доктор Юбер  услышал
высказывания на свой счет, но помешать этому Альбере не смог.
     Внезапно пересуды достигли ушей Юбера.
     - Что такое вы говорите?..  Что вы рассказываете?  -  закричал он.  - Я
потерял  рассудок?..  Я  сумасшедший?..  Вы  осмеливаетесь говорить,  что  я
сумасшедший?..  Это я, только что сделавший величайшее открытие, какое можно
лишь  вообразить?..  Я,  у  которого хватило достаточно храбрости и  отваги,
чтобы публично обвинить себя  в  допущенной ошибке?..  Я,  просто и  скромно
признавшийся в  том,  что болезни,  диагноз которой был установлен мною,  не
существует?.. Вы называете это безумием?.. Толпа глупцов, кретинов!.. Вам не
стыдно высказывать на мой счет подобные предположения?  Я  потеряю свое имя,
звание, репутацию, если понадобится, это не имеет никакого значения!.. Да, -
продолжал он,  все более и более оживляясь,  - какое мне до этого дело, если
женщина,  которую я люблю,  в здравом рассудке,  что дает мне такое огромное
счастье,  какое  только можно  представить...  И  кроме того,  долг  каждого
честного человека говорить правду,  не  так  ли?..  Вот она,  эта правда,  я
повторяю ее  вам:  болезнь Жапа  не  существует!..  Назад!..  Оставьте меня,
негодяи!..  Что  вы  делаете?..  На  помощь!..  Меня убивают!  Что  все  это
значит?..
     В  то время,  как доктор Юбер заканчивал свою необычную речь,  он вдруг
почувствовал,  что  его  так  крепко  схватили  за  плечи,  что  он  не  мог
пошевелиться,  и  скрутили.  Шесть  пар  крепких  рук  накинулись  на  него,
старались его удержать. Тогда он закричал:
     - Оставьте меня... Что вам от меня надо?..
     Никто его не послушал, его сжимали все крепче и крепче!..
     Испуганный,  ошеломленный Юбер  вначале  не  понимал  причину агрессии,
которой он подвергся, но вдруг осознал, что происходило.
     Прибежали двое  санитаров,  поспешно вызванных,  двое  крепких  парней,
которых  Юбер  хорошо  знал;   эти  двое  по   инструкции  Альбере  насильно
завертывали его во что-то типа фуфайки, которая завязывалась на спине!
     Юбер  сразу  лишился  подвижности,  его  руки  были  стянуты  под  этим
одеянием,  доктор  не  мог  больше сделать ни  одного движения,  но  он  все
понял!.. Тогда в приступе гнева и ужаса он завопил:
     - Смирительная  рубашка!..  Вы  надели  на  меня  смирительную рубашку!
Изверги! Бандиты! Вы меня принимаете за сумасшедшего?..
     Альбере насильно уводил доктора.
     - Ради Бога, - умолял он, - успокойтесь!
     Но Юбер, весь багровый, с глазами навыкате закричал еще громче:
     - Почему я  должен успокоиться?..  Должен замолчать?..  Ведь я  попал в
западню!.. Я связан негодяями! О, нет! Нет уж, извините!..
     И он закричал с новой силой:
     - На помощь!.. На помощь!.. Оставьте меня, бандиты, убийцы!


     Через час  после этого тяжелого события вся  больница еще  находилась в
состоянии шока;  везде только и говорили о горестном событии, которое только
что случилось, высказывали самые необычайные предположения, но все сходились
в одном:
     - Доктор Юбер потерял рассудок!
     И среди наиболее категоричных мнений были,  увы,  мнения людей, которые
знали доктора лучше, чем другие, его практикантов Альбере и Биража!
     Как  только  они  возвратились в  клинику  после  довольно  длительного
отсутствия и вошли в дежурную комнату,  то сразу вокруг них столпились люди,
стремящиеся узнать новости...
     Альбере был очень бледен,  чрезвычайно взволнован;  Бираж также казался
потрясенным, он непрестанно прикладывал платок к покрасневшим векам.
     Тем не менее,  Альбере объяснил своим коллегам исход драмы, свидетелями
которой они оказались.
     - Так вот,  -  рассказал он им, - когда мы увели доктора Юбера из зала,
где он проводил...  свою конференцию,  мы втащили его,  Бираж и я,  в карету
скорой помощи,  впрочем,  по распоряжению главного врача больницы,  затем мы
повезли его в...
     - Продолжайте! - кричали ему со всех сторон.
     Сделав усилие, Альбере продолжал дрожащим голосом:
     - Как я сказал... мы повезли его в... заведение доктора Дьелеве...
     Это имя прозвучало для присутствующих как похоронный звон.
     Доктор  Дьелеве  был  слишком  известен,  слишком  знаменит,  чтобы  не
догадаться о природе заболеваний, которые он лечил.
     Доктор Дьелеве был неоспоримым авторитетом,  выдающимся врачом, большим
специалистом по  психическим заболеваниям...  Как  медик он  стоял во  главе
больницы Святой Анны, психиатрической лечебницы!
     Только одно его имя,  которое прошептал Альбере,  сковало взволнованную
толпу.
     Кто-то спросил:
     - Что же сказал профессор Дьелеве?
     Альбере  ничего  не  ответил,   но  Бираж,  который  все  время  рыдал,
пробормотал:
     - Когда  он   увидел  доктора  Юбера,   когда  он   его  осмотрел,   он
отвернулся... и заплакал...


Глава 24

КОНЕЦ МЕЧТЫ

     Валентина де Леско или,  иначе говоря, Фирмена, проспав несколько часов
глубоким сном  в  комнате,  где  ее  устроил доктор Юбер,  проснулась совсем
расслабленная.
     Прежде всего молодая женщина улыбнулась, испытывая сладостное волнение.
Она вспомнила теплый прием,  который оказал ее друг в тот момент, когда она,
волнуясь,  пришла к  нему,  отдавая себя в его руки,  чтобы просить защиты и
поддержки.
     Он встретил ее сердечными словами,  приласкал,  прижал к  сердцу,  в то
время как  она  изливала свои горести.  Он  заставил ее  принять снотворное,
которое  дало  ей  возможность  отдохнуть,  и  теперь  Фирмена  пробудилась,
трогательно  взволнованная  при   воспоминании  о   счастливых   мгновениях,
предшествовавших ее сну!  Но разум вернул ее в прошлое, и ее сердце сразу же
сжалось.
     Итак, почему же она пришла в разгар ночи искать защиты у доктора Юбера?
     В  первый момент она не могла ничего вспомнить,  но постепенно память к
ней вернулась.
     Фирмена вздрогнула.  Действительно,  если она пришла, если она покинула
свой дом,  то это произошло потому, что там развернулась драма, и особняк на
улице Спонтини стал театром чрезвычайных событий.
     О! Этот вечер! Фирмена вновь его пережила.
     Сначала ее  разговор с  Жювом,  угрозы  полицейского,  затем  волнующая
беседа с глазу на глаз с ее любовником Владимиром, потом внезапное вторжение
полицейского...   Преследование  разоблаченного  любовника  Фирмены...  сына
Фантомаса,  о  новых  преступлениях и  злодеяниях которого  молодая  женщина
узнала за несколько секунд до появления Жюва.
     Фирмена,  проснувшись с  улыбкой,  снова почувствовала себя  охваченной
оцепенением, так как хотела любой ценой забыть все, что произошло.
     Молодая женщина посмотрела,  слегка наклонив голову,  на белую подушку,
на комнату, в которой она находилась.
     Это была маленькая элегантная комната,  обставленная со вкусом. Фирмена
машинально  рассматривала  детали  обстановки,   и   вдруг  ее  взгляд  стал
неподвижным: на кресле, недалеко от нее, находилось нечто странное, что было
трудно определить. Она посмотрела внимательно, ее губы прошептали:
     - Боже мой! Возможно ли это!
     Молодая  женщина  только   сейчас  заметила,   что   странный  предмет,
привлекший ее  внимание,  оказался букетом цветов.  Эти  цветы  произвели на
Фирмену странное впечатление,  она  не  могла различить их  цвет  и  вначале
думала,  что  их  единообразие объяснялось тем,  что в  полумраке они неясно
видны.  Впрочем, молодая женщина, охваченная страхом, отказывалась допустить
то, что в мыслях уже существовало как непреложная правда.
     Фирмена боялась увидеть вновь эти трагические и пугающие цветы, которые
она уже неоднократно видела и получала в разных обстоятельствах.
     Фирмена боялась черных цветов, черных цветов Жапа!
     По  мере того как  она широко раскрывала глаза и  ее  взгляд становился
сосредоточенным,  молодая женщина все  более  и  более  убеждалась,  что  ее
подозрения подтверждались.
     На кресле лежали черные цветы!
     Но Фирмена получила новое подтверждение своих опасений.  Она посмотрела
на  ковер в  комнате и  увидела на  полу несколько увядших роз  и  лепестки,
разбросанные здесь и там, лепестки черных цветов, бутоны черных роз.
     Инстинктивно Фирмена  села  на  большой  постели,  ее  руки  машинально
касались постельного белья,  вдруг она  испустила крик:  ее  ладонь нащупала
что-то шелковистое, бархатистое и холодящее в то же время.
     Это были лепестки и сердцевины роз, черных роз!
     - Боже мой! Боже мой! - прошептала Фирмена, обеими руками сжимая лоб.
     Она пыталась узнать: не сон ли все это? Нет, Фирмена не спала.
     Она вскочила одним прыжком,  встревоженная,  взволнованная,  и голосом,
полным тревоги, позвала:
     - Юбер!
     Ее голос глухо прозвучал в тишине маленькой квартиры доктора.
     Фирмена насторожилась: ответа не было.
     Внезапно она покраснела,  осознав,  что находится полуодетая в  комнате
доктора,  которого она только что позвала... Молодой человек мог появиться с
минуты на минуту.
     - Я сошла с ума! - решила Фирмена.
     Ее плечи содрогались,  и  инстинктивно она огляделась вокруг в  поисках
какой-нибудь одежды.
     Юбер  подумал решительно обо  всем:  на  одном из  кресел Фирмена нашла
подобие пеньюара, который, очевидно, был предназначен для нее.
     Молодая женщина оделась.
     Она испытала наслаждение,  когда ее тело окуталось мягким и  эластичным
одеянием, подарившем ей приятное тепло.
     Затем,  обув на свои босые ноги сандалии,  она двинулась вперед и дошла
до  конца  комнаты.  Приоткрытая дверь  выходила в  маленький коридор,  куда
машинально прошла Фирмена.
     Странная вещь,  коридор был усеян цветами,  черными цветами,  как будто
они прокладывали дорогу, по которой следовало идти.
     Все  более  и  более  взволнованная и  охваченная крайним любопытством,
Фирмена шла по цветам, стараясь наступать на лепестки роз. Она пересекла всю
квартиру,  понимая, что она пуста, что доктор Юбер, которого она позвала два
- три раза, отсутствовал.
     В конце коридора следы цветов прерывались перед дверью.
     Фирмена остановилась,  она хотела вернуться назад, но вдруг вздрогнула,
ее  сердце сильно забилось,  она услышала что-то похожее на вздох,  на очень
нежный и очень отдаленный стон!
     Она не в первый раз слышала этот вздох, этот стон!
     Раньше  подобная  жалоба,   а  это  было  не  что  иное,   как  жалоба,
неоднократно поражала ее слух.
     И Фирмена внезапно подумала об этом таинственном и загадочном существе,
об этом невидимом персонаже,  который много раз давал ей знать,  что увлечен
ею,  и  на  протяжении долгих недель с  изысканной деликатностью таинственно
заявлял о своем присутствии под видом невидимого и страстного влюбленного.
     Дверь,  перед  которой  находилась Фирмена,  открылась  сама  собой,  и
молодая женщина увидела,  что она ведет в  подвал.  В  лицо ей  ударил порыв
холодного воздуха,  и  инстинктивно Фирмена отступила,  она испугалась этого
мрачного  отверстия,   которое  зияло  перед  ней.   Однако,  отступив,  она
приблизилась  к   нему  вновь,   так  как  во  второй  раз  услышала  вздох,
человеческий,  глубокий,  полный  тоски  и  горечи,  дрожащий,  как  отзвуки
надежды.
     Больше Фирмена не колебалась.
     - Это Жап... Жап... - сказала она себе.
     Помимо своей воли,  непреодолимо,  несмотря на тревогу и ужасный страх,
которые она испытывала уже много недель,  словно по  таинственному повелению
этого  всегда  невидимого,  но  присутствующего существа,  несмотря на  свое
приключение на  улице Жирардон,  Фирменой в  этот момент владела только одна
мысль, одно безумное желание.
     - Я хочу увидеть Жапа, - шептала она, - узнать, кто такой Жап!..
     Вдруг молодой женщине показалось,  что  совсем рядом с  ней  невероятно
нежный голос прошептал ее имя:
     - Фирмена!
     Как   загипнотизированная,   молодая  женщина  медленно  спустилась  на
несколько ступенек и  очутилась внизу  маленькой лестницы,  которая  вела  в
подвал. Внезапно она вздрогнула.
     Что-то  или кто-то  коснулся ее  руки.  Фирмена не сопротивлялась.  Она
почувствовала,  что чья-то рука искала ее руку, и через некоторое время в ее
дрожащие пальцы эта рука вложила букет цветов! В темноте Фирмена не могла их
видеть,  она  почувствовала,  что  это  должно быть  одно  из  необычайных и
почтительных проявлений Жапа.
     Несомненно, он преподнес ей черные розы!
     Фирмена шла  вперед,  ведомая таинственной рукой.  Эта  рука держала ее
чересчур смело и  слишком властно,  другая рука  обвивала ее  талию,  и  она
ощущала, как к ее гибкому телу нежно прикасалось другое тело.
     Фирмена  позволяла  это,  все  более  и  более  удивленная и  сладостно
взволнованная.  Ей  казалось,  что на  ее  плечи накинуто манто,  которое ее
окутывало,  облегало,  и  прикосновение этого  одеяния  было  полно  неги  и
изысканности.
     Тем временем голос,  который был ей  знаком и  который она неоднократно
уже слышала, прошептал ей совсем тихо:
     - Доверьтесь мне, Фирмена, не сопротивляйтесь!
     Фирмена,  опустошенная, ошеломленная, находясь как во сне, повиновалась
и более не сопротивлялась!
     Таинственное существо приблизилось к ней, нежно обняло, а затем дало ей
понять,   что  она  должна  сесть,  вытянуться.  С  этого  момента  Фирмена,
закутанная  в  просторное  и  такое  мягкое  одеяние,  слегка  стеснявшее ее
движения, распростерлась на каком-то длинном и шелковистом ложе.
     Ей показалось,  что она скована, никакого страха, никакого сожаления не
осталось,  настолько она  чувствовала себя  не  способной даже  к  малейшему
усилию.
     - Жап! - проговорила она. - Это вы, Жап?
     И  так  как  в  ответ раздался лишь неотчетливый шепот,  она обратилась
вновь:
     - Не  вы  ли  говорили о  любви на  улице Жирардон?  Разве не слышала я
изысканную и очаровывающую музыку?.. О! Жап! Жап!..
     Фирмену окутывала ночь,  обе  ее  руки покоились в  руках таинственного
незнакомца, который привел ее в это место.
     Она не старалась что-нибудь понять,  у  нее не осталось страха,  она не
испытывала волнения.  Внезапно руки,  которые  держали ее,  отстранились,  и
Фирмена спросила, запинаясь:
     - Куда вы уходите? Не покидайте меня...
     Вдруг  она  вскрикнула,  так  как  раздался сухой  щелчок и  загорелась
электрическая лампа.  Яркий  свет  ослепил  Фирмену,  а  затем  он  упал  на
таинственного незнакомца,  известного  ей  под  именем  Жапа,  которого  она
никогда не видела до этого момента.
     Фирмена попыталась сдвинуться с места,  пошевелиться,  но не смогла это
сделать!  Ей показалось, что она охвачена огромной усталостью, что ей тяжело
сделать  даже  малейшее движение,  что  ее  руки  и  ноги  стали  неимоверно
тяжелыми!
     Перед ней стоял человек,  закутанный в широкий плащ,  который прикрывал
черное трико, плотно обтягивающее сильный торс.
     Лицо таинственного незнакомца скрывалось под капюшоном с  прорезями для
глаз. При виде этого легендарного силуэта ошеломленная Фирмена произнесла:
     - Фантомас!
     Возможно ли это?
     Спала она или бодрствовала?
     Фирмена ничего не  могла сказать,  настолько была  испугана и  удивлена
необычным явлением.
     На самом деле молодая женщина была менее напугана, чем заинтригована.
     Она узнала Фантомаса моментально, но сразу же у нее возник вопрос:
     - Фантомас, Фантомас... Это вы, я узнала вас, значит, вы и есть Жап?
     Раздался голос Фантомаса, но это был не голос таинственного незнакомца,
а четкий и звучный, даже несколько зычный голос Гения преступного мира.
     - Жап, - произнес он, - это я...
     Фирмена не хотела поверить в это.
     Нет,  этого  не  могло  быть,  и  если  Фантомас занял место Жапа,  то,
вероятно, после какого-то ужасного злодеяния.
     - Фантомас,  -  настаивала Фирмена, - я не могу убедить себя в том, что
Фантомас - это Жап... это невозможно.
     Но бандит приблизился к молодой женщине.
     Голосом,  который он легко мог изменить, сделав его нежным и волнующим,
- голосом Жапа былых дней -  он повторил ей на ухо пылкие предложения, слова
любви,  все те  незабываемые слова,  что он  сказал ей в  первый раз,  когда
Фирмена пришла на свидание на улицу Жирардон.
     Да,  сомнений не осталось,  Фантомас и Жап представляли собой одно и то
же лицо!
     В  течение  нескольких  мгновений,   пока  говорил  Фантомас,  Фирмена,
ошеломленная и чрезвычайно удивленная,  увлеклась ласкающей музыкой голоса и
любовными речами бандита.
     Когда же он умолк, то Фирмена, взволнованная в высшей степени, спросила
его:
     - Значит, вы меня любите, Фантомас?
     Задать подобный вопрос можно было,  действительно,  только под влиянием
гипноза, обаяния этого настолько обворожительного голоса Гения преступлений!
Увы!  В  этот миг Фирмена забыла ужасные события в Булони,  она забыла,  что
лишь чудом ускользнула от смерти, вырвавшись из рук Фантомаса.
     Фирмена как будто забыла,  что именно Владимир,  которого она принимала
за рабочего Мориса, спас ее тогда.
     Нет,  как  все  женщины,  Фирмена была  подвластна глубокому очарованию
льстивых слов любви,  слов страсти,  произнесенных шепотом самым отъявленным
из бандитов, но не все ли равно!
     Фирмена хотела верить в любовь Жапа, даже если Жап был Фантомасом!
     Последовало  глубокое   молчание,   затем   зловещее   и   категоричное
высказывание резко прозвучало и отдалось под сводами подземелья.
     С этого момента говорил уже не Жап, а Гений преступного мира, его голос
больше  не  ласкал,   не  нежил,  он  стал  повелительным,  вселяющим  ужас,
непререкаемым.
     Фирмена  мучилась  от  потрясения,   вызванного  удивлением.   Фантомас
прогремел:
     - Нет! Я не люблю вас...
     Фирмена  почувствовала,   что  теряет  сознание.  На  какой-то  миг  ей
показалось,  что она жила в изумительном сне,  но вдруг реальность открылась
ей в виде ужасного видения или кошмара.
     Она  боялась догадаться о  подлой  махинации бандита,  у  нее  возникло
тайное предчувствие, что она оказалась жертвой страшной западни.
     Однако, подавляя в себе волнение, она спросила:
     - Фантомас,  Фантомас,  что все это означает?  Умоляю,  скажите, я хочу
знать!
     Бандит приблизился к ней и,  направив электрический свет в лицо молодой
женщины,  ослепив ее,  в  то время как сам он оставался в тени,  он повторил
своим странным и пугающим голосом:
     - Ты  хочешь знать,  Фирмена...  ты  хочешь знать,  почему Фантомас был
Жапом, почему Фантомас только сейчас открылся перед тобой?
     - Да, я этого хочу, - прошептала Фирмена.
     Раздался сардонический смех Фантомаса.
     - Для тебя было бы лучше, - продолжал он, - не знать...
     Фирмена, заинтригованная в высшей степени, закричала:
     - Нет, нет, Фантомас, я хочу знать, знать любой ценой!
     Рассудок молодой женщины действительно пришел  в  смятение.  Раньше она
обдумывала происходящие события и  наделяла Жапа различными чертами,  иногда
предполагая,  что таинственный хозяин особняка на  улице Жирардон был именно
доктор Юбер.  Иногда ей  казалось,  что появился какой-то  новый незнакомец,
или,   возможно,   Жап   придуман  Владимиром  как  персонаж,   возбуждающий
любопытство.  И вот она только теперь узнала,  что этот нежный возлюбленный,
этот  очаровательный  любовник  является  самым  ужасным  и   самым  грозным
существом на свете, Фантомасом!
     Разве   возможно,   чтобы  существо  настолько  жестокое  и   настолько
кровожадное, как Фантомас, могло быть одновременно нежным и поэтичным Жапом?
     Увы!  Фирмена  достаточно хорошо  знала  Фантомаса,  чтобы  понять:  он
способен на все.
     Молодая женщина очень обеспокоилась тем, чтобы все узнать и понять. Она
не  отдавала  себе  отчета  о  том  состоянии,  в  котором  находилась:  она
совершенно не замечала, что с течением времени малейшее движение становилось
для нее все более тяжелым и трудным.
     Ей  надо  было  приложить невероятное усилие,  чтобы  просто приподнять
руки;  она лежала на мягких подушках,  как ей казалось, но она совершенно не
могла пошевелиться.
     Фирмена ничего этого не  замечала,  ее глаза были прикованы к  неясному
очертанию,  вырисовывающемуся на черном фоне подземелья,  к  темному силуэту
бандита.
     - Скажи, Фантомас, скажи! - повторяла она.
     Фантомас начал:
     - Помнишь ли ты, Фирмена, этот трагический вечер в Булони?
     Он остановился, Фирмена вздрогнула.
     Зачем Фантомас воскрешал память об  этих  далеких и  ненавистных часах?
Зачем он  хотел,  чтобы молодая женщина вспомнила об обстоятельствах,  когда
она оказалась в жестоком противостоянии со зловещим бандитом,  когда Фирмена
отстаивала  своего  любовника,   а  Фантомас  сына,   когда  они  сошлись  в
беспощадной борьбе,  в  которой,  благодаря необычному и случайному стечению
обстоятельств, победу одержала Фирмена?
     Почти беззвучно, так как это воспоминание очень взволновало ее, Фирмена
прошептала:
     - Да, я начинаю вспоминать...
     Фантомас  продолжал,  пытаясь  скрыть  под  спокойной интонацией глухой
гнев, который рос в его груди:
     - Так  вот,  в  тот  вечер я  был ранен моим сыном...  Владимир в  упор
разрядил пистолет в своего отца.
     Рука Фантомаса лежала на руке Фирмены, инстинктивным жестом бандит сжал
ее запястье и добавил:
     - Я должен был ослепнуть по твоей вине,  Фирмена, или, по меньшей мере,
из-за тебя.
     Фирмена  уловила  зловещую  угрозу   в   его   последних  словах,   она
почувствовала, что побледнела, и ничего не ответила.
     Фантомас продолжал дальше:
     - С тех пор дневной свет стал для меня невыносим.  Я не могу жить,  как
раньше,  при свете солнца, встречаться с моими врагами лицом к лицу... И все
это,  Фирмена,  из-за  тебя...  И  если я  страдал от  этого ужасного увечья
физически,  то  сердце мое кровоточило из-за того,  что это увечье нанес мой
сын... Мне надо было избегать света... я стал жить во мраке... но одна мысль
неотступно преследовала меня...  Я страдал от того, что Владимир дорог тебе,
Фирмена,  и  я  видел,  что он разделяет твою любовь...  Мне надо было любой
ценой разъединить вас.  Я знаю сердце женщины,  я знаю,  что оно открыто для
всяких компромиссов...  Я не отрицаю его двойственность,  его вероломство. Я
хотел взволновать твое сердце,  Фирмена,  и  я в этом преуспел...  Жап сумел
влюбить в  себя  ту,  которая считала,  что  любит  только одного Владимира.
Будешь ли ты, презренная, отрицать свою измену моему сыну?..
     - Фантомас,  Фантомас, - прошептала Фирмена, - я не любила Жапа... Мною
руководило  лишь  любопытство...  единственное  желание  узнать,  кто...  не
думайте...
     Фантомас прервал ее.
     - Речь идет не только о Жапе,  - проговорил он, - есть еще доктор Юбер,
у которого ты находишься в данный момент, доктор Юбер - твой любовник...
     - Нет, - закричала Фирмена, - я - не любовница Юбера!
     - Это произошло бы, - усмехнулся Фантомас, - если бы тебе позволили это
сделать.
     Но Фирмена пришла в негодование.
     - Нет,  нет,  -  протестовала она,  - поверьте мне, Фантомас, я клянусь
вам...  возможно, я была кокетлива, временами непоследовательна, но несмотря
на все, я люблю Владимира...
     Фантомас рассердился:
     - Ты угрожала ему вчера, ты упрекала его в том, что он сын Фантомаса!
     Фирмена проговорила, запинаясь:
     - Несмотря ни на что,  я люблю его,  я это чувствую и ясно вижу в своей
душе,  что бы ни произошло и что бы ни сделал Владимир, он для меня - все, я
ему  принадлежу до  мозга костей...  Я  плоть от  его  плоти,  кровь от  его
крови...
     - Браво! - закричал Фантомас. - Я и не предполагал, Фирмена, что ты так
пылко и страстно любишь его.
     - Я  его люблю,  люблю,  -  говорила молодая женщина,  которая напрасно
пыталась пошевелить руками.
     Внезапно Фантомас переменил тон:
     - Ты  его любишь,  пусть так...  я  хочу верить в  это...  тем хуже для
тебя... слушай...
     Он  остановился,  Фирмена с  отрешенным видом  насторожилась,  страшась
узнать, что означает это странное вступление.
     Фантомас продолжал озабоченным тоном:
     - Владимир не должен любить тебя. Я против этого... Конечно, он увлечен
тобою...  Я  пытался отвлечь его  мысли,  но  пока  не  удалось окончательно
достигнуть этого...  То,  что ты его любишь, мне все равно, но чтобы он тебя
любил... никогда!
     Однако Фирмена протестовала:
     - Владимир любит меня, как и я его, и ничто не может нас разлучить!
     - Может!   -   произнес  трагически  Фантомас.   -   Смерть!..   Только
безвозвратное исчезновение любимого человека, - продолжал он, в то время как
Фирмена  слушала  его,  совершенно ошеломленная,  -  может  ослабить чувство
любви...  Итак,  - добавил он энергично, - я хочу, чтобы мой сын принадлежал
мне, мне одному...
     Он произнес последние слова с такой необузданной энергией,  что Фирмена
поняла: должно произойти что-то ужасное, непоправимое...
     Однако она сделала усилие,  чтобы прояснить сознание,  ей казалось, что
она  окутана каким-то  туманом,  сквозь который она видела Фантомаса,  затем
Жапа,  потом  доктора Юбера,  потом  Владимира.  Вокруг  нее  было  огромное
количество роз...  черных роз...  аромат которых она остро ощущала...  Затем
все это исчезло.  Фирмена,  чрезмерно утомленная и усталая, лежала на мягких
подушках лицом к лицу с Фантомасом...
     - Я хочу, чтобы мой сын принадлежал только мне!.. - произнес бандит.
     И тогда Фирмена спросила дрожащим голосом, что же будет с ней.
     - Ты умрешь, - отчетливо произнес Фантомас.
     - О!  -  закричала Фирмена, почувствовав, как сжимается ее горло. - Это
невозможно, я сошла с ума, я вижу это во сне...
     Ее  свело ужасной судорогой,  она отчаянно билась,  испуганная мыслью о
приближающейся смерти, чувствуя, как ее охватывает безумие.
     Однако,  чтобы хоть немного двигаться,  чтобы даже просто пошевелиться,
она должна была обладать необыкновенной силой, неестественной, истощающей.
     До сих пор Фирмена не анализировала странное состояние,  в  котором она
находилась.  Теперь ужас приближающейся смерти,  несомненно,  помешал бы  ей
обратить на  это внимание,  если бы не циничное отвратительное вмешательство
Фантомаса.
     - Фирмена,  -  обратился он  к  ней.  -  Лежи спокойно!  Чем  больше ты
двигаешься, чем больше шевелишься, тем тяжелее будет твоя агония.
     Монстр дал понять молодой женщине,  что она не  могла двигаться потому,
что была стянута с головы до ног чем-то вроде плаща,  который бандит накинул
ей  на  плечи,  когда  она  спускалась в  подземелье.  Его  фалды,  мягкие и
воздушные, теперь мало-помалу сжимались на ней.
     Что за новое мучение придумал Фантомас?
     Фантомас  накинул  на  молодую  женщину  просторный  плащ,   сшитый  из
эластичной ткани,  которая  теперь  постепенно сжималась.  Плащ  с  широкими
фалдами,  накинутый на  ее  плечи полчаса тому  назад,  теперь превратился в
облегающую тунику, обтягивающую изящные формы молодой женщины.
     Фирмена,  которая теперь все поняла,  вздрогнула от ужаса,  представив,
что скоро эта туника превратится в саван!..  Да, она понимала теперь, почему
она  не  могла двигаться и  почему,  чем  больше она  шевелилась,  тем более
затрудненными становились движения.
     По мере того как тело ее двигалось,  зловещий плащ все больше и  больше
сжимался, обтягивая ее, сдавливал бока и грудь.
     - Фантомас! Фантомас, смилуйся, пощади! Что со мной будет?
     - Ты умрешь! - отчеканил бандит.
     С  предельной жестокостью он  осветил Фирмену таким  образом,  что  она
увидела все детали западни.
     Молодая женщина лежала на  мягких подушках,  обитых шелком,  которые ей
казались такими нежными,  что ей было очень трудно от них оторваться,  и вот
теперь она поняла,  что представляло из  себя это страшное ложе.  Внутри оно
было обито, а вокруг поднимался твердый и узкий бортик.
     Фирмену положили в гроб!
     На этот раз волнение оказалось чересчур сильным. Фирмена почувствовала,
что разум ее помутился, перед глазами поплыл красный, потом черный туман.
     Несчастная потеряла сознание.
     Фантомас,  скрестив  руки,  устремив пристальный и  равнодушный взгляд,
наблюдал за  предсмертными судорогами несчастной женщины,  за ее постепенным
угасанием.  Он  смотрел  на  нее  еще  несколько мгновений:  черты  ее  лица
разгладились,  оно приняло теперь, как во время обморока, безмятежность, что
очень походило на бесстрастное спокойствие смерти.
     Зловещий бандит проговорил, пожав плечами:
     - В конце концов,  у меня не было причины ее мучить...  Разумеется,  ее
надо было устранить с моего пути,  чтобы Владимир стал свободным и полностью
принадлежал мне... мне одному... Но, чтобы она страдала, необходимости нет.
     Фантомас пощупал руку Фирмены и заметил, что она уже похолодела.
     - Значит, она умерла? - спросил он себя. - Умерла от страха?
     Фантомас  колебался  секунду,   затем  вытащил  из-под  складок  своего
широкого черного плаща длинную стальную иглу, которая блеснула в лучах света
электрической лампы.
     Фантомас уверенно и  очень спокойно нашел то  место,  где  было  сердце
Фирмены.  Затем он медленно вонзил иглу через тунику в тело несчастной. Губы
Фирмены затрепетали на мгновение нервной дрожью,  затем они стали совершенно
белыми...
     Нежная  любовница  Владимира несокрушимой и  свирепой  волей  Фантомаса
превратилась в труп!


Глава 25

ПОВЕЛИТЕЛЬ И ВЛАСТЕЛИН

     Что же  случилось с  Жювом в  то  время,  когда происходили эти ужасные
события,  когда Фантомас так хладнокровно,  свирепо и  жестоко расправился с
Фирменой,  оставив на  своем пути еще один труп.  Узнав,  что барон де Леско
является одновременно Владимиром и сыном Фантомаса,  полицейский, будучи вне
себя от ярости и охватившего его ужаса, бросился на него.
     А произошло это следующим образом.
     Жюв  не  проронил ни  слова  во  время драматичного разговора,  в  ходе
которого мнимая  аристократическая пара  обменивалась взаимными упреками,  и
понял, что они были просто сообщниками.
     Жюв не удивился,  узнав,  кто скрывался в  действительности под масками
барона и  баронессы де  Леско.  В  тот день,  когда он  допрашивал Фирмену и
пытался ее запугать,  чтобы вызвать на решительное объяснение с  мужем,  Жюв
уже подозревал,  что Валентина де Леско -  это умело загримированная Фирмена
Бенуа, старающаяся скрыть свои подлинные черты.
     Зато Жюв был поражен открытием,  что Гаду и барон де Леско - это одно и
то же лицо!
     Он  уже  давно понял,  что  именно Гаду  повинна в  убийстве американца
Фавье,  но  содрогнулся,  узнав,  что  Гаду  была  бароном Жоффруа,  и  этот
последний,  украв документы семьи Леско, - очевидно, угаснувшего рода - имел
дерзость совершить преступление при тех трагических обстоятельствах, которые
сопутствовали убийству дядюшки Фавье.
     - Это достойный сын Фантомаса!  - произнес Жюв с дрожью в голосе, когда
услышал последние слова убийцы.
     Однако события развернулись так быстро,  что у Жюва не было времени все
обдумать.
     Услышав слова холодного презрения,  вырвавшиеся из уст Валентины, барон
Жоффруа бросился на молодую женщину...
     В одно мгновение Жюв оказался между двумя противниками!
     Он думал,  что ему удастся схватить убийцу,  но барон внезапным прыжком
избежал захвата и  с ловкостью и проворством,  присущими его действительному
возрасту,  хотя в  облике барона де  Леско он казался пожилым человеком,  он
выпрыгнул через окно, бросился в сад и убежал...
     К  счастью,  Жюв  был всегда готов к  худшему.  Не  прошло и  несколько
секунд,  как барон Жоффруа покинул комнату,  а  Жюв с револьвером в руке уже
бросился следом за ним.
     - Остановитесь! - приказал Жюв. - Остановитесь, или буду стрелять!
     Увы! Эта угроза была напрасной...
     Барон де  Леско продолжал бежать.  Впрочем,  казалось,  что он  бежал с
потрясающим хладнокровием и  сноровкой.  Он бежал не по прямой,  а петлял по
мостовой,  перебегал с одного тротуара на другой,  и Жюв немедленно угадывал
смысл этих маневров.
     - Я не могу выстрелить!  - воскликнул он. - Пули не достигнут цели... Я
очень рискую!
     Темной ночью долго продолжалось это бешеное преследование.
     Барон   Жоффруа  пользовался  преимуществом  пустынных  улиц   богатого
квартала.
     Он  бежал,  не  чувствуя одышки,  и  все,  что мог сделать Жюв,  это не
отставать от него.
     Однако Жюв не отчаивался.
     - В конце концов,  -  решил он, - эта безумная погоня должна увенчаться
встречей с полицейскими, прохожими, я позову на помощь, и мне ее окажут...
     Когда   беглец,   находящийся  на   расстоянии  менее  ста   метров  от
полицейского,  достиг бульвара Фландрэн,  Жюву показалось,  что  он  устал и
расстояние между ними уменьшилось.
     - Он в моих руках! - обрадовался полицейский.
     Жюв ускорил шаги.
     Он   уже  слышал  прерывистое  дыхание  барона,   он  уже  угрожал  ему
револьвером, когда неожиданно разыгралась странная сцена...
     Внезапно,  как  из-под  земли,  так  как  мостовая рядом  с  Жювом была
разрыта,  выскочила  банда  из  нескольких человек,  которые  устремились на
полицейского и барона...
     В  то  время  как  одни  завладели Жоффруа  де  Леско,  скрутили его  с
удивительной ловкостью и потащили, другие схватили Жюва и крепко связали его
по рукам и ногам!
     Растерянный  полицейский почувствовал,  как  на  глаза  ему  натягивают
повязку...
     Затем  у  него  возникло  ощущение,   что  его  спускают  вниз,  уносят
куда-то... что он падает в бездну!
     Он  отчетливо  услышал,  как  несущие  его  люди  идут  по  лестнице  с
бесчисленными ступенями,  а потом до его ушей дошел глухой шепот,  в котором
назойливым лейтмотивом звучало:
     - Жап! Жап!
     Наконец Жюв был водворен -  он  мог это лишь предположить,  так как его
ноги не  касались земли,  а  на  глазах оставалась повязка -  на поверхность
спокойной и неподвижной воды. Укачивание не позволяло в этом усомниться.
     Потом последовал толчок,  за ним несколько других,  свидетельствующих о
том, что судно, на котором он находился, причалило к понтону на набережной.
     Его  снова  несли,  и  у  него  появилось  очень  характерное  ощущение
холода... как будто он оказался в каком-то подземелье, в глубине подвала...
     Жюва положили на твердую и  влажную землю и развязали путы:  его руки и
ноги стали свободны.
     В одно мгновение Жюв поднялся...
     Он сорвал повязку с глаз, искал взглядом своих обидчиков...
     Он ничего не увидел! Он был погружен в полный мрак!
     Сколько времени полицейский пробыл там? Час? День? Ночь?
     Представить  себе  было  невозможно!   Ему   показалось,   что   прошла
вечность...
     Вначале он, как сумасшедший, передвигался на ощупь, стараясь найти путь
к  свободе,  но его протянутые вперед руки подсказывали,  что он находится в
темнице, в тюрьме, каменные стены которой были толстыми и прочными.
     Жюв,  охваченный тревогой,  провел так долгие часы,  но в  конце концов
почувствовал,  как его одолевает непреодолимая сонливость,  с  которой он не
мог больше бороться...
     Полицейский проснулся очень поздно.
     В  помещение,  где  он  находился,  проникал слабый свет.  Свет  шел  с
потолка, и, подняв глаза, Жюв ужаснулся.
     Свет  не  был  устойчивым,  неподвижным,  как  это  бывает при  обычном
освещении.  Свет постоянно подрагивал,  и Жюв,  насторожившись и внимательно
прислушавшись,  различил  над  собой  как  будто  ласковое  журчание текущей
воды...
     Возможно ли это?
     - Может быть,  мне это снится,  - прошептал полицейский, - надо мной не
может течь вода!
     Однако,  когда его глаза привыкли к темноте, Жюв увидел, что его камера
похожа на  погреб,  обнесенный со  всех сторон стенами,  в  одной из которых
проделана дверь.
     Самым странным казался потолок.
     Прозрачный,  из толстого стекла и, судя по тому, что видел Жюв, являлся
руслом реки или канала!
     Жюв очень долго наблюдал за этой невыразимой картиной.
     Временами над его головой мелькали тени и продолговатые формы, которые,
очевидно, были судами, проплывающими по поверхности воды.
     Жюв в растерянности заломил руки:
     - Где я нахожусь? Я схожу с ума!
     Вскоре Жюв овладел собой и начал рассуждать:
     - Черт возьми! Я попал в дьявольскую западню! Я в руках сына Фантомаса,
а  может быть,  и  самого Фантомаса,  ведь  отец и  сын  всегда договорятся!
Несомненно, я умру от голода!
     Но Жюв ошибался...
     Волнение помешало ему  сразу  заметить все  детали  камеры.  Когда  его
взгляд обшаривал тонущие во  мраке  уголки камеры,  то  в  одном из  них  он
обнаружил кувшин чистой воды и большую краюху хлеба.
     Жюв насытился... Затем, перевернувшись на спину, он смотрел и слушал.
     Наконец окружающая его тишина была нарушена.
     Вначале возник еле уловимый шум, вскоре он усилился.
     Невдалеке,  за  железной дверью,  которая  закрывала тюрьму,  раздались
шаги, послышались невнятные слова...
     Два  или три раза Жюв разобрал,  что звучало таинственное и  загадочное
имя:
     - Жап! Жап!
     Слово "Жап" произносилось с  различной интонацией,  от  уважительной до
боязливой и грубой...
     Несчастный   полицейский,   преследуемый  неотвязными  мыслями,   начал
кричать!
     Он  встал,  сделал несколько шагов по  камере,  ущипнул себя  за  руку,
убедился,  что  он  жив  и  не  спит и,  к  своему удивлению,  два-три  раза
выкрикнул:
     - Жап! Жап!
     И сразу же холодный пот выступил у него на лбу. Жюв сказал себе:
     - Хватит!  Неужели и я,  как другие,  во власти галлюцинаций?  Безумие,
вызванное болезнью Жапа?
     Вдруг кровь застыла в его жилах...
     Он  услышал что-то...  медленный ритм  музыки  постепенно усиливался...
прояснялась мелодия...
     Жюв, ошеломленный и потрясенный новым открытием, прошептал:
     - Опять та же мелодия! Ведь это "Страстно"!
     В этот момент полицейский почувствовал ужасную тревогу...
     Он вспомнил события, связанные с пропажей кулона Валентины де Леско.
     Он подумал о Фандоре,  который так и не знал,  где Жюв и как прийти ему
на помощь!
     Ах!  Если  бы  Жюв  знал,  что  журналист  получил  депешу,  в  которой
говорилось,  чтобы он "не беспокоился и  ждал",  и что депеша была подписана
его именем, его тревога стала бы непереносимой!
     Полицейский очень долго оставался в  этом  ужасном положении.  Он  съел
хлеб и  выпил всю воду из кувшина.  Жажда и голод вновь начали его мучить...
Вдруг Жюв обхватил голову руками и громко произнес:
     - Как?  Неужели я  приговорен к смерти от истощения и не пытаюсь спасти
себя?
     Он почувствовал новый прилив энергии, новые силы, новый задор.
     - Я буду бороться!
     Жюв,   как  сумасшедший,   устремился  к  двери  своей  камеры.  Он  ее
внимательно осмотрел.
     Она была крепкая и, казалось, могла выдержать все атаки.
     Однако Жюв разразился смехом.
     - Ладно!  Еще не все потеряно!  -  прошептал он. - Глупцы отняли у меня
револьвер, но не разоружили полностью!
     Жюв занялся странным делом.  Он  разулся,  обхватил рукой каблук своего
ботинка и, сделав усилие, отвинтил его.
     Ботинок Жюва был  с  секретом...  В  каблуке Жюв  отыскал тонкое лезвие
пилки,  которую он  всегда  носил  с  собой  на  случай  побега  или  другой
надобности...
     - Это поможет мне выбраться отсюда! - сказал он, размахивая миниатюрным
приспособлением.
     И Жюв тотчас же занялся интенсивной работой.
     Терпеливо и  умело  он  начал  подпиливать крепление дверных петель его
камеры.  Это казалось невозможным, но на самом деле нет ничего невозможного,
если энергия подкреплена яростью, как это было у несчастного Жюва!
     Лезвие  пилки  сначала лишь  немного царапало металл,  затем  появилась
неглубокая блестящая борозда,  которая  медленно,  но  уверенно прокладывала
себе дорогу...
     После нескольких часов усилий Жюв  спилил две  петли.  Теперь ему  было
достаточно навалиться на дверь, чтобы вышибить ее и выйти на свободу...
     Любой другой на  месте Жюва не  колебался бы  ни  минуты,  чтобы тотчас
ринуться  отсюда,   но  инспектор,  напротив,  был  достаточно  смел,  чтобы
поразмыслить.
     Вначале он снова обулся,  затем заставил себя походить, чтобы размяться
и восстановить свободу движений, утраченную во время работы...
     И только когда он почувствовал,  что полностью владеет своим телом,  он
приблизился к двери, приложил к ней ухо, прислушался.
     Там вновь царила полнейшая тишина.
     Тогда Жюв,  уверенный,  что  его никто не  сторожит,  отважился открыть
дверь.
     Он  уперся  плечом  в  створку двери  и  навалился на  нее  всей  своей
тяжестью...
     Последние стальные оковы,  которые  поддерживали петли,  не  выдержали,
дверь подалась,  упала. Жюв одним прыжком перескочил через нее... И очутился
в узком, чрезвычайно темном коридоре.
     Жюв пошел наугад.
     - Здесь я умру от голода,  - рассуждал он, - там, куда я иду, возможно,
получу пулю в  лоб...  И  здесь смерть,  и  там смерть,  но  по мне уж лучше
быстрая смерть!
     Жюв  шел  вперед минут  пять.  Вдруг он  остановился.  Перед ним  вдали
блеснул еле заметный свет.
     Одновременно послышался гул голосов.
     Жюв вздрогнул.
     - Посмотрим,  -  сказал он себе,  -  я  не могу ошибиться,  я подхожу к
какому-то  общему залу  этого  подземного притона.  Приближается решительный
момент. Вперед!
     Он теперь продвигался только ползком.
     Прошло двадцать минут,  прежде чем  Жюв достиг конца галереи.  И  когда
наконец  он  смог  заглянуть в  большой зал,  находящийся прямо  перед  ним,
освещенный очень приятным, голубоватым, необычайным светом. Жюву показалось,
что  его  сердце  остановилось,  а  мозг  начал  раскалываться под  черепной
коробкой, настолько он был потрясен от удивления, волнения и ужаса!
     В большом зале находились двое.
     Один стоял. На нем было черное трико, обтягивающее его гибкое и сильное
тело,  лицо скрывал капюшон.  Жюв сразу же  узнал этого человека,  он не мог
ошибиться.
     Это был король ужаса!  Маэстро страха!  Гений преступного мира! Это был
Фантомас!
     Второй человек был связан и  сидел на  деревянном стуле.  Его Жюв также
узнал.  Его  лицо  выражало слепую ярость,  глаза метали молнии,  губы  были
белые, лоб - мертвенно-бледный...
     - Боже мой!  - прошептал полицейский. - Это Владимир. Жоффруа де Леско!
Передо  мной  двое  самых  крупных  злодеев,  которые  существуют на  земле,
Фантомас и его сын!
     Однако Жюв наблюдал эту сцену молча, сдерживая крик возмущения, который
рвался с его губ...
     Прежде всего ему хотелось узнать,  почему Фантомас угрожал своему сыну,
а тот кипел от гнева.
     И Жюв слушал.
     Говорил  Фантомас.  Его  властный голос  выражал  непреклонную волю,  а
четкие  жесты  показывали,  что  он  владел ситуацией,  что  он  командовал.
Одержимость его была безрассудной:
     - Владимир,  ты  требуешь объяснений.  Пусть будет так!  В  тот момент,
когда твой бунт окончится твоим полным подчинением,  я тебе расскажу,  что я
сделал и каким образом победил!
     Тотчас же с уст пленника сорвалось восклицание.
     - Отец! - прохрипел Владимир. - Я не подчинюсь тебе, пока жив!
     Фантомас пожал плечами.  Он  не соизволил ответить.  Лишь презрительная
улыбка  тронула его  лицо.  Монстр,  очевидно,  был  рад  видеть сына  таким
неукротимым!
     Однако Фантомас продолжал:
     - Твой  выстрел из  револьвера в  Булони,  Владимир,  почти  лишил меня
глаз...  О! Прими мои поздравления!.. Ты хорошо подготовил покушение! Ты, не
колеблясь,  убил бы меня!..  Увы,  Владимир,  ты не подумал о том,  что я не
отношусь  к  людям,   которых  можно  застать  врасплох!..   Патроны  твоего
револьвера были без пуль, ты меня ранил, но не убил!..
     Фантомас усмехнулся, тогда как Владимир заскрипел зубами от ярости...
     Фантомас заговорил вновь:
     - Раненый, без денег, я нашел средство украсть большую сумму, собранную
на памятник в  Булони,  и  вернулся в Париж.  Что делать?  Мои больные глаза
больше не  могли выносить света.  Даже слабый свет вызывал невыносимую боль.
Владимир,  я  не колебался!  До полного выздоровления я  буду жить в  полной
темноте!
     Из  осторожности я  приобрел на  улице  Жирардон дом,  подвалы которого
уходят  до  бесконечности  в  карьеры  Монмартра...   туда,  где  мы  сейчас
находимся...
     В этих подземельях, Владимир, я и решил жить!
     Фантомас привык жить при свете,  Фантомас вынужден был исчезнуть, чтобы
воскреснуть в другом облике.
     Отныне Париж больше не будет говорить о Фантомасе! Он будет дрожать при
слове "Жап"!..
     Фантомас  разразился смехом,  скрестил  руки,  смерил  сына  взглядом с
головы до ног.
     - Жап!  - произнес он отчетливо. - Это я! Жап - это воплощение мрачного
преступления,  воплощение тьмы,  но сегодня мое зрение восстановилось,  и  я
могу,  если захочу,  возобновить борьбу под именем Фантомаса!  Теперь слушай
внимательно.
     Тогда,  когда я решил жить в темноте,  я не забывал, Владимир, что хочу
тебя победить, разлучить тебя с этой Фирменой, которую ты любишь больше, чем
меня, твоего отца, любишь так, что способен на отцеубийство!
     У меня сообщники повсюду.  Я знаю, что ты стал бароном де Леско, пусть!
Я объявил тебе войну, я жаждал победить тебя!
     Фантомас сделал паузу.
     Его циничный смех прозвучал в огромном зале, вызвав незатихающее эхо.
     - Именно тогда начались, - продолжал он, - самые странные происшествия.
Я  собрал всех слепых Парижа,  сделал их  своими рабами,  я  основал в  этом
подземелье  Королевство Ларвов*.  Я  для  них  все,  я  властвую  над  ними,
сердоболен и  жесток  одновременно.  Они  любят  Жапа!  Они  преданы мне  до
смерти!.. Они мне охотно служат.
     ______________
     * Злые духи.

     Фантомас  говорил  спокойным  тоном,   но  его  голос  выдавал  сильное
волнение.
     - Борьба продолжалась беспощадная,  - сказал он. - Чтобы тебя победить,
мне надо было разлучить вас с  Фирменой,  а  для этого пришлось влюбить ее в
себя.  Клятвопреступление,  вот из-за чего ты мог ее возненавидеть,  и я дал
себе слово сделать ее клятвопреступницей!..
     Фантомас продолжал,  как будто вел рассказ о  каком-то  фантастическом,
нереальном приключении:
     - Золото,  которое я  разбрасываю пригоршнями,  мои сообщники,  имеющие
точные инструкции,  -  все  это дало возможность везде исполнять музыкальную
мелодию "Страстно" с  единственной целью:  взволновать душу  твоей любовницы
своим нежным настойчивым повторением.
     Когда я  почувствовал,  что  она  тронута этой любовью,  которая бродит
вокруг нее,  я ей назначил свидание. Она пришла. Возможно, я достиг бы того,
что  она  меня полюбила,  если бы,  к  несчастью,  она  не  потеряла у  меня
драгоценное украшение.  Валентина приняла  меня  за  вора!..  Для  меня  это
непереносимо!  Я  попросту послал  начальнику Службы  безопасности найденную
драгоценность...  Увы!  События осложнились. Валентина предупредила Фандора.
Этот  проклятый  бесстрашный  журналист,   которого  я  ненавижу,   бросился
преследовать меня.  Жюв  захотел  посетить мой  дом  на  улице  Жирардон,  я
предоставил ему  свободу  действий...  Его  труп  стеснил  бы  меня  в  этот
момент...  Я  довольствовался  тем,  что  его  одурманили  парами  опиума...
Сражаюсь не с ним, а с тобой!..
     В этот момент Владимир наконец нарушил свое ожесточенное молчание.
     - Я тоже сражаюсь с тобой,  Фантомас!  -  закричал он.  - Ты говоришь о
том, что ты сделал, но забываешь, что я пытался сделать.
     Но Фантомас жестом руки прервал его.
     - Совсем нет!  -  сказал он.  -  Я знал, что ты тоже начал волноваться.
Черные  цветы,  цветы  подземелья,  которые я  посылал твоей  любовнице,  ты
случайно нашел в подвале и уничтожил,  но они поселили в твоей душе тревогу.
Ты понял, что я ожесточился против тебя и принял твой вызов...
     Фантомас остановился.  Еще  раз  он  окинул  сына  взглядом.  Затем  он
медленно произнес:
     - Но меня трудно провести! Ты стал Гаду, я это знал, Владимир! Ты хотел
использовать в  борьбе против меня то  же  оружие,  что применял я...  В  то
время,  как я покушался на твою любовницу,  ты осмелился подступиться к моей
дочери!  Ты  отослал  Фирмену  в  Нормандию,  где  я  устроил фантастическое
представление при помощи восковой фигуры. Ты украл Элен, ты унес ее...
     О, Владимир, я был вне себя от ярости!
     Я, Фантомас, оказался побежденным тобою, моим сыном? Нет, никогда!
     Я властелин и повелитель! Что бы ни произошло, я тебе это докажу...
     Владимир,  наступил момент, когда ты убил Фавье, чтобы раздобыть деньги
для расплаты со  своими сообщниками.  Я  начал мстить.  Прежде всего я  убил
кучера Коллардона,  тупого исполнителя,  который увез  в  своей  коляске мое
несчастное дитя...  Я устранил его сына Зизи, так как надеялся с его помощью
пустить полицию по твоим следам...  К несчастью,  Жюв почти угадал истину...
Он допросил твою любовницу, она устроила тебе жуткую сцену... Жюв бросился в
погоню за тобой.
     Путы,  которые  связывали Владимира,  начали  трещать  под  напором его
мускулов!
     Разгневанный сын Фантомаса заорал:
     - Негодяй! Негодяй! Ведь это ты разрушил мое счастье!
     - Возможно! - усмехнулся Фантомас.
     И неуловимый маэстро ужасов медленно продолжал:
     - Я  прятался в твоем салоне,  когда ты бледнел под градом оскорблений,
которыми тебя осыпала Фирмена...  Я смеялся!  Я мечтал, что ты возненавидишь
эту женщину, но увидел, что она заставила тебя страдать, и я был уже немного
отомщен...
     Фантомас ухмыльнулся снова,  потом более спокойным тоном заговорил,  не
обращая внимания на своего побежденного сына...
     - Я  устремился за  Жювом...  Мои  ларвы  находятся в  засаде по  всему
Парижу.  Ты  бежал  к  бульвару  Фландрэн.  Очень  хорошо!  Я  опередил тебя
незаметно,  так  как  хожу  только  по  поперечным улицам,  предупредил моих
парней.  Что касается тебя и Жюва,  вы оказались в указанном мною месте, вас
схватили и унесли... Жюв умрет от голода в темнице, а ты, мой сын, ты в моей
власти!..
     Фантомас внезапно произнес эти  последние слова  с  оттенком гордости и
вызова.
     - Ты в моей власти! - повторил он.
     Вдруг он смертельно побледнел и отступил на три шага назад...
     Невероятным усилием Владимир разорвал свои путы!
     Теперь он  стоял  в  дикой  злобе  перед отцом,  выкрикивая бессвязно в
ответ:
     - Нет,  Фантомас!  Я не подчиняюсь твоей власти!  У меня есть заложник,
который заставит тебя уступить моей воле! Элен - моя пленница!
     Сын  злодея  продолжал  более  спокойным  голосом,  отдельные интонации
которого странно напоминали произношение Фантомаса:
     - Я также принял свои меры предосторожности! Если случится несчастье со
мной или с Фирменой,  Фантомас,  клянусь тебе,  твоя дочь умрет...  Жизнь за
жизнь! Вот, что я предлагаю тебе!
     В  это  мгновение показалось,  что Фантомас проиграл в  ужасной борьбе,
которую вели друг против друга отец и сын.
     Бандит побледнел...
     Было ли правдой то, что сказал Владимир?
     Можно ли было ему верить?
     Фантомас вздрогнул,  вспомнив,  что за  несколько минут до этого он без
жалости убил несчастную Валентину де  Леско,  Фирмену...  Увы!  Неужели Элен
заплатит своей  жизнью,  как  угрожал Владимир,  за  жизнь  этой  несчастной
жертвы?
     Однако Фантомас постарался обуздать себя.
     - Владимир,  -  осторожно начал он,  -  мы  не можем быть врагами!  Мир
принадлежит мне,  я  властелин и повелитель,  но ты можешь стать моим первым
лейтенантом. Для нас двоих не будет ничего невозможного! Послушай, ты только
что  сказал:  жизнь  за  жизнь!  Ладно!  Я  принимаю  условия  сделки...  Ты
по-прежнему любишь Фирмену?..
     - По-прежнему! - подтвердил Владимир.
     - Но она тебя ненавидит!
     - Мне все равно!
     Фантомас немного помолчал, потом продолжал:
     - Ну что же?  Пусть будет так.  Жизнь за жизнь!  Возврати мне Элен, и я
верну тебе Фирмену...
     За  все  это  время Жюв  не  упустил ни  слова,  ни  жеста в  разговоре
Фантомаса с его сыном...
     Прижавшись к  земле,  растворясь в  темноте,  задыхаясь,  взбешенный от
ярости, он наблюдал эту схватку гигантов.
     Жюв отдал бы  тысячи жизней,  чтобы иметь возможность броситься вперед,
схватить за горло Фантомаса, задержать Владимира.
     О!  Арестовать  этих  людей,  подлинных  гениев  преступного  мира!  О!
Схватить их, предать правосудию, топору палача!..
     Временами Жюв, вопреки своей воле, еле сдерживал себя.
     Он был без оружия, но гнев не позволял ему раздумывать.
     Впрочем,   что  значила  его  смерть?   Впервые  Фантомас  оказался  на
расстоянии нескольких метров от него,  не подозревая о его присутствии... Не
должен ли он этим воспользоваться?
     Однако Жюв сохранял спокойствие.
     Он  сдержал  себя,  ему  удалось  остаться  бесстрастным наблюдателем и
ждать...
     - Схватить Фантомаса,  конечно,  хорошо!  -  рассуждал Жюв.  -  Но если
Владимир ускользнет от меня, что будет с Элен?.. Ведь Фандор ее обожает... а
я хочу счастья Фандору!
     Действительно,  лишь мысль об опасности, грозящей Элен, попавшей в руки
Владимира, сдерживала Жюва!
     Только   понимание  ужасного   положения  несчастной  молодой   девушки
заставляло его отказаться от открытой схватки.
     Тем временем Фантомас предложил:
     - Ладно! Жизнь за жизнь! Верни мне Элен, а я тебе верну Фирмену.
     Жюв не  слышал,  что ответил Владимир,  но он понял,  что тот вступил в
сделку.  Фантомас сделал  знак  следовать за  ним...  Они  пересекли большой
зал...
     Они,  несомненно,  должны были покинуть подземелье!  Выбравшись отсюда,
Владимир должен привести отца к своей пленнице!
     Тогда Жюв поднялся на ноги.
     С дерзким безрассудством он начал преследовать обоих злодеев!
     - Еще не все потеряно!  -  прошептал Жюв.  -  Мне бы только узнать, где
Элен, и, Боже мой! Больше меня ничего не будет удерживать: я буду свободен в
выполнении... своего долга!


Глава 26

ПОБЕДА ФАНТОМАСА

     Фандор не  солгал,  когда  сказал доктору Морису Юберу,  что  ему  надо
сделать хорошенькую работу,  назначая свидание с  доктором на  восемь  часов
вечера у Жюва.
     По правде говоря, Фандор еще не понимал сути происходящих событий.
     Естественно,  его  ввела  в  заблуждение депеша,  подписанная Жювом,  в
которой полицейский -  точнее говоря, Фантомас, так как именно он послал эту
телеграмму, - сообщал, что он преследует барона Жоффруа или Гаду, что одно и
то же, а Фандору советовал оставаться спокойным.
     Однако Фандор,  хотя он обычно относился с  уважением к  приказам Жюва,
менее  всего  на   свете  хотел  пребывать  в   бездействии  в   сложившихся
обстоятельствах.
     События,  в которых он участвовал, также развивались очень быстро, и он
чувствовал себя жертвой обстоятельств.  Он  был принужден идти смело вперед,
не имея возможности ни размышлять, ни колебаться.
     После того как Фандор поймал в Ботаническом саду Зизи,  он привел его к
себе  и  получил  от  грума  очень  интересные  и  неожиданные сведения.  Он
отправился к Жюву.
     Жюва дома не оказалось.  Фандор вернулся к себе,  на улицу Бержер,  где
остался Зизи.  И тут он получил депешу от "Жюва". Это случилось на следующий
день  после  разговора с  доктором Юбером,  когда он  назначил ему  встречу,
которая,  впрочем,  не состоялась ни у несчастного доктора, ни у журналиста,
ни у Жюва...
     В  течение ночи,  которая отделяла получение депеши  от  визита доктора
Юбера, Фандор принял ряд важных решений.
     Возвратясь от Жюва,  он застал дома грума Зизи, который, верный данному
слову, его преданно ждал.
     Зизи,  поразмыслив в отсутствие журналиста, сделал Фандору предложение,
которое тот принял с бьющимся сердцем...
     - Видите ли,  мсье Фандор,  -  начал Зизи,  - я не претендую на то, что
хорошо разбираюсь во  всех  событиях,  которые вас  интересуют...  Истории с
Фантомасом и  Жапом слишком сложны для меня...  Но зато я знаю кое-что,  что
мне кажется простым, ясным, круглым, как колесо, и квадратным, как галета...
С одной стороны,  вы -  свой парень, ведь вы не засадили меня в тюрьму, но с
другой  стороны,  я  вел  себя,  как  негодяй,  потому что  явился косвенной
причиной событий, связанных с вашей невестой!..
     Фандор, естественно, насторожился.
     Как только ему говорили об Элен, он уже не мог оставаться безучастным.
     - Ну-ка, объясни, - обратился он к груму, - что ты хочешь этим сказать?
     - А  вот что,  -  отвечал Зизи...  -  Вы  только что оказали мне честь,
поверив в  меня.  Когда вы  пошли к  Жюву,  вы  оставили меня  здесь одного,
положась на мое слово...  Это заставляет меня сделать вам предложение...  Не
разрешите ли вы мне, мсье Фандор, спокойно уйти? У меня появилась мысль, что
я  смогу достаточно легко найти моего бывшего товарища Малыша.  Я знаю,  что
после пожара на  улице Шампьонне он не живет больше с  Тулуш и  Бедо...  Мне
известно, что он, напротив, стал компаньоном некого Бузотера, который теперь
вместе с  ним  занимается фондом нищих...  А  Бузотер в  последнее время был
близким приятелем моего почтенного отца...  Может быть,  он  знает от  него,
куда спрятана девушка?..
     Зизи  еще  не  закончил,  как  Фандор,  ставший мертвенно-бледным,  дал
согласие на все, о чем он просил...
     - Ты  думаешь,  что  через  Бузотера,  -  сказал  он,  -  ты  узнаешь о
пристанище Элен?..  О,  в этом случае иди,  беги,  куда захочешь!  Делай как
лучше! Я отдал бы свою жизнь, чтобы узнать, где моя невеста!..
     На это Зизи, намного более спокойный, чем Фандор, попросту заметил, что
нет нужды рисковать своей шкурой, чтобы отыскать Элен...
     - Мне  кажется,  -  сказал грум,  -  что  это  можно сделать без особых
затруднений.  Мне  дьявольски не  повезет,  если  Малыш и  Бузотер не  имеют
сведений ни  с  одной,  ни  с  другой стороны...  Поэтому ждите  меня  и  не
волнуйтесь, я постараюсь сделать все, чтобы оказать вам услугу!..
     Вероятно,  в обычное время Фандор,  воспитанный в школе Жюва, то есть в
школе недоверия,  не придал бы слишком большого внимания обещаниям Зизи,  но
он дошел до такого отчаяния, он так страдал в последнее время, не зная даже,
что произошло с Элен, что он не мог бесстрастно рассуждать на эту тему!
     Итак,  Фандор доверился Зизи, позволил груму уйти и ожидал, как обещал,
возвращения этого необычного посланника...
     Естественно,  Фандор предложил Зизи сопровождать его,  но  последний не
согласился.
     - Не стоит!  - возразил Зизи. - Если я что-нибудь говорю или спрашиваю,
это все просто так,  и  никто не  обращает на  это никакого внимания...  Что
касается вас, то все знают, что вы дружите с Жювом, и вам не поверят!..
     Зизи ушел, и Фандор начал беспокоиться.
     Он считал,  что грум с легкостью отыщет следы Бузотера и Малыша,  но на
самом деле этого не случилось, так как время шло, а Зизи не появлялся...
     К  концу дня  Фандор,  охваченный подлинным отчаянием,  был  недалек от
того, чтобы предположить новую катастрофу.
     - Я отпустил Зизи,  -  говорил он,  -  черт возьми!  Это ребячество!  Я
попался на примитивную хитрость! Этот проклятый грум не вернется!
     Теперь Фандор,  все  более  и  более  терзаемый тревогой,  начал нервно
ходить  по  своей  скромной квартире,  прислушиваясь к  шуму  на  лестнице в
надежде  уловить  шаги  Зизи,  подбегая  к  окну,  наблюдая за  проезжающими
колясками и повторяя каждую минуту:
     - Боже  мой!  Что  случилось?  Зизи  не  возвращается,  и  от  Жюва нет
новостей!


x x x

     В  одиннадцать часов вечера Фантомас вывел своего сына  из  подземелья,
умоляя его сказать правду:
     - Скажи,  мы далеко от места, где спрятана Элен? Сжалься надо мной! Ну,
отвечай же!
     Да,  неуловимый маэстро ужасов  уже  не  был  столь  высокомерным,  как
несколько часов  тому  назад,  когда  в  большом  зале,  в  глубине карьеров
Монмартра,  он угрожал Владимиру и, бросая ему вызов, утверждал, что он всем
повелевает и властвует над всеми.
     Теперь казалось, что его энергия истощилась. Его терзал ужасный страх.
     Правду ли сказал его сын?  Действительно ли Владимир доверил Элен своим
сообщникам, дав им самые строгие указания?
     Неужели в случае несчастья с Фирменой они должны убить Элен?
     Фантомас дрожал все сильнее,  так как понимал,  имея на это достаточные
основания,  что об убийстве Фирмены теперь,  наверное,  стало известно,  что
специальные выпуски газет должны были сообщить об  этом,  и,  следовательно,
если Владимир не  солгал,  у  его сообщников было достаточно времени,  чтобы
отомстить за смерть молодой женщины, убив Элен.
     Но увы!  Фантомас напрасно спрашивал Владимира, который был вне себя от
ярости из-за  своего поражения и  мстил отцу тем,  что  хранил непроницаемое
молчание.
     - Идите за мной! - повторял он. - Я вас веду к Элен, а вы меня отведете
к Фирмене!
     Впервые Фантомас должен был  принять условия,  которые ему  навязывали,
должен был опустить голову, умолкнуть, приготовиться к неизбежному...
     Фантомас и его сын вышли из подземелья через особняк на улице Жирардон.
Фантомас не без злого умысла заметил Владимиру,  что лестница, ведущая в его
таинственное убежище,  была хитроумно замаскирована им самим. Действительно,
для  этого  хватило  простого приспособления,  тогда  как  в  обычное  время
лестница заканчивалась простой дверью,  ведущей в глубь стенного шкафа кухни
маленького особняка.  Однако  можно  было,  умело  маневрируя противовесами,
опустить на место двери часть стены,  так умело сделанной,  что она казалась
единым  целым  и  не  позволяла догадаться о  наличии  подземелья.  Здесь-то
некогда и допустил ошибку Жюв...
     Вот и улица Жирардон. Фантомас замолчал.
     Теперь  Владимир  выбирал  дорогу  и  вел  Фантомаса  к  старой  церкви
Монмартра, камни которой, отполированные временем, омывались водой.
     - Идемте! - повторял Владимир.
     Он вел Фантомаса к ветхому дому, с виду многолюдному и бедному.
     На пороге дома Владимир усмехнулся:
     - Вы  меня победили,  Фантомас,  согласен!..  Но мое поражение не будет
вашей  славой!  Я  давно угадал,  что  вы  скрываетесь в  окрестностях улицы
Жирардон, но вы никогда не подозревали, что я имел дерзость выбрать темницей
для вашей дочери этот старый дом,  расположенный всего в нескольких шагах от
вашего убежища!
     - Значит, Элен здесь? - прервал его Фантомас дрожащим голосом.
     Владимир ответил, не колеблясь:
     - Именно здесь!
     Он  шел  впереди  Фантомаса  по  узкому  коридору,  покрытому  влажными
испарениями,  который упирался в лестницу с крутыми поворотами и шатающимися
ступенями.
     - Поднимаемся! - сказал он.
     Они начали подниматься.
     Дом  был  трехэтажным.  На  площадке  третьего  этажа  Владимир наконец
остановился.   Из  кармана  он  достал  связку  ключей  и   выбрал  отмычку,
напоминающую те,  которые обычно изготовляют для  сейфов.  Затем  он  открыл
дверь.
     В этот момент сердце Фантомаса забилось еще сильнее.
     Действительно ли найдет он здесь свою дочь? Или увидит только труп?
     Дверь открылась.  У  Фантомаса создалось впечатление,  что комната была
темной,  как черные чернила.  Однако Владимир повернул выключатель, и резкий
свет осветил конуру...
     С уст злодея сорвался крик радости и в то же время безумия:
     - Элен! Элен! Мое дитя! Ах, я победил! Она жива, жива!
     В тот же момент Фантомас спохватился...
     Он понемногу обрел свое ужасающее хладнокровие и пристально поглядел на
Владимира, который оставался неподвижным.
     - Негодяй! - заорал возмущенный Фантомас. - Как ты посмел!..
     И  своей рукой неуловимый повелитель ужасов указал на лежащую перед ним
несчастную невесту Фандора!
     Элен была одна в  комнате с  кляпом во рту,  с повязкой на глазах.  Она
даже не могла пошевелиться,  поскольку была так крепко привязана к  кровати,
что ее руки и ноги затекли...
     - Ах, ты подлец, какой же ты подлец, - повторял Фантомас.
     Но Владимир захохотал:
     - Только не  вам,  мой  дорогой отец,  упрекать меня в  жестокости!  Вы
хотели погубить мою возлюбленную,  я занялся вашей дочерью!.. Борьба идет на
равных условиях,  как вы  видите,  око за  око,  зуб за зуб!..  Только я  не
совершу той ошибки, которую вы допустили... Вы, Фантомас, доверили свою дочь
мамаше Тулуш и Бедо.  Не будь они столь глупыми, что помогло мне убрать их с
моего пути,  не болтай они так много лишнего,  никогда я не смог бы похитить
вашу дочь... Я сам не смог бы доверить свою пленницу кому попало! Элен здесь
совершенно одна.  Только я один заложил матрасами стены этой комнаты, только
я  один  прихожу сюда время от  времени и  приношу еду,  чтобы поддержать ее
жизнь и продлить мучения.
     И после нового взрыва хохота Владимир повелительно добавил:
     - Теперь вы признаете,  что я вам не солгал. И если мы с вами не придем
к обоюдному соглашению,  если вы не захотите мне вернуть Фирмену,  ваша дочь
умрет здесь! И в этом помогут мне время, а также голод и жажда!
     Владимир выражал свои мысли с безграничной жестокостью.
     Ему казалось, что именно он одержал победу над Фантомасом...
     Можно сказать, что сын даже превзошел в жестокости своего отца.
     Фантомас не возражал...
     Он   бросился   к   изголовью  несчастной  Элен.   Развязывая  веревки,
стягивающие тело молодой девушки, он шептал на ухо:
     - Элен, Элен, прости меня! Скажи мне, что ты по-прежнему любишь меня!..
Скажи, что ты продолжаешь верить, что я твой отец...
     Несомненно, молодая девушка долгое время пробыла в ужасных условиях.
     Ее белые тонкие кисти рук, которые сжимал Фантомас, были холодными... А
сами руки повисли, как плети...
     И когда Фантомас приподнял ее легкое тело,  ему стало страшно -  голова
ее безвольно запрокинулась назад...
     - Элен! Элен! - прохрипел он.
     Фантомас снова уложил Элен  на  кровать и,  приложив ухо  к  ее  груди,
побледнел.
     Затем  он  внезапно выпрямился.  Кровь снова заструилась в  его  жилах,
глаза вновь метали яростные молнии.
     - Она жива!  -  произнес он,  подойдя к своему сыну.  -  Владимир, Элен
жива! Ты слышишь меня? Она жива.
     В этот момент Фантомас говорил так необычно, так взволнованно, что сыну
Фантомаса, князю Владимиру стало вдруг страшно...
     Какой новый взрыв неистовства овладел Фантомасом?
     Почему он так дрожит,  сотрясаясь от приступа гнева, который, казалось,
не может больше сдерживать?
     Владимир произнес:
     - Конечно, Элен жива. Черт возьми, что же тут странного? Я надеюсь, что
Фирмена...
     Князь Владимир подыскивал слова.  Он  побледнел.  И  задрожал,  как его
отец! Убийца Фавье не мог обмануться в чувствах Фантомаса!
     Приняв надменный,  вызывающий вид, неуловимый маэстро ужасов, казалось,
рассматривал его с внутренним превосходством...
     - Элен жива,  -  произнес Гений зла,  ты  вернул мне Элен живой!..  Да,
Владимир... ты не в силах состязаться со мной, и волей-неволей тебе придется
смиренно подчиниться моему закону!  Ты  вернул мне Элен живой,  но  ты мучил
ее...  Так вот, послушай! Ты поплатился за это! Я только что наказал тебя за
твою дерзость!  Так вот,  ты мне вернул Элен живой,  а  я тебе верну Фирмену
мертвой! Я убил ее... Своими собственными руками! Убил у доктора Юбера!..
     Затем Фантомас скрестил руки на груди.  Зло усмехаясь,  он увидел,  как
сильно побледнел его сын Владимир.
     Искаженные черты лица того,  кто был ранее князем Владимиром и  еще два
дня  тому  назад  бароном  Жоффруа  де  Леско,  выражали  неподдельное горе.
Фантомас же, казалось, наслаждался этим!
     - Нужно порвать со мной или уступить!  -  произнес он медленно. - Ничто
на свете не может быть сильнее моего желания.  С помощью хитрости или силы я
стал властелином над всеми, владыкой и останусь им на долгие годы. Послушай,
Владимир,  примирись с моим законом!  Я победил!  Твоя Фирмена умерла, а моя
Элен осталась живой!
     Да! Это действительно был дерзкий вызов... страшный вызов...
     Фантомас,  опьяненный победой,  держался явно вызывающе по  отношению к
своему сыну!
     Сначала Владимир под влиянием ужасного горя был неподвижным, немым, как
будто его внезапно парализовало...
     Казалось, еще секунда - и несчастный умрет от ярости, от стыда...
     Но спустя некоторое время его мертвенно-бледное лицо вдруг побагровело.
     - Вы победили?  - закричал он громко. - Нет, еще не совсем! Вы сказали,
Фирмена умерла... Так пусть умрет ваша Элен!
     В безумном порыве князь Владимир бросился вперед...
     Он резко отбросил в сторону Фантомаса, рванулся к Элен!
     И он сжал своими руками ее горло...
     - Назад, негодяй! - раздался вдруг чей-то громкий голос.
     Затем прозвучали подряд два выстрела из револьвера.
     Послышался шум голосов,  и  все смолкло!  Наступила тишина,  нарушаемая
лишь хрипами, затрудненным дыханием.
     - Элен! Элен!
     В комнате,  еще хранившей суматоху событий,  с трудом поднимался с пола
Фандор.
     Молодой человек почувствовал что-то теплое и липкое на своем лбу.
     Уж не ранен ли он?
     Он вспомнил,  что пуля задела его голову как раз в  то время,  когда он
стрелял из револьвера.
     Но что же произошло?
     Продолжая  звать  Элен,   Фандор  попытался  восстановить  произошедшие
события.
     Как  же  это  было?  Сопровождаемый Зизи  и  Малышом,  Фандор пришел на
Монмартр, затем он направился к дому, где Элен держали как пленницу, к дому,
который обнаружил Бузотер,  все  время что-то  выведывающий,  а  затем часто
посещал и барон Жоффруа де Леско.
     Когда Фандор поднялся на третий этаж,  то он заметил через полуоткрытую
дверь,  что  какой-то  человек бросился,  сжав  кулаки,  к  несчастной Элен,
лежащей неподвижно.
     Тогда Фандор ринулся вперед, дважды выстрелив из револьвера.
     У него создалось впечатление при беглом осмотре,  что в комнате,  кроме
Элен, находились еще три человека.
     Кто же были эти трое?
     И Фандор,  который вспоминал все с трудом,  продолжал, стоя на коленях,
звать:
     - Элен! Элен!
     Молодой человек услышал вдруг шум, хрипы.
     - Боже мой! - воскликнул Фандор. - Кого же я ранил?
     Он достал из кармана электрический фонарик, вынул его и включил. Прежде
всего он посмотрел на кровать, где лежала его невеста.
     Но кровать была пустой! Элен исчезла!
     Узкий луч света фонарика побежал дальше.
     И  вдруг Фандор закричал от ужаса.  Еще минуту назад он спрашивал себя,
кого же он ранил. Теперь все сомнения отпали!
     Наискосок от  двери в  нескольких шагах от себя он увидел тело ребенка.
Страшные судороги сотрясали его.
     - Это Малыш, бедный Малыш, в которого я попал, - прошептал Фандор.
     Спотыкаясь, обезумев от ужаса, Фандор бросился к умирающему...
     Но, продвигаясь вперед, он заметил новую жертву, лежащую вниз лицом.
     Фандор был вне себя от горя.
     Он задыхался в буквальном смысле слова.
     - Жюв, Жюв! Боже мой, что же я наделал? Наверное, моя вторая пуля убила
его.
     И Жером Фандор упал на колени перед своим верным другом...
     Да, теперь он отчетливо вспомнил, как все это произошло.
     В тот момент, когда Фандор бросился на спасение Элен, Жюв, спрятавшись,
по всей вероятности, в комнате, тоже не усидел на месте.
     И  именно  фатальность случая привела к  страшной развязке трагического
момента!
     Фандор  выстрелил,  но  в  происходящей борьбе  выстрелы отклонились от
цели.
     Малыш упал смертельно раненный, а Жюв оказался тяжело раненным.
     - Жюв! Жюв! - кричал Фандор. - Ради Бога, слышите ли вы меня?
     Он  приподнял тело  полицейского и  очень  обрадовался,  когда  на  его
страстный призыв Жюв слегка шевельнулся.
     - Ушли, - прошептал полицейский, - они убежали.
     - Скажите ради Бога, что с вами? - повторял журналист.
     Жюв окончательно пришел в себя.
     Беспамятство,   из   которого  он  вышел,   привело  его  к   некоторой
растерянности, однако, он настойчиво шептал:
     - Ничего! Я ранен в руку. Я считаю... ничего! Мы еще возьмем реванш!..
     И когда Жером Фандор еще продолжал задавать вопросы, на которые пока не
было ответов, внезапно произошло новое событие.
     Им  вдруг  показалось,   что  весь  дом  полностью  начал  сотрясаться,
покачиваться на своем фундаменте из стороны в сторону...
     - Боже   мой!    Боже   правый!   -   закричал   Фандор,   почувствовав
головокружение.
     Журналист не  успел  закончить фразу,  как  старое  здание  с  грохотом
обрушилось...
     И  едва придя в  себя,  будучи еще в полусознательном состоянии,  Жером
Фандор  почувствовал,  как  огромная волна  накатывается и  уносит его,  как
соломинку, в страшную бездну!
     Обратившись в бегство, Фантомас взорвал водохранилище Монмартра!
     Одержал ли Фантомас бесповоротно окончательную победу?
     Погибли ли Жюв и Фандор?
     Пока на эти вопросы трудно ответить.
Популярность: 10, Last-modified: Wed, 11 Dec 2002 11:36:39 GmT