---------------------------------------------------------------
     © Copyright Сергей Прокопьев
     Email: s_prokopyev(a)mail.ru
     Date: 10 May 2004
---------------------------------------------------------------







     ФГУП ПО "Полет" (генеральный директор Олег Петрович Дорофеев); дочерним
предприятиям  "Полета":  "Заводу  стиральных  машин"   (директор  Константин
Степанович Козин),  "Инструментальному заводу" (директор Владимир Михайлович
Колобков),  "Космос"  (директор  Сергей  Ердиевич Дзукаев), "Омскому  заводу
нефтедобывающего оборудования"  (директор Юрий Иванович Ермола); предприятию
"Холод-МК" (директор  Владимир Яковлевич  Зинченко), ЗАО  "Нигрус" (директор
Геннадий Григорьевич Громыхалин);  а также Науму Рафаиловичу Шафиру, Виктору
Васильевичу Грязнову


     В  восьмую книгу Сергея Прокопьева, члена Союза писателей России, вошли
новые рассказы и повесть, как всегда написанные в ироническом ключе.


     ВАНЦУЙ. Повесть


















     Случайно на ноже карманном
     Найдешь пылинку дальних стран,
     И мир предстанет снова странным,
     Закутанным в цветной туман...
     Памятное  с  дней  юности  блоковское четверостишье я предпослал бы  ко
всему   творчеству   омского   писателя-ирониста   Сергея  Прокопьева.   Это
подтверждает и его последняя книга, которую вы держите в руках.
     Пишущему эти  правдивые  строки, коллеге по газетной  работе и товарищу
Сергея  по жизни, не раз доводилось  присутствовать, велеречиво  говоря, при
"актах  его  творчества", проходивших по  описанной  великим поэтом схеме...
Вначале на  "лезвие"  внимания  попадала "пылинка", но отнюдь не из  дальних
стран.   Это   могла   быть   рассказанная  Сергею   случайным  собеседником
побывальщинка,  или   внезапно  соскочившая   с  языка  знакомца   необычной
конструкции фраза,  или  возникшая рядом  (хотя  бы  в  автобусе)  жизненная
ситуация,   "темная"   и  нелепая   для  подавляющего  большинства,  но   на
сверхчувствительный писательский взгляд лучащаяся юмором и откровением. И...
как спичку поднесли к сухому шалашику костра: у Сергея Прокопьева,  словно у
ребенка  или пиита, начинало странно пылать  и гореть  в душе!  А дальше все
скрывалось в цветном дыму или тумане воображения...
     В нем  из  сгорающего житейско-бытового  сора вырастал и  являлся  миру
удивительный   цветок  нового  рассказа.  Вооруженный  изощренными  шипиками
словесной иронии, то вдруг с нежно-романтическим, а чаще - с ярко вызывающим
соцветием сюжета и горьковато-терпким ароматом смысла.
     А где же, спросите вы, "каторжный писательский труд"? Но, как известно,
у  писателей,  отмеченных  талантом,  он как  бы  незаметен.  Посему  такими
естественными, словно разом выдохнутыми, кажутся рассказы Прокопьева. Но  за
этим и тщательная заточка "лезвия внимания" и "шипов иронии", и скрупулезное
складывание  "горючего  шалашика"  из  точных  примет  эпохи,  из  сведений,
почерпнутых, прежде всего, из жизни и из книг широчайшей тематики.
     Некоторых  из  еще "необстрелянных"  читателей  может  серьезно уколоть
именно  язык рассказов  Сергея  Прокопьева.  И это закономерно, ведь  в  его
основе особая,  то  нарочито приземленная и  грубовато юморная, то  невольно
возвышенная     и     всегда    предельно     образная    речь     советских
технарей-интеллектуалов   (Прокопьев   20   лет   проработал   инженером   в
"ракетно-космическом"  КБ).  На  этот  языковой  слой,  как отзвук  детства,
наносится мощный  и  хлесткий  говорок  сибирской  глубинки (Сергей  вырос в
небольшом  городе  Ачинске, что  в Красноярском  крае).  Плюс прокопьевская,
доведенная годами писательского труда  почти до  совершенства  способность к
созданию  собственных забористых  афоризмов. Поистине  не  просто острая, но
взрывоопасная  смесь!   К  ней   кому-то   надо   привыкать   постепенно,  а
"притершись", уже трудно обойтись, найти в современной литературе аналог или
замену...
     Да  простят  мне  читатели,  что  я  не  подкрепляю  свои  высказывания
цитатами, но, с моей  точки  зрения, цитировать в данном случае - все равно,
что  обрывать по лепестку у  живого,  растущего цветка... Посему  читайте  и
наслаждайтесь...
     Эдуард Каня



     РИСУНОК

     ФОТО ОБЛИЧАЕТ
     В один момент  жизнь Сани  Засохина  дала  трещину. Из-за  элементарной
девять на двенадцать фотокарточки, сделанной у  моря бесстрастным поденщиком
объектива. Может, возьми тогда свой "Зенит" - ничего бы не треснуло...
     Фотозаразу Саня еще в детстве подцепил. С фотоаппаратом только в туалет
не бегал. В остальное время умел подкараулить мгновение,  тормознуть его для
нетленной вечности. Надо  сказать,  не  зря затвором щелкал, закрепителем  и
проявителем,  запершись в ванной с увеличителем на пару, дышал. Был период -
на хлеб зарабатывал с присказкой: "Солнца нету, солнце есть - диафрагма пять
и шесть!"  Но  к  тридцати пяти  годам надоело до чертиков смотреть на мир в
видоискатель.
     Даже когда поехали с  женой Ленкой  на  море  под Очаков, отрезал: "Дай
отдохнуть от этого камня на шее!"
     У синего  Черного  моря пришлось пользоваться услугами  местных "солнца
нету, солнце есть". Хотя Саня  отнюдь  не страдал зудом увековечить себя  на
фоне  взбаламученных  купающимся  людом волн. Зато  супруга  лезла  в каждый
коммерческий  объектив,  словно хотела насолить: коль не  захватил аппарат -
плати. Саня  раскошеливался с легким сердцем. Чем бы жена ни тешилась - лишь
бы не вешалась.
     Дома понял,  отчего  благоверная не пропускала ни одного фотогангстера.
Внимательно  посмотрел  продукцию  приморских  коллег  и захотелось рвать  и
метать ее клочки в мусорное  ведро. Жену, оказывается, возраст не только  не
взял за бока и другие, рано  вянущие  места женской фигуры, наоборот - Ленка
со всех сторон краше сделалась. Саня даже фотоизделия десятилетней  старости
достал для сравнения. И еще хуже разозлился.
     Жене промолчал об открытии. Это ведь смех с конями, съездить  за тысячу
верст сфотографироваться, чтобы дошло, какие процессы дома творятся. Никогда
Ленка  фигурашкой не была.  А тут  лишнее исчезло,  недостающее округлилось.
Живот - никакого перебора, грудь - в самый раз торчит, и бедра, как у Венеры
Милосской... Что в платье, что в купальнике  - глаз  не оторвать,  руки сами
огладить тянутся.
     Зато на себя родного глядеть тошно. Тут Саня не стал прибегать к помощи
архивов. Без сравнительного анализа  противно. Почти как поэт сказал: "Лицом
к лицу себя  не  увидать,  большое видится на расстоянии".  Живот, например,
разглядел  Саня, вернувшись  из курортного  далека.  На месте  атлетического
пресса  такая  трудовая  мозоль  разбухла. На колени не свешивалась, но, как
говорится,  у  нас  еще  все спереди.  Если  дальше попрет  в том же  темпе,
вскорости разбарабанит, как на девятом месяце. А мышцы? Непечатно материться
хочется.  На  месте  бицепсов, трицепсов, двуглавых  и  икроножных  - кисель
разбулдыженный.
     Физиономия  круглая, как  по  циркулю,  и самодовольная, что  у  нового
базарного русского.  Размордел - плеваться хочется. Саня себя  красавцем  не
считал, нормальный, думал, мужчина. Портрет красноречиво  явствовал - ничего
нормального.
     Фотоформы -  яблоко  с  деревом одной веревочкой повязаны  -  навели на
мысль о внутреннем содержании.
     Пригляделся к  нему  Саня и зарегестрировал на душе жвачное  состояние.
Никаких помыслов и порывов. Ни высоких,  ни пониже.  А ведь мечтал  в первом
классе не только о  перочинном складничке. Заглядывая в будущее, видел  свои
портреты  по стенам,  бюсты  по городам.  Большие  дела  намечал  сотворить.
Государство возглавить,  как  Ленин,  или  в космосе  подвиг,  как  Гагарин,
совершить...
     Не абы что пацаненку в  голову  приходило.  С  пеленок замышлял удивить
человечество. И когда в школу бегал - верил в исключительную судьбу, и когда
в институте учился... С возрастом, конечно, на Ленина перестал замахиваться,
реальнее подходил к перспективе, а все одно был уверен в небанальном завтра.
     В институте мечтал о персональных выставках, шумном успехе. Учился Саня
в педагогическом на преподавателя  рисования с черчением. Баловался писанием
картин. Сюрреализм одно время любил. Например, на переднем  плане на вершине
холма  голова со свежим шрамом  на  щеке, взгляд  горящий, волосы  дыбом,  а
позади до горизонта земля пылает. Или женщина,  у которой  вместо  рук змеи,
хотя  фигура, как у роденовских красавиц. А  то  жуткий гриб атомного взрыва
изобразит, сквозь него лицо клоуна, на Эйнштейна смахивающего, проступает.
     Но  со временем Саня скис  в плане живописи. На  студенческих выставках
никто не  вырывал его картины  из  рук вместе с руками, не бился подле них в
экстазе. По окончании института  отпреподавал  три года в школе,  после чего
пошел на  завод художником-оформителем. Ленина рисовал. Потом Горбачева. Для
души фотографией занимался. Напечатали пару раз в журналах, Саня возликовал:
он  -  фотохудожник. Вот-вот  выставки  попрут, слава...  Пошел  в газету на
должность  "солнца  нету, солнце есть  -  диафрагма  пять  и шесть".  Однако
вскорости надоели газетные интриги, вернулся на завод  художником теперь уже
Ельцина рисовать...
     И вот на тебе. Лоснящаяся физиономия, грудь в грудях...
     Саня поднял руку  уничтожить обличительный кадр, на  клочки  искромсать
ножницами  фотоживот и... остановился.  Что толку:  рви  не  рви  - трудовая
мозоль не уменьшится, режь не режь - кисельные трицепсы не исчезнут.
     Отбросил ножницы, фотографию засунул в книжный  шкаф в дальний угол, за
стопку журналов.

     КУРЕВУ "НЕТ"
     Закомплексовал Саня. Жена любила под ручку потаскаться по улицам. Собой
козырнуть, других обсудить. Саня начал игнорировать парные вылазки за порог,
увиливал   правдами   и   враньем.  Не  тянуло   засвечивать   пошатнувшуюся
фотогеничность.
     Всю жизнь безоблачно верил - царский подарок жене.  Завиднее  партии  в
сказочном  сне  не  могло привидеться. После  десяти лет  супружеской  жизни
приходилось прискорбно  констатировать: блестящая партия потускнела спереди,
сзади и изнутри.
     "Так  недолго рога, как  у  сохатого, получить", - тер пока гладкий лоб
Саня. Не  был  он  в  прежние времена  ревнивцем, как  можно царский подарок
променять? Тут задумался. Потяжелел презент... И  в  мозгах  болото...  "Нет
денег, -  говорил знакомый, - интеллектом  будем поражать". Не  находил Саня
поражающего на  месте, отведенном в организме для интеллекта... Про деньги и
говорить не стоило...
     Саня схватился за голову: надо что-то делать!
     И объявил смертельную войну табачной зависимости.
     Непрерывный стаж с сигаретой в зубах  исчислялся пятнадцатью годами,  а
тут рубанул: "Хватит! Накурился!" И сгреб сигаретные запасы в сумку.
     Пачек двадцать Саня всегда  держал в заначке на  случай  социальных или
финансовых  катаклизмов.  Оно  ведь  на своей  шкуре пережил  времена, когда
сигарет даже по талонам не было, курильщики шутили с горючей слезой: на лету
пойманный окурок бычком не считается. Да и не долетал ни один до земли...
     С  сумкой сигарет Саня отправился в рощу.  В пятнадцати минутах от дома
была березовая.  Не заплеванный парк  с подстриженными кустами,  а настоящий
лесной  массив.  Когда-то   Саня   бегал  в  нем  на  лыжах,  но   это  было
неправдоподобно  давно.  Саня   углубился  в   чащу,  разложил  на   полянке
инквизиторский костер и приступил к экзекуции никотинсодержащей продукции.
     Ухнуть  разом  в  огонь  весь  арсенал   сигарет  будет  непедагогично,
посчитал.  Посему  принялся мстительно предавать  жадному пламени  по  одной
пачке.
     Полярные  чувства  терзали сердце.  Один  внутренний  голос,  глядя  на
корчившиеся в жарком костре сигареты, приговаривал: "Так вам и надо!" С  чем
не соглашался ехидный голосок: "Тоже  мне - богатей нашелся голозадый, лучше
бы продал". "Дурак набитый!  - сверлил  мозги третий  оппонент. - Пару пачек
оставь - завтра на стенку без никотина полезешь!"
     Саня казнил четвертую  пачку,  когда  на огонек  подошел  напрочь лысый
мужичок.  "Как  Фантомас", - подумал Саня. Небритый, помятый,  кожа с  синим
отливом.
     - Что за на фиг?  -  вместо "здрасьте" протянул Сане аптечный  флакон с
коричневатой жидкостью. - Не въезжаю, что написано?
     Саня тоже "не въехал".
     - Можно пить или отрава для крыс? - мучился фантомасового вида мужичок.
- Вот  сволочи не нашей национальности! Не  могут,  гад, по-русски написать!
Вынуждают идти на смертельный риск.
     - А вдруг муравьиный спирт? - пошевелил Саня огонь.
     - Два  раза  на  одной мине  не подрываются, - засмеялся Фантомас. - От
муравьишки уже кони бросал!
     Фантомас был божьим, точнее, бомжовым человеком. Пил, что придется, ел,
что попадется, спал, где ни попадя. Но бодрость духа не терял.
     -  Знаешь, я  че  лысый? - поведал Сане,  хотя  тот  никак  не проявлял
интереса  к  биологии  с  биографией.  - Мариманом  был на  подлодке.  А  ее
американская субмарина у  Флориды бортанула. То ли капитан балбес штатовской
национальности,  то ли  специально заподлянил?  Мы  легли  на грунт. Реактор
начал сифонить.  Повреждение  трубопровода.  "Надо ставить  хомут,  - сказал
командир, кап-два был. -  Опасная  зона. Добровольцы  есть?" Я шаг вперед, и
еще двое. "Сынки, - обнял, - в ваших руках жизнь экипажа!" И мы пошли...
     В единственном числе  выполз я в обратную сторону. Зато  в госпитале от
радиации спиртом отпаивали. Перед обедом сестра несет полный стакан, я его -
хабах! На завтрак и ужин такая же порция. Еще таблетки давали, ими я  унитаз
лечил. А спирт всегда до последней капли. Закусон, конечно, мировой: красная
рыба, котлеты... Три месяца сидел на стаканном курсе лечения. Надо, говорят,
было еще полгода, волосы  бы не выпали. Лысого меня невеста бортанула... Я и
забичевал... Дай закурить, - смахнул в конце монолога слезу Фантомас.
     Саня бросил целую пачку. Фантомас закурил и сменил пластинку с трагедии
на загадки:
     - Коктейль "Александр III" знаешь? - предложил для разминки.
     - Нет, - не стал ломать голову Саня.
     Его не интересовали  царские коктейли, дребедень в пузырьке и подводная
одиссея, он хотел в одиночку бороться с сигаретами. Но Фантомас не уходил.
     - "Александр III" - это когда "Тройной" с одеколоном "Саша" смешать.
     - Ты бы еще мозольную жидкость вспомнил, - брезгливо поморщился Саня.
     - От мозолей влупил бы  с удовольствием пару фунфыриков, -  мечтательно
произнес Фантомас. - Убойная сила, как у денатуры!
     - Дровишек надо подбросить, - поднялся Саня.
     Отлучаясь  от костра, он  услышал за спиной воровской топот. Оглянулся.
Топот производили башмаки отягощенного Саниной сумкой Фантомаса.
     - Стой! - закричал Саня и начал развивать погоню.
     Фантомас   уходил   от  преследования,   хромая   на   обе  конечности.
Преследователь, распираемый праведным гневом, рассчитывал догнать вора в два
счета,  но  уже  через  пятьдесят  шагов  дыхание  зашкалило,  ноги   начали
отстегиваться. В результате - одна за другую запнулась, Саня,  сдирая кожу с
колен,  живота и физиономии, рухнул обессиленным  трупом.  Хотелось  выть от
злости.  Ладно  сигареты -  все  одно  сжигать, и  сумка - старье,  досадно:
последний бичара, от лысины до пяток пропитый, безнаказанно не уважает  его.
А если бы такой на улице после получки грабанул? Плакали кровные денежки...
     Возвращаясь  по  сумеркам  домой, Саня еще больше  утвердился в мысли -
куренью бой.

     НЕ ПОКОЙ СНИТСЯ
     И  не  леденцы  муслякать  против дымной  соски, решил  Саня.  Он будет
категорически воспитывать в себе лютую ненависть к заразе.
     Как и предсказал у ритуального костра внутренний голос под номером три,
каждое утро Саня  покупал сигареты.  Брал пару пачек  термоядерной  "Примы".
Отнюдь не чтобы смолить. Только становилось  невтерпеж от  никотинного зуда,
срывался  в туалет.  Зажимал  ладонями  требуемую организмом  сигарету  и  с
остервенением растирал над унитазом в пыль.
     "На, падла, получи!!!" - приговаривал.
     Мозоли, как от лопаты, в туалете набил.
     - Че ты поминутно бегаешь на горшок? - приставала жена. - Че-то съел?
     - Чем кормила, то и ел, - отмахивался Саня.
     - С завтрашнего дня сам будешь готовить!  - вспыхивала Ленка. -  Плохая
я, видите, хозяйка! Варю ему не то!
     Кроме  перемолачивания табака  над  унитазом,  Саня  применял  еще один
тонкопсихологический  прием борьбы  с  пагубной привычкой.  Представлял себя
ребенком.  Проснется утром: с  одной  стороны -  сопящая жена,  с  другой  -
урчащий живот, с  третьей  - панельная стенка.  Усилием воли Саня  заставлял
себя отвлечься от набившей оскомину прозы и представлял -  проснулся пацаном
у бабушки в деревне.
     Ни   жены   вокруг,    ни    живота.   В   раскрытое   окно   вливается
хрустально-воздушный бальзам соснового бора, что за огородом произрастает, и
дыхание у Сани под стать. Разве у курильщика такое по утрам? У него с самого
ранья  во  рту  как  стая драных кошек  переночевала. В груди горит, в горле
свербит...  По мозгам бьет кувалдометром:  "Курить!  Курить!" И вот дрожащие
руки хватают гадость с фильтром или без оного...
     И дым отравы встает над страной...
     Тогда как ребенку дышится утром легко, вкусно...
     С  выдумкой работал над собой Саня, но и внутренние силы, ответственные
за  никотин,  не  дремали.  Начнет самоусовершенствоваться,  а  они  гадость
подсунут.  Нарисует  Саня в мозгах утро в деревне,  бабулин дом, наполненный
ласковым   солнцем,   не   изгаженное  табаком   дыхание.   И  сопутствующую
действительность вообразит: бабуля за дощатой  перегородкой возится у печки,
кот  Рябчик запрыгнул  на подоконник, а Саня наоборот  -  выпрыгивает из-под
одеяла. И не за сигаретой бежит, а на кухню,  молоко  парное пить. Целебное,
недавно из-под Пеструхи.
     На столе, как обычно, кринка, стакан...
     Наливает Саня, выпивает и, о Боже! Бес никотиновый подсунул ложку дегтя
в  оздоровительную идиллию. Из стакана за  пять минут  до Саниного  подъема,
выпросив у сердобольной бабули  полфлакона "Тройного",  опохмелился  Рудольф
Клявин, сосед.
     Как в детстве полоскало Саню от этого коктейля "Пеструха III"!.. Полдня
выворачивало наизнанку...
     От таких  воспоминаний  бежит к туалетному санфаянсу растирать ни в чем
не повинную сигарету...
     Курить  подчас  хотелось  как  из пушки. Уши  пухли,  глаза  черте  что
начинали выделывать. Вдруг  резкость в  них пропадет. И тогда -  не  понять,
кого обнять:  где люди, где  стены? Все двоится, троится, плывет и скачет. В
таком  состоянии  однажды не  вписался дома  в дверь спальни -  армированное
стекло лбом, будто кувалдой, расколотил.
     - Да кури ты, кури! - ругалась супруга. - У тебя скоро крыша поедет!
     Саня  держался, хотя "крыша" галлюцинировала. В автобусе  сел девице на
колени.  Она  была в черных  колготках.  На Саню  одурь  нашла,  показалось:
сиденье свободное, можно расслабиться. И плюхнулся. Хорошо, девица разбитная
попалась, не закатила скандальной истерики. Сбросила квартиранта: "Ты бы еще
на бюст взгромоздился!"
     Бюст, кстати, был не меньше сиденья.
     Даже ночью покой не снился. Наоборот, как-то сон  привиделся - закурил.
В  бане  дяди  Андрея.  В  той самой,  в  которой  третьеклассником  потерял
невинность, осквернившись папиросным бычком. И так сладко во сне затягивался
среди тазов  и веников.  Вдруг дядя  заскакивает, с порога  срывает  с  брюк
ремень и ну гонять по предбаннику, потом - по огороду. Вроде как Саня уже не
пацан.  Но  улепетывает.  "Ты  же,  стервец,  бросил!"  -  летит  за ним  по
картофельным рядам дядя. Саня, убегая, дымит, как паровоз, чтобы сигарета не
пропала у дяди под каблуком, если догонит. Ремень уже  начинает свистеть над
ухом. Вот-вот жиганет по спине.
     Видит  Саня  сон,  и  вдруг   такое  зло  возьмет  на  себя  любезного:
"Закурил-таки!"   Последним   негодяем   себя   чувствует.   "Слабак!   Баба
бесхребетная! Стервец!" Безжалостно истязается, но сигарету не бросает...
     А дядя... У него брюки на колени съехали, кальсоны белым лебедем взмыли
над  зеленой ботвой. И тут же, как от выстрела, рухнули вместе  с хозяином в
картофельные кусты. Спутанный штанами зарылся дядя носом в междурядье.
     "Паршивец!" - кричит племяннику, отплевываясь от земли.
     "Паршивец!" - соглашается Саня.
     Соглашается тот, который категорически против никотина. А который "за",
опять  на   поводу  у  беса.  Отбежав  на  безопасное  расстояние  от  дяди,
натягивающего в  лежачей  позе, чтоб  соседи не увидели,  штаны,  закуривает
новую сигарету.
     Зато, когда  окончательно откроет глаза и поймет: курил во  сне,  такая
благодать в сердце  вступит! Запел бы в  голос  типа:  "Взвейтесь  кострами,
синие ночи!.."
     Да жена под боком. Может взвиться вслед за кострами.

     БЕГ ОТ МЫШЕЧНОГО МАРАЗМА
     Как сигаретная  зависимость  ни  сопротивлялась,  одолел  Саня  беса  с
фильтром и без. Пусть  не сразу подчистую разделался, долго еще гнездился  в
недрах организма  вирус, толкавший на дымное  дело, но это мелкие  цветочки,
главного змея искусителя  скрутил в полгода. Прекратил броски к  унитазу для
уничтожения  сигарет. В  автобусах, садясь  на сиденье,  не шарил  рукой под
задницей на предмет чужих коленей. "Крыша" привыкла обходиться без яда.
     И не  успокоился на достигнутом. Не с чего было отлеживаться на лаврах.
Ненавистная фотография и оригинал в зеркале  ничем не  отличались. На фото у
моря  Саня не  курил,  а в  остальном  резких  сдвигов  в  сторону  Апполона
Бельведерского  не наблюдалось.  Живот  как был  шаром,  так  и  не  сдулся.
Бесформенность бицепсов и трицепсов пребывала в том же разбулдыженном виде.
     Глядя  на  фотографию,  Саня  поклялся  уничтожить  мышечный  кисель  с
жировыми берегами.
     Прописал  бегом сбрасывать  лишние  килограммы в  круговорот веществ  в
природе.
     На первую пробежку, как моряк перед боем, во все чистое нарядился.
     Как в воду глядел.
     Это  во сне резво  скакал от дяди по пересеченной картофельными кустами
местности.  Наяву  -  не  тут-то  было.  Напрасно  надеялся,  что  организм,
покончивший с никотином, запросто запереставляет ноги в погоне за спортивной
фигурой,  а  не  так,  как  в  тот  позорно  памятный вечер, когда  доходягу
Фантомаса не мог настигнуть.
     Саня вышел на  старт в  рощу с твердым  намерением сделать  получасовую
тренировку.  Для начала  вполне  достаточно,  а  дальше  будет видно,  какие
нагрузки давать.  С вдруг пришедшими в голову гранеными стихами:  "Гвозди бы
делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей!" - весело засеменил к
гвоздевому идеалу.
     Первые шагов десять приближался к нему без натуги. Бежалось  легко.  Но
уже на втором десятке обвально прошиб пот. После ста метров дышал смертельно
загнанной  собакой.  Вскоре  атрофировались  все  желания,  кроме  одного  -
покончить  с  мучениями.  Внутренняя  анатомия  хором  взбунтовалась  против
спортивного истязания  -  колола  печень,  ныло  сердце, тошнило  в желудке,
темень  падала  на зрение. В  пику  бунту  Саня  вызвал на внутренний  экран
пляжную  фотографию и, движимый  лютой  ненавистью  к  расплывшимся телесам,
продолжал  со  скоростью беременной  черепахи  переставлять  чугунные  ноги.
Ненависти хватило метров  на двести, после чего Саня вместе с ней рухнул под
березу.
     В раскрытый рот лезла пыльная трава,  на  лоб  взбежал трудяга муравей,
над  ухом  заныл, готовясь  к  атаке, комар.  Сане было  наплевать. Хотелось
затихнуть на веки вечные под древесной сенью.  Сердце бухало так, что береза
осиной вибрировала до самой верхушки.
     Через полчаса  Саня смахнул  со лба муравья, убил напившегося до отвала
комара, сел,  притулившись к стволу.  Умирать  уже не хотелось, но и жить не
тянуло.
     Никогда Саня спортивностью не  отличался. Ну, пинал в  детстве  мяч. На
уроках физкультуры прыгал, бегал, гранату метал без  двоек. К  соревнованиям
не привлекался, но от дяди Андрея резво убегал.
     А сегодня тот без напряга достал бы племяша. Срам! В прошлом году дядя,
провожая Саню, принес на вокзал "посошок" в пол-литровой фляжке. Они граммов
по сто  пятьдесят приняли, Саня сел в  вагон. И вдруг дядя сорвался вдогонку
отчалившему от вокзала поезду.
     Что за пожар? Саня дернул окно вниз: в чем дело?
     - Саня, - кричал на бегу дядя, - головой к окну не ложись! Продует!
     Оказывается, забыл племяша-несмышленыша нагрузить мудрым  советом. И до
конца перрона рысил, помахивая рукой.
     За  пять минут до  забега, расцеловавшись  на прощанье,  пустил  слезу:
"Может, не увидимся боле, не доживу до следующего раза".
     "А я доживу до его семидесяти семи, - самоистязался под березой Саня, -
если в тридцать шесть еле ноги переставляю?"
     На  следующий день Саня достал пляжное фото. Глядя на целлюлит  фигуры,
мобилизирующе  насупился  и  полез  в  кладовку  искать  кроссовки,  которые
накануне зашвырнул в дальний угол.
     Много  раз  еще  падал  под березки  умирать,  но с каждой  тренировкой
валился трупом  хотя  бы  на  метр  дальше  от  дома. И  все  реже  доставал
мобилизующую фотографию.
     С  подводным  Фантомасом потягался  в забеге  через  пять месяцев после
первого старта. На одной из тренировок свернул на глухую тропинку  и вдруг -
Фантомас   на  пеньке.   Опять   какой-то  пузырек  аптечного  происхождения
разглядывает.
     - Попался, который кусался! - весело закричал Саня.
     Фантомас не понял шутки, сорвался с пня и, засовывая  в карман пузырек,
экспроприированный из дачного домика, побежал от греха подальше.
     Между ними было метров  тридцать. Саня ускорился, разрыв между  старыми
знакомыми начал сокращаться для тесной встречи. Однако Фантомас не торопился
в объятия. Он проворно избавился от туфель, в которые принарядился на той же
даче.  Мокасины  оказались  великоватыми.  Не  для  бега.  В  дырявых носках
Фантомас легко  пошел в  отрыв. Но  и  Саня подналег.  Убегающего гнал страх
"бить  будет",  догоняющего  -  чувство  ущемленного  у  костра  из  сигарет
достоинства.
     Последняя  движущая сила  оказалась не хуже  первой. Фантомас,  как  ни
боялся  расправы, начал снижать  темп. Его  голые пятки сверкали все ближе и
ближе к Саниному зрению.
     "Не  все скоту масленица", - победно  подумал  Саня, готовясь  схватить
обидчика за шиворот.
     Вовсе  не  хотел  отомстить  Фантомасу  за  сигареты.  Задачу  наметил:
доказать делом, не зря рощу топтал бегом - накопился порох в пороховницах.
     Когда оставалось руку протянуть до победы и захватить обидчика в полон,
Фантомас вдруг резко повернулся  и выставил  наперерез  погоне лысый  череп.
Саня врезался в него  на полном ходу. Казалось, пронзило Фантомасом до самых
печенок. Глаза вылезли  из орбит, Саня согнулся  пополам.  И тут  же получил
грязным кулаком под глаз. Отчего сел на задницу.
     Добивать противника  у  Фантомаса  не  было  времени.  Он  стартанул  в
обратную  сторону, за туфлями.  Они хоть и были на  размер больше, да больно
глянулись. С рантами. А по роще тут и там шакальем шныряли конкуренты.
     Саня плелся домой на ватных ногах. В ушах стоял погребальный перезвон.
     "А если  бы в первый раз Фантомаса  догнал?  -  думал  сквозь  хмарь  в
голове. - За сигареты вообще убил бы меня".
     "Что   я  за   мужик?  -   трогал  наливающийся  под  глазом  синяк.  -
Обворовывают, избивают.  И кто? Бичара! Что дальше будет? Ведь волчьи законы
с  каждым  днем развиваются. Цены скачут,  как наскипидаренные, преступность
растет, как на нитратах... В  школах предмет выживания от такой жизни ввели.
Учат,  как выкручиваться,  если за горло берут.  А в это бандитское  время у
меня жир по всему периметру".
     После  того случая  Саня с еще большим остервенением  стал  бороться за
физическое совершенство.

     КТО ТАМ ШАГАЕТ НАЛЕВО?
     И пришло время, в которое,  рассматривая себя  в зеркале, не  испытывал
приступ слюноотделения, когда хотелось заплевать отражение вдоль,  поперек и
в шахматном порядке. Физиономия утратила самодовольную округлость. Дирижабль
утробы  умерил  объемы. Пока  фотомодельных позывов  соваться  в объектив  в
плавках не возникало, а все же гордость щекотала себя. Могем!!
     Улучшая  зеркального   двойника,  Саня  продолжал  утрамбовывать  тропу
бегуна.  По часу  мог без  устали  не  вылазить  из рощи. Параллельно  бегу,
бывало, песню мурлычет или думы думает...
     Однажды додумался.
     Можно сказать, протер глаза  и  шлепнул себя по  лбу: е-е-е! Супруга-то
залевила!!  А  он,  лопух, у себя перед носом не  замечает  бревно криминала
интимного свойства. Саня по инерции продолжал переставлять ноги, лихорадочно
прокручивая в голове домашнюю хронику, анализируя факты вчерашний дней.
     Сами  понимаете, за руку супругу с наставлением рогов  на тропе поймать
не мог.  Однако косвенные улики перед мысленным взором предстали. Менделееву
понадобилось  уснуть, чтобы химэлементы  встали на свои табличные  места,  у
Сани  наяву  вся  домашняя  химия  открылась. Как  суббота или  воскресенье,
супруга накручивает кудри, маникюр-педикюр  наводит и другую красоту по всей
открытой   на   показ  площади.  И  даже  закрытой.  Зачем,  спрашивается  в
кроссворде, зимой  педикюр?  А  он и  в  морозы  не  переводился.  Нарядится
красоткой и попылила из дому.
     Официальная причина  была из железа с  бетоном.  С  него и  хлопал Саня
ушами в неведении. Причем - с удовольствием. Нарадоваться не мог  регулярным
отлучкам. Суббота, а супруга не мельтешит перед  глазами.  Воскресенье, а не
вяжется  банным листом:  туда  сходи,  то  сделай.  Блаженствуй  себе  перед
телевизором. Да мало, что не зудит, не пилит. Она в отлучке деньги кует.
     Так верил счастливый супруг.
     Два  года назад Ленка подработку нашла  - страхагентом. Под  этим видом
исчезала  на  радость Сане  в выходные.  Клиентов,  дескать,  страховать  от
несчастных  случаев, воровства,  грабежа  и пожаров  со  стихийными  бедами.
Агента,  известное  дело,  вне зависимости  от красных дней  календаря, ноги
кормят.
     В  тот  памятный  день,  когда  нашего  героя,  как  Дмитрия  Ивановича
Менделева,  пробила "эврика",  жена  тоже ушла  расфуфыренная. Саня приятное
времяпровождение начал  с пробежки, потом планировал покейфовать с книжкой в
ванне...
     До кайфа не добежал, запнулся меж берез и сосен: а че это она вдруг так
собирается на страхмероприятия?
     В театр или в гости  идти - проще выглядит. Расческой  пару раз махнет,
помадой на  ходу мазанется и порядок.  Кудри по настроению  может накрутить,
чаще и так сойдет. А тут  обязательно  прическа,  всенепременно  душ и белье
парадное.  Не  подумайте  -  Саня в  щелку подглядывал.  Супруга  не  думала
прятаться,  туда-сюда,  наряжаясь, по  квартире  в  ниглиже  носится,  еще и
какое-нибудь "ля-ля-ля" веселое напевает...
     "Совсем за лопуха держит!" - подумал Саня.
     Узрев перед носом  подозрительные  факты,  начал крутить  их так и сяк.
Конечно,  страхагентше  надо с  изюминкой  выглядеть. Кто  мымре  заношенной
захочет свои потом и кровью заработанные платить? "Может, это спецодежда?" -
гадал Саня. И  тут  же грызли сомнения. Хорошо: кудри,  платье - понятно. Но
при чем здесь тщательный подход к нижнему белью? Не  к  врачу на прием идет!
"А если, - рассуждал дальше, - именно  полный набор, по-современному говоря,
прикид,  вплоть  до  невидимых  постороннему глазу парадного  бюстгальтера и
кружевных плавок с розочкой на кокемане  дает предельную уверенность в себе?
Без   наличия   которой   не   уломать  прижимистого  клиента.   Не  убедить
раскошелиться на страхдоговор".
     Логичный вывод.
     "Но почему  в  женско-критические дни дома сидит?" -  подвергал  логику
убийственному сомнению Саня.
     "По  нездоровью сомневается в своих  силах,  боится рисковать,  - делал
контрдовод.  -  Лучше позже  навалиться на  клиента наверняка,  чем спугнуть
шанс".
     И  тут  же  злился: "Бредятина  ВСЁ это.  У  нее  так просто ничего  не
делается. Попусту себя утруждать никогда и ни за что не будет!"
     Рушилась  у Сани многолетняя надежда - он  незаменимый до гроба подарок
для жены.
     Саня сдержался, не стал рубить с плеча, скандалить,  тут надо наверняка
накопить информацию.
     Каких-то новых обличительных  фактов  не  проявлялось, хотя  все чаще и
чаще Ленка каменеть стала, когда на нее руку с любовью возлагал:
     - Не лезь! Отстань! У тебя одни глупости на уме!
     По осени она совсем  перешла  в страхагентство работать.  Мужички там и
бабоньки оторви да брось собрались,  не монастырь. Раза два  в месяц точно у
них отвальные,  привальные, дни рождения. Исключительно без дров - жен-мужей
-  проводятся.  Такая  традиция устаканилась, сугубо  с  членами  коллектива
отмечать.
     К   слову  сказать,  никогда   жена  позже  восьми  не  возвращалась  с
выпивончиков. Опять же и возвращалась в состоянии чуть пригубившей винца. Не
придерешься.
     Но однажды,  в  пятницу,  восемь часов стрелки  нарисовали - нет Ленки,
десять - нет. Концерт по телевизору из серии: раздайся, народ,  песня-пляска
идет, - начался, а у Сани он в одно  ухо влетает, в другое вылетает - нет на
эстраду  в голове  перегородок, одна  супруга  на  уме.  Минут  десять перед
экраном поторчит и на балкон, как  на наблюдательный пункт, бежит. Поглазеет
по сторонам, померзнет и снова в концерт, не снимая пальто-шапку, уставится.
А  зачем  снимать,  если  скоро опять с  балкона  Ленку  высматривать:  одна
заявится или с провожатым?
     Наконец, засек в первом часу. Издалека  признал. Шапка, пальто, сумочка
до земли  -  все  ее, но с  кем на пару идет -  вопрос. Вроде  мужчина, да с
девятого этажа на сто процентов уверен не будешь. Может, и женщина, а сердце
подсказывает  - хахаль.  Тот, к которому  по выходным в  плавках с  розочкой
ходит.
     План  у  Сани в  голове  сложился со спины их  застукать. В  фас  могут
разбежаться  или принять вид: я не я  и лошадь  не моя, а со спины легче  за
руку на месте преступления схватить.
     Тактику выбрал, пока они вдоль дома идут, сквозонуть по крыше встречным
курсом,  спуститься на  землю из последнего подъезда и  сказать им в затылки
ласково: "Вы подписались на газету "СПИД"?"
     Красиво  себе  Саня их  реакцию  представил,  да пока в  тыл  по  крыше
заходил, хоть и бежал хорошо, что значит  тренировки в роще, затылки исчезли
в  подъезде. Метнулся  Саня  следом  ловушку захлопнуть, но  дверь  подъезда
открыть не успел, слышит с внутренней стороны к ней кто-то  бежит. "Хахаль!"
- решил Саня. Отступил в сторонку, чтобы дверью не пришибло, а когда  хахаль
на улицу выскочил,  Саня на него сзади налетел и без предупреждения  схватил
за горло. Трагедия Шекспира на подмостках  жизни да и только. Мол, раз ты из
моей  жены любовницу смастерил, я сначала тебе  кислород пережму, а уж потом
ей, Дездемоне такую козу заделаю.
     - Что, котяра! - начал Саня убийственный монолог, - попался!  Сейчас  я
тебя стерилизовать буду!
     В отличие от Отелло - решил мстить по полной программе.
     Котяра категорически не согласен с данной трактовкой. Хрипит, лягается,
локтями бьет.
     Саня-Отелло  вдруг  на  фоне бурного протеста  выясняет,  что не котяру
душит, не заразу хахаля, который позорные рога на  Санином лбу выращивает, а
соседку Марию. Та сторожихой в детсадике, что во дворе, подрабатывала, ну и,
торопясь на пост после домашнего чая, угодила в хахали.
     Хотя нечего  было  мужскую шапку  и брюки  надевать.  Мужик  мужиком  в
темноте. Хорошо, Саня одной рукой душил, второй вовремя наткнулся на женские
прелести...
     Так бы остался детсадик в ту ночь без охраны.
     Извинился  Саня,   отпустил  Марию,  сам  в  подъезд  бесшумно   вплыл.
Прислушался - есть! Парочка наверху шуршит-шушукается, но не разобрать: жена
там или кто другой? Высоко стоят. Для опознания ближе надо подкрасться.
     И  опять хреновина с  морковиной: правый  сапог у  Сани скрипит, как из
пушки.  Чистейших  итальянских  кровей, а как  несмазанная  телега.  Сколько
кремов Ленкиных для лица извел, результат не  в Санину пользу. В общей толпе
не бросается в глаза, как по тишине идти, хоть уши затыкай. Когда первый раз
Саня сапоги надел, в такой пассаж вляпался...
     Пошли   с  Ленкой  в  театр  на  комедию.  Сели,  свет  погас,  занавес
разъехался, супруга  вспомнила: утюг из розетки забыла  выдернуть. Свинье не
до  поросят,  когда ее  на костер тащат, повскакали  наши  театралы  с  мест
квартиру тушить. И актер на сцену с телеграммой выскочил, рот раскрыл  пьесу
начинать, а Санин  правый сапог как заскрипит навстречу спектаклю! Театр при
царе Горохе строили, муха на сцене пролетит - глухой на балконе проснется. В
такой дореволюционной акустике сапог, что гром среди ясного неба.
     Актер позеленел, рот захлопнул, убежал за кулисы.
     Сане извиняться некогда, пожар  ждать  не будет, на левый сапог встает,
здесь итальянцы классно сработали, без  скрипа. Но актер опять выскочил, рот
раскрывает.  Тоже  не  терпится  побыстрее   начать,  чтобы  домой  пораньше
вернуться. А Саня уже  правую взрывоопасную ногу поднял и застыл, как собака
у столбика. Боится спектаклю помешать. Ведь актер заслуженный, а ему сапогом
слово  сказать не дают. Саня решил,  не  сгорит поди дотла,  если  подождать
минутку, начнет комедию, тогда под шумок выскочат.
     У  жены свое мнение  - дернула за  рукав: пошли. Не удержался Саня,  со
всего  маху  опять  заскрипел  поперек  пьесы.  Актер   от  злости  разорвал
телеграмму, убежал жаловаться. Наши театралы следом пожар тушить...
     Такая на Сане  обутка в тот  тревожный вечер, перешедший в боевую ночь,
была. В  ней  только  шпионов  на  границе  распугивать.  А  Сане  наоборот,
беззвучно надо подкрасться к парочке, застукать криминал во всей красе.
     Снял в  руки  сапоги,  крадется по ступенькам,  пыль  и холод на  носки
наматывает.  А  любовников  как  обрезало,  перестали  ворковать.  Вынуждают
детектива в упор приближаться. Хорошо, на втором-третьем  этажах лампочки не
горели. Двигается  Саня  по темноте, нервы на  крайнем  пределе, руки душить
паскудство  чешутся.   А  любовники,  Саня  всеми  печенками  с  селезенками
чувствует, целуются.
     Операция складывалась строго по плану  и была  в  двух шагах от успеха,
кабы  Тузик  - зараза два раза  - не  выскочил.  Шмакодявка,  но злющий, как
хозяева, которые завели  пса, а в квартиру не пускают. Под  дверями живет. И
если  лифт  не  работает,  облает на  десять  рядов,  пока  поднимаешься  по
лестнице.
     Всю конспирацию  гавканьем завалил. Саня готов был прибить на  месте, в
лай правым-левым сапогом запустил.
     - Пошел вон, - закричал, - скотина!
     Заскулил  раненый  Тузик,  а сверху кто-то камнем  мимо  Сани пролетел,
только  башмаки по ступенькам  пробухали. Саня следом. Из подъезда выскочил,
трех шагов сделать не успел, с супругой нос к носу.
     - Ты куда? - спрашивает Ленка.
     - Хахаля твоего, - на бегу Саня отвечает, - ловлю для стерилизации!
     На что Ленка аж подпрыгнула на месте.
     - Ты че, - кричит, - врешь и не морщишься?! Там девица бежит!
     Саня присмотрелся - точно девица улепетывает.
     Жена как понесла: она черт знает куда в район ездила машины страховать,
заработала на куртку сыну, а он босиком по снегу баб гоняет!..
     Прокол у Сани получился.
     Хотя  подозрения  не  исчезли.  Даже  усилились. Ленка  в  ту  ночь  не
окаменела, когда через  час руку с контрольными любезностями на нее положил.
Не отшила: "У  тебя  одни  глупости на уме!"  То  без  причины красный  свет
интимным  начинаниям,  а когда  самый  момент  запрет наложить, она  объятия
супружескому долгу раскрывает...
     Нет, думал и дальше Саня, не чисто...

     БЕСПОНТОВАЯ "Б"
     Саня лежал  с открытыми  в темноту  глазами.  Сон,  хоть  эти самые очи
зашивай, не шел. Горькие думы  "как быть-поступить?" терзали голову. Нечисто
с  супругой,  ой,  нечисто!  Левизна  непременно  есть.  Что  с ней  делать?
Выслеживать по улицам? Вынюхивать  у подруг и  сослуживцев? Это ведь  самому
ниже плинтуса опуститься.
     Сестра двоюродная Галка в прошлом году учудила - смех и слезы. Ревнивая
с  мокрых  пеленок. К  сорока  годам  вообще  житья  себе не  дает.  Страшно
смотреть,  как человек изводится. Предмету зверской ревности мужу-Вите, тоже
не мед.  По  юбочному делу никогда и не был донжуаном. Может, глубоко внутри
не  прочь,  но  снаружи  - мечтает дожить  до естественной смерти. А  не  от
прелестных ручек супруги...
     Галка   не  простой   ревнивец-дилетант   -   профессиональный   сыщик,
четырнадцать  лет  беспрерывного  стажа в  уголовке. Следственно-оперативную
работу знает лучше учебника. Витькины карманы с первой брачной ночи шмонает.
Швы  и  те проверяет, нет ли женского  волоса.  Утром,  отправляя на службу,
тайком зафиксирует исходное  состояние, вечером  - контрольная проверка.  Не
дай Бог на носовом платке следы подозрительного происхождения или фантик  от
конфетки в кармане. Сразу допрос с пристрастием...
     Записную  книжку  Витьки  знает  до  последней  запятой.  И  вдруг  там
обнаруживаются свежезанесенные  строчки: "ул. Зеленая, дом 14,  квартира  3,
ост. "Дворец культуры". Котенко Б.".
     Не Витькой выведено. И не мужиком.  Буквочки кругленькие, одна к другой
игриво цепляются. Без графологической экспертизы видно - женская рука.
     - Это что за "Б"? - сунула под нос мужу вопиющую криминалом запись.
     Где-то  в  голове, на  задворках  бурно начинающегося  следствия,  была
надежда у детектива: Котенко -  особь мужского пола. На "Б" женские имена на
ум не приходили.
     Муж разрушил надежду  дурацким "не знаю". И ошарашено округлил глаза на
"Б".
     Наотрез  отказался.  Книжка записная его,  откуда  "Б" образовалась  не
признается.
     -  Че  ты зеньки-то вылупил? Че?  Не знает  он! Сейчас узнаешь, - Галка
схватила  плащ  и  Витьку. - Я тебе покажу "Б"! Ты у меня навсегда забудешь,
где у них что под юбкой расположено.
     Сграбастала   Витьку,  на  остановку  "Дворец  культуры"   повезла.  Он
попытался отказаться от очной ставки. Дескать, не делай из меня клоуна.
     - Давай без шоу, - отрубила Галка, - не то в наручниках повезу.
     И  пистолет в  сумочку положила.  Не газовый. С  металлическими пулями.
Табельный. В  те времена  уже  покончили с  прежней  строгостью, когда ствол
после  дежурства  не моги  не  сдать  под роспись.  Либерализм огнестрельный
начался в органах. На Витькину голову.
     Поехали они с пистолетом прямиком на Зеленую, дом 14, квартира 3.
     Открыла  кругленькая,  лет  двадцати  пяти,  бабенка.  В наманикюренных
пальчиках  сигарета. Из-под халатика бюст рвется гостям  навстречу.  Коленки
сахарные гостеприимно белеют.
     - Вы Котенко Б.? - без наводящих вопросов переступила порог Галка.
     - Я, - поправила на груди халатик бабенка.
     Витьку сразу пот холодный прошиб - как бы  Галка стрелять не начала. Он
хоть и далек был от  театра с его законами (работал по электрической части),
тем не менее знал, если в спектакле  появилось ружье - могут убить. А тут не
"тулка" однозарядная,  пистолет  с  полной обоймой -  столько  трупов  можно
нащелкать, сцены не хватит разложить...
     Галка, убедившись, что  под "Б" особа женского рода скрывается, понесла
ее по  матерным  кочкам.  За четырнадцать  следовательских  лет  не считано,
сколько хулиганья и урок  через  кабинет  прошло. Галка  на "б" и  остальные
веселые буквы почище зеков заворачивает.
     Бабенка халатик на грудь вырывающуюся натягивает, отказуху гонит:
     - Нет!.. Первый раз вижу!.. Не спала!..
     Галка  детектив прожженный,  ей  ли  не знать  повадки подследственных:
отрицай с выпученными глазами "я не  я и лошадь  не моя". До  последнего  не
соглашайся приговор себе подписывать.
     Галка  полезла  в сумочку за  стопудовым  вещдоком  - записной книжкой.
Надоело бесстыжее отпирание.
     Витька подумал:  начинается театр  с вешалками! Сейчас  ружье  из бурно
разворачивающегося спектакля стрелять наповал начнет.
     Мокрое  дело   на   Чехова   не   спишешь.   Жена   хоть   и   работник
правоохранительных  органов -  закатают  в  тюрьму за  милую  душу. Бросился
мешать Галке в сумочку с огнестрельным оружием залезать.
     Галка подумала: все правильно - испугался, что истина наружу лезет.
     - Пусти! - кричит. - Убью!
     - Не дури! - Витька изо всех сил вцепился в сумочку.
     -  Жалко  профурсетку!  -  еще  больше  разгорелась  Галка.  -  Значит,
кувыркался с ней!
     Тянут-потянут  сумочку  в разные  стороны. Не  может  Галка вырвать для
предъявления  железного  доказательства.  Как  ни  упирается -  не  в  силах
перебороть на смерть стоящего мужа, чтобы натыкать мордой эту курву сисястую
и  Витьку  заодно.  Пыхтит  Галка,  матерится - бесполезно. И вдруг на  фоне
неудачного поединка  такое взяло ее отчаяние, такое безразличие из серии:  а
идите вы все куда подальше мелкими шагами...
     - Да затрахайтесь в доску! - закричала чуть не плача.
     И как швырнет Витьку на пышную грудь бабенке.
     - На! подавись!
     "Б"  от броска  полетела вглубь квартиры.  Витька за ней, прилипнув  по
инерции к упругому бюсту.
     Потом,  когда  дело было закрыто  за отсутствием улик, долго  в  памяти
стоял аромат холеной дамочки.
     У Галки затмение  с отчаянием быстро прошло, следом прыгнула,  пистолет
выхватила и выстрелила. Не в  мужа - все равно жалко. И не в  бабенку  - оно
надо  сидеть  из-за какой-то шлюшки.  Пальнула поверх  сладкой парочки. Витя
остолбенел,  бабенка отпала  от его  груди в  обморок.  А  Галка по-хозяйски
схватила мужа.
     - Хрен тебе, а не "Б" с титьками! Обрадовался!
     И потащила Витьку с Зеленой - дом 14, квартира 3 - восвояси.
     Где опять за  рыбу  деньги:  запустила  Витьке  в физиономию  чемодан с
вещами:
     - Видеть тебя не хочу!
     Муж нет бы доводы в свою защиту излагать, стал молча обуваться.
     Галка опять взвилась:
     - К "Б" собрался?  Кобель занюханный!  Я тебе покажу "Б"! Я тебе устрою
титьки безразмерные!
     И за сумочку с пистолетом...
     Донельзя  перегрелась  на  почве  ревности.  Руки   зачесались  всадить
мстительную пулю...
     Выхватила смертоносный ствол...
     Но кровавой стрельбы, вопреки Чехову, не последовало.
     Светка, доча любимая, уберегла папу от поражающих выстрелов  в сердце и
другие важные органы. Вовремя нарисовалась из школы.
     Тут-то  вся  подноготная  шекспировской трагедии  с  Дездемоной в  роли
Отелло наружу вылезла.
     Компрометирующую  с  ног до головы запись  сделал никто иной, как  она,
родная доча Светик-семицветик. Пятнадцать лет, а уже не прочь похихикать над
слабостями  родаков,  то бишь  - родителей. Шутки ради, зная следовательский
характер мамочки, написала  в записную книжку папочке адрес  новой  химички.
Вредной и выпендрежной.
     - А если бы застрелила его! - ругалась Галка.
     - Мам, ты че такая беспонтовая, приколов не понимаешь? -  подлизывалась
нашкодившая доча.
     Такой прикольный случай был у Сани был перед глазами.

     ПОГРАНЕЦ
     Саня не  хотел  вляпаться,  как  сестра  Галка. Но и надеяться,  что со
временем Ленка  перебесится - дохлый номер. У походячего моря ждать погоды -
это как до луны пешком.
     Саня повернулся на бок, уперся животом в стену. "У нее тоже одна жизнь,
- посолил философией рану. - И не двадцать  беззаботных лет  позади, климакс
не за горами, напоследок красивого хочется, а тут я с пузенью..."
     "Так что теперь задницей перед другими крутить?!"
     Нет, конечно.  Но и  компромата стопроцентного нет.  Моралью  на пустом
месте не  проймешь. И раньше характер скандалиозный  был,  как начала больше
Сани  зарабатывать,  вообще на  косой  козе не подъедешь.  Попробуй заикнись
против, может  в такой разнос пойти... А тут  не  баран чихнул,  обвинение в
слабости на передок. Но  и сидеть  сложа  руки,  когда, очень  может  стать,
кто-то использует твою  жену в хвост и в гриву, не хотел. Не мог примириться
с  такой несправедливостью. Жалко отошли времена,  когда вожжами мужик  бабу
отходил и баста...
     Такие мысли точили Саню. Не позволяли  забыться мирным сном. Раздражала
жена, посапывающая рядом,  часы  на  стене,  пожирающие  клацаньем  секунды,
живот,  который  никак  удобно не укладывался, словно протез холодный,  а не
родная  утроба.  А  ведь  был уже скромных размеров,  но сегодня мешался под
ногами сна.
     Хлопая глазами посреди ночи, Саня вспомнил Погранца...
     Еще  летом  того  приметил.  Постоянных  бегунов в  роще  насчитывалось
несколько  экземпляров.  С  прибабахом - двое. Один в любую  погоду, будь то
солнце, будь то снег - в трусах и с лыжной палкой средь березок рассекал.
     - На кой палка? - полюбопытствовал как-то Саня. - Для балансировки?
     - Ага,  - сказал на ходу коллега по спорту, - В позапрошлом году  бегу,
душа  поет,  думаю,  сегодня  километров  тридцать  дам.  Вдруг из-за дерева
овчарка с корову ростом вылетает. Следом крик: "Не бойтесь! Она добрая!" Я и
не испугаться. Не успел. Эта "добрая" как цапанет за филейную часть...  Будь
в тот  момент палка в  руках, защитил бы мягкий тыл от  рваной травмы. А так
из-за неисправности задницы не смог  в "Сибирском марафоне"  участвовать.  С
той поры палку из рук не выпускаю...
     Второй  бегун оригинального пошиба, под два метра ростом, топтал рощу в
кирзовых сапогах,  перепоясанный  широченным  монтажным  поясом  (как  позже
выяснилось, начиненным свинцом). И тоже руки не пустые. С лопатой.
     Саня  думал, шанцевый  инструмент  той  же  предохранительной функции -
четвероногих друзей отгонять. Лопатой даже лучше приструнить по башке.
     Оказалось, не в собаках дело.  Погранец, так Саня после знакомства звал
бегуна с лопатой, брал ее для более экзотических целей. В  один летний вечер
Саня выскочил на глухую полянку и наткнулся на Погранца, копающего яму.
     - Озеленением рощи занимаемся? - юморнул Саня.
     - Шел бы ты лесом, - недружелюбно вонзил лопату в яму землекоп.
     Саня  пошел.  Недалеко.  После чего  на  цыпочках  вернулся  для  сбора
разведданных. Интересно  ведь, что  это  бегуну запоносилось рыться в  лесу?
Клад ищет? Или наоборот - ценности закладывает на хранение?
     Погранец  копал босиком. Запыленные кирзачи  стояли в  пяти  метрах  от
земляных  работ.  От  землекопа  во все стороны летели  комья, почему  убрал
подальше обувь. Углублялся в землю, будто кто-то за ним гнался. "Если дерево
сажать,  зачем дальше  идти? - подумал Саня,  когда  Погранец, вырыв яму  по
колено, не остановился. - Значит, что-то прятать собрался".
     Уйдя в поляну по  ягодицы, Погранец достал из  кармана рулетку, измерил
глубину проделанной работы и отбросил лопату.
     После чего  занялся странным для наблюдающего из засады делом. Посудите
сами,  пусть и не так далеко от города,  но все же в  стороне  от  столбовых
тропинок,  молодой  здоровяк выкопал  яму и... начал  в ней  подпрыгивать  с
серьезным  лицом. Раз, другой,  третий... Передохнет  и опять скачет в  яме,
будто задумал ракетой шахтного базирования уйти в небеса.
     "Больной на мозги что ли?" - подумал  Саня и психологический дискомфорт
закрался  в  душу. Вдруг  попрыгун-копатель  заметит соглядатая в  кустах? С
шизоидными замашками огреть лопатой и в той же яме  закопать - раз  плюнуть.
Саня даже дышать перестал.
     К  счастью,  Погранец  по  сторонам  не  глядел.  Напрыгавшись  досыта,
принялся яму закапывать. "Во, дурак, - подумал Саня, - Извращенец. На травке
скакать нельзя было?"
     В этот  момент на противоположном  краю поляны  у  сапог появилась рука
Фантомаса. Она тянулась к рабоче-крестьянской обуви явно не с целью пощупать
качество  выделки  кирзы. У берез  запахло криминалом. Погранец,  увлеченный
ямой, стоял спиной  к воровству. Фантомас,  пользуясь  ротозейством,  утянул
сапоги в кусты и на четвереньках попятился вглубь леса.
     - Сапоги! - выскочил из укрытия Саня. - Держи его!
     Вдвоем  с  Погранцом ринулись  за Фантомасом. Тот  зайцем  запетлял  по
стежкам-дорожкам. Отдохнувший в засаде Саня, бежал  легко,  напрыгавшийся из
ямы отставал от сапог.
     Саня был уверен в победе. Соперник  навряд ли улучшил результаты со дня
последнего совместного забега, тогда как Саня все лето провел в тренировках.
Расстояние между ними начало сокращаться. "Ну, нет,  - думал Саня, - сегодня
меня на калган не возьмешь". Наученный больным опытом, был готов к коварному
приему  -  резкой остановке противника и атаке черепом в живот.  Фантомас не
стал тормозить.  На  ходу швырнул в  преследователя  сапогом. Попал  в самое
яблочко - в  пуп, Саня подкошено  рухнул на колени, задергал ртом в  поисках
воздуха.  Слезы  брызнули  из  глаз.  В  живот  будто  двухпудовой  гирей из
катапульты заехали.
     Сравнение имело под ногами почву. Повезло, второй сапог в миллиметре от
головы просвистел. Не закрепил образность речи. А  так бы  Саня отбегался. В
лучшем  случае - пополнил ряды  спортсменов  психушки. У  Погранца в сапогах
были свинцовые прокладки. В палец толщиной.
     Это Саня узнал, когда Погранец помог подняться.
     Бегуны  вернулись  на  поляну с  ямой. Погранец прыгнул в нее и тут  же
усилием одних ног выскочил на берег.
     - Попробуй! - предложил Сане.
     Тот как ни пыжился, повторить аттракцион не смог.
     - Если тренироваться постоянно,  -  сказал Погранец,  -  с каждым  днем
увеличивая сантиметров на пять глубину, будешь в результате, как шаолиньский
монах, который сам, метр с кепкой,  а  вылетает из двухметровой  ямы,  будто
черт из табакерки.
     Потом  они  легкой  трусцой побежали из рощи. Погранец на ходу принялся
учить Саню жить.
     - Я ушу  занимаюсь. Оно всю мне судьбу перевернуло. Раньше,  хрен ли по
фигу, копчением неба  занимался.  А жить  надо, как шелковую нить на  основу
наматывать: виток за витком,  виток за  витком, виток за витком,  и с каждым
витком - все совершеннее становиться...

     УШУ
     Они  бежали по вечереющей  роще. Солнце, умаявшись за день, сваливалось
за  горизонт.  По  холодку  активизировались  злокусучие  комары.   Погранец
продолжал вести ушистскую пропаганду:
     - И тебе советую заняться. Себя снаружи и изнутри приведешь  в порядок.
Ты  в  самом  соку мужик, а  лишний вес со всех  сторон распирает. Это какая
нагрузка  на организм! И видок непрезентабельный. Я за каких-то полгода  все
сало сжег. А тоже после армии понесло, к двадцати  пяти годам пузень разбух:
ударь - обрызгаю.
     - На  ушу,  наверное, вы как  лошади  пашете? Чтобы ногами,  как руками
махать, сколько тренироваться надо!
     - Без труда не вытащишь русалку из пруда. Но  конечностями в морду бить
не  главное.  Так  только чайники  думают.  Ушу  - философия  прежде  всего.
Стратегия и  тактика  жизни. Хрен  ли  по  фигу, без него  сейчас  вообще не
выжить. Все под кирпичом, что с крыши падает, ходим.  Сенсей три  года назад
так поломался...
     - Автомобиль южнокорейский?
     - Сам  ты баран. Сенсей  -  это  мастер, тренер. Три  года  назад он на
бетонном полу неудачно назад сальтанул.  Врачи  предсказали: лучшем случае -
инвалид на коляске. Сенсей доказал этим "будем лечить или так умрет", что им
даже коней доверять  нельзя.  Медитацией  восстановил  себя лучше  прежнего.
Опять  во все  стороны  сальто скачет. Если  бы  понадеялся  на  таблетки  с
уколами, верная хана. Наша коновальная медицина и раньше была - за версту ее
обходи, а как бесплатную отменили, вообще  - туши свет, кидай гранату к  ним
записываться. У тебя на платную деньги есть?
     - Нет.
     - Значит, на себя надейся, а не на лекарей-аптекарей.
     - Че, ушу таблетки бесплатные выдает?
     -  Че-че? Карабин через плечо!  Освоишь медитацию - а это саморегуляция
организма  без  всяких  аптечных  гадостей.  Научишься  управлять  энергией,
эмоциями, станешь  свободным от всякой  заразы. Я,  хрен ли по фигу, знаешь,
как раньше от баб  зависел?  Безвылазно в  голове  сидели. С  утра до вечера
хотел  беспрерывно.  Каждый  день  подавай  и  побольше.  Ни  одну  юбку  не
пропускал. Как из армии дембельнулся, - служил на заставе в горах, где проще
было  через  границу перейти,  чем живьем  бабу увидеть,  - как с тех  краев
непуганных аксакалов приехал, удержу  не было. Хочу всегда, хочу везде, хочу
на суше и в воде. А сейчас на  тренировке напашусь, по роще пробегусь и хрен
они мне по фигу.
     В случай чего  - медитацию против них  врубаю. Раньше попалась на глаза
чуть симпатичнее Бабы Яги,  сразу начинаю голяком  представлять.  Мышление у
меня в  этом разрезе  очень пространственное. Она, к  примеру, передо мной в
шубе толстенной, а я в обнаженном многообразии до последней запятой ее вижу.
Будто в банном номере мы, а  не в трамвае  битком забитом. Энергия от  такой
заводной  картины  во мне возникает,  как  в  гранате противотанковой.  Лезу
знакомиться,  и пошло-поехало...  Сейчас  пусть хоть в  насквозь  прозрачном
платье  впритык прижатая стоит. У меня на все женские капканы  и эротические
выпуклости стопудовое противоядие.
     - Ну-ка, ну-ка, что за рецепт? - заинтересовался Саня.
     - Представляю ее на унитазе. И желания знакомиться как ни бывало. Ты не
подумай,  что  от  ушу  "на полшестого"  всю  дорогу.  Ни  в  каком  макаре.
Функционирую дай Бог каждому.  И качество возросло. Раньше скакал  по бабам,
как заяц по капустным грядкам, который там куснет,  тут грызнет. Ни себе, ни
людям. Бывало, пару  минут  объятий  и... "конец  связи". Готовь контакты  к
следующему сеансу. А  теперь только  "конец  связи" подходит, рисую в голове
отвлекающий  от  него   образ.   Шаолиньский   монах  может  при  надобности
раскалиться, как утюг. У них  есть испытание простынями. Раздевается догола,
обматывается смоченной в проруби, аж вода течет, простыней и, погнав на кожу
внутреннюю энергию, сушит, как на печке. Я, чтобы  "конец связи"  в объятиях
оттянуть,  представляю, что на  спину мне из ледяной  воды простынь бросили.
Такую дубарную, что  запросто обеспечит право-лево-кругостороннее воспаление
легких. Но я включаю до упора воображение и сосредоточиваюсь  на сушке. Даме
в  этот  момент все равно, что у  меня на спине  делается,  главное - "конец
связи" за горами за долами. И  так я  наловчился  энергию на мокрые простыни
гонять, могу за один сеанс пять штук просушить.
     А знаешь, какая  у меня  с ушу  экономия на жратве?  Сколько  мы  добра
порожняком  через  себя прогоняем,  деньги на  навоз переводим? Я раньше без
сала  чай  пить  не садился.  Как  хлеб  его наворачивал. Сейчас  вообще  не
употребляю. Мясо тоже:  есть -  хорошо,  нет -  ну  и ладно.  Сенсей  вообще
вегетарианец.  Прикинь,  это в  наше собачье время,  когда  многие только на
горшок и работают.
     А  за  себя постоять!  У нас и кулаками научишься работать! Но  не  это
главное. Будь на  моем месте шаолиньский монах, он бы Фантомаса с его черной
аурой  сразу  почувствовал.  В бег  беги соревноваться с придурком, как мы с
тобой, не стал, а шибанул на расстоянии энергетическим импульсом, и летел бы
Фантомас по кочкам, забыв сапоги и маму  родную.  Я, конечно,  таким макаром
еще не  научился.  Тут  не  один год надо. А мастера, хрен ли по фигу, такое
умеют...  Например, отложенная  смерть. В толпе  подходишь  к врагу, как  бы
невзначай даванул ему в нужное  место,  через несколько  часов он вдруг кони
бросает. А  че к чему и от чего, никто не  врубается. Из него  в  момент вся
жизненная энергия  улетучилась.  Можно, лежа на диване,  медитируя, мысленно
пойти к твоему  обидчику и заделать ему какую  хошь козу.  Например, чтобы у
него мужская сила стала "на полшестого"...
     ...В темноте  ночи, под посапывание жены,  вспомнил Саня  тот разговор.
"Освоить бы влияние на подсознание  других", - думал. Тогда можно Ленку  без
скандалов,  выслеживаний  и  вынюхиваний  корректировать. Она  бы и сама  не
въезжала, почему вдруг налево расхотелось? Не тянет и все. Или на хахалей ее
влиять, чтобы у них "на полшестого", и хоть тресни - ни минутой вверх... Она
приходит,  "я  вся горю,  бери  -  твоя",  а у  него - любовь прошла, завяли
корнеплоды...
     Под утро Саня решил записаться в ушу.

     СЕНСЕЙ
     Саня  пошел  на  тренировку ушистов.  Для начала в качестве  зрителя. С
балкона любопытствовал на философский спорт для выживания.
     Чуть   было   сразу   не   развернул    оглобли   подальше   от   этого
умственно-физического  развития. Ушисты  резво  побежали по кругу,  потом по
команде  тренера,  то  бишь  сенсея,  разом  нырнули  головами  в  пол.  "На
комикадзей готовятся  что-ли?" - подумал Саня. А те нырнули, перекатились на
ноги и дальше без остановки. И  так раз двадцать подряд. Вскочат, разгонятся
и  опять  летят  мордой  вперед, как с  обрыва в речку.  Приглядевшись, Саня
различил,  не темечком врезаются почем зря. Вовремя голову под мышку убирают
и приземляются на плечи.  Которые  ведь  тоже не казенные. Со всего маху, на
скорости, бросить себя  на  пол - это любым местом  больно.  Ушистам хоть бы
хны.  Даже не отряхиваются. Нырнул, вскочил и дальше по  кругу. Позже  после
таких  тренировок  Сане  хотелось  приложить к себе  пятак  метра в  полтора
диаметром. Сплошной синяк на спине после нырков был.
     Сенсей отдавал  команды  на китайском,  но был некитайского пошиба: нос
картошкой,  глаза  поварешкой, сразу видно  не на  рисе с  бамбуком - на щах
вырос.  Зато  одежда...  На  голове  шитая  золотом  черная  шапочка, сродни
тюбетейке.  Только  выше. Сам в черной,  атласно блестящей блузе  с рукавами
разлетайками,  на груди  и  на  спине которой  водились  кровожадные  звери.
Красно-желтые драконы рвались растерзать окружающих. Брюки антрацито черные,
как у дирижера  симфонического оркестра. Только без  стрелок. Зато палочка в
руках  поувесистее.  Такой  симфонию  не  отмахаешь  -  рука  отвалиться.  А
назначение аналогичное - руководить. Ушисты должны вести себя  как по нотам.
Отступил от партитуры - получи. Да не дирижерское предупреждение издалека, а
по заднице или другому месту.
     Сане поначалу частенько доставалось по животу и чрезмерным ягодицам.
     - Убирай! - приказывал сенсей.
     Обидно, а что делать?
     Еще и кланяться надо в благодарность за учебу.
     В ушу  без  поклона к  сенсею  не  подходи.  От  чего Саню коробило. Не
средний век как-никак.
     "Тогда  кланяйся  своему пузу! -  усмирял гордыню  Погранец. - Противно
поклоны бить! А жир распускать не противно?"
     Насчет целлюлита приходилось соглашался.
     Нагрузки  были  лошадиные.  Например,  бег  по  кругу  вприсядку.  Ноги
отстегивались уже на первых метрах.
     -  После  таких   тренировок,  конечно,  будешь  свободным  от  женской
зависимости, - невесело говорил Саня Погранцу.
     - Втянешься, - смеялся тот. - Дай лучше пробью бок.
     И заносил указательный палец, целясь ткнуть под ребра.
     - Уйди! - защищался Саня.
     Погранец  хотел сделать из пальца стенопробойник. Постоянно  тыкал им в
стену, стол, во  все,  что  под  руку попадется. Со  временем  палец  должен
приобрести стальную твердость и входить в  противника, как в масло. Ткнул...
и ножа не надо.
     В будущем планировал не только противников протыкать. На  тренировках и
дома учился стоять на пальцах рук. Уже обходился без мизинцев. Затем отпадет
надобность в безымянных... Идеалом совершенства было - воткнуть указательный
в землю и сделать на нем стойку вниз головой.

     ВАНЦУЙ
     Как догадался читатель, Саня, посмотрев зверскую тренировку ушистов, по
принципу: глаза  боятся,  а  шея  в  петлю лезет,  -  записался  в китайское
единоборство. В группу начинающих. В первый день сенсей уронил всех, заявив:
     - Будем учиться орать.
     - Че тут учиться? - сказал Саня. - Ори да ори!
     Сенсей перебросил  свою палку  из  одной  руки  в  другую,  с  усмешкой
предложил Сане крикнуть "ванцуй" - боевой клич ушистов.
     - Во все горло, - наказал.
     Саня набрал полные внутренности воздуха, заорал, как резанный:
     - Ванцу-у-у-у-й!!!
     От натуги разноцветная мошкара перед глазами полетела.
     - Твоим  шепотком,  - забраковал старания сенсей, - только  мух пугать,
когда перед  носом сидят.  В  бою ты  должен  заорать,  чтобы  у  противника
депресанты хлынули  в кровь, ужас парализовал руки-ноги.  Он был ошарашен  и
подавлен.
     Правильный ор для  ушу - это как читать научиться, прежде чем  к наукам
переходить. Почему  первобытный человек орал, мороз по  шкуре у мамонта шел?
Жрать  хотел. И не думал,  как соседи на шум отреагируют. Никаких  зажимов и
тормозов. Отсюда всю энергию мог  собрать в глотку на  зверя. Шумнуть в него
соловьем-разбойником,  а  потом   дубиной  между  глаз   добавить,  и  готов
обед-завтрак на все племя, мойте руки перед жратвой.
     Сенсей  сказал, что пока орать не научатся - удара настоящего не будет.
Медитировать тоже, говорит, не сможете.  Потому как не достигнете внутренней
свободы.
     И заставлял кричать. Хором, парами и по одному.
     - Не то! Не то! - рубил палкой воздух. - Иного  противника одним криком
можно уработать. Но  заорать надо,  чтобы  у него медвежья болезнь водопадом
хлынула. От вашего мычанья только слюна водопадом - плеваться хочется.
     - А  как  орать?  - спросил не  без  ехидства  Саня, провоцируя сенсея.
Дескать,  теорию,  можно  в  книжках  вычитать,  ты  гаркни  парализующе  на
практике.
     - Слабонервным заткнуть уши, - набрал полные легкие тренер.
     Никто  не  послушался.  Зря.  Сенсей  заорал  "ванцуй!" так,  что  Саня
машинально,  по-артиллеристски, раскрыл рот: по ушам садануло,  будто  пушка
жахнула.  При этом жуть, натуральная  жуть заколодила мышцы. Сердце трусливо
сжалось,  а потом сорвалось  в свинячий  галоп.  Тренер  орал,  как голодный
людоед из допотопных времен, преследующий двуногий обед в джунглях.
     Со стены отвалился кусок  штукатурки.  На  улице завыло  противоугонное
устройство.
     - Кто желает в туалет, - разрешил сенсей, откричавшись, - сбегайте.
     Человек пять покинуло строй.
     "Делай как я" неизгладимо подействовало на Саню.  Ощутив на собственной
шкуре  настоящий "ванцуй!", с  полной серьезностью начал осваивать ор. Дома,
конечно,  не  покричишь  в  свое удовольствие. Может боком  выйти.  Ходил  к
транссибирской  магистрали, где боевым  кличем встречал проходящие в  жарком
грохоте  поезда. Кричал  на них так, что казалось,  еще  маленько  и  вагоны
волной  сбросит под  откос. Начинал  "ванцуй!"  с  появления  электровоза  и
старался протянуть до  последнего вагона. На  товарняки не хватало  дыхания.
Зато с  пассажирскими  налаживалась обратная  связь. Стучали колеса, дрожала
земля,  Саня,  выпучив  глаза  от ярости, во всю ивановскую  распахнув  рот,
вонзал крик  в железнодорожный  гром. Пассажиры  в окнах крутили  пальцами у
виска,  швыряли  бутылками. "Хорошо!  - думал  Саня. - Значит, берет крик за
живое!"
     Тем не менее сенсей не уставал повторять всем, Сане в том числе:
     - Жидко!  Очень жидко! Орать,  орать и еще  раз  орать!  -  требовал. -
Освобождайтесь от комплексов.
     После наставлений Саню подмывало "освободиться"  прямо по пути домой, в
троллейбусе. Взять  и  заванцунить на  весь  салон.  Когда-то  в  детстве  в
кинотеатре посреди сеанса ловил себя на желании матюгнуться  что есть мочи в
притихший зал. Не хулиган был. Примерно учился.  Но сидевший  внутри бесенок
подначивал  в  темноте  киносеанса  выкинуть  коленце  из  ряда  вон.  Чтобы
зашумели, закричали, включили свет. Кто? Что? Зачем?
     Заорать по-ушистски на весь троллейбус тоже была бы потеха.
     Обуреваемый  этим желанием ехал однажды Саня с тренировки и представлял
реакцию попутчиков на его "ванцуй". Если вдруг среди привычных троллейбусных
звуков заорать, как на поезд.
     Народу  было прилично.  Саня стоял на задней площадке. Перед ним сидели
бабуля в зеленом пуховичке и девушка в стильной фуражке.  Девушка показалась
Сане слегка беременной.
     "Бабуля  может от "ванцуй" окочуриться? - предположил Саня. - А у чуток
беременной схватки начнутся".
     Впритык стоял килограммов под  сто упитанный парень. "Этому слону в ухо
заори - в драку полезет", - продолжал рисовать послеванцуевскую картину. При
этом старался тяжесть своего тела сосредоточить на левой  ноге.  На  большом
пальце правой набил сегодня кровавую мозоль. Палец горел огнем.
     "Может не зажить до следующей тренировки", - тоскливо думал Саня.
     В этот момент троллейбус резко - нос в землю - затормозил.
     Пассажиры,  согласно  закону физики, продолжая  движение  по  маршруту,
повалились вперед. Слона-соседа физика тоже не обошла,  падая, сделал шаг  в
своих лыжеподобных башмаках туда, где ныла Санина мозоль.
     - Ванцу-у-у-й! - заорал Саня, принимая на боль слона.
     Так не получалось орать ни на один поезд. Жуть по коже. Прямо тигрица в
джунглях, идущая на убийцу своих детенышей.
     От крика  слон-сосед слетел  с мозоли и рухнул  в  проход  на  задницу.
Бабуля в пуховичке выхватила из кармана газовый баллончик.
     - Что вы  делаете? -  завизжала  слегка  беременная девушка  в стильной
фуражке.
     - Это насильник! - закричала бабуля. - Его по телевизору показывали!
     И, защищаясь от изнасилования, надавила на "пуск".
     Баллончик оказался  левый. Из него вырвалась струя вонючего газа, но не
паралитического, наоборот - реанимационного. Слон, хватанув его, очухался от
шока и встал на ноги. На Санины тоже.
     - Ванцуй! - второй раз заорал Саня.
     - Банзай! - по-японски поддержали его с передней площадки.
     - Твою мать! - присоединился к иностранцам родной клич.
     Двери троллейбуса ни с того ни с сего начали открываться  и закрываться
на ходу.
     - Остановка цирк! - дезинформацией прозвучало из динамика.
     - Какой цирк! - завозмущалась бабуля в пуховичке, продолжая выдавливать
в сторону Сани баллончиковый газ.
     Маршрут этого троллейбуса близко у цирка не пролегал.
     - Немазаный - сухой! - раздалось из динамика. - Вот какой!
     "Сумасшедший дом на колесах", - испуганно подумал Саня.
     - Банзай! - опять заорал впереди какой-то ниндзя.
     От чего троллейбус резко затормозил. На этот раз не только нос в землю,
но и рога - в стороны. Разорвал пуповину с  электростанцией. Бабуля выронила
баллончик,  а  слон-сосед, по  закону  физики,  соскочил  с мозоли.  Получив
свободу,  Саня ринулся к выходу.  Хотя домой еще ехать и ехать,  но "банзай"
уже  раздавался  в середине салона, а сенсей учил: для ушиста понятия  "трус
презренный" не существует - все зацепки  хороши, чтобы увильнуть от драки. А
тут ниндзя на рожон с "банзаем" лезет...
     На следующей тренировке Саня, мысленно  воскресив  мозольную ситуацию в
троллейбусе, повторил крик.
     - Другое дело, - похвалил сенсей. - От данной печки дальше пляши.
     - Куда дальше? - Саня считал, что достиг полного совершенства.
     - Показать? - открыл рот сенсей.
     - Не надо, - втянул голову в плечи Саня.

     ГЕПАРД
     Саня теперь жил под знаком китайского единоборства круглые сутки.  Даже
в завтрак-обед-ужин не просто жевал - быстрей-быстрей  желудок  набить, лишь
бы  не  вянькал.  Нет, положит картофелину в  рот  и  уговаривает корнеплод:
"Стала  частью  моего  разумного  существа.  Не  сопротивляйся,   усваивайся
полностью,  разве  хорошо  стать  дерьмом   бесполезным".  Тренер  советовал
ограничивать себя в мясе  и в  будущем  полностью перейти на  рис. Саня пока
скоромное  употреблял. С  ним, прожевывая, тоже  вел задушевную беседу:  "Ты
было свиньей, по лужам валялось, об заборы чесалось, а теперь становись мной
- хомо  сапиенс".  Раньше  целый день  накачивал себя  кофе,  теперь наотрез
отказался  от  дурной привычки,  на  чай зеленый переключился. Противный, да
кофе и философия ушу несовместимы.
     Жалел,  что  у  него  дочь,  а не  сын.  Тренируясь  дома  приставал  к
десятилетней тростиночке-крохотулечке  Танечке  бить его со всей силы палкой
лыжной или ракеткой бадминтона.  А  он  бы блокировал удары. Но та верещала,
бежала к  маме. Ленка  кричала: "Сам дурак, еще и  дите заражаешь!  Лучше бы
подработать пошел!" Тренируя дома растяжку, Саня пытался  сесть на шпагат  и
просил дочь залезть на  плечи.  Танечка плакала: "Ты  разорвешься!"  А  мама
бежала из кухни: "Придурок! Отстань от дитя!"
     Обзывательств в ту пору Саня получал в свой адрес полные закрома. Везло
Ленке, что боец ушу должен отличаться стальной выдержкой. Даже титановой.
     С  работы Саня ходил пешком. Не  ради моциона пять километров автопехом
преодолевал. И не из экономии.
     Боец ушу, по словам сенсея, должен тренироваться в любую минуту. Что бы
ни  делал. Идешь по улице,  не глазей  праздно  по сторонам, представь  себя
хищником. Волком,  например. Вот он  рысит,  чуть наклонив голову. При  этом
видит вокруг себя врагов и пропитание почти на 360 градусов. И ты, вообразив
себя  им,  замечай любую  мелочь по  всей окружности.  Влезь в шкуру  зверя,
проникся его энергией, тогда начнешь вытаскивать из замшелых сундуков памяти
давно отброшенные цивилизацией в утиль навыки выживания. Обостряется зрение,
усиливается обоняние и реакция, вырабатывается выносливость. Отмашешь волком
километров двадцать и  хоть бы что. Тогда как  человеком развалился бы после
такого похода.
     Саня волков не переваривал, выбрал гепарда. Пятнистую африканскую кошку
с крейсерской скоростью сто километров в час. Саня очень любил быструю езду.
Нарисовав  в  голове  стремительный  образ,  старался  уподобиться  во  всех
отношениях изображению.
     Тротуар превращался  в истоптанную зверьем тропу. Шоссе рядом - в русло
пересохшей реки.  Тополя - в кокосовые  пальмы.  Куча земли  -  в термитник.
Толпа на автобусной остановке - в стадо пасущихся носорогов. А вон из кустов
коза вкусная выскочила...
     Вокруг  Сани на  тысячи  километров  раскидывалась девственная природа.
Полная  опасностей и здоровой жизни. Не  выхлопные  газы втекали в  легкие -
запахи  трав,  цветов, экзотических деревьев.  Ароматы африканских просторов
будоражили чувствительный нос гепарда.
     Голова не  забита,  аж из ушей  торчит,  обывательской  дребеденью.  Ты
живешь по законам свободы. Сам  себе  рядовой  и  командир. Но расслабляться
нельзя.  Вдруг  в прибрежных зарослях  тебя на обед намечает  лев? Или через
прицел  охотник  приценивается к  твоему меху.  Гляди  в оба во  все стороны
джунглей.  Враг может  сидеть за любым  сучком. В  каждый момент  будь готов
перегрызть  ему горло или рвануть куда подальше на  всю  катушку крейсерской
скорости.
     В  тот  раз Саня,  как обычно, пятнистой молнией  пронизывал насыщенный
ароматами рек, болот, краснокнижных растений континент. Вечер был поздний, в
небе висела луна. Самое время зверью наладиться на водопой.
     Траншея  перерезала  тротуар.  Это вымытый  муссонными  дождями  овраг.
Прыжок -  и он позади.  Урна на боку - баобаб, поваленный ураганом. Еще один
прыжок. Впереди женщина в полосатом пальто.  Аппетитная зебра,  в самый  раз
ужин. Гепард устремился за ним след  в след. Окружающая растительная  Африка
отодвинулась  на  пятый план. Хищник видел только  полосатую  жертву.  Образ
гепарда, который Саня держал  в голове, с рыси перешел на размашистый галоп,
когда задние  и  передние  ноги  пружинисто  сходятся и расходятся. Он был в
одном прыжке от ужина, когда зебра  вдруг нырнула в боковую улицу. Гепард не
стал делать из этого проблему. Не последняя  зебра в джунглях,  чтобы менять
из-за каждой маршрут.
     Вдруг из кустов, едва не сбив  гепарда, выскочил  шакал. В  прилизанной
шапчонке с козырьком,  кожаной  курточке,  с  дорогим  дипломатом.  Воровато
крутнув головой, неучтивая тварь, понеслась по его - гепарда! - тропе.
     "Ух, проучу тебя! - прибавил скорости гепард. - Подпорчу драную шкуру!"
     Шакал оглянулся и, осознав трагичность сложившейся в джунглях ситуации,
ускорил вороватый галоп.
     Да не бегать поганой собаке быстрее красавца гепарда.  Последний сел на
пятки убегающему.
     -  Подавись! - вдруг повернулся в  отчаянии  шакал и  швырнул  в голову
гепарда дипломат.
     Гепард  проворно  поймал  снаряд  и,  не  на  шутку  рассердясь,  начал
по-настоящему настигать жертву.
     - Сука! - вдруг резко повернулся шакал, в руке сверкнул нож.
     Напугал козу морковкой.
     - Ванцуй! - на всю улицу заорал гепард,  почти как в тот  момент, когда
на кровавую мозоль наступил слон в троллейбусе.
     У шакала слетела  шапчонка.  Рука  дрогнула  -  нож вонзился не  в  бок
гепарда, куда метил, а в дипломат. Гепард крутнувшись на месте ударом задней
лапы в  грудь  сбил  шакала на  землю,  сам  упал  сверху и намертво  прижал
паршивую тварь к тропе.
     - Держи! - раздалось за спиной.
     Подбежали два милиционера.
     Саня поймал не шакала прерий, а шакала города - бандюгу.
     "Вас отметят ценным подарком, - записали милиционеры  Санины данные.  -
Наверное, наручными часами".
     Часами это хорошо. У Сани данный  прибор  в последнее  время работал по
схеме - шаг вперед, два на месте.
     На  следующее утро  в  милицейской радиосводке  прозвучало:  "Во  время
попытки ограбления предпринимателя задержан давно  разыскиваемый рецидивист.
Он  завладел  дипломатом  потерпевшего,  в котором находилась крупная  сумма
денег,  и попытался скрыться  с награбленным.  Вовремя подоспевшие работники
милиции   нейтрализовали   вооруженного  бандита.  Теперь  он   долго  будет
рассуждать о случившемся в местах не столь отдаленных".
     Саня ждал, когда скажут о помощи правоохранительным работникам гепарда.
Но  из  сводки  получалось - доблестная милиция без всякого  зверья скрутила
матерого бандюгу.
     - Зачем скотине часы? - смеялся Погранец на Санин рассказ. - Гепард без
стрелок знает, когда обед!
     Гепарду, может, ни к чему, а Сане бы пригодились.

     УДАР БЕЗ ЛОГИКИ
     Жена толкла картошку.
     - Лучку побольше, - заглянул в кухню Саня.
     Он только  что вернулся  с тренировки.  Прошла как  всегда  в лошадином
ритме, но без  нокаутов  и травм. Саня пребывал в прекрасном настроении.  Со
смехом  начал рассказывать  о вчерашнем происшествии  на  "звериной  тропе".
Конечно, обо всем, что касается гепардовых трансформаций ни-ни. Зачем лишний
раз "дурака" в свой адрес заполучить. Зато красочно  обрисовал, как приемами
уложил бандюгу.
     - Он нож полуметровый выхват+ил, -  приврал  Саня,  - я одним движением
выбил и  ногой в голову утихомирил отморозка. Тот в отключке растянулся, как
корова в фигурном катании. Тут и сотрудники подрысили. Бегунцы тоже мне.  Им
только черепах беременных ловить. Пообещали на радостях меня за содействие в
задержании представить к ценному подарку, типа часов.
     - Конечно, должны вручить награду  ценную! Без тебя  бы от дохлого осла
уши  поймали. Там, наверное, полный  дипломат  денег. Долларов. Че наши-то в
дипломат пихать? Лучше бы тебя деньгами премировали... Но ничего - часы сдам
знакомой в магазин. На эти деньги  сумочку мне купим.  Хоть какой-то толк от
твоего ушу.
     Саня прервал сладкие мечты сообщением о милицейской радиосводке.
     - Чего тогда сидишь?! - вырвала из кастрюли толкушку благоверная. - Иди
к милицейскому начальству, расскажи, как было дело на самом деле!
     - Так они и поверят.
     - Очную ставку требуй с бандюгой!
     Ленка в расстройстве от ускользающих наградных денег гневно размахивала
толкушкой, не обращая внимания на разлетавшуюся по углам картошку.
     - На фиг мне эти часы!
     -  Продадим.  У  меня  сумочки приличной  нет!  Ты  со  своим  ушу  все
подработки забросил.
     - Не пойду! - отрезал Саня.
     - Дурак! - зашипела супруга.
     Шип  означал  начало извержения  вулкана.  В ярости  последней  степени
супруга  орать  не могла. Природа,  заботясь об  ушах  окружающих,  обрезала
мощность. Зато шипение обжигало, как мартеновская печь.
     - Дать бы тебе! - замахнулась супруга толкушкой.
     Когда-то  Саня   собственноручно   выточил  ее  из  березового  полена.
Увесистая, как палица, получилась.
     -  Ну,  давай! - встал в позу наездника Саня.  -  Попади, если сможешь!
Бандит ножом не попал!
     - Я попаду! - прошипела супруга и бросилась на Саню.
     Как ей хотелось достать по мужниной головушке! Кто бы только знал! Хотя
бы разок  от души приложиться! Приласкать  на долгую  память.  Сил  нет, как
остоелозил с этим ушу. Раньше то в детсадик сбегает, то в  школу - постоянно
лишнюю копейку фотиком нащелкивал. Сейчас почти каждый день на тренировку, с
которой ползком  вернется  и  все -  не  кантовать.  Дать бы в  лоб  - может
прояснеет...
     Но не получалось. Саня,  пританцовывая, наматывал ушистые пассы руками,
перемещал  корпус во все  стороны, уходил от ударов. Ускользающее  поведение
окончательно  взбесило  Ленку.  Она увеличила  частоту ударов до  немыслимых
размеров. Толкушка накручивала бешенные траектории вблизи Саниной головы. Не
занимайся  ушу, давно  бы валялся в глубоком нокауте. Но с другой стороны  -
жалко, что супруга не  занималась,  было  бы легче.  Ее  размахивания носили
совершенно необразованный характер. Никакой логики.
     Чем дальше заходил поединок, тем с большим трудом уворачивался Саня. Он
пытался по-ушистски ударить супругу  взглядом, резко  вперив в  нее в глаза.
Пытался сжать свое  время, об  этом суперприеме поговорим ниже. Ничего Ленку
не брало. Включив ноги, Саня легко обесточил бы супругу, но не мог позволить
себе перейти к нападению! Только защита.
     - Ванцуй! - истошно, как в троллейбусе, заорал Саня. - Ванцуй!
     Бандюга с ножом от ушистского клича дрогнул, Ленке лишь масла добавил в
огонь ярости. Супруга еще больше возжелала сокрушить мужа.
     - Идиот! - шипела.
     - Давай! Давай! - подзадоривал Саня, отступая в комнату.
     - На! - сделала выпад супруга и достала по лбу.
     Удар был скользящим, Саня удержал его. Даже попросил в запале:
     - Еще!
     "Еще" не заставило себя ждать - прилетело тут же. Не вскользь.
     Из глаз брызнули искры, Саня мешком рухнул на пол.

     СХВАТКА ПОД ЗОНТИКОМ
     Сенсей,  как говорилось  раньше, учил:  днем  и ночью будьте  в  боевой
готовности.  Любого  и  каждого, рядом с  вами в данную минуту находящегося,
хоть кум любимый, хоть сват дорогой, надо записывать в потенциального врага,
который метит на тебя наброситься. Хочешь выжить - загодя напрягай  извилины
и, как пионер, будь готов к труду, особенно - обороне. И нападению  тоже. Не
жди,  пока  жареный  петух   клюнет,  просчитывай   варианты   нейтрализации
противника с наименьшими потерями.
     Сам сенсей, где бы  ни был - в  автобусе,  магазине,  бане - на  десять
ходов наперед видит, как нейтрализовать окружающих, начнись заваруха. Даже с
женщиной  в  интимно-постельной  обстановке  прокручивает  в  голове,  каким
макаром  вырубить  даму,  если вдруг  выхватит  из-под  подушки  нож, из-под
кровати молоток или какой другой смертельный урон вздумает нанести партнеру.
     Самый сложный  поединок в  многолюдье,  например, в  транспорте,  когда
теснота вокруг, как  у  сельдей в  бочкотаре, и тебя к возможному  сопернику
припечатали - не оторвать. В переполненном автобусе, если  врасплох конфликт
застанет, в драке прилетит - мало не покажется. Поэтому гав не  лови, шевели
мозгами. Тут надо видеть, как волк, во все стороны сразу и чувствовать всеми
фибрами затылка, что  в тылу замышляется. Высшая арифметика у ушиста - выйти
сухим из воды в автобусной или трамвайной потасовке.
     Саня  приучал себя  быть начеку  в  транспорте.  "Зашел медведеподобный
здоровяк, - оценивал ситуацию. - Отключу  пальцем в глаз. Или коленом в пах.
Девица справа.  Маломощная.  Но ладонь  крепкая.  Не исключено - коротистка.
Урыть в скулу локтем. И  тут же ее хахалю левой по горлу... Стоп -  здоровяк
лезет в карман. Если выхватит нож, резко нырнуть за спину девице".
     Не дремал Саня в транспорте. Крушил попутчиков руками, ногами и головой
в  нос. Попадись  пассажиры, читающие чужие  мысли,  шарахались бы от такого
попутчика, как от ВИЧ-инфекции.
     В тот  день  он ехал  с тренировки.  До тошнотиков  упахался.  Благо, в
автобусе было место, плюхнулся обессилено. Однако анализ обстановки провел.
     Лицом к нему на сиденье ехали  дамочка в  шляпке  и то ли китаец, то ли
кореец. Попробуй их разбери. Скорее - китайского происхождения. Дамочка была
в  тупоносых  туфлях на  толстой  подошве.  "Может пнуть  меня  в голень", -
предположил Саня. В  руках у  дамочки был зонтик.  "Может  ткнуть в глаз", -
думал Саня дальше.
     Однако главную опасность видел в китайце с большой сумкой на коленях. В
Китае  все пропитано единоборствами.  Хорошо, у  него  руки  сумкой скованы.
Значит, надо  самому  освободиться. Саня поставил свой баул под ноги, заодно
голень от дамочки прикрыл.
     Никто пока  не  нападал. Весеннее солнышко  настойчиво светило в правый
глаз, мягко катил автобус, Саня, уработанный тренировкой,  задремал. Да  так
сладко, что не услышал, как по проходу пошел контролер. Когда он рявкнул над
ухом: "Билет!"  -  Сане послышалось  "банзай!"  В голову ударило: "Китаец на
сонного напал".
     С ответным криком "ванцуй!" открыл глаза.
     Но контролер не дрогнул.
     - Че орешь?! - крепко схватил Саню за плечо.
     Саня  удивился,  увидев  перед  собой  не узкоглазое лицо. Но зверская,
пусть   и   европейская,   физиономия  говорила   "началось".   Перехватывая
инициативу, Саня  первым ринулся  в  атаку.  Вскочил с  намерением отключить
нападающего  ударом в голову.  Контролер тоже  был  не лыком  шит,  берестой
подпоясан.  Давно  работал  в  своей  должности.  Каждый  день  на  практике
тренировался в  схватках  за штраф. Без боя никто раскошеливаться  не хотел.
Посему  контролирующий  зайцев  держал  ситуацию  под  контролем.  Он  ловко
увернулся от Саниного удара. И выхватил из-за пояса кусок резинового шланга,
наполненный свинцовыми шариками.
     Вдобавок к шарикам, из другого конца салона летел поддержать контролера
мужичок-кондуктор. Саня  получил по правой,  ведущей, руке шлангом. Вдобавок
на ней повис кондуктор. Саня перешел в нападение ногой и достал противника в
причинное место.  Разъяренный  контролер  замахнулся  садануть  обидчика  по
голове свинцом в резиновой упаковке.
     Возможно, наш  ушист был бы  повержен  в  прах  профаном  от спортивных
единоборств,  но  специалистом по  автобусным, не выручи  дамочка,  сидевшая
рядом с китайцем.
     - Сволочи! - набросилась на контролера с кондуктором.
     Контролера  пнула  носком тупорылого туфля  в голень.  С шеи кондуктора
сорвала сумку и швырнула в проход. На пол полетели, разматывающиеся в полете
билеты,  посыпались деньги. Кондуктор  сразу потерял интерес к схватке.  Без
того  день  был  пустой,  план  летел  псу под  хвост. Сплошняком  ездили  с
удостоверениями да проездными, а тут еле набранное можно растерять. В  конце
концов,  что ему страдать за  контролера? Кондуктор лихорадочно заползал  по
полу.
     -  Нам  по  году зарплату не  платят, а вы,  шакалы позорные, последние
рубли из горла рвете! - закричала дамочка  и  достала  контролера зонтиком в
ухо.
     -  Сучка!  -  заверещал  тот  и, замахнулся на дамочку  шлангом, метя в
шляпку, под которой была голова.
     Но  дамочка  попалась не  промах в  вопросах выживаемости.  Даванула на
кнопку, зонтик с  треском раскрылся перед носом  у противника. Тот заметался
без оперативного простора.
     - Сам ты сучка! -  теснит дамочка потерявшего ориентиры контролера. - С
китайцев штраф бери! Они который год на нашем горбу ездят!
     - Китайса платила! - вскочил китаец и поволок  свою сумку по проходу. -
Билета потеряла.
     В этот момент двери открылись, контролер под натиском зонтика вывалился
наружу!
     - У меня проездной, - вослед ему прокричал Саня.
     Победителем себя  не  чувствовал. Настоящий ушист должен  уметь уйти от
драки, а он спровоцировал мордобой.
     Сенсей был бы недоволен.

     ПРОСТИ, ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ
     Сенсей редко баловал питомцев  личными достижениями в боевом искусстве,
лишь  изредка  легко подбегал  к  здоровенной  висячей  боксерской груше,  в
высоком  прыжке хлестко бил ногой. "Окажись на  месте груши - жизнь уйдет из
вашей  туши", -  каламбурил  Погранец. После  такого удара к бабке не ходи -
клиент для ритуальных услуг готов. "Я сам  себя порой боюсь", - говаривал  в
хорошем настроении сенсей.
     Как-то начал тренировку с рассказа:
     -  Сейчас драку пьяных  наблюдал. Один  второму  по-колхозному  в морду
хлесь! Тот  кулем в грязь. Из носа кровь. На карачках лужу месит, матерится.
Наконец  поднялся.  И ну тыкать  кулаками воздух,  искать зубы собутыльника.
Снова пропустил  удар в  рожу... Пыхтят, бестолково машутся.  Как умственные
уроды...  Никакой  эстетики.  Пришли бы ко мне, научил, как без крови в пять
минут красиво уработать друг друга до смерти.
     Сенсей,  как  человек русской национальности, не сразу ушистом родился.
По  диплому -  спортивный  врач.  Когда  на  него  учился  и  схлестнулся  с
ушу-спортом. Серьезно.  Не только морды ногами бить.  Китайский язык кинулся
осваивать после тренировок. Как у поэта горлана: "Я русский бы выучил только
за то  - на  нем разговаривал  Ленин". В подлинниках хотел изучать классиков
борьбы.  Да прокол  вышел.  Поехал первый  раз в  поднебесную  империю и  ну
поражать  своим  китайским.  Дескать,  не вашего  азиатского  с  иероглифами
рода-племени, а запросто. Бойко  тараторит, а никто из узких глаз большие не
делает.  Будто  у  них  каждый  день  полиглоты из  России  наезжают.  Потом
прояснилось, что  Федот а  не  тот. Язык на поверку манджурский вышел,  а не
китайский. Зато в бесконтактном бое с местным мастером сенсей показал, что в
России тоже не лаптем ушу хлебают. Победил.
     На  каждой тренировке  сенсей  заставлял медитировать.  Подключаться  к
высшему разуму  на  предмет подпитки космической энергией. Одно  дело  борща
наелся,    сала   натрескался,   другое   -    энергия   негастрономического
происхождения. Не надо жарить, парить, жевать и переваривать. Вышел на связь
и качай в себя на  личные нужды. Борщевая  энергия дальше, чем куль поднять,
под глаз врезать  не годится. Медитационная и  лечит, когда надо, и калечит,
кого  нужно. Без  таблеток и  достижений химической  промышленности здоровья
правит, без экстрасенсов судьбу корректирует.
     Самой  собой,  подключиться к всемогущему  источнику  не  два пальца  в
розетку сунуть. Метода такая, что прежде чем  подпитаться энергией, вакуум в
голове организуй.
     Чистоту  наведи  от  мыслительного  сора.  Мозги  ведь  чем  только  не
загажены.  Саня  поначалу  считал,  плевое  дело  сидеть   не  думать.   Как
прислушался,  ой-е-ей!   в  голове  словомешалка  безостановочно   крутится,
мыслемесилка  беспрестанно вертится.  Ужас, какой  бедлам в сером  веществе.
Кое-как Саня приноровился тормозить  ту  и другую. А ведь все равно -  вроде
навел порядок, пустоту и чистоту, нет, какая-нибудь поганенькая мыслишка: "А
Ленка налево бегает!" - обязательно высунет язык.
     Поэтому  Сенсей  перед  медитацией гонял на разминке до  мошек из глаз.
Чтобы никаких  сил  не оставалось у  мыслительной  аппаратуры на думательную
ерундистику.  После лошадиной разминки садились в такую позу, что тоже не до
мыслей  в  голове. Больно.  Ступня  и  голень  должна  одну  линию  на  полу
составить, для  чего  на  пятки садились,  выпрямлять  загибы. А параллельно
расширять сознание. И ведь все равно сор в голове оставался.
     От  сенсея  его  не  скроешь. Посмотрит в глаза и  палкой  для очищения
тресь. Не по голове, а всяко разно лишнее из мозгов долой. Больно ведь.
     Но   для  качественной  связи  с  космосом  мало  мыслительный  аппарат
очистить, требовалось предварительно органы настроить. Для  чего сенсей учил
улыбаться. Не в спортзал, а вовнутрь. В глаза для  начала  улыбнись. Сними с
трудяг напряжение, какой только гадости  не наглядятся за день. Не торопясь,
перейди  в рот. Зубам с  пломбами и  без  поулыбайся.  Тоже не сахар  жизнь.
Кариес точит, парадантоз расшатывает.
     Слюну одари улыбкой. Проглатывая драгоценную влагу (выплевывать  нельзя
- сила уйдет), улыбайся  горлу, желудку, тонкой, и толстой кишкам... По всем
позвонкам до копчика пройдись с  радостной физиономией. Хрустальный  дворец,
то  бишь хранилище клеток для  продолжения  рода,  не забудь. Само  собой  -
остальную  анатомию: сердце,  печень, селезенку...  Вот так с головы до  пят
обласкайся, и в завершении улыбку в пупок на хранение помести.
     Ничего в улыбчивое время не должно  отвлекать, за  стеной  кто-то орет,
или пожарные машины  с милицейскими наперегонки  воют  - не бери в голову. В
которой находится главная точка для медитации, по научному - чакра. Антенной
связывает она организм с космосом. Ловит, что сверху в тебя летит.
     Когда сенсей  взбадривал Саню палкой при медитации, Саня  не  обижался,
так хотел поскорее задействовать скрытые в  организме способности. Заставить
работать  чакры. В  солнечном  сплетении, вторая  важная  находится.  Этакий
конденсатор,  в  который закачивается  космическая  энергия,  поступающую  в
головную чакру. Накопил и посылаешь в нужное место.
     Помните, у Рериха картина: йог в Гималаях на вершине, льдом покрытой, в
летней набедренной повязке сидит.  Смотришь на него и дрожь по телу. Снежные
горы, ветра студеные... Ему хоть бы хны, лед под задницей  растопил, вот-вот
камни зашипят. Простыни мокрые кидай на спину - пар повалит.
     В  бою  энергия из  второй чакры, посланная в руку  или в  ногу,  удары
усиливает, от чего противник летит и чахнет.
     Под пупком сексуальная чакра располагается. Сенсей  на ней  внимание не
заострял.   Погранец  познакомился   с  теми,  кто  заострял.  Йоги   редкой
разновидности. Пупковые,  называл их Саня. Сексчакра у них  главная  антенна
для подключения к вселенскому разуму.
     Увидев хорошенькую девицу, не в туалете ее представляют,  как Погранец.
Не душат зуд, что ниже пояса чешется, не гонят постельные фантазии, напротив
- лелеют для расширения сознания. У них специальная богиня  есть - Шакти. Да
не поклоны бить по утрам и вечерам. По пупковой  религии, сливаясь  с Шакти,
заряжаешься космической энергией. С  богиней, спросите, как слиться простому
смертному? Да никак. Зато любая женщина - заменитель Шакти. Полномочный, так
сказать, представитель  в земных  условиях. И канал для  выхода в космос.  У
пупковых йогов  особый  храм  в  Индии  построен, где  за  закрытыми дверями
избранные расширяют с дублершами Шакти сознание до беспредельности.
     Погранцу загорелось туда во что бы то ни стало. Ясно, интереснее, чем в
шаолиньском монастыре из ямы прыгать.
     -  Хрен  ли  по  фигу,  надоело заднему проходу улыбаться  бестолку!  -
откровенничал.  -  Никакого  канала  в  высший  разум!  Дуб  дубом  сижу  на
медитации!  А с Шакти, чувствую, сделаю прорыв  в  освоении  энергетического
бесконтактного воздействия! Сколько можно руками-ногами в морды целить?
     И приглашал Саню пойти к поклонникам сексчакры.
     - Не-е-е, жена не пустит, - отказывался Саня на агитацию Погранца.
     Саня  смотрел  на  расширение сознания  с  другой  стороны.  Рвался  на
практике   применять    космическую   энергию   для   корректировки   личной
действительности, которая в Ленке заключалась. Уходит супруга в воскресенье,
якобы,  на  работу, Саня  быстро  принимает  исходную  позу,  словомешалку и
мыслемесилку   нейтрализует  и   мысленно  крадется   за   женой.   Рельефно
представляет в  обществе мужчины. Вот хихикает, глазки строит. А Саня в этот
момент  наводит  на  хахаля  порчу.  В  его  чакру,  отвечающую  за  мужскую
боевитость, посылает импотентные импульсы. Для чего, по разумению Сани, надо
мысленно втыкать в сексчакру иголки, чтобы сдувалась "на полшестого".
     У жены не спросишь, полюбовное дело на  фоне медитационного воздействия
прошло на  ура  или пшикообразно?  Но часто  возвращалась  недовольной.  То,
ругается, клиент за час до заключения договора  страхования машины  влетел в
аварию, то передумал. А тут приходит злая, как Баба Яга. Застраховала мужика
от несчастного случая, он на следующий день в петлю...
     На что надеялся? Нет бы, под машину  сунуться, будто невзначай, или под
поезд...
     Но вышло так, что заплатить страхагентству пришлось.
     Развивались   события  трагическим  порядком.  Надоела   мужику  судьба
безработного. Жена долбит и долбит: иди работай!
     - Где?
     - Ямы копай! - посылала в один адрес.
     Легко языком молоть. Он бы и за лопату взялся.  Да  ям тоже  на всех не
хватает.
     - Сколько буду тебя кормить? - билась в истерике супруга.
     В  прошлом радиомонтажница, в  настоящем  торговала  на  рынке.  Работа
собачья - зимой и летом под небесным цветом.  На открытом воздухе. Сибирь не
острова  Фиджи. Намерзнется  в лютый холод, напечется в дикую  жару и  орет:
"Иди ямы копай! Как жрать, аж бегом! А как денег добыть..."
     Бедолага решил избавить семью от безработного рта и остальной анатомии.
Через  повешенье. Заодно  громкий  акт  протеста  против  невыносимой  жизни
совершить. Для чего выбрал памятник Ленину, под которым когда-то принимали в
пионеры.  Вихрастым  пацаненком  ярким  апрельским днем звонко  читал:  "Как
повяжешь  галстук  -  береги его! Он ведь с красным знаменем цвета  одного!"
через много  лет надумал промозглым ноябрьским утром повязать серый галстук.
Владимир Ильич удобно простирал  правую руку  в  будущее.  Наш  безработный,
используя  альпинистский опыт молодости, вскарабкался на  вождя, к указующей
перспективу  длани  веревку  с петлей  закрепил, на шею орудие  самоубийства
накинул, сказал: "Прости, Владимир Ильич", - и прыгнул в вечность.
     Предварительно на последние деньги застраховался у Ленки.
     Но если  не везет, так кругом облом. В прямом  и переносном смысле.  Не
успела петля надежно захлестнуть горло -  рука Ленина, не выдержав суицидной
нагрузки, обломилась у плеча. Арматура прогнила за давностью лет, зато бетон
легче не стал. С разгона  ладонь вождя  обрушилась  на голову мужику,  после
отеческого напутствия он сломал ногу, повредил позвоночник и в черепе дырка.
     - Разве это несчастный случай? - возопило Ленкино страховое агентство в
суде.
     - А разве из разряда счастливых? - обратился к тому же суду  адвокат. -
Это ни что иное, как принуждение к самоубийству. Методичное подталкивание  к
пропасти. Почему человек труда отчаялся на повешенье? Государственный завод,
которому верой и  правдой служил у  станка  тридцать лет,  на  ладан  дышит,
другой работы нет. Мой  подзащитный не сам влез в  петлю, не  по своей  воле
затянул ее, его заставили невыносимые условия жизни.
     На   Ленкину    беду   на   защиту   мужика   поднялась   оппозиционная
общественность. Наняла доку-адвоката, который процесс выиграл.
     - Придурков  страхуете! - кричал на Ленку начальник. - Вы что не можете
отличить нормального от у кого тараканы в голове?
     "Неужели я?" - терзал себя Саня.
     Он выпытал у Ленки, когда  страховала покушавшегося на самоповешенье. И
получалось,  в тот день  Саня усиленно медитировал против  хахаля.  А  вдруг
произошел сбой в программе, он сдул чакру у мужика висельника?
     При  этом с одной стороны восхищался открывшимся способностям, с другой
- смотрел на себя с опаской. Прямо как сенсей - "сам себя боюсь".

     МОНАХ ИЗ МЕДИТАЦИИ
     Как-то вечером медитировал  Саня в полутемной  комнате. Для начала, как
всегда,  чисткой  головы  занялся.  Для этого  наловчился  применять хороший
прием:  представлять метлу разлапистую с длинной ручкой,  махнешь -  и любая
мысль летит в пятый угол. Настраиваясь на расширение сознания, шуровал  Саня
дворницким  инструментом  по  всем  извилинам.  Подумалось,  к  примеру,  на
тренировке: "Че это  Погранец  язык показывает?" - и вместо  ответного языка
шварк метлой.  Вспомнил: "Ленка опять в  субботу  куда-то бегала", - еще раз
махнул.  Влетело:  "Вот бы  летом  на  море!"  Как  влетело, так  и  обратно
проваливай. Как пропеллер метла крутилась.
     В  тот раз  тоже  пришлось  попотеть, очищая каналы к  высшему  разуму.
Наконец,  освободился от мозгового  сора,  настроился на связь с космосом. И
раз: гость в  пустой голове нарисовался. Шаолиньский монах, будто на экране,
возник  в  цветном  изображении.  В  позе  лотос сидит, сверху из  оранжевой
хламиды  голова бритая торчит,  снизу - ноги  босые. Глаза, как  и положено,
узкие,  и прямо  в мозги вещает: "Буду  расширять тебе  сознание". Саня  еще
отметил: "Во, чешет!  Без  акцента!" Монах  мгновенно  съюморил: "Моя  осень
карашо русский балакай".
     "Растяжке времени научишь?" - вырвалось у Сани меркантильное.
     Сенсей объяснял, что расширение сознания позволяет  время, как гармазу,
сжимать-растягивать.  В бою противник молотит  всеми конечностями, а ты свои
секунды сжал, и его удары - черепашья возня в балете "Лебединое озеро".
     Сенсей однажды показывал видеофильм  с китайским мастером.  Ветеран  из
серии: сидел  бы,  дедуль,  на  печи  да  глодал вставной  челестью кирпичи.
Маленький, плюгавенький. Больно смотреть, как передвигается. Давно  пора под
березку или  сакуру, а внучка в спортзал притащила.  Где  начались чудеса  в
ушистком решете. Окружают деда десяток  молодых бойцов. И разом бросаются на
старичка без скидок  на  преклонный  возраст.  Ну, думаешь, хана пенсионеру,
мокрого места не останется.
     Дудки.  Смертельные  удары молодняка воздух месят, КПД ноль  целых  фиг
десятых.  Дед сделал  свирепым  нападающим  ручкой,  они  наступают  крошить
ветхого  соперника, а  он уже в сторонке усмехается.  Почему? Да потому, что
время изменил. Нападающие для него как в замедленном кино плавают. Тогда как
дед  для них сверхзвуковым сделался. Вышел из окружения,  никто  не заметил.
Когда хватились: что? где? -  ветеран  сам перешел в  наступление. Айда всех
отключать. А эти не могут  въехать -  откуда прилетает  то пяткой в  лоб, то
кулаком по лбу.
     Саня  страх как  хотел  научиться распоряжаться секундами  в  таком  же
разрезе.
     "Обучу   время   растягивать,   -   пообещал   шаолиньский   монах.   -
Энергетическим ударам.  Только  медитируй  каждый вечер". "Жена  мешает",  -
пожаловался Саня. "Ты ее с  балкона", - вроде как пошутил монах  и  исчез из
головы.
     К той поре Саня начал Погранца доставать в  мастерстве. Во всяком разе,
из метровой ямы  вылетал,  как  черт из  бочки, а Погранец никак эту глубину
осилить  не мог.  Перещеголял  вчерашний  салага.  Гонористому  Погранцу  не
нравился  прыгательный  прогресс товарища по  ушу. Начал донимать  того. При
всяком удобном  случае норовил  ткнуть  Саню  в бок натренированным о  стену
указательным   пальцем:  "Дай   пробью!"  Саня   увиливал   от  дырокольного
эксперимента.  Вдруг и  вправду насквозь  продырявит.  Силушка в двух метрах
Погранца была немеряной.
     Еще вязался к  Сане спаринговать. Был из тех, у  кого живот болит, если
никого  не   зацепит,  не  разозлит.  Погранцу  мало   кто   из  секции  мог
противостоять.  Поэтому  выберет очередную  жертву  и  начинает выводить  из
равновесия, вызывая на поединок.
     Сенсей  никогда не  ставил  Саню  с Погранцом  в  пару,  разные весовые
категории,  до травматизма недалеко. Но  Погранец начал подбираться  к Сане:
"Че, мадражь в коленках?" - заводил. Саня отмахивался,  кому  охота с  таким
костоломом связываться. Однажды тренера не было, Погранец двинул буром:
     - Ну-ка покажи, чему с пузом научился? Это не из ямы дураком скакать!
     Грешил против истины - Саня от жировых излишеств почти избавился.
     Погранец  отскочил  на  пару  метров, в стойку  встал  и ну  давить  на
психику. Руками, ногами выпады делает и орет:
     - Сейчас нашпигую сало!
     Дескать,  покажу тебе  ушистскую  мать!  Увидишь,  где  китайские  раки
зимуют!  Саня дуэль не принимает. Отмахивается -  иди  ты  в  болото.  Тогда
Погранец  заорал  на весь  зал  в самое  больное место:  "Твою бабу вчера  с
мужиком видел, на "мерсе" ехала!"
     Погранцу в данный момент соврать - раз плюнуть. А все  равно Сане будто
двести  двадцать в голову шарахнуло из  оголенного провода.  Бросился мстить
обидчику.  И куда агрессия Погранца вместе с  мастерством девались?  Как  ни
прыгал  отключить Саню ногой или другим приемом, как ни махал ручищами перед
носом у противника - никакого навара. Погранцу казалось, он ураган и смерч в
глазах  Сани.  Испепеляющее торнадо. А было наоборот -  как балетный  лебедь
перед смертью. Сане осталось въехать умирающему в лоб, избавляя от напрасных
мучений.
     "Лебедь" подкошенно рухнул, "крылья" по полу разбросал.
     - Как это я пропустил? - поднялся из нокаута Погранец. - Ладно, Санчик,
за мной должок.
     Недели  через  две  сунулся вернуть  его. Про жену-изменщицу не кричал.
Саня  сам рану вспомнил. И снова секунды сорвались опережать реальное время.
Второй   раз   Погранец   из  молниеносного  бойца  превратился  в  балерину
белокрылую.   Ринулся   коронным   приемом   обесточить   противника,   Саня
приспокойненько улизнул от молниеносной ноги и отправил приставалу на пол.
     "Неужели шаолиньский  монах  действует?"  -  боялся поверить в счастье,
склонившись над поверженным.
     И стал  еще больше  медитировать,  каждый  вечер,  пошуровав  метлой  и
задавив   словомешалку  и  мыслемесилку,   рвался  на  связь  с  космическим
сознанием. Если Ленка вякала против,  тут же  вспоминал:  "С балкона  ее". А
когда супруга выходила белье  развешивать,  ловил  себя на  мыслишке: строит
планы,  как незаметно ее  скинуть.  Элементарная  задачка.  На  четвереньках
подобраться, резко  за щиколотки дернуть...Из соседних  домов только и будет
видно: женщина опрометчиво  наклонилась  за  перила,  центр телесной тяжести
перешел  критическую  зону  и  отправился  в  забалконные  дали.  И  все.  А
ускоритель смертельного полета останется за милицейским кадром.
     На что в голове звучало шаолиньско-монашеское: "Нормальный ход!"
     Как-то  раз  Саня для  эксперимента подкрался на четвереньках к  порогу
балкона. Осталось руки протянуть к щиколоткам...
     -  У  тебя  че,  - вдруг обернулась Ленка,  -  крышу сорвало? На Маугли
тренируешься?
     - Стержень от авторучки уронил, - нашелся Саня.
     - Завещание писать, если вдруг пяткой по бестолковке заедут?
     - Ага, заявление на развод.

     ГОЛАЯ АУРА
     Кстати, за  тот  нокаут толкушкой по  голове Саня  мысленно  благодарил
супругу.  Какой  к черту  супермен,  если  ни  разу  не  спортивная  женщина
уработала! Стал самоусовершенствоваться с еще большей упертостью. мало того,
что четыре раза в неделю ходил на ушу, занимался гантелями, ходил в бассейн,
бегал.  Все  свободное  время не покладая  рук и  ног  было занято.  Никаких
задержек на работе для выпивонов, чем славился их коллектив мастеров  кисти.
Никаких праздношатаний. На домашние дела тоже времени не оставалось.
     Внешние  результаты  стали  проявляться,  как  в  книжках про  ведьм  и
колдунов.  Вспять   пошло  развитие.  Вместо  развесистого  живота  -  пресс
бугристый: обухом по  нему стучи апперкот - не пробьешь. Кисель, болтавшийся
на  месте бицепцев и трицепцев,  исчез. Фигура сделалась - увековечься перед
объективом с женой на пляже, ее подруги локти себе обкусают от зависти.
     И что поразительно - зрение на три диоптрии улучшилось.  Пошел к врачу,
а  тот говорит: "Что вы мне голову  раньше  дурили "не вижу, не вижу"! У вас
стопроцентное зрение!"
     Но главная чертовщина - Саня лицом назад пошел.
     Когда  киношный  гений  ушу Брюс  Ли умер в  сорок лет,  при вскрытии у
врачей глаза на лоб выскочили - внутренности, как у восемнадцатилетнего. Что
у Сани  под ребрами  творилось - никто не  заглядывал, тогда как  снаружи  -
пацанистым стал. Румянец заиграл на  щеках, как у допризывника,  морщинки из
углов  рта испарились,  будто  кожу за  уши  натянули.  Раньше  одни бабушки
"молодым человеком" называли, теперь молодухи так окликали. Новички в секции
спрашивали: "Ты уже работаешь или еще учишься?"
     Не за горами  сорок, а  ни грамма  солидности на лице. Тогда как  жена,
вспыхнув знойным цветком у моря, начала сдавать позиции жгучей женщины.
     И прекратила тянуть Саню на прогулки по городу  и в  фотоателье. Каждый
вечер  натиралась,  мазалась,  пила бальзамы.  Отчаянно тормозила  вчерашнее
время. Но чем дальше, тем больше: смотришь в зеркало, а глаза бы не глядели.
Морщинки, крапинки, седина в прическу...
     В  тот  день  заарканила  Саню  после  тренировки  на  рынок   сходить,
отовариться  на неделю. Набили  две сумки с  верхом. Сане,  дело  житейское,
приспичило в туалет.
     - Не мог заранее побеспокоиться! - проворчала Ленка.
     Саня,  выдержанный  ушист, спорить не  стал. Отдал  сумки,  неудобно  с
ручной  кладью нужду  справлять.  Да шага  не  успел  в сторону "М" сделать,
торговец горной национальности из-за прилавка завайвайкал:
     - Вай-вай-вай,  как не  ай-я-яй!  Маладой  чиловек,  ти  би своей  маме
памагал!
     Абрек  был, как полагается,  с  большим  носом, вокруг  шнобеля чернела
щетина,  на  нем  чернели  солнцезащитные  очки.  Уроженец  востока  не  мог
промолчать на русскую невоспитанность:
     - Памаги! Мама тяжело нэ нада волочит!
     Ленкино лицо враз рассвирепело,  отчего у Сани отбило все  естественные
желания, выхватил у "мамы" сумки, забыв про "М".
     - Маладец, малчик! - добавил масла абрек.
     - Какая я тебе "мама"? - зашипела Ленка.
     - Нэ дэвочка ведь? - логично удивился торговец горной национальности. И
снял очки исключить ошибку. - Сапсем нэ дэвочка.
     - Он мой муж! - ткнула в Саню.
     - Карашо, мамаш,  очень карашо! - обрадовался  за Ленку.  - Маладой муж
под бок!
     - Этому "маладому" до пенсии ближе, чем тебе до кишлака.
     - Ты мой дом не суйся грязные руки! Там война гремит!
     - Там война, а здесь мать родна!
     - Ты, мамаш, честнае слово, подбирайся в выражениях!
     - За что женщину  обзываешь?! - вступилась за Ленку  ветеранского  вида
гражданка. - Понаехали обдирать с нас три шкуры, еще изгаляются.
     Абрек  от базара ввязался в диалог с  новым  оппонентом,  Саня  не стал
ждать  окончания перепалки: сам зацепил - сам  пусть и отбивается, - потащил
сумки домой.
     А там  Погранец ждет, в  глазах огонь с искрами. Завлек Саню в  дальний
угол и зашептал горячо:
     -  Хорэ из  ямы козлом скакать!  Надо, хрен ли  по  фигу, учиться  ауру
видеть и чакры!
     С   пуковыми   йогами   ничего   не    вышло,    и   вот   новый   путь
самоусовершенствования надыбал.
     Короче, бросай все и осваивай методику  ауразрения, чтобы  противник ни
рукой ни ногой дрыгнуть не успел, рта не раскрыл, а ты  его лучше всяких узи
и рентгенов  распознал.  Какая чакра  с пробоиной, где другие  слабые места,
через которые одной левой можно уработать любого громилу.  А может, наоборот
-  с  виду соплей  перешибешь,  а из  него  энергия прет, аура, как  солнце,
блещет, тут хватай ноги в охапку и рви во все лопатки, пока целый.
     По ауре сразу видно с добром гражданин или камень за пазухой греет.
     - А потом научимся чакры дырявить! Не надо будет руками махать!
     "Вот бы Ленке сексчакру унять!" - помечтал Саня.
     Погранец познакомился с рериховцем, и тот поделился  методой тренировки
ауравидения. Была она со стриптизом. Поистине - куда ни плюнь: в шершеля фам
угодишь.
     - Надо голую бабу к окну поставить  и сосредоточенно смотреть  на  края
фигуры, - доложил Погранец. - Со временем аура обязательно проявится.
     - На кого смотреть? - переспросил Саня.
     -  Тебе  на  голую  жену  сподручнее.  Всегда  под  рукой.  Поставил  и
тренируйся.
     - Почему не на мужика пялиться? - поинтересовался Саня.
     - Я могу раздеться?
     - Не надо! - отказался Саня.
     -  Вот  видишь!  Разумею так,  что  баба  есть  баба!  На  нее  глядеть
приятственнее.
     - На ауру ведь надо смотреть!..
     Не  сразу  Саня  к  Ленке  с  предложением   постоять  у  окна  нагишом
подступился.
     -  Ты  вообще уже  ку-ку!  -  отреагировала, смеясь, супруга. -  Гольем
торчать перед тобой, я что - девка по вызову?
     Но Саня хитрец за это поклялся выложить кафелем  туалет.  Полтора  года
плитка без движения тосковала под ванной.
     - В нашем сортире  только фильмы ужасов  снимать, -  ворчала  Ленка.  -
Когда сделаешь?
     - Не то место, где витают в поэтических облаках, - отшучивался Саня.
     А тут пообещал под евростандарт заделать. Жена знала, если захочет - по
высшему классу  сработает.  Руки  у  Сани как  надо  были  заточены.  Только
ремонтного рвения в них не проявлялось.
     - Ты меня за какую-то продажную держишь! - погрозила пальцем Ленка.
     Но,  как  ни  уговаривал, согласилась  на половинчатом  варианте.  Не в
натурально-блистательном виде ауру показывать, а в нижнем белье.
     Расположил  натуру Саня  спиной  к  окну, тюлем задернутому,  и включил
глаза. Ленка  солнышком освещенная  стоит...  Нет, загляденье картинка. Этот
купи-продай  горной национальности с похмелья, наверное,  был. У Ленки рыжие
волосы по смуглым  плечам, фигура  с волнительными деталями...  Аж  где-то в
пупковой  чакре  екнуло...  Жаль,  не  та  программа момента,  чтобы  объемы
взглядом наглаживать.
     Вперился в края супругины. Вызывает ауру на себя...
     А  взгляд,  хоть  кнопками  пришпиливай,  никак  на  границах  жены  не
сосредоточится. Первый  слой  ауры, как говорил Погранец,  на расстоянии 3-5
сантиметров от  тела находится,  но взгляд  оттуда на  бюст,  едва  лифчиком
прикрытый, съезжает, по другим телесам воровато бегает.
     И добегался. "Она же растолстела!" -  вдруг сделал открытие. Как раньше
не  замечал? Все свободное время  в тренировках, некогда посмотреть, что под
носом делается. И в бедрах есть  прирост фигуры, и в плечах раздалась, живот
из  плавок лезет.  Конечно, женщина без живота, как квартира без мебели.  Да
зачем выше крыши загромождать себя?
     Расстроился Саня. Прав был торгаш с кавказских вершин.
     Но придушил  Саня  критический  выброс, не  дал  чувствам  разгуляться,
вспомнил, какая  сверхзадача поставлена. Тряхнул головой,  разогнал глаза по
местам. Левый - налево, правый - на свой край. Приказал зреть ауру.
     Однако чуть расслабился, опять "в огород полезли".
     Да   и  как  тут   удержаться!   Белье-то!  Белье!  Блестяще  черное  с
ослепительно белой отделкой. Прямо  огонь и пламень! Арбуз с солью!  Водка с
перцем!
     Дух захватывает! И матерится хочется.
     "Для себя она,  видите  ли,  покупает! - зло  подумал. - Ну и  брала бы
попроще!"
     Опять аура отлетела  на  задний план. Словомешалка  заработала на  всех
парах.
     Ленка   в  это   время  стоит  под   прицелом   и  хихикает  про  себя:
"Пялься-пялься, раз дури  много, зато туалет  примет человеческий  вид. Надо
еще унитаз поменять".
     -  Сними  плавки!   -  взорвался  в  один  момент  Саня.   -  Не   могу
сосредоточиться! Вырядилась, как в постель к любовнику...
     - Может, еще и в позу встать? И  вообще, - вдруг психанула. Женщина она
ведь сама  не знает, что ей в любую минуту может  взбрендить,  - лучше людей
найму кафель  клеить,  чем  дурочкой голопузой стоять! Ты не ауру,  а совсем
другое разглядываешь!
     И начала одеваться.
     "Сброшу с балкона!" - нехорошо подумал Саня.
     А вслух крикнул:
     - Бегом пора  заниматься! Живот в трусы не влазит! Посмотри  на  себя в
зеркало! Целлюлит со всех сторон висит.
     - Ага, целлюлит! А че слюни пускал? Пялился, как глаза не обломал! Аура
что, вокруг трусов распространяется?
     И так  далее. Саня,  конечно,  опрометчиво  больную тему излишнего веса
поднял. Чем усугубил вопрос с тренажером до полного поражения. Ленка наотрез
отказалась у окна хоть голяком, хоть топлес, хоть в бикини стоять.
     "Тощих дур ищи! Раз у меня аура в целлюлите!"

     КРОВАВЫЙ СЕАНС
     Пожаловался Саня Погранцу, что потерпел фиаско по привлечению домашнего
тренажера для ауровидения.
     -  Добра-то! -  успокоил товарищ  по  восточному  единоборству. -  Есть
получше вариант, хрен ли по фигу!
     И   предложил  профессиональную   натурщицу  для  демонстрации   голого
естества. У знакомого художника одолжил сей экспонат. Натурщице без разницы,
с кистью на  нее  воззришься для переноса  женской анатомии  на  холст или в
поисках феномена ауры. Плати согласно тарифу и смотри, пока часы  не пробили
окончание сеанса.
     Саня  сразу  отбросил   вариант  -  дома  с  натурщицей  тренироваться.
Бесполезно  подъезжать  к Ленке, что в сугубо познавательных целях  приведет
постороннюю, раз сама не хочет подсобить мужу в развитии скрытых задатков.
     Что  бы он  без  Погранца  делал?  И здесь  выручил,  предоставил  свою
жилплощадь для сеансов.
     Девица оказалась без комплексов - дескать, отвернитесь, мне неудобно, я
не такая - быстренько  разделась,  Инной назвалась, перед окном встала. Всем
голым видом говоря, время пошло, оно  у меня  деньги и рассусоливать попусту
некогда.
     Тогда как Сане  с непривычки  неловко. Чужая  женщина  в банной  красе,
только  что  без  веника, а он  в брюках перед  ней, пиджак на  все пуговицы
застегнут.
     Вина, может, надо было взять, фруктов...
     Но   отбросил    соблазнительные    мысли.    Надо    сначала   развить
сверхвозможности... Для чего уставился в натурщицу.
     Девица была лет на пятнадцать моложе Ленки. И вся как яблочко налитое.
     "Вот какой должен быть живот!" - оценил Саня.
     И бедра без миллиметра лишних отложений.
     Бюст в самый раз эталонно торчит.
     Художник понимал толк в прекрасном.
     "Отставить!"  - безжалостно  пресек отвлекающие мысли  Саня.  Все  силы
собрал на края натурщицы глядеть, ауру, их обволакивающую, выявлять.
     Да  не  получается! Как  магнитом  взгляд  к  кудрявому  центру  тянет.
Наплевать  бесстыжим  зенькам  на  ауру  и  преимущества  чакровидения... Не
въезжают,  что  имей  такие  возможности,  они,  придет время,  куда  хочешь
заглянут, кого хочешь рассмотрят. Нет, одним  днем на календаре живут, так и
норовят в облюбованное уставиться, как Саня не понужает в нужное направлении
глядеть.
     Да  уж,  исключительное  упражнение   рериховцы  придумали.  Это  какую
богатырскую волю должен  собрать в кулак  мужик,  какие  геракловы  силы  из
глубин организма призвать,  чтобы на голую женщину смотреть как на  источник
ауры!  И ни в каком другом разрезе  более!  Наверняка будет результат,  если
превозмог низменный соблазн, выбил из головы шуры-мурный  сор,  настроился в
шаге от греховодного на высшее. Субстанции невидимого мира и деваться некуда
- явит себя взору как миленькая.
     "Нет,   не  проймешь!   -  отдирал   Саня   жадные   глаза  от   места,
равноудаленного  от   границ   ауры,   безжалостно  гнал  взгляд   на   края
восхитительных форм. - Увижу! Увижу!"
     Но снова плотское, выпуклости и впадины, видели очи!
     - Повернитесь, пожалуйста!  -  попросил Саня, дабы с  глаз долой убрать
мешающие ауре факторы.
     И снова здорово! В  тылу тоже было за что взгляду зацепиться.  Не  хуже
чем  на фасаде данные!  Задний  бюст, как из  журнала "Плейбой".  Только там
холодные картинки, а тут до горячего рукой подать.
     "Не мог пострашнее найти", - отругал Погранца.
     - Повернитесь обратно! - попросил позу анфас.
     -   Может,   боком!   -   предложила  компромиссный  ракурс  натурщица.
Почувствовала,  что   заказчик  в  мучительном  поиске,  захотела  помочь  в
творческих устремлениях.
     - Нет, - Саня  понял, каким манером не ставь девицу, загвоздка не здесь
зарыта.
     Вернулся к первоначальному варианту экспозиции.
     "Ну, я не  я буду!"  - скрипнул  зубами, сжал  для концентрации  усилий
кулаки и вонзив глаза в пограничную с фигурой область...
     И вдруг забрезжило. Голубоватое  свечение затеплилось у плеч. Едва-едва
различимое...
     "Есть! - возликовал про себя Саня. - Вижу!"
     И  в  автоматическом режиме  сделал  два шага  вперед,  чтобы  рассеять
сомнения,  что  не обман зрения перед ним,  не сон  наяву, не пустой  мираж.
Ринулся доподлинно ауру разглядеть! Удостовериться, что достиг феноменальных
возможностей, с которыми новая жизнь начнется.
     Женщина  превратно расценила  резкий  скачек  в сторону  ее  обнаженной
натуры. Подумала, заказчик, оценив красоту со всех сторон, решил ауру искать
на  ощупь.  Такого  договора   с  заказчиком  на   предоставление  услуг  не
подписывала.  Поэтому  прыжок  встретила  резким ударом костистого кулачка в
нос. Хрясь!
     Натренировалась на художниках.
     Саня  до  того  обрадовался  ауре,  до  того  рассиропился  от  счастья
суперменства, что забыл все боевые  навыки.  Пропустил атаку,  как последний
чайник.
     Из глаз брызнули звезды, из ноздрей хлынула кровь.
     - Я вам не для лапанья! - возмутилась девица. - Встаньте на место!
     - Конечно! - повиновался Саня.
     Несмотря на боль, вонзившуюся в мозги, первым делом испугался: и с этим
тренажером  облом.  А  ведь  только  аура  поперла.   Неужели  опять  искать
кандидатку голого позирования?
     Однако  натурщица не бросилась  одеваться. Восприняла случившееся,  как
досадное  производственное  недоразумение.  Что значит человек на  работе. И
выразила готовность продолжать оплаченное, если сеанс будет без рук.
     Но кровь мешала возобновлению ударом прерванного.
     - Ой! Я не хотела! - заизвинялась натурщица.
     И  все  в том  же  блистательно плейбойском виде  принялась  медсестрой
хлопотать  над  Саней,  укрощать  бурное кровотечение. Побежала в  ванну  за
мокрым полотенцем...
     -  Полчаса у  вас  осталось, в следующий раз учтем,  -  честно сказала,
когда выяснилось: сеанс из-за кровопролития заказчика продолжить не удастся.
     Зажав платком нос, поплелся Саня домой. Однако родные стены не помогали
унять травму.
     "Так все шесть, или сколько там у меня, литров вытекут!" - заволновался
Саня.
     Без крови какой ты жилец? Надо идти в поликлинику.
     Оттуда  Саню быстренько наладили в больницу под круглосуточный присмотр
медперсонала.   Дескать,   нешуточное   дело,   когда    неукротимая   течь.
Амбулаторными  методами не обойтись. Короче, сбагрили Саню от себя подальше.
А в стационаре тоже ничего утешительного. Что лекари ни предпримут, Сане как
мертвому припарки. Тогда доктора честно говорят: осталось два способа борьбы
за жизнь пациента. Терапевтический  - забить ноздри тампонами из ваты.  А не
поможет, придется  хирургов для вмешательства звать. Они зашьют питающую нос
артерию.
     -  Ничего себе!  -  забеспокоился Саня.  -  Это  че, инвалидом быть? То
нельзя, это не рекомендуется! Не зря, поди, кровь в ноздри подается!
     - Посмотрим! - вильнули от вопроса врачи.
     -  Я мастер ушу!  -  приукрасил  достижения  Саня.  -  К  соревнованиям
готовлюсь!
     - Не нервничайте, больной!
     После  этого законопатили Саню ватой под завязку, аж в мозгах помутнело
во  время  процедуры.  Ноздри,  как  у  негра,  раздулись.  Но  кровотечение
остановилось. Лежит Саня с затычками в  надежде на скорое  выздоровление.  И
костерит себя, что сунулся впритык к натурщице вместо разглядывания  ауры на
безопасном  расстоянии. "Во всем надо держать дистанцию",  - мудреет  задним
умом. С  другой стороны: сколько раз на тренировках  получал по носу - и  ни
капельки...
     Что значит с бабой связался!..
     Часов двадцать провел заглушенный тампонами.  Прононс стал французским,
но повеселел лорбольной. Не  сочится  юшка. Стал подумывать, когда следующий
сеанс по ауре провести для закрепления  достигнутого. Травма даже на пользу,
решил.  В  подсознании  прочно  засело  болевое ощущение,  взгляд  не  будет
шариться, где не следует.
     Продолжительно в заткнутом состоянии находиться противопоказано. Нос не
труба  водопроводная. И та  ржавеет. Живым  тканям подавно проветривание  от
гниения и  заражения крови необходимо. На следующий день врач женского рода,
вооружившись мощным пинцетом, пробки вырвала.
     И забыл Саня про ауру вокруг натурщицы. Кровь ручьем потекла.
     Настроение, конечно, упало до нулевого значения.
     У врача  тоже.  На календаре  воскресенье, хирурга дежурного нет, а тут
хлещет, как из поросенка. Обречено посмотрела на Саню. Физиономия в крови, в
глазах тоска смертная.
     "Летальный  исход возможен", -  констатировала  про  себя драматическую
картину. Врач, а все  равно  жалко человека. Жить бы еще  и  жить.  Намочила
перекисью вату, протерла нос и окружающую площадь лица. В божий  вид хотя бы
привести больного, раз ничего лучше не получается.
     И, о чудо! Поток крови резко замедлился.
     Доктор  оживилась от неожиданного эффекта, не экономя  вату и перекись,
закрепила результат.
     Как рукой болезнь сняло.  Без  всяких пробок и скальпелей.  Кровеносные
сосудики перекись, будто сваркой, заглушила.
     Можно  дальше жить-радоваться,  без  хирургической  резни  и  зашивания
заниматься ушу, ауру постигать.

     ПРОЩАЙ, УШУ
     - Ура!  -  ворвался домой  Саня. -  Червям  на кладбище  рано  собрание
проводить! Кровотечение остановлено вопреки стараниям врачей!
     И носом счастливо крутит. А потом на руки встал продемонстрировать силу
кровеносной системы.
     - Ты  должен  покреститься, -  заявила  Ленка в  сторону  задранных под
потолок пяток.
     - С какого? - чуть не вонзился физиономией в пол Саня.
     Оказывается, с  такого:  Ленка, пока  мужа законопачивали в  стационаре
затычками и травили пилюлями, Богу молилась. И клятву дала, если излечится -
окреститься.
     - Ты меня спросила? - вскочил на ноги негодующий Саня.
     - А не покрестишься - болезнь на меня перекинется.
     "Ну и что?" - подумал Саня.
     - И на Танечку! - продолжала Ленка. - Ты этого хочешь?
     На дочь не хотел.
     "Не крестись! - вдруг вякнул в голове голос шаолиньского монаха. - Ауру
с чакрами не будешь видеть! Время сжимать-растягивать! Не креститсь!"
     Саню без китайских  подсказок не тянуло. Не хватало  поклоны бить перед
иконами...
     А  вдруг  вправду на  дочь перекинется? Там  крови,  как  у  воробышка.
Пальчик порежет, уже плохо.
     Ну и что? Он теперь умней целой больницы -  перекисью помазать  и  живи
дальше.
     -  У  Танечки  без   того  хронический  бронхит   и  аллергия!  -  жена
прессингует.  -  Не хватало  заразе  какой-нибудь  привязаться.  Боюсь  даже
подумать!
     - А ты не думай! Думальщица нашлась! Мыслитель Родена!
     - Только попробуй отказаться!
     "Сбрось с балкона!" - мелькнуло в голове.
     - Не хочу я в церковь!
     -  И не надо!  В субботу на Левобережье массовое крещение на Иртыше. За
Ленинградским мостом.
     В  субботу собирался  ауру  вокруг  натурщицы  разглядывать. Закреплять
достигнутое видение  и дальше  идти, не приближаясь  близко к  голому, но  с
кулаками телу.
     - Ты  должен  знать из  своего  ушу,  что боком  выходит,  когда  зазря
клянешься высшим силам! - напирала Ленка.
     И дальше била мужа козырем, что здоровье дочери поставлено на карту.
     Саня тем не менее стоял твердо на антикрестительных позициях.
     - Хочешь, буду голой позировать для ауры? - стала расстегивать халат. -
Только покрестись!
     "Получше тебя имеются позирователи", - усмехнулся Саня.
     И задумался.  Если  натурщицей Ленка готова заголиться, значит, дело не
хи-хи-ха-хательное. Женщина нутром беду чует.  Дочка отдыхала у  бабушки  за
триста километров от цивилизации. Вдруг в этой глуши кровотечение откроется.
Без того  не кровь, а марганцовка у пичужки... В той дыре поди и перекиси не
найдешь...
     Скрепя сердце дал согласие.
     -  Я тоже поеду, - сказала  жена, - а  то увильнешь в последний момент.
Тебе соврать, как два пальца об асфальт.
     - Контролируй, если делать нечего.
     В субботу съездил на тренировку, где словил от Погранца мощный тычок по
носу,  кровеносная  система течи  не  дала, Саня без проблем удержал  удар и
достойно  влепил  по  скуле нападавшему. Довольный вернулся домой,  погладил
рубашку, брюки и поехал креститься.
     В  троллейбусе  задремал,  после   перерыва   больничного  упахался  на
тренировке. Мышцы приятно ныли, и весь Саня пребывал в расслабушке. И вдруг,
как от пинка, подбросило  горячим  вопросом: "Утюг я выключил?" Была у них в
семье такая  электрическая  болезнь. Помните  театральный  случай?  Тогда  с
Ленкой прокол случился.
     Напрягает Саня  мозги.  Вот втыкал  вилку в розетку,  вот прыскал марлю
водой, вот утюгом возил... Дальше темнота и провал... Но точно помнит - лень
было гладильную  доску убирать, утюг  остался на ней,  и  очень может  быть,
подключенным к  единой  энергетической  системе  России. А  впритык  книжные
полки. Пятнадцать  томов  Дюма,  шесть -  Мопассана, пять  - Джека  Лондона,
четыре - Стивенсона и разносортицы  от пола  до потолка. Есть  чему взвиться
костром. Для поддержки реакции горения шкаф с тряпьем постельным и носильным
рядом.
     Задергался наш герой,  заелозил  по сиденью: возвращаться  к  утюгу или
нет? Хорошо, если Ленка домой заскочит.
     Дождешься от нее.
     - Мне  делать  нечего туда-сюда  гонять, - лишила Ленка противопожарной
надежды. - Я ведь не ты, только свои  прихоти справляешь! По клиентам с утра
бегала!
     И подлила масла в полыхающий под черепной коробкой  огонь. Оказывается,
Саня утром, когда гладил форму, собираясь на тренировку, утюг не выдернул из
розетки. Как говорится, склероз налицо.
     - По двадцать раз на дню наглаживаешься! Жених прямо!
     - Надо обратно ехать! - упал на низкий старт Саня.
     - Ты хочешь, чтобы с Танечкой беда случилась?
     - На следующей неделю покрещусь.
     - Нет!  Я  поклялась, как  из больницы выйдешь  при первой возможности.
Звони из автомата соседям.
     Тех где-то черти носили. Застал товарища, что жил за две улицы от Сани.
Договорились, проведет мониторинг и сбросит  на Ленкин пейджер информацию об
огневой ситуации.
     Началось крещение, а в мозгах у Сани вместо таинства утюг раскалившийся
рисует пламенную  картину. Вот занялась  тряпка  на гладильной доске... Пых,
огонек шаловливо  лизнул  том Мопассана,  бравенько  зацепился  за  корешок,
прыгнул вверх...
     Народу  креститься человек  двадцать  набралось.  В основном  женщины и
дети. Но и мужчины зрелые попадаются.
     День  жаркий.  Июль, градусов сорок давят зноем. Голову печет.  Батюшка
чин крещения ведет.
     "Скорей бы уж  окунали, - сосед Сане шепчет. - Мозги  от жары трещат! Я
думал быстро..."
     Вода в двух шагах, а не нырнешь без команды, раз деньги уплачены.  Саня
другим  жаром озабочен. Пейджер в кармане щупает.  Отобрал у жены передатчик
информации. Ждет не дождется, когда завибрирует известием о пожаре.
     А тот камнем молчит. В голове у Сани  все пятнадцать томов Дюма -  один
за всех и все за одного -  вспыхнули. Прихватили в  жаркую компанию  "Остров
сокровищ" и других пиратов.  Джек  Лондон добавил полешек в пламя... А вот и
платяной шкаф затрещал...
     "Я же сегодня новую форму принес", - сжалось Санино сердце.
     По спецзаказу из  Китая привезли... На показательных выступлениях хотел
блеснуть...
     Паралитично  затрясся  пейджер.  Отвернувшись  боком  к крещению,  Саня
запустил руку в карман, тайком  глянул на табло: "Ленусь, срочно позвони..."
И номер телефона без подписи.
     "Хахаль!" - решил Саня и мстительно стер сообщение.
     Батюшка не торопясь на церковнонепонятном языке что-то из книги читает.
     "Быстрее!" - подгоняет процесс Саня.
     Однажды видел выгоревшую квартиру.  Из трех  комнат только  чугунок для
каши выжил.
     Снова завибрировал пейджер.
     "Ленка, жду". И опять тот же телефон.
     "Не дождешься!" - уничтожил сообщение Саня.
     Батюшка обходить всех начал, имя каждого спрашивает.
     - Саня, - ляпнул наш герой и дернулся руку для знакомства подать.
     - Раб Божий Александр, - с укоризной поправил священник.
     Снова забился в брюках пейджер. Саня  поспешно нырнул в карман. Батюшка
подозрительно посмотрел на странные манипуляции раба Божьего.
     Пришлось подождать, пока отойдет церковнослужитель.
     "Лен, я нашла стопроцентный способ от целлюлита". И опять тот же номер.
     "Не хахаль, - не стер Саня. - Но ведь линию забивает".
     Наконец, пейджер выдал: "Огня нет, дыма тоже, пока".
     Не понятно,  конечно:  "пока"  написано в значении "до свидания"  или -
"еще нет"? А все равно легче.
     Тем временем батюшка в купель приглашает. Сам первый, несмотря на рясу,
вступил. Саня брюки, рубашку скинул Ленке на руки, шепнул:  "Огня нет!" -  и
вприпрыжку в воду. Батюшка с головой  его макнул. Ух, хорошо! Так бы и сидел
в  глубинах.  Но  у священника  другое  мнение, за власы вытащил  под жаркое
солнышко, дескать, не тот случай подводный кайф ловить.
     Короче, обрел Саня в угоду жене крест на шею.
     Домой после этого как на пожар, не жалея денег, неслись. На такси.
     - Я-то  думала крещение раз-раз и в полчаса готово! - виновато говорила
Ленка. - Знала бы оставила тебя одного.
     - Ага, часа полтора на солнце пекся! Голова, как пивной котел, трещит!
     Примчались,  Ленка  на  финише ключами  в  двери шурует,  Саня  гарь  в
замочных скважинах вынюхивает. Если чем и пахло - одним котом.
     Ворвались. Дюма и  Мопассан невредимые. Утюг отдельно  от электричества
комнатную температуру излучает.
     - С чего тебе в голову ударило, что забыл выключить?
     - Черт его знает...
     - У  тебя теперь ангел хранитель есть,  -  сказала  жена. - Над  правым
плечом сидит. Он поберег.
     - Да? - недоверчиво посмотрел направо Саня.
     И вдруг  достал  акварельные  краски  дочери (училась  в художественной
школе) и нарисовал своего ангела. Получился грустный. С едва проклюнувшимися
крыльями.  Затем Саня, давненько  с таким  удовольствием  не  водил  кистью,
написал  ангела-хранителя дочери.  Юный с  золотистыми кудрями  он стоял  на
земле, и  в то  же  время был парящим... И  еще  нарисовал  ангела-хранителя
матери. Со светлой печалью на челе. Ангел отца получился уставшим...
     "Дурак ты, Саня! - вклинился  в голову  шаолиньский монах.  - Не видать
ауру как своих ушей!"
     "Ну че ты?" - провинившимся школьником промямлил Саня.
     "Ниче!" - улетучился монах.
     Через два года  Саниных ангелов  покажут митрополиту, и  тот  пригласит
художника на беседу в новую, расписываемую церковь. Но это будет  черед  два
года...
     На следующей тренировке сенсей определил спаринговать с чайником, учить
зеленое поколение локтем орудовать.  Есть такой прием с подковыркой.  Стоишь
физиономией к жертве и вдруг всем видом теряешь интерес.  Дескать, надоел ты
мне хуже  горькой  водки.  Резко поворачиваешься задней частью, будто  в тыл
собрался. Но,  крутнувшись на сто восемьдесят градусов, никуда не бежишь,  а
набираешь дальше скуловоротную  скорость  и на триста  шестидесятом  градусе
бац! - углом локтя  в скулу или нос.  Противник викторию уракать собрался, а
вместо нее самого наповал.
     Новичок  достался лет шестнадцати, крутился  бестолково.  Ось  вращения
швыряло  на  поворотах.  Костистый  локоть  писал нервные зигзаги. Саня шутя
отбивал петушиные атаки, для науки сам раздавал тычки. Парнишка  кривился от
боли, но снова и снова, настырно рвался приложиться к физиономии учителя. За
что каждый раз  получал  нежданчик, то в грудь, то по корпусу, то в плечо. И
вдруг  на тридцатой или  сороковой попытке крутнулся  не в правую, а в левую
сторону.  Не  успел  Саня удивиться чайниковой  прыти,  как острый локоть со
всего  разгона  врубился  в нос. Кровища, как  в случае с голой  натурщицей,
хлынула.
     - Здорово он тебя в носопырку! -  восхитился  Погранец.  -  Во, чайники
пошли! Чуть что - в роговой отсек вместо уважения к старшим!
     Саня  скоренько  перекисью  водорода  травму  унял  и  кинулся проучить
молодого. Но опять побежал в раздевалку с задранной головой.
     "Дурак ты, Саня!" - образовался в ней медитационный монах.
     "Сам дурак!" - ответил в космос обозленный Саня.
     Без того невесело, еще под руку вякают.
     На  следующей тренировке уже  Погранец добрался  до Саниной  носопырки.
Давно   мечтал   смыть   позор,   втоптать   глубоко   в   землю,   не   мог
забыть-успокоиться, как умирающим лебедем  валился от Саниных ударов. Вызвал
на поединок.  Помня  победный  случай, Саня заспешил медитативно  сжать свое
время, а пришлось зажимать нос.
     Картина в кровавых тонах повторялась пять тренировок подряд. То новичок
выступал живописцем, то Погранец.
     И Саня загрустил-закручинился. С недержанием в носу  только по телефону
ушу заниматься.
     Жизнь опять дала трещину, в которую ухнуло китайское единоборство.
     Чем залеплять?
     - Давай бегать! -  вдруг предложила Ленка. -  Одна  клиентка пятнадцать
килограммов бегом  с  себя  сбросила.  До  этого сердцем маялась,  а уже два
марафона прошла.
     Всю жизнь  супруга  слышать  не хотела  о  физкультурных  рукомаханиях,
вращении тазобедренного  состава и дрыганье ног для красоты в  теле. И вдруг
спортивная инициатива.
     - А давай! - с энтузиазмом высунулся  из тупика Саня. - Для стройности,
бодрости и  настроения!  Жаль,  по субботам  не  сможешь,  а то  бы  в  рощу
вдвоем...
     И возникло мимолетное  видение. Бегут  друг  за дружкой по росе. Птичий
будильник трезвонит  в кустах-деревьях, солнце за лесом глазоньки продирает,
травка целебно пахнет...
     - Почему не смогу. Я теперича не то, что давеча - не та борзая, ноги по
гаражам и дачам бить-колотить! Предприятия страхую! В выходные не кантуй!
     И  стали они на оздоровительной  трассе дружной семейной парочкой. Саня
легкой газелью рассекает загородное пространство  и нацеливается на марафон.
Лена  перемещается  тяжеловатой трусцой.  Не  до сорока  двух  километров  с
хвостиком. Целлюлит бы растрясти.
     Но какие ее годы. На календаре еще и сорока не пропикало...


     РИСУНОК

     На  дежурный вопрос: "Как  жизнь?" -  Дарья Жарый до  29 лет  отвечала:
"Кверх  ногами".  Хотя жизнь до  этого  срока  была  конечностями  в  нужную
сторону.
     Дарья происходила  из роду-племени,  кто не любит откладывать на завтра
то, что можно  съесть сегодня.  Что и схлестнуло в туристической  Хургаде  с
Леонидом Шубиным. На второй египетский день сластена Дарья купила клубнику -
дело было в январе, когда в родном Омске зверствовали крещенские морозы, - и
тут же начала поедать аппетитную ягоду.
     -  Вы  что?  -  сделал большие глаза  вышеназванный Леонид. -  Она ведь
немытая!
     - А, - беспечно положила на язык клубничину дама, - здоровее буду!
     - Это же Азия! Тут всякой заразы полным-полна коробка!..
     -  Девочки  и  мальчики,  не  сосите  пальчики! В пальчиках микробики -
попадете в гробики!
     - Вот-вот, только  не надейтесь,  что  ваш  прекрасный труп в  пирамиде
Хеопса разместят.
     С пирамидами и вовсе хихикс вышел. Экзотику Дарья тоже  норовила вперед
батьки  поглощать.  Из автобуса в долине пирамид выскочила раньше всех. Пока
Леонид галантно пропускал таких  же  нетерпеливых  до  седьмого  чуда  света
попутчиков, Дарья уже прыгала на  древнюю землю.  А на ней корабль пустыни в
одногорбом исполнении лежит в призывной  позе -  садись, мол, поехали. Рядом
бедуин  стоит, на  башке  арабский намоточный головной  убор,  в руке повод.
Дарья обрадовалась,  как  же  -  первая  оказалась  в  очереди  на верблюжье
катание,  быстренько,  пока  конкуренты  не  расчухали,  взгромоздилась   на
горбатый  транспорт.  Бедуин-погонщик  отдал команду, и  начался  скоростной
аттракцион.
     Возликовало  сердце у Дарьи. Это же вспоминать и плакать всю жизнь, как
хорошо! Солнце, небо, пирамиды фараонских эпох, горячий ветер в лицо бьет, в
ушах свистит...
     На лошади за всю жизнь ни  разу верхом не  пришлось, а  тут на верблюде
скачет...
     Бедуин рядом верным слугой, будто она шахиня или фараонша, чешет...
     В это время Леонид тряс за грудки экскурсовода:
     - Я тебя урою! Почему не остановил ее!
     Дарья поняла подводную суть скачки, когда пирамиды  остались за спиной,
верблюд несся в чистую пустыню.
     Позади раздались крики.  Погоня  из  полицейского  и  Леонида требовала
остановить катание.
     Корабль пустыни оказался  пиратским.  Ему бы череп и кости  нарисовать,
хотя  бы  на  мешке,  что под  хвостом висел  для  сбора навоза  -  сырья по
производству местного топлива.
     Бедуин  бросил на  произвол судьбы сырье  и  верблюда, один  почесал  в
Сахару.
     -  Я думала,  верблюд - это  сервис  египетский,  согласно путевкам!  -
оправдывалась Дарья. - Езда, как в зоопарке на пони!
     -  Ага,  прямиком  в  гарем! Продал бы тебя  бедуин, и обслуживай  кого
прикажут! Мусульманам только подавай таких красоток!
     Дарья  была   белолицей,  пышногрудой,  крутобедрой  блондинкой.  И  не
удручающе прямоугольной формы, если смотреть  со  спины.  Талия без  словаря
читается,  а  потом  резко  переходит  в  фундаментальное основание  женской
фигуры. Султаны таких наложниц не для кордебалета держат.
     - В гареме поди благодать!  - хихикала Дарья. - Целый  день рахат-лукум
трескай, телевизор гляди. Телевизор там есть?
     - К турку  немытому попала бы прямо на диван! - пугал Леонид.  - Был бы
тебе телевизор с картинками! Все -  лавочка закрывается, больше ни на шаг от
меня! Беру шефство!
     - Есть! - с энтузиазмом стала подшефной Дарья.
     Неразлучно с той поры  купались в  Красном море,  совершали прогулки на
катере и  проводили  вечера  в  ресторане. Только от погружений с аквалангом
Дарья отказалась бесповоротно. Сначала загорелась, тем паче, Леонид галантно
брал  на себя  расходы по подводным экскурсиям. Приступила к курсу обучения,
предвкушая экзотику глубинных слоев Красного моря. Пока не увидела в кафе на
пляже кусок изгрызенной ласты, что висел на стене.
     - Акула, - простецким тоном объяснил Леонид.
     - Да?! - округлились,  как по циркулю, глаза Дарьи. - Нет, с аквалангом
плавать не буду!
     -  Не  надо  паники! Акулы-людоеды  здесь  только  теоретически.  Ласту
ножницами покромсали для хохмы.
     - Раз в год и теория с зубами бывает. Зажует акула, а сына куда?
     - На мужа! - успокоил Леонид.
     - Ага, он со своим оффшорным бизнесом всю дорогу в разъездах.
     - Придет срок, мы оффшорников прищучим! - Леонид, несмотря  на  молодой
возраст, был неслабым начальником в налоговой полиции.
     - Все бы вы щучили!
     - Быть на Красном море и не поплавать с аквалангом... - перевел тему на
водные рельсы Леонид.
     - Да что за радость мне нырять, когда полная голова акул?!
     Не уговорил даму на этот совместный вид отдыха кавалер.
     Зато от  цветомузыкального  фонтана Дарья была без ума.  Вода с музыкой
понравилась больше, чем пирамиды.
     - Снаружи они,  ничего не  скажешь, грандиозное зрелище!  -  говорила о
седьмом  чуде  света.  -  А   изнутри...  Рабы  мучились,  кровью   и  потом
строительство  поливали,  а  наш  брат поливает  исторические  углы  другими
выделениями.  Не бомжи ведь, что  у нас в подъездах туалетничают, ездят сюда
туристами. Чудо света, а войдешь, как в панельной пятиэтажке, нос зажимай от
вонизматического благоухания.
     Фонтан  произвел  без  омрачающих  факторов  эстетическое  наслаждение.
Нарисуйте себе картину: ночь темная  до кромешности, и вдруг, как от взрыва,
летит в небо стена разноцветной воды, обрушивается со всех сторон скрипичная
музыка...
     Дарья,  не  обращая внимания на  соседей, хлопала  в  ладоши,  кричала,
подпрыгивала. Внутри  клокотал  вулкан восторга. И  не по причине  вина, что
выпили с Леонидом накануне фонтана. Зрелище было "вспоминать и плакать".
     - Смотри-смотри, как фейерверк на День Победы! - кричала  Дарья.  - Как
салют!
     И  вправду,  будто  сотни  скорострельных  пушек начали  безостановочно
выбрасывать в небо цветистые заряды.
     - Красота! - Дарья сжимала руку Леонида. - Сказка!
     "Салют"  сменили  гигантские   зеленые   водоросли,  они  величественно
качались из стороны в сторону.
     - Крутизна! - крепко обнимал кавалер Дарью за талию.
     Не менее "круто"  пронзили черную ночь оранжевые  столбы. Под  мажорную
музыку подперли  небо,  постояли  высоченными  колоннами,  затем  опали  под
тяжестью  темноты. И  сразу три  гигантских  веера  распустили  переливчатые
перья, заколыхались, как в руках великанш, скрываемых мраком ночи.
     - С ума сойти! - на полную громкость восторгалась Дарья.
     ...Через  два месяца после Египта  хмурым сибирским утром  Дарья  везла
сына Алешку к свекрови.  В "маршрутке" все пассажиры клевали носом  от столь
раннего  часа, в  одном Алешке  бурлила жизнь. Прилипнув к  окну, он засекал
шикарные автомобили.
     - Мам-мам, а вот такую мне купишь? - мимо проплыл "Мерседес".
     - Губа не дура!
     - Нет-нет, вот такую? - Алешка перестроился на БМВ.
     Но   передумал,  как  только   новенький  вишневый  джип  поравнялся  с
"маршруткой".  Алешка   очарованно   тыкал  пальцем   в  красавца,   идущего
параллельным курсом.
     - Такую, такую мне! А если, мамочкина, не купишь, расскажу папе, что ты
дядю Леню в писю целовала.
     Как по команде, встрепенулись секунду назад дремавшие попутчики.
     - Остановите! Остановите! - закричала Дарья.
     И выскочила с сыном в серое утро.
     В спину ударил взрыв хохота.
     "Как пить  дать,  проболтается, - прикидывала будущее  Дарья. - Значит,
развод. А с Алешкой?.."
     Жизнь вставала кверху ногами.

     Хороший  знакомый,  Миша  Швец,  читая  мои  рассказы,  мотал  головой,
восклицал "ой да!" и не переставал удивляться:
     - Откуда ты берешь?
     И хитро  улыбался,  дескать, свисти-свисти - приятно  слышать,  когда я
пытался объяснить,  что голову для выдумывания ломать не надо, было бы время
свободное, и только успевай описывать нашу замечательную жизнь.
     Не верил в  такую  простоту Миша, пока  в  больнице не оказался. Откуда
вышел со словами:
     - Ой-е-ей! Учудил я! Ничьих мозгов не хватит сочинить!
     Учудил Миша следующее. Жил  он всю сознательную и бессознательную жизнь
в  частном доме,  мечтая о  цивилизации  без  дров и  беготни  с  ведрами на
колонку. Наконец, поднапряглись (точнее -  тещу напрягли) и купили квартиру.
Не бог  весть какую, напряжения хватило  только на хрущевку,  где одни стены
целые, остальное требует ремонта. Но были бы кости, мясо нарастим.
     Жена насчет наращивания  первым  делом  потребовала  ванну заменить. До
сорока лет дожила, ванны личной отродясь не видывала. Всю дорогу по баням да
чужим людям фигуру на помыв таскала.
     -  Уболтала, -  сказал  Миша,  - поставлю  тебе  личное  корыто  первым
пунктом.
     Сдержал  слово. В  квартире еще  полный  разор, а белоснежное  чудо уже
блестит  в подключенном ко всем  коммуникациям состоянии.  Жена  скакала  от
радости и чуть что - бежала мыться.
     - Ты специально мараешься, лишь бы занырнуть! - смеялся Миша.
     Благоверная покрасит немножко, побелит чуток и опять:
     - Пора освежиться, пропылилась вся.
     И  лезет  в который раз за день "освежаться". А через пять  минут песни
начинают  литься из ванной. Блаженствует женщина от достижений цивилизации и
приобретений оных в личное пользование.
     И  вдруг  вместо  пения   душераздирающий  вопль,   с  коим  купальщица
выскакивает из ванной. Голова в мыле, глаза  квадратные, груди затравленно в
разные стороны мечутся, пятый угол ищут.
     - Какая муха тебя цапанула? - Миша с кистью летит узнать, в чем дело.
     - Током бьет!
     - Каким током?
     - Каким-каким! Электрическим!
     Лежала  она  в  кайфоловном  настроении,  и   захотелось  полить   себя
прохладной водичкой из душа. Открыла холодную, а из нее как долбанет.
     Оказалось,  у соседа за неуплату газ отключили. А он самогонщик. Каждый
день  простоя  -  сплошные  убытки.  Стал  гнать  чемергес   с  привлечением
электроэнергии. Для снижения себестоимости продукта, выходящего из змеевика,
отматывает данные счетчика  в невинную сторону, заземляясь на трубу. Знающие
соседи рассказали механизм,  когда Миша побежал выяснять причину  нештатного
электричества. Но самогонщик рубаху на груди рвет, отпирается:
     - В жизни не гнал! Знать не знаю, ведать не ведаю, как это делается!
     Но  что  отпираться, если  вонь  из  вентиляции с первого по пятый этаж
распространяется, когда кочегарит.
     - Это жена пироги печет, - врет и не морщится.
     Короче,  не  ванна получается,  а  электрический стул. Жена  не  то что
мыться, заходить туда без резиновых сапог не решается.  Как вода нужна, Мишу
кличет.  Бежит тот  с  пластмассовым  ведром  для анализа  электричества.  С
замиранием сердца  подставит токонепроводящую емкость под кран, пустит струю
и пробует рукой на удар.
     Не  жизнь, одним словом, а малина. Но не по  этому поводу Миша убедился
на  собственной  шкуре,  что  писательские темы сами в  руки  идут,  сиди да
записывай.
     Как-то под вечер  ремонтно-трудового дня Миша  закончил красить окна  и
двери. Будучи  по натуре из  мастеров  основательных, первым делом  принялся
кисти мыть, тщательно протирать. Можно, конечно,  проще  -  сунул в  воду, и
пусть киснут до  следующей  покраски.  Миша работать на  глазок - хип-хоп на
один бок, плюс-минус лапоть  -  не любит.  У него все по линейке,  отвесу  и
циркулю. И каждый инструмент на своем месте в лучшем виде.
     Не  жалея растворителя,  промыл  Миша  кисти,  придал  им  упругость  и
чистоту, после чего отработанную жидкость слил в унитаз.
     И  тут же на него сел. С удовлетворением в душе. Еще  дня три-четыре, и
квартира примет  жилой вид.  Умостился Миша на  овале стульчака  и закурил с
чувством хорошо поработавшего  человека.  Сладко  так  затянулся,  а  спичку
горящую  бросил в унитаз. Он даже в  общественном  туалете не  имел привычки
почем зря сорить, а тут в собственном.
     В  следующий  момент  раздался   взрыв,  и   Миша,  преодолевая  земное
притяжение, как баллистическая ракета, пошел вверх.
     Ванну Миша, по  просьбе  жены,  поменял  сразу,  унитаз  стоял  древней
конструкции  - бачок под потолком, самый что  ни на есть чугунный. В него на
взлете бедолага со всего маху затылком врезался.
     На этом подъем закончился. Летательный, по собственной дурости, аппарат
рухнул на пол. Без признаков сознания.
     Какое  сознание выдержит  удар с  обеих концов,  один другого  больнее.
Вверху сотрясение об бачок, внизу ожог нежных частей.
     Тем временем  жена вернулась домой с нестерпимым желанием  вымыть  руки
после трудового дня и автобусных переездов. Где того и гляди сибирская язва,
чума, холера или СПИД привяжутся.
     -  Мишаня!  -  зовет   супруга   для   проверки   наличия  постороннего
электричества в ванной. - Иди на мой сторона.
     Шутит маленько, в хорошем настроении пришла. Но никто не отвечает.
     -  Ты  что, -  в  пряталки  со  мной вздумал  играть? - высовывается из
ванной. - Я же вижу, ты дома.
     Однако ни ответа, ни привета. Туда-сюда  поискала игруна. Потом дернула
дверь в туалет. Закрыто. Вот ты где окопался.
     - Миша, - тарабанит, - я пива принесла.
     Постучала раз да другой. А потом как дернет...
     Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
     Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
     В больнице  быстро поставили  диагноз - сотрясение мозга -  и назначили
курс лечения.
     После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело.
Носом крутят  эскулапы,  откуда  несет?  Даже в форточку один высунулся,  не
пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны.
Где и обнаружили второй диагноз.
     Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
     - Присаживайся, - обрадовался я гостю.
     -  Постою, -  наотрез  отказался.  -  Это,  - говорит, -  захочешь,  не
сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом.
Ты бы такое сочинил?
     - Ни за что, - честно я признался.
     - Ладно, опиши  для смеха и назидания. А квартиру буду менять. В ванной
электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова
трещит и пониже спины  огнем жжет. Такие неудобства с этими  удобствами. Так
что тебе на  этот раз, и вправду, ничего  выдумывать не надо. Одна просьба -
фамилию другую поставь, я человек скромный.
     Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.

     Валерий  Егорович  храпел. "Убила  бы!"  -  говорила  жена.  И  подавно
негуманные  чувства   охватывали   посторонних,  кто  волей  судьбы-злодейки
оказывался рядом  с  могучим сном. Сил  не было  вынести богатырские рулады.
Валерий  Егорович бессонницей  никогда не маялся -  стоило  прилечь в  любой
окружающей  обстановке, как камнем проваливался в объятия Морфея. И повез, и
повез  в гору.  Ну, точно - трактор из последних лошадиных сил  надрывается,
сани, груженные сверх допусков,  на подъем тащит.  Или  самолет оторвался от
бетонной полосы над самым ухом...
     С  такими  данными  Валерий  Егорович лег  в  больницу. В  палате  семь
человек, мест свободных нет.
     -  Немножко  храплю,  -  не  стал  скрывать  от сотоварищей  по лечению
недостаток.
     В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
     -  Это какие надо  иметь  бульдозерные голосовые  связки!  Без  роздыха
керосинит и керосинит!
     - Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
     - Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
     -   Эти  извержения  ватой  не  перекроешь.  Впору   деревянные  пробки
вколачивать!
     - Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
     - Где их в больнице взять?
     - Ну, не палата, а Херсон!
     - Почему?
     - Сон херовый!
     - Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
     Будто услышав сетования, Валерий Егорович  с шумом всосал в себя доброе
ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни
не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
     Секунду, другую... десятую ни звука...
     - Я уже до сорока досчитал, как молчит.
     - Может, отошел к праотцам?
     - Хоть поспим...
     Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
     -  Все!  - вскочил  с  кровати старичок,  который  часа четыре  пытался
считать  баранов со  слонами,  дабы  уснуть. -  Буду недоедать,  недопивать,
копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
     Буржуйской называл платную, одноместную.
     Соседи толкали  Валерия  Егоровича  в  бок,  дергали  за нос, за уши...
Бесполезно.  Он храпел в классической позе -  на спине. Не  менее тихо -  на
боку, с какими-то страшными,  казалось, предсмертными  звуками  - на животе.
Такой гигант.
     Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой
волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята
посверкивают.  А  по фамилии  самый  что ни  на  есть  Иванов. Себя  называл
профессионалом по жизни. У  некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка:
"Люблю  жить, но  не  умею". Иванов  умел. "Где у  вас  ничего не  выйдет, -
говорил соседям по палате, - я запросто!"
     И  не врал. Другому идти в кабинет  к чиновнику или врачу за бумажкой с
печатью  -  нож под  сердце.  Побитой  собакой  сожмется, напуганным  зайцем
съежится.  За версту  трусом пахнет. А кому  хочется этим  дышать?  Он еще в
кабинет не  ступил, его уже по кругу налаживают. Не лучше и тому, кто  буром
прет.  Первый, поджавши хвост  бегает, второй,  кулаками размахивая,  но оба
везде чужаки. Иванов-душечка куда  ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да
и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение.
Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
     В больнице, к примеру, никого  не пускают  домой.  Иванов в выходные  с
женой  спит.  Если  доктор  заартачится, он  с  сестричками  договорится. Те
напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
     Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а
когда и в стену лбом  саданет. У Валерия  Егоровича все рассчитано. А внешне
рубаха-парень,  с первого взгляда хочется  с  ним в разведку идти  или пивка
попить.
     В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
     -  Давление  у  меня,  парни,  зашкаливает  за  ватерлинию,   -   хитро
подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.
     Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне
именовалась процедура измерения  артериального давления, - Валерий  Егорович
совал  кипятильник   в  пол-литровую  кружку,  доставал  кофе   и  надувался
крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по
лестнице  пройдется.   Разглядывание  голых  прелестниц   из  "Плейбоя"  или
"СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу давления за ватерлинию.
     На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок
четыре  его  осенило:  пора  на  пенсию.  До  шестидесяти  ожидаючи -  мохом
покроешься.    Изъян    в    организме    есть    -   давление   пошаливает.
Проконсультировался  со  знатоками  и  через полгода  стал  инвалидом второй
нерабочей группы, с которой обрел льготы и главное  -  свободу. Пенсия,  что
там  говорить,  слезная для  мужчины в соку. Иванов  и  не  собирался на ней
сидеть, деньги  без  того  умел  зарабатывать. У него была хитрая  фирма  по
производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас",
Валерий Егорович реализовывал продукцию без всяких налогов.
     - Я,  как только  инвалидность получил, - рассказывал  однопалатникам в
больнице, - сразу  побежал на вокзал, к брату  по льготному  тарифу  в Томск
сгонять.  А  в кассе  абзац.  Не тычьте, кричат,  бумажкой про инвалидность,
удостоверение  предъявите!  Объясняю  буквоедам  русским  языком:  не  успел
получить. Они  слушать не хотят. Свое бюрократское талдычат. Плюнул на  них,
пошел  домой,  а  на  вокзальном  туалете   надпись:  инвалиды   2-й  группы
обслуживаются бесплатно.  Неужели, думаю, и перед унитазом  удостоверение  с
фотографией  потребуют? Нет,  по  заключению  ВТЭК пропустили. Первый раз  в
жизни, парни,  с таким удовольствием помочился!  Душа перед  писсуаром пела:
начала инвалидность работать! начала!..
     - После этого храпеть стал?
     - С младых ногтей страдаю.
     - Это мы страдаем...
     - Валер, твоя жена, поди, на ночь наушники надевает?
     -  Что  интересно  - обычно на  чем свет ругается, а сейчас без  ночной
музыки  спать не  может. По  десять  раз  за ночь, говорит,  просыпается  от
могильной тишины.
     - Заведет храпуна для снотворного.
     - Вечным сном тогда закемарит...
     Сам  Иванов, на радость  соседей, время от времени  исчезал на ночь  из
палаты. Возвращался под утро с уклончивым:
     - Телевизор у медсестер смотрел. Не к этому же барыге идти!
     Случился  однажды   с  Ивановым  телевизорный  прокол.  Пригласил   его
посмотреть  футбол  больной  из  буржуйской  палаты.  Одноместный  номер   -
телевизор, холодильник, кресло. С деньгами что не лечиться. На этаже в холле
стояло телеубожество, звука почти не слышно, а изображение различали, у кого
богатая фантазия.  Многолетний сериал,  где все  физиономии наизусть знаешь,
можно  смотреть,  но  издевательство  над собственным здоровьем -  болеть за
футбольную сборную.
     - Я на  человеческий  телевизор договорился, -  как-то под  завистливые
взгляды соседей пошел Иванов в буржуйскую палату.
     -  От  же пройда,  без  мыла  влезет!  -  прокомментировали  обделенные
болельщики.
     Вернулся Иванов недовольный, хотя наша сборная выиграла.
     - Он с меня 50 рэ затребовал! Плюс 15 - за пиво! Во, гад!
     - Вы сразу договорились?
     - Нет.
     - А зачем платил?
     - И не думал. Сказал - с собой нет.
     Через полчаса Иванов изменил мнение о больничном предпринимателе:
     - Правильно делает! Так  и надо жить!  Тогда и лечишься по-людски, а не
как мы - колхозно-сарайным способом.
     Больше, правда,  не  посещал  платный  просмотр. Как  донесла разведка,
пристроился ходить на  ночной телевизор в  женский  буржуйский  номер. Храп,
похоже, не мешал состоятельной больной.
     Теперь Валерий Егорович только в дневной сончас терроризировал соседей.
     И вдруг стал спать в родной палате  днем и  ночью. Причем без храпа. Не
совсем чтобы беззвучно. Ворочался во сне с боку на бок, тяжело вздыхал, даже
стон,  бывало, вырвется, храпа - ни грамма. Ни на  спине, ни на  боку, ни на
животе.  Такие  метаморфозы.   С   бодрствующим   Ивановым  тоже   произошли
разительные  перемены:  ироничный  настрой  слетел,  как и  не  было.  Ходил
понурый, с тоской в глазах.
     - Дома что-то случилось? - интересовались соседи.
     - Нет, - бурчалось в ответ.
     Коля  Хмара,  его  кровать впритык стояла  с  ивановской, каждый  вечер
угощал желающих салом. Валерий Егорович всегда первым откликался на зов.
     - Ох, люблю свинотерапию! - хлопал себя по животу в  ожидании угощения.
- Доброе у тебя, Мыкола, лекарство! Ух, доброе!
     И вдруг отказался его принимать перед сном.
     Причина   упадка   духа  была   в   нижеследующем.   Для  подтверждения
инвалидности кучу бумаг надо собрать. Кабы только бегать пришлось. За каждый
бланк раскошеливайся,  за обследование в  диагностическом центре  -  подавно
плати. Но в случае с профессионалом по жизни  не на того напали. Еще чего  -
деньги  он  будет  тратить  на людей в белых халатах!  Иванов  ухитрился под
социальную   статью  себя  подвести.   Дескать,  обследуйте  бесплатно,  как
малоимущего.
     - Ну,  мужички,  - гордо доложил в  палате,  -  я не  буду, как  вы, по
300-400  рублей  платить  за УЗИ,  рентген  и  остальную  хренотень.  Халява
называется.
     Однако вскоре  восторг  исчез,  наш  герой  так закручинился, что  даже
храпеть  перестал.  Потерянно сидел в своем  углу, не отвечая  на расспросы.
Собака резкой смены настроения была зарыта в процедуре под названием клизма.
Перед  УЗИ  и  рентгеном  необходимо  очистить  организм   от   отвлекающего
исследования   содержания,   удалить   помехи   для   получения  объективных
результатов анализа.
     В   прежние   разы  Иванов   без  диагностического  центра  подтверждал
инвалидность, а тут обрадовался на дармовщинку... Ему ведь  не сразу сказали
про  необходимость  очищения,  а  когда  узнал -  отказываться  было поздно.
Медиков злить - себе дороже.
     В  конце  концов, не выдержал, поделился  в палате бедой. Мужики  давай
успокаивать:
     - Что ты убиваешься? Плевое дело. Раз-раз и  готово! Как шуруп, вкрутят
наконечник, и польется теплая водичка. Не больно...
     - Вы представляете себе картину? - с надрывом говорил Валерий Егорович.
-  Там  же в основном  соплюшки после училища! И я  перед ними буду  задницу
заголять! Всю жизнь сам штаны с баб снимал, а теперь им подставляйся.
     - Тебе что, ни разу не делали?
     - Нет, конечно! Хоть из больницы беги.
     - Да брось ты!
     - Это за то, что я столько девок в молодости перепортил!
     - Я  в  прошлом году навел  шороху,  -  Николай Хмара  начал  отвлекать
Иванова от мрачных дум.  -  Достали меня клизмами.  По  три  раза  на дню...
Надоело в туалет  бегать.  Ставили,  как  Валера  говорит, соплюшки без году
неделя как из медучилища. А тут новенькая появилась. Откуда взялась? Лет под
пятьдесят. Может, где-то  медиком  по бумажной части работала, но в клизмах,
вижу,  ни  в зуб  ногой.  "Больной, - робко  зовет  меня, - буду  вам клизму
делать". Я -  всегда  пожалуйста. И тихохонько  в рот  воды набрал. Пришел в
процедурную. Она что надо вставила,  что надо включила. Лежу, как тот бачок,
водой наполняюсь.  Молча,  конечно. Медичка спрашивает:  "Больной, как  себя
чувствуете?" Я давай мычать  нечленораздельное, как  немтырь,  еще  и  глаза
выпучил,  головой паралитично  задергал. Она  перепугалась.  "Вам плохо?"  -
наклонилась. А я  навстречу как дуну струей в лицо. Что началось! Закричала,
как  потерпевшая! Кинулась краник перекрывать. Подумала  курячьими  мозгами,
что я переполнился и лопнул. Вода, прорвав  желудок, верхом хлынула.  В лице
побелела, на стул рухнула. Чуть инфаркт  не  хватил.  Тут уж я заволновался,
давай штаны натягивать,  врачей  звать. Врезал мне  потом зав. отделением за
юмор.
     Рассказанный случай нисколько не развеселил  Валерия  Егоровича. В день
процедуры он совсем сник, перед тем как идти на удавление, даже кофе не пил.
Собственно, давление и без накачки подскочило...
     Пришла за Ивановым не соплюшка,  недавно получившая диплом медсестры, а
женщина в зрелом возрасте, правофлангового роста. Встала руки в боки:
     -  Ну что,  красавчик, - пробасила прокурено, - пойдем! Не все вам  нас
портить-пользовать!  Вдую  тебе  литр  другой для уменьшения  курдюка.  А то
нарастил мамон в два обхвата.
     Иванову  бы  сказать,  дескать,  на  себя  посмотри, но он  молча  взял
простынку, безропотно поплелся за медсестрой.
     Вернулся как с пытки.
     - Что, - сказал Хмара, - дефлорацию прошел?
     Иванов не ответил. Сел на кровать, скрючившись в три погибели, и только
минут через пять разлепил уста, глядя в мысленную даль:
     - Да, мужики, да...
     И  вдруг схватился за живот, сорвался в направлении туалета. После чего
весь вечер провел на низком старте.
     И больше  грузы по  ночам не  вез. Клизматерапия  оказалась радикальным
средством
     Такую  злую шутку сыграла с  профессионалом  по  жизни  судьба.  Однако
продлению инвалидности клизма не помешала.

     Если применить народный  афоризм:  один и  лежа работает, другой и стоя
дремлет, - Мария  Александровна Маслобойникова была из первых. Не скулила за
жизнь по канувшим временам, когда  "от каждого  как  получится, каждому  как
придется".  Вовсю  жила  сегодняшним  днем,  вертелась   на  полную  катушку
недюжинных способностей, жадно удовлетворяя возрастающие потребности.
     Покупала и продавала квартиры...
     Оттерла братьев и  сестер от умирающей тетки.  И  получила в результате
домик. Точнее - полдомика: кухонька и пару комнатушек. Мелочь, но очень даже
приятно в  финансовом  плане. Раз  плюнуть  с  крыльца  домика до верстового
столба, что обозначал  центр города.  Это один  плюс.  В сторону  другого  и
плевать не надо. На берегу Иртыша стояла недвижимость.
     В ней свершилась кульминация нашего повествования.
     События   раскручивались    следующим   порядком.   Мусе,   договоримся
по-домашнему,  называть Маслобойникову, срочно понадобились деньги.  Другого
варианта, как  продать доставшееся от  почившей  тетки  наследство, не было.
Слезоточивой  ностальгией  по  усопшей Муся  не страдала.  Одно  время  сама
собиралась порушить домик и на теткиной усадьбе построить коттедж, да деньги
были нужнее.
     Подходящий покупатель клюнул быстро. Показав товар,  Муся после смотрин
озадачилась звонком к знакомому нотариусу. Телефон-автомат отпадал, разговор
предстоял не для  праздно развешанных ушей. Ехать домой - драгоценное  время
упускать.  Муся пошла к однокласснику  Петюне  Алферову, что жил поблизости.
Получилось, лучше  не придумаешь. И  Петюню застала,  и нотариуса  на другом
конце провода.
     Переговорила  с  последним,  поднялась  домой  идти,  в  дверях  Петюня
пикетом:
     - Не пущу! Можно сказать, за  18 лет  после школы впервые представилось
посидеть по душам.
     Не голословно заявляет:  стол красуется закусками, а  Петина жена водку
из холодильника достает.
     Настроение у Муси располагало к рюмашке. С продажей  получалось  лучше,
чем в самых розовых планах. Посему без сопротивлений сдалась.
     Опрокинули по  первой.  А  дальше любой с одного раза отгадает, в какую
сторону разговор повернул. Конечно - в "а помнишь?"
     - Помнишь, как Мишка Долгополов за гусем голый гонялся?
     Как такое забыть!
     Росли наши одноклассники в деревне.  Центральной достопримечательностью
сельского ландшафта был пруд. Резвились в нем круглое лето  дети и взрослые,
гуси и утки. Воды на всех  и  вглубь,  и вширь хватало. По головам и крыльям
друг другу не ходили.
     Как-то  дружки  разыграли  Мишку  Долгополова.  Двое,  будто  бы  шутя,
схватили за руки, а третий сорвал плавки. Мишка сильно не обиделся, так  как
сокровенные места никто,  кроме  дружков, увидеть не мог, другой публики, не
считая гусей и уток, не наблюдалось.
     Однако коварные дружки решили и водоплавающих привлечь к розыгрышу.
     - Отдайте! - требовал Мишка плавательный костюм.
     - Сам возьмешь!
     После чего произошло  следующее. Был пойман гусь и на  его гордую белую
шею  надеты   черные   плавки.  Затем  птице  предоставили   полную  свободу
передвижения по  водной  глади. Гусю ожерелье категорически не  понравилось.
Принялся  избавляться  от постороннего предмета. А возможность всего  одна -
головой мотать. Это не обезьяна, конечностью не поможешь. Но плавки сорванцы
надели прочно, мотание клювом гуся не спасало.
     От  неудачи  краснолапый   ошалел,  не  признал  в  Мишке  товарища  по
несчастью, когда тот поплыл  за своей собственностью. Гусь заполошно  рванул
по  акватории  в дальний угол. Хотя, к  сожалению,  углов на пруду  не было,
круглый по всему периметру, так что  загнать Мишке-бесштанному птицу некуда.
Скорость у того гуся  была такой, что его перед одеванием в плавки  впятером
ловили.
     -  Нырком подплывай!  - советовали Мишке озорники. - И за ноги, за ноги
его!
     Во время  гонок  девчонки подошли.  Муся Маслобойникова в их числе. Она
быстро разведала причину веселья.
     - Гюльчатай, - крикнула Мишке. - Покажи личико!
     - Гюльчатай, - подхватили остальные девчонки.
     - Смотрите! - отчаялся поймать гуся Мишка.
     И нырнул,  сверкнув незагорелой  задницей. После чего поплыл  на другой
берег.
     - Гуся тогда поймали? - спросила Муся.
     - Не помню. Брюки Мишке в тальник, где он отсиживался, кто-то принес.
     - Долгополову всю жизнь не  везло. Из интерната  выгнали за  полгода до
выпускного.
     - Тонька Назарова спровоцировала своими... - хихикнул Петюня.
     - Видел  бы  ты, как директор снимал  их  с портрета.  Мы  с девчонками
заходим,  а он стоит на  столе под потолком и  двумя пальцами, как таракана,
берет...
     - Что берет? - спросила Петюнина жена
     - Вы не знаете эту историю? - засмеялась Муся.
     Наперебой одноклассники стали рассказывать...
     В родной их деревне школа была восьмилетка. Продолжали  образование  до
полного среднего в интернате.
     В  десятом  классе  порядком  разгильдяистый Мишка  заходит  в  комнату
девчонок  с намерением взять  в  долг тетрадку. Брать оказалось не у кого  -
одноклассницы куда-то  запропастились.  Зато  на  спинке  кровати  у  Тоньки
Назаровой кокетливо сушатся малиновые панталончики.
     Где  им,  собственно,  после постирушки сушится?  Не  дом, во  дворе не
повесишь.
     "Ух, ты! - восхитился Мишка. - Какие она носит!"
     После  чего хвать панталончики.  На  стол вскочил и  на  портрет  вождя
партии Владимира Ильича Ленина повесил.
     "Вверху быстрее высохнут", - шкодно полюбовался содеянным.
     И  скоренько покинул  девчоночий будуар, дабы  хозяйки,  вернувшись, не
отколошматили.
     На  его беду первыми пришли  не  они,  а  директор интерната. Вместе  с
проверяющим  из  РАЙОНО. Тот  захотел  ознакомиться  с  жилищными  условиями
воспитанников.  Многоопытный  директор,  дабы  сразу  создать  благоприятное
мнение,  повел к десятиклассницам. Глядишь,  на этой образцово-показательной
комнате проверка и закончится.
     - Неплохо, - оценил проверяющий, - очень даже неплохо.
     - Да, - согласился директор, хотя уже заметил "плохо".
     -  А  это  что  за  безобразие?!  -  инспекторский  взгляд  вперился  в
задрапированный портрет Ленина. - Что это?
     Расследование   быстро  выявило  автора  дизайна.  Не   спас  его  даже
революционный  цвет  "драпировки".   За   идеологическое  хулиганство  Мишку
вытурили из интерната.
     - Я слышала, Долгополов за сербов в Югославии воевал, - сказала Муся, -
тяжело ранен был.
     Вторая   бутылка  радостно   вынырнула   из  холодильника,   забулькала
продолжением  веселья в  рюмки.  Одноклассники,  что  один,  что  другая, не
посещали дорогую сердцу  Ириновку много  лет, размякнув от водки, потянулись
душой  в  родные  места. Недоговаривая существенных деталей, коснулись  темы
любви и дружбы.
     - А помнишь, как ты туфель потеряла?
     -  Еще  бы!  Неделю потом ревела.  Первые настоящие кожаные  туфли. Вся
бабушкина пенсия на них ушла. Тайком от родителей покупали. Смешно сейчас, а
тогда ночью спать с ними ложилась, как в детстве с куклой. И потерять...
     - Как получилось? - заинтересовалась Петюнина жена.
     - Вон с ним шли после танцев, - сказала  Муся, - у оврага я оступилась,
туфель слетел, великоват был, и вниз... А там темно...
     На самом  деле  события  имели другую  картину. Это сейчас  Муся,  если
судить согласно  формуле: хорошего человека  должно  быть много - была очень
хорошим. Не хилый Петюня не оторвал бы от земли. А тогда, хмельной от вина и
еще больше - от взаимной любви, подхватил Мусю-пушинку сорок второго размера
и понес. И как было устать, когда успевал при этом крепко целовать подружку.
Не только туфель можно было потерять...
     Не всю ночь напролет Петюня носил барышню в охапке. Они сидели у пруда,
подпирали чей-то забор, снова кавалер подхватывал сладкую ношу.
     Когда  обнаружили  недостачу  и  начали искать,  любовь  девичья  мигом
высохла. Обшарили овраг, окрестности пруда...
     - После туфля он должен был жениться на тебе! - смеялась Петюнина жена.
     - Этот телок боялся поцеловать! - привирала Муся.
     В ночь потери туфля  Муся  часа два  твердила про  себя:  "Ну, поцелуй!
Поцелуй!" Петюня тарахтел про звезды и космические корабли. А у самого екало
внутри  от  желания  прижаться  губами  к  устам  возлюбленной.  Зато  когда
отважился, оторваться не мог...
     -  Боялся  тебя, - тоже кривил  для жены душой  Петюня, -  врежешь, как
Мишке Долгополову. Буду с синяком ходить.
     - Мишка  слишком  много  где обнять хотел...  Петюня,  а  с Тонькой  ты
целовался?  Он после  меня, -  объяснила Муся  Петюниной жене,  - на  Тоньку
Назарову перекинулся.
     - Малехо было, - признался размягченный водкой Петюня.
     Не стал распространяться о бурном романе перед уходом в армию.
     Уже затемно Муся начала прощаться с хозяевами.
     - Я тебя провожу, - решительно встал из-за стола Петюня.
     - Тут пять минут ходьбы до остановки.
     - Сиди, провожальщик, - пыталась умерить джентльменский пыл хозяйка.
     Петюня настоял на своем.
     Проходя мимо продаваемого полдома  одноклассницы, Петюня смело впился в
ее губы. Внутри кавалера взыграли давние  нереализованные чувства. Юношеской
робости не было и в помине.
     Не прекращая поцелуя,  одноклассники очутились в доме. В темноте  Петя,
обнимая неподъемную  барышню, представлял Мусю-школьницу: миниатюрную, кровь
с молоком, белолицую... Хмель делал волшебное дело...
     Вдруг в окно требовательно затарабанили.
     - Я знаю - ты здесь! - долбала кулаком раму Петюнина жена. - Выходи!
     - Выследила!  - обречено  прошептал Петюня.  Из него сразу  улетучилась
романтика юношества. - Лежим тихо. Нас нет! Иначе прикончит меня.
     - Выбью окна! - угрожающе усиливала силу и частоту ударов жена.
     - Подполье есть? - спросил Петюня.
     - На кухне, - улыбаясь в темноту, сказала Муся.
     Ей было наплевать на последствия чужой семейной драмы. И на свое реноме
тоже. Собственный  муж, полностью от нее экономически зависимый, давно ходил
по одной плашке...
     Петюня  стек  с  кровати,  заструился по полу  прятаться в картофельные
закрома.  Полз,  боясь  поднять голову.  А  стоило бы  повращать  глазами по
сторонам для  рекогносцировки. Занавесок  на окнах  по  случаю предпродажной
подготовки дома не было.
     Не успел Петюня открыть подполье, как раздался ведьминский хохот:
     - Вижу-вижу! В подпол лезешь.
     - Короче, - сказала с  кровати Муся, -  пора тебе сдаваться. Но смотри,
она мне здесь на фиг не нужна! Не то обоих спущу с крыльца.
     Петюня открыл дверь для капитуляции.
     - Ах  ты, похабник! -  встретила  явление  пропавшего  жена.  -  Ах ты,
срамник! Эта жирная тогда не туфель, а честь потеряла! Проститутка!
     "Дура! - беззлобно подумала Муся. - Какая дура!"
     И  вспомнила,  что  забыла сказать  Петюне,  лет пять  назад  в  Польше
столкнулась с Тонькой Назаровой.  Та  говорила, что работает официанткой, но
Муся   не  первый  раз  ездила  за   границу.  От  Тоньки  за  версту  несло
проституткой.

     - Допьешся,  как  Суббота! -  с  порога понесла жена  Степы  Горчакова,
который в тот день сидел дома в отгуле. - Забегают черти в башке! Через день
да каждый день не просыхаешь!
     - Ты че, с печи обвалилась?
     - Повесился дружок твой Суббота!
     - Иди ты?
     - Сам  иди! В баню  последним  пошел,  вымылся, оделся и  в предбаннике
залез в петлю.
     -  Эх,  Суббота,  Суббота,  - скрипнул  зубами  Степа, -  оторвался  от
коллектива...
     - Пил бы меньше! - никак не могла соскочить с зарубки жена.
     - Сколько раз говорил ему: подведет клоунский язык.
     - Не язык, а горло дырявое!
     Но Степа не слушал глупую женщину.
     Шутки шутить  слесарь-медник  Петя Субботин любил. Еще  в  молодости на
века вписал себя большими буквами в историю завода. В канун шестидесятилетия
Советской власти,  будучи,  так сказать,  на предпраздничной  вахте,  сдавал
днище   бака    для   ракетного   горючего.    Этакая   полусфера.   Суббота
пневмошлифмашинкой обработал поверхность,  полюбовался сделанным. И  тем  же
пневмоинструментом...
     В  объяснительной мямлил, что "мир"  хотел  начертать в  соответствии с
праздничной плакатной агитацией...
     Собственно,  на  блестящей  поверхности   полусферы  никто  не  заметил
нештатную  надпись.  До   анодирования.  Зато   после  некоторые  за  животы
схватились, а начальство за голову. Потому как три ярко проявившиеся буквы в
"мир" никак не складывались...
     Из этого  бака двигатель  черпает  горючее,  чтобы  ракета врезалась  в
околоземное  пространство, вынося туда сложную технику спутника, а на днище,
как на заборе, матершинное непотребство выведено. Ладно бы "Даешь Марс!" или
"Венера, привет!". А тут обратное пожелание.
     Кто посмел?
     В два счета по документам автора нашли. Суббота и не отпирался.
     Начальник  цеха  много  раз  употребил  начертанное  Субботой  слово  и
красочные производные, вызвав  подчиненного на ковер.  А  в  конце  отправил
шутника на стройку:
     - Иди ломом помаши, коли такой грамотей!
     Предприятие хоть и режимное, политику Субботе не пришили. А могли типун
на язык  посадить.  "Это вы такое  напутствие  даете советской технике перед
отправкой в космос?!" Бегал бы потом с волчьим билетом работу искал.
     После  того  прикола  двадцать три  года  работал  Суббота. Со  Светкой
Морозовой  получилось  хуже.  Светка,  баба  мелочная   и  жадная,  работала
комплектовщицей. Суббота в ее присутствии однажды червячка бросил:
     -  Я  под  долги   по  зарплате  плексигласовый  гроб   заказал.  Через
коммерческий   отдел.  Хомяк   (так   за   глаза   звали   начальник   цеха)
покочевряжился, но поставил крючок.
     - Во, дурак! - сказала Светка. - Ты че, помирать вздумал? Вперед трусов
побежал?
     -  Сама  ты нехорошее  слово. У моей бабушки на чердаке  доски  на гроб
двадцать лет вылеживались. Я еще в школу не ходил, привезла, а умерла, когда
я здесь после армии работал. Умный человек  загодя готовится. Кто знает, что
потом будет?  Вдруг  дефицит  на  гробы, как  в начале  90-х.  Я  не хочу  в
полиэтиленовом мешке лежать. А тут почти на халяву. Это когда  еще они долги
зарплатные отдадут? А  гроб разборный,  на  болтах. В гараже много места  не
займет. И шашель не поточит, гниль не сожрет.
     - Дурак, - сказал Светка.
     Но уже через неделю летела по проходу с матерками:
     - Суббота! Скотина! Это тебе боком выйдет!
     За десять минут до потока оскорблений зашла Светка к начальнику  цеха в
боевом настроении.  "Пусть только попробует  отказать!"  И  положила на стол
заявление: "Прошу под зарплату сделать три плексигласовых гроба".
     Ниже просьбы стояли размеры домовин. Для себя, мужа и свекрови.
     Свекрови, правда,  не совсем точные. С мужа, когда спал, мерку складным
метром снимала.  Свекровь жила отдельно. Обмерять ее, объяснив,  что к чему,
было  рискованно, запросто  крик поднимет: "Убить  хотите!"  Поэтому методом
нескольких  подходов  Светка  установила  - верхняя точка  объекта на уровне
Светкиных глаз.
     - Не понял? - начальник цеха вытаращил на просьбу глаза. - Какие гробы?
Кому?
     -   Себе,  мужу  и  свекрови!  Плексигласовые.   Имею   право,  ветеран
объединения.
     - Ты че, издеваешься! - начальник был мужик нормальный, но  издерганный
бестолковостью производства перестроечных лет.
     - Че издеваюсь? - взвилась Морозова. - Субботе можно,  а мне сразу "иди
на три  веселых" буквы. У  меня стаж хоть и меньше, зато ни одного залета! А
он через день да каждый день керосинит!
     Купил Суббота Светку.
     - Свет,  ты  че  на зятя  не заказала? - хохотали в  цехе.  -  Сама  же
говорила "убила бы!"
     - Дураки недоделанные! - злилась Светка.
     И молчала, что зятю планировала в следующий заход гроб сделать.
     С месяц кипела Морозова желчью. И дождалась часа возмездия.
     Засекла в тот день, как к  Субботе,  что-то  пряча  в  сумке,  зашел  в
обеденный  перерыв мужик  из  сборочного. "Заказчик",  -  наметанным  глазом
определила Светка. Под  конец смены тот еще раз заявился. После чего Суббота
забегал, как пацаненок, которому игрушечный пистолет подарили.
     "Спиртом рассчитался", - мстительно усмехнулась Светка.
     Подгадала по окончанию смены за пропуском к табельщице подойти вместе с
Субботой.  Последнего  знала дольше, чем родного мужа, поэтому сразу сделала
заключение, объект наблюдения принял. И хорошо.
     На заводе в очередной  раз шла кампания  борьбы с пьянством. Светка, не
называя себя, позвонила в  караул и доложила о  Субботе. Причем,  подсказала
все  тонкости.  Предупредила, с  виду  Субботин  почти  трезвый:  "Сразу  не
определите, надо подержать, пока не развезет".
     Суббота  подошел к кабине, а  его под  белы руки в караулку и к батарее
жаром дышащей. Посидел  он минут десять и вдруг как запоет: "Все подруги  по
парам разбредись по амбарам, только я в этот вечер свой амбар не нашла!"
     Начальник цеха не стал Субботу защищать.
     Мастер  ходил  к  нему,  просил:  "Надо   оставить,  работать  некому!"
Начальник уперся: "Я к директору не пойду! Надоело цацкаться!"
     "Отстоял бы, - думал Степа, получив известие о самоубийстве, - и жил бы
Суббота".
     В последние годы тот, конечно, закладывал прилично. В семье наперекосяк
шло.  Сына  за  наркотики  посадили. А жена была не  хуже Светки. За  каждую
копейку пилила. Бывало на рыбалку  или охоту поедут, на дерьмо изойдет, если
без  добычи вернется.  Суббота, в случае неудачной  поездки, обязательно  на
обратной дороге трофеи покупал. Раз, по молодости еще, на зайцев к Степиному
свояку в деревню отправились. Какие там зайцы? Мороз за сорок. В  охотничьей
избушке пропьянствовали два  дня. Но  Суббота, предвидя нулевой расклад,  по
блату  в  заводской столовой  пару  кроликов  купил. И гордо  бросил жене  в
качестве зайцев. Сам спать завалился. Вдруг удар в бок:
     -  Это что за на фиг? - жена сует под нос кролика, точнее - штамп синий
на нем.
     - Ты че, -  Суббота  ни  на  секунду не растерялся,  - не знаешь? Вышло
постановление,  охотишься,  а  егерь  объезжает угодья. Засек  выстрел и  на
снегоходе на звук. Руку под козырек фуражки: "Предъявите зайца". И штампует,
чтобы  лишних  не нащелкали.  Поэтому, как  убил,  сразу  свежуешь,  пока не
застыл.
     Выспавшись,  Суббота  сообразил,  что  ляпнул  глупость.  "Под  козырек
фуражки"  в сорок  градусов не по сезону форма. Но жена, довольная  добычей,
пропустила мимо ушей непогодную несуразицу.
     Год назад Суббота с женой развелся. Но жил-маялся под одной крышей.
     А   как   уволили,  поехал  к   матери  в  деревню.  И   вот  цеховской
ветеран-пенсионер  ездил  в  те  края  к  родственникам  и привез  печальную
новость.
     - Суббота он и  расчет полный не получил,  - сказал мастер, - денег  на
заводе не было. Махнул рукой "потом" и уехал.
     -  Давайте кто сколько может  скинемся,  матери переправим, - предложил
Степа.  -  На  колхозную  пенсию  старуха  перебивается.  Как   еще  хватило
схоронить! А Суббота тридцать лет на заводе проработал.
     - Деньги деньгами, но  надо и  памятник сделать, - предложил  мастер. -
Мать точно не сможет в деревне.
     - А как транспортировать?
     - Поеду на рыбалку и завезу.
     Начальник цеха без разговоров разрешил делать памятник.
     - Если не сможешь переправить, - сказал мастеру, - я устрою машину.
     В последнее время  с  металлом была напряженка, но  мужики  нашли и  на
памятник, и на надгробие. Сварной Вова Лепешкин вытащил из "закромов" звенья
оградки.
     - Один заказал и  пропал. Сосед по  даче, правда, просил, да ладно, еще
сделаю.
     Памятник  покрыли молотковой  эмалью. Степа договорился с женщинами  на
покраске. Те Субботе сделали без всяких "шоколадок".
     - Че на табличке гравировать? - подошел  к мастеру Степа. - Дату смерти
не знаем.
     - Одну фамилию нехорошо. Давай пока годы жизни, а со временем уточним и
заменим.
     На том и постановили,  а на следующий день Степа пришел домой  с пьяной
песней, уволившей Субботу  с завода: "Все девчонки  по  парам  разбрелись по
амбарам..."
     - Допьешься, как Суббота! - бросила жена.
     - Как Суббота пойдет! - скинул пальто Степа.
     Утром  прикручивал  табличку к  памятнику,  когда  увидел,  как  Светка
Морозова в проходе схватилась  за сердце и рухнула на ящик с противопожарным
песком.
     Через секунду  у самого Степы  колени  ослабли. По цеху шел Суббота. Не
повесившийся.
     - Кто помер? -  отодвинул Степу, пытавшегося спиной закрыть табличку. -
Не понял, чем мужик бабу донял? - нахмурил лоб.
     А  вечером,  когда  дома у мастера праздновали  чудесное "воскрешение",
даже прослезился, после второй рюмки.
     - Не ожидал, мужики. Думал, все - крест на мне поставили.
     - А мы целый памятник! - хохотнул мастер.
     - Спорили, крест или звездочку! - Вова сварной добавил веселья.
     -  А  сам-то сам, -  ткнул  Вову  в бок  Степа, -  что  говорил?  "Пару
завитушек надо приварить, Суббота веселый был!"
     - Спасибо, мужики! Честное слово, не ожидал!
     - Че  мы, не парни?  -  хлопнул  Субботу по  плечу Степа. -  Хомяк  без
раздумий был "за". Светка Морозова пятьдесят рублей первой внесла.
     -  С  месяц, -  рассказывал воскресший,  - муторно  было.  В  петлю  не
собирался, но попил самогоночку. А потом  на мельницу устроился. Нормальсон.
Приезжайте на охоту-рыбалку.
     - Однофамилец с каких щей повесился? - спросил Степа.
     - От хорошей жизни,  - Суббота разлил  еще  по одной. - За вас, мужики!
Что не скурвились.
     - И чтоб железо в штанах и деньги в карманах.
     - И чтоб железо на памятник долго не понадобилось...

     Кому  было за сорок  и  более в ночь, когда под елку  ввалился двадцать
первый век, у тех жизнь  надвое  располовинена. Там  тебе  период с серпом и
молотом  на значке, тут  - непонятно  как обозвать.  Кто-то из штанов рвется
наружу,  уракая  наличию  второй  части,  другие памятью в первой безвылазно
застряли и кричат: профунькали счастье за поломанный доллар.
     Катаклизм тряхнул так, что два интеллигента из советского периода могут
на Канарах загорелый нос к  облезшему  столкнуться, а могут  - в бомжатнике.
Самое смешное:  и  та  и другая  парочка  в процессе беседы  вдруг  бросится
продолжать спор, затеянный давным-давно где-нибудь на симпозиуме  в Карловых
Варах.
     В  нашей  истории научный  диспут  на  старых дрожжах не  вспыхнет,  но
неожиданная  встреча,  ноги  которой  имеют  дрожжевую основу  и  растут  из
советского Порт-Артура, произойдет.
     У Вовы Чуднова был девиз:  "Че трястись над прошлогодним снегом". Никто
еще не  понял -  из какого места крылья растут у едва зашевелившихся  ветров
перемен, как Вова коммерческую тропу на  запад проторил. "Главное, - камлали
газеты,  - каждому  хорошо трудиться на  своем месте". Вова  не стал  ждать,
когда  нагрянут  из  Москвы  замечательные времена. Рядом  со своим  рабочим
местом   в  сторону   Европы  организовал  хитрое  совместное   предприятие.
Французская  фирма  закупает решетки  из  алюминиевых  сплавов для  очистных
сооружений. На любой извращенный французский вкус -  восемь типов и крепеж к
ним из того же материала.
     Ветер перемен только  расшевеливался, лом  цветных металлов фуговать за
бугор каленым железом  запрещалась. Считалось -  такая дойная  корова пойдет
самим.  Промышленными  изделиями  торгуй, остальное  не  трожь.  Решетки  за
границей Советского Союза  быстрехонько переплавлялись и, как выражался Вова
- "все ровно и красиво".
     Глядя  на  Вову из серьезных кабинетов - был он человечек  неприметный.
Всего-то директоришка кооперативешки. Но!  На него воззрились с  подоблачных
вершин. Оборонные  гиганты распирало  от  беременности цветметом.  Директора
почуяли лакомое  - можно  такого нарожать!  Но  как? Вот  он  локоток, а  не
откусишь.  Гонцы из высоких кабинетов пошли  к Вове. Завязались связи. Но не
одним металлом жив коммерческий человек в продуваемом реформами государстве.
     Однажды   такой  связной  говорит:   "Вова,  для   Ирака  надо  миллион
противогазов. Сможешь? В  обмен они поставят оборудование для онколечебницы,
а нам комиссию валютой".
     Ирак  готовился к "Буре  в  пустыне". И то ли хотел травануть агрессора
химией, то ли сам побаивался ядовитых шагов - резко искал средства защиты.
     Миллион не сотня и вообще в эту нишу Вова ни разу не влазил. Но знал: в
Советском  Союзе, захочешь -  все отыщешь.  Туда-сюда обратился, с  тем-этим
водки  попил   и   узнал:   в  Барнауле  гражданская   оборона  ломится   от
противогазного  добра.  Весь   Алтай,   включая   оленей  с  пантами,  можно
одновременно  на  "раз,  два,  три"  предохранить  от  газовой  атаки.  Вова
договорился с главным ГОшником  Алтая о сделке. Закрепили ее коньяком, после
чего тот говорит:
     - Забросишь посылочку бате в Омск.
     - А то, - сказал Вова.
     Доставил посылку  по указанному адресу. Дверь открывается, а  на пороге
дядя Леха.
     Вот те на и война!
     - Я к вам от сына, - сунул Вова передачу с намерением скорей бежать.
     -  Погоди-погоди,  ты ведь  Вовка,  на  Тельмана  рядом  жили!  Заходи,
посидим.
     Пришлось пройти ради взаимовыгодных с Садамом Хусейном интересов.
     В процессе застолья дядя Леха вырулил на скользкую тему:
     - Ты ведь тогда дрожжи бросил!
     - Нет! - выпучил честные глаза Вова. - Даже в мыслях не было.
     ...Было   это   в  советской  половине.   Вова  только   что   закончил
политехнический институт. С красным дипломом. Он, вообще, по жизни отличник,
за что бы не схватился.  Отнюдь не  задницей и  зубрежкой. Надо напрячься  -
работяга, но  не запечная тихоня, что всю дорогу с  дивана не  слазит.  Мать
требовала  и  в остальном примера для  всех. По ночам не шастать, выпивши не
приходить. Вова мечтал о  свободе. Не для загулов беспробудных и оргий. А  с
целью: захотелось - налево рванул, надумалось - направо сиганул,  а то назло
всем  на месте остался.  Без докладов и дотошных отчетов. Сам себе господин,
товарищ  и  диспетчер. Распределившись после института  в  КБ,  снял домик в
частном  секторе  под героическим и  одновременно печальным для русского уха
названием  Порт-Артур.  Как  ни  сопротивлялась   мама,  Вова,  отрываясь  в
финансовом плане от родителей, вырвался и в жилищном вопросе.
     Домик  стоял  не на  курьих  ножках, наоборот - врос корнями в землю по
самые  окошки.  Но  с отменной  банькой.  Жаркая  изюминка в  первую  голову
определила выбор жилплощади. Вокруг него быстренько устаканилась  традиция с
пятницы на субботу съезжаться мужской компанией. Парная, преферанс и музыка.
Вова был отчаянным  меломаном.  Порт-Артур способствовал на полную  катушку.
Некому критиковать  слабость к шумному року.  Вова купил дорогой магнитофон,
усилитель с колонками в рост человека. И не жалел децибелы.
     Пока соседний дом не обчистили. Вова испуганно  приглушил звук.  Ковры,
хрусталь,  обручальные кольца вынесли  безвозвратно среди белого дня. "Цыган
рук дело", - определили местные жители.
     -  Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! -  пожаловался  Вова Диме  Гончарову, коллеге по  КБ.
Заядлый электронщик, тот частенько ходил к  Вове париться  и  играть в карты
ночь напролет. - Ковров нет, но магнитофон и усилитель еще дороже!
     - Ха! -  сказал  Дима  и придумал  защиту дома, когда хозяин в отлучке.
Сигнализацию без подключения  к милиции. Как только нежелательный  гражданин
дверь  входную  открывает,  одни  контакты  расходятся,  другие  замыкаются,
система запитывается напряжением в 220 вольт и врубается магнитофон.
     Нежелательными оказались родители.  В  воскресенье  приехали  к  сынку,
видят ставни закрыты, решили - Вовочка спит, принялись стучаться. Папа, зная
способности сына дрыхнуть беспробудно, перестарался.  Так долбанул кулаком в
дверь, что контакты разорвал. И услышал родной голос. "Вы какого эть-эть!...
Сейчас выйду ать-ать! И такого уть-уть..."
     "Эть, ать и уть-уть" - не для культурного уха.
     "Сынок!  - опешила  мама.  -  Это мы!" "Сейчас  топор  возьму  ють-ють,
еть-еть и оть-оть..." На все буквы алфавита поливает единокровных родителей.
"Вова!  Вова!  -  папа  с мамой  стараются утихомирить  кровожадные угрозы".
Подумали, спросонья сын туго соображает. Они  не знали, что Вова с компанией
умотал  за  город.  А  из дома  "уть-уть",  "ять-ять"  и  другие  непечатные
составляющие печатных угроз.
     Маманя трагически папане: "Он  перепугался  спросонья.  Ставни закрыты,
думает: ночь и воры! С ним шок и произошел!"
     "Володя, Володя! - кричит, - не бойся! Это папа с мамой!"
     Колонки  в человеческий рост опять на весь Порт-Артур: "Я вам  еть-еть,
ють-ють и ять-еть!.." Все дворовые знания увековечил Вова на пленке.
     По дороге из леса заглянул к родителям. Мама буркнула нечленораздельное
приветствие  и ушла  на  кухню. "Обижается,  - почувствовал  себя поросенком
Вова, - давно не заезжал".
     А папа подмигнул:
     -  Откуда  словьев-то набрал  загогулистых?  В  жизни таких  коленц  не
слыхивал! Прямо заковыристые кружева вологодские!
     - Выпороть  бы тебя, -  вбежала мама,  -  под  потолок вымахал,  а  как
ребенок!
     - Что я для цыган аппаратуру покупал?
     Сосед дядя Леха тоже  однажды  надавил  на  дверь плечом  квадратным, а
навстречу "кружева"...
     Как  ни старался  потом Вова,  не смог  переубедить обматеренного,  что
фонограмма встретила, а не  живые эмоции. "Че я  - совсем дурак!" - не верил
сосед.  Охладели их отношения.  Больше  дядя  Леха к себе не зазывал снимать
пробу  с самогонки и здоровался через губу. Вова не  расстроился, сегодня он
здесь, а завтра, глядишь, и переедет.
     Но осень в Порт-Артуре живет, зиму, и весну бурную там встретил. Музыку
на все  колонки  слушает, на  жаркий  полок  с веником  лазит,  в  преферанс
режется. Одно плохо - снега в  тот год по шею нападало. Декабрь голый стоял,
в  январе  чуть прикрыло, только-только на  лыжах  пройтись, зато в  феврале
прорвало.  Вова замучался  двор чистить. Сначала  в охотку  орудовал вечером
лопатой. Фонарь светит, вороха снега, срываясь с лопаты, летят в огород... А
потом  как  на  каторгу  выходил.   Валит  и  валит.   Чуть  расслабился  на
снегоуборке, дом уходит на дно.
     К  концу марта солнце сжалилось,  добавила в мартены обороты  термояда,
превращая сугробы в жидкое состояние.
     Вова снова схватился за лопату. Штыковую. Мало того, что домик по самые
уши врос в землю, он в низинке стоял. Если пустить на  самотек  ручьи, что с
верхней части Порт-Артура рвались к Иртышу - на полу захлюпает.
     За зиму  гора  золы  выросла  во дворе,  используя отходы  печки,  Вова
соорудил дамбу на улице перед воротами, отводить затопление в проулок.
     А и с преградой не уснешь в полную силу. Среди ночи впрыгивал в валенки
с калошами, бежал к дамбе делать замеры. Если вода бурно прибывает, подсыпай
еще, нет - кемарь дальше.
     Дяде  Лехе гидросооружение  не по  нутру  оказалось.  Водохранилище  от
бурной весны  растет, к его дому подступает и требует свою дамбу отсыпать от
потопа.
     В ту  ночь  Вова  сбегал уровень проверить  -  нормально,  а  под  утро
чувствует: изменения  произошли - будильник как-то задушено зазвонил.  Будто
сквозь подушку сигнал к  началу  дня подает. Вова потянулся  унять петуха на
колесиках и отдернул руку, как от горячего: "Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!"
     Хотя было ледяное.
     Вода стояла  на полу. Вова  слетел  с дивана  и заметался,  как блоха в
штанах. Колонки! Магнитофон! Книги! Чемодан! Все в воде.
     Сначала схватился за тряпку собирать  потоп,  но инженерный ум  победил
бабскую  панику, направил вон  из дома причину устранять. По  верхней кромке
дамба стояла  целехонькой, в  нижней части зиял проран, в него талое и шалое
водохранилище мчалось к в жилище.
     И  как-то сразу Вова  установил: стихийное бедствие -  человеческих рук
дело.  Дяде  Лехе  лучший  способ  отвода  мокрой угрозы от  своего  дома  -
направить в Вовин. Ударом лопаты саданул в основание дамбы и спи спокойно.
     Вова злой в  КБ явился.  Голове не  до  производственных задач, когда в
тылу вода и сырость,  а колонки  и магнитофон, того и гляди, накрылись после
купания.
     Дима Гончаров  сидит в своем углу, орудует паяльником,  песенку под нос
напевает.
     - Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!  - Вова места  не находит. - Порвать его мало! Вода на
полу стоит! И в милицию не заявишь - пойди докажи,  что он. А больше некому.
Подпалить бы!..
     -  Не  надо  крови! -  оторвался  от  паяльника  Дима.  -  Есть  старый
проверенный способ. Покупаешь буханку дрожжей, в сортир  бросаешь и  готово!
Предварительно не забудь бумажку снять.
     - А эффект? Мне надо, чтобы на всю жизнь запомнил!
     - Запомнит!
     Дима был  Вовин  ровесник,  но  будто  год за  два  жил.  Не  только  в
электронике башковитый. Грибы вкуснейшие солил, помидоры  выращивал,  что до
весны  свежие  хранятся. Да и в  любом  деле как рыба в воде  мастер. Полная
голова житейского опыта.
     Посему Вова последовал совету с дрожжами.
     Купил килограммовую упаковку, среди ночи распаковал бродильный продукт,
предусмотрительно швырнул бумагу в печь, как тать, пробрался в огород к дяде
Лехе и опустил дрожжи в отхожее место.
     На  следующее  утро, сделав микронную  шпионскую щелочку  в  занавеске,
глянул в соседский  огород.  Что там  и как?  А  никак. Воробьи  на  ранетке
чирикают, кот с  заборчика жадно хочет нарушить птичью идиллию. Лужицы льдом
покрытые. Отхожее место синей краской отсвечивает.
     Вечером тоже не случилось мстительных изменений.
     День на работу Вова ходит, два, три. А Дима хитро улыбается: "Подожди".
     Вова дом  просушил, магнитофон  восстановил. Уже и  мстительная горячка
поутихла.  Да как-то просыпается,  а на дворе весна. Ночью антициклон двинул
массы теплого воздуха на  Омскую  область.  Утром солнышко  погнало  спирт в
градусниках к летним отметинам. У Вовы, несмотря  на будильник, настроение с
первых секунд дня установилось отличное. Весна грянула. На работе тоже  весь
день пела душа.
     Вечером, как водится,  поиграл в шахматы и домой.  Выходит из-за угла в
свой околоток, а там техногенная катастрофа. Народу "е-пэ-рэ-сэ-тэ - хренова
гора",  как мураши носятся. Вова всю сознательную жизнь в городке Нефтяников
воспитывался, кубометры химических  ароматов  через  обоняние прогнал,  нюха
никакого не осталось, все атрофировано, и тут удар сногсшибающий пробил нос.
     У дяди  Лехи в огороде строение на  одного человека пенилось коричневой
биомассой. Она рвалась наружу из всех  щелей: спереди, сзади и с боков. Даже
из окошечка, что над дверью. Казалось, еще мгновение и будочка поднимется на
воздух  от  распирающей  силы  или  разлетится   в  разные  стороны.  Вокруг
взрывоопасного  объекта бегали люди с  ведрами, носилками, песком, землей  и
лопатами.  Некоторые в противогазах. (Наверное, уже тогда дяди Лехин сын был
в ГО).  Они  пытались  забросать  прущую из  нужника  силу  землей, укротить
песком. Куда  там! Биомасса с убойным  запахом,  растревоженная  плодовитыми
бактериями, перла и перла, перла и перла, заполняя огород дядя Лехи.
     Большинство   соседей  крутили   носами  на  безопасном  расстоянии  от
катастрофы и ругались:
     - Какой гад дрожжи бросил?!
     Вова тоже подошел с возмущением:
     - Сволота! Убить мало! Самого бы головой туда!
     Несколько  дней  дядя  Леха воевал с биомассой, унимал  реакцию  мощной
землеройной техникой. Вывозил  зловонную  лаву, засыпал  извержение. Работал
экскаватор, подъезжали самосвалы.
     Наконец экскаваторщик сказал:
     - Все закрывай,  Леха, говенный наряд! Но  пить у тебя не  буду! И  так
провонял до костей!
     ...И вот опять Вова столкнулся с дядей Лехой.
     Но деньги не пахнут.
     Когда ГОшник приехал в Омск за очень  даже неслабыми комиссионными, при
обмывании  операции  дядя  Леха  обхаживал Вову,  как  наипервейшего гостя и
кормильца. Сын  обещал папе  с  гонорара  новый телевизор  и мотокультиватор
"Крот".

     Первый раз после долгого перерыва Вова  Чуднов приснопамятно встретился
с  Филом  Экспозито в  средине  80-х. По паспорту тот не  Фил, тем  паче  не
Экспозито. Но в  далекие 70-е, когда советские хоккеисты  славно  рубились с
канадскими,  Эдик  Филимонов  был  обречен  в  студенческой  братии  на  имя
заокеанского  профессионала  шайбы, клюшки  и голы  забивать.  Тем  более  -
оба-два здоровяки  с  лохматой прической.  Когда-то Фил с Вовой  учились  на
одном  факультете.  После  института  пути-дорожки   разбежались  по  разным
производствам.  Оттрубив восемь  лет  в ракетно-космическом  КБ,  Вова решил
поискать счастья в КБ танкового  профиля, где  столкнулся с Филом. Заходит к
заместителю  главного конструктора  по кадрам,  а  там  Филимонов  за столом
высится.
     Высота должности не изгадила однокашника. Нормально встретились.
     Недельки через две Фил вызывает:
     - Слушай, ты же на "Полете" работал, где стиралки  делают. Разбираешься
в них?
     -  Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!  Два месяца  конкретно на  конвейере  отпахал. Только
пришел  в  КБ, сразу оп-ля - трудовая повинность,  в  ширпотребовский цех на
прорыв кинули,  рабочих рук  не хватает. Все операции прошел. Дай  отвертку,
разберу-соберу с  закрытыми  глазами, как солдат  автомат Калашникова за  40
секунд.
     -  У  меня она что-то не фурычит.  Жена гундит. Не  против,  как-нибудь
вечерком заехать, посмотреть?
     Фил парень отличный. Что тут ломаться. При должности. Глядишь, подсобит
с повышением. Вова всегда в перспективу судьбы заглядывал.
     Приезжают после работы к Филу, там вдохновляющая атмосфера. Жена шурует
на кухне:  рулетик  мясной делает,  пирожки  жарит, салатики шинкует. Во всю
ивановскую готовится к ремонту. Вова через стенки холодильника чувствует - в
морозилке водочка томится.
     - Где неисправный агрегат?  - с профессиональной уверенностью  прошел в
комнату.
     И опешил как вкопанный! Ба! Что за невидаль? Цветной телевизор "Кварц",
в фуфайку наряженный стоит. Экран чистый, остальное укутано.
     Вова рот распахнул:
     - Зачем?
     - Ты понимаешь, - замялся Фил, - одиннадцать месяцев уже.
     - Зачем? - не проходит тупость у Вовы.
     - Все так делают! Покупают омский цветняк,  а через одиннадцать месяцев
меняют на новый.
     Вова не знал такого технического  фокуса телезрительской голи, гораздой
на выдумку.
     Фил объяснил.  Гарантия  у "Кварца" двенадцать месяцев,  одиннадцать из
них смотришь  нормально, потом  надеваешь на телевизор фуфайку. Через неделю
аппарат не выдерживает перегрева. Радиоэлементам, вырабатывая изображение  и
звук,  хочется дышать  комнатными  градусами,  ватник  не  дает проветриться
трудяге, отсекает воздух  прохладной температуры.  И телевизору хана.  Завод
рядом, гарантия есть, меняешь на новый. И так каждые одиннадцать месяцев.
     -  Но, - пожаловался  Фил, - через  пять дней гарантия  истекает,  а не
дохнет. Три недели под фуфайкой с утра до ночи и хоть бы раз рябь пошла.
     - Во, надежный попался! - посочувствовал Вова.
     - Всегда так. Когда не надо ломается, а когда надо - не дождешься.
     Вова  занялся  тем, что "когда не надо".  Выкатил  стиралку  в коридор,
подключил к розетке. Мертвая. Один таймер тикает.
     - Фуфайку на нее не надевал? - подмигнул Филу.
     После чего  одним движением  перевернул стиралку кверху  ногами. Что на
нее  сверху смотреть. Проверил приводные  ремни,  клапан, насос, кинематику.
Все  нутро перетрогал. И  получалось:  дывлюсь  я  на нэбо, ничого  нэ бачу!
Собака с дефектом не здесь, в другом месте, зарылась.
     Лучше  бы "здесь". С законом  Ома Вова  со школы не дружил. Как ток  по
твердым  проводам  с  напряжением и  сопротивлением  бегает -  не чувствовал
логикой мышления. А есть поговорка: не знаешь закона Ома - сиди дома.
     Не в Вовином характере неумехой расписываться. Стал с честью закруглять
положение.
     - Эдик, похоже, с электрикой проблема, а тестера у нас нет, - заметьте,
уже  и хозяина в ремонтники записал. - Без тестера, как мы с  тобой проверим
наличие цепей?
     - Ну, придумай что-нибудь! - настаивает хозяин.
     "Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!"  -  думает  Вова,  вдыхая  ароматы,  накатывающиеся из
кухни. Там уже водочка остыла до вкусной температуры.
     На стене бра висит. Красивое. Вилка неразборная.
     -  Слушай, -  говорит  Вова,  -  если  снять,  вилку  отрезать, провода
расщепить, будет контрольная  лампочка. И  проверим: горит - есть  цепь,  не
горит - обрыв на линии.
     - Снимай, - разрешил хозяин.
     Отрезал Вова, расщепил, зачистил, а сам думает: "Че я делаю?"
     Хозяйка выглянула в нетерпении:
     - Ну что, ремонтеры?
     Ужин готов, и весь организм  чешется  к стирке. Гора белья  накопилась.
Надоело руками о стиральную доску елозить.
     Вова вывернул блок  управления  наизнанку,  концы контрольной  лампочки
потолкал для проформы.
     - Нет, - выпрямился во весь ста восьмидесяти пяти сантиметровый рост, -
без тестера не получится.
     - Ладно, - неожиданно реагирует Фил, - сиди.
     И приносит от соседа тестер.
     - Короче  так, - с юморком говорит  Вова, - сейчас сюда торкнем, и если
стрелка  не  отклонится,  надо  в  мастерскую  везти,  в  домашних  условиях
бесполезно голову ломать.
     - Ну, торкай быстрее!
     Фил тоже проголодался, охота водочку рулетиком закусить.
     Вова  по своему небольшому  электрическому  разумению  собрал схему, то
бишь - подключил стиралку к сети, а потом сунул концы тестера.
     Как  блыснуло!  Голубое  свечение  перед глазами вспыхнуло, потом  свет
погас,  и снова загорелся. Вова на Фила смотрит и хохочет, у того физиономия
чернее негра. Фил тоже смеется - Вова не  белее  сажи. И стиралка  под стать
закопченным цветом. Вова оплавленные концы тестера удивленно держит.
     Жена из кухни перепуганная выскочила:
     - Что это было?
     Дочь из комнаты радостная выбегает:
     - Дядя Вова, дядя Вова у нас телевизор сгорел!
     Среди многочисленных потерь - единственное приобретение.
     Тестеру - хана, стиралке - хана,  невинность  бра тоже порушили. Да и с
телевизором бабушка по  разному  сказала:  может,  всего-то - предохранители
полетели.
     Фил вздохнул тяжело:
     - Тестер завтра соседу куплю, а мы пошли хоть поужинаем.
     Молча, как на похоронах, по первой опрокинули. Жена встала:
     - Ладно, ремонтеры, пойду врукопашную постираюсь.
     Выпили  мужики  по  второй.  И  чисто  по-русски  от  души отлегло. Фил
говорит:
     - У меня к тебе огромная просьба.
     "Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, - подумал Вова, - сейчас денег попросит".
     - Володя, никому об этом ремонте ни слова! Засмеют ведь.
     - Могила, - сделал зверское лицо Вова.
     Что он сам себе и карьере враг?
     Только через  пятнадцать лет, уже в 21 веке, рассказал, столкнувшись на
Кипре с Филом. Тот давно жил в Тюмени. Как и Вова, занимался бизнесом. Как и
Вова, прилетел на остров на семинар, устроенный оффшорной компанией.
     Вечером  Фил,  Вова  и   руководитель  компании,   тоже  сибиряк  -  из
Красноярска, пошли  в  ночной  клуб со стриптизом. Под коньяк Вова  вспомнил
ремонтную историю. Ух,  смеялись мужички. И не только они. Компанию украшали
две девахи из стриптизной программы. За сценическое  мастерство Фил  с Вовой
подозвали  угостить  актрис,  и  оказалось,  что  обе  родных  кровей  -  из
Днепропетровска, где Фил когда-то окончил школу.
     -  Телевизор в фуфайке! - давилась смехом слегка одетая землячка. - Ну,
классно! У меня отец самогон на продажу гонит, а  бражку в стиралке заводит.
Время  от  времени  включает,  от   вращения  градус  шибче  зреет.  Однажды
перестарался,  врубает,  а  оттуда  как  даст  фонтан вонючий!  Только  обои
поклеили!..
     - А  если "Панасоник"  фуфайкой  накрыть? -  спросила вторая  деваха. -
Кердыкнет японец?
     ...Замечательная ночь стояла в углу  Африки, Азии и Европы. Средиземное
море  лениво  било  в  Кипр,  гоняя  волны от  Египта к  Турции, от Сирии  к
Италии... Европейцы, азиаты  и африканцы праздно дышали йодом  вдоль прибоя.
Но  и в ночном клубе  сиделось неплохо. Играла из колонок английская музыка,
пела за жизнь шведская группа, а за столиком стоял здоровый русский хохот...

     "Березовой кашей надо воспитывать наш менталитет,  - рубит правду-матку
Вова Чуднов, - экономические отношения новые, остальное тяп-ляпнутое! Почему
живем  ни два ни  полтора? А  потому,  что работаем не пришей кобыле  хвост!
Серьезная фирма, "Гражданпроект", вызвалась перестроить  мне квартиру. Камин
сделали, как  разожгу,  соседи бегут с огнетушителем.  Дым у них  из розетки
клубами валит.  "Сгорим к едрене-матрене!" - в морду огнетушителем тычут, не
дают расслабиться у огня с бокалом вина. После них  только на водку тянет. А
как  вспомню  всю   перестройку  квартирную,  вообще,  в  драбадан  напиться
кидает!.."
     Вова  Чуднов  -  предприниматель. Он и в  советские времена  метался  в
поисках счастья, чтобы  много и сразу. Молодым специалистом за три года в КБ
четыре отдела поменял ради роста зарплаты, потом еще два КБ. "Пригрей  место
-  теплым станет!" - не  для него совет. И  скажем правду:  не  зря скакал -
обставил в карьере однокурсников. Но всего на полкорпуса. По большому счету,
вся суета на плоскости происходила, пусть и с легким уклоном вверх, но темпы
не скачкообразные, а ползком.
     Поэтому,  когда  наступила  свобода предпринимательства, не раздумывая,
бросился в стихию, пахнущую долларами. Поначалу по компьютерам предпринимал,
потом  металлом  занялся, наконец, на запчасти  перекинулся. Не сказать, что
денег куры не  клюют,  поросятам не  дают, но хватает не только на поросят с
хреном в день рожденья. Квартиру купил в районе, который в советские времена
именовался в народе  "Дворянским гнездом".  То бишь не для простых смертных.
Жили там не дворяне, а скорее те (вместе с потомками), кто дворян к ногтю, к
стенке, на лесозаготовки определял.
     "Гнезда"  в  "Дворянском" под  одну  гребенку строились.  Чуднов  общей
колонной  жить  не хотел.  Допредпринимавшись  до  уровня  благосостояния  в
центральном  районе,  купленную квартиру  в корне  взялся  перестраивать  на
европейский  манер:  камин,  джакузи,  биде,  а вместо  клетушек  -  бальный
простор.
     "Чем мы хуже дворян по эстетизму!"
     Для образования  европейского  пространства  следовало  убрать  главную
преграду - бетонную стену пять на два с половиной метра минус дверной проем.
"Гражданпроект"  сказал:  стена  хоть  и не  слабая,  но  слабонесущая,  без
последствий  уберем, оставшееся швеллером  усилим, и  пойдет за милую  душу,
только  деньги  вперед  плати.  Сверх  этого  запросили   натурой  расходные
материалы  -  пару  алмазных  дисков.  Остальное,  дескать,  не  вашего  ума
проблемы, а наших рук дело.
     Чуднов,  как человек  предприимчивый, не бросился  в магазине  покупать
диски, нашел у оптовиков в три раза дешевле  и купил не два, а четыре, запас
карман не тянет.
     "Сейчас   бегом   эту  стеночку  аннулируем,   -  заверили  специалисты
"Гражданпроекта", - не впервой ломать не строить".
     Через  пару  часов позвонили  в  офис заказчику  с рапортом  отнюдь  не
победным и с вызовом на место происшествия для анализа ситуации.
     Чуднов застал  фронт работ колом стоящий на  месте,  лишь стена в  чуть
подпиленном состоянии. Форма четырех алмазных дисков потеряла геометрическую
правильность, была кускообразной.
     - Оказывается,  хозяин, - чесали  затылки мастера, - дом твой -  первая
двенадцатиэтажка в городе, панели на совесть делали! Можно  мосты подпирать!
Гранитная скала, а не бетон.
     "Ё-пэ-рэ-сэ-тэ", - загрустил  Вова.  Впору квартиру  в обратную сторону
продавать. Снаружи  чудно - Иртыш  под окном, пуп города под боком, а внутри
стандартность  отжившего  образца,  тогда  как  душа  просит  камин,  биде и
джакузи.
     И все же, что значит предприниматель с массой знакомых, не долго Чуднов
пребывал в пессимизме.
     -  Сходи на любую стройку, -  посоветовал один дружок, - как пить  дать
мужики головастые найдутся, которые  посредством  зубила  и какой-то  матери
любую скалу своротят.
     И ведь прав оказался. Нашлись умельцы.
     - На кой ляд алмазные круги! Мы тебе шлямбуром по периметру пройдемся и
готово.
     Загвоздка возникла по поводу расчета. Мужики на бригаду из трех человек
требовали пять бутылок водки до начала операции удаления лишней стены  и три
- после. Хозяин, беспокоясь за исход дела, настаивал на обратной арифметике.
     - Восемьсот тридцать три грамма  на нос!  Вы после этой дозы кувалду не
поднимите!
     -  На  сухую  этот гранит подавно не возьмешь!  Сам говоришь,  алмазные
круги не выдерживают!
     Ударили  по  рукам на компромиссном  варианте: четыре  поллитровки  до,
столько же - после.
     - Надеюсь, резину тянуть не будете, к вечеру сделаете.
     - Обижаешь, хозяин.
     - Нормально сделаете - не обижу!
     Через пять часов мужики докладывали по телефону:
     - Хозяин, вези расчет, осталось только завалить!
     - Молодцы-кутузовцы!  -  у  Чуднова  развеялись  последние  сомнения по
поводу проживания  в "Дворянском  гнезде".  - Сверх  расчета  премия  в  два
пузыря!
     Вова - человек  слова, тут  же прыгнул  в машину  в  сторону  магазина.
Доехать до прилавка не успел. Тревожно запел сотовый телефон, номер которого
сам Чуднов смутно помнил,  знали его с десяток сверхнужных  людей, остальные
довольствовались пейджером  нашего героя. И  вдруг звонит старший  по  дому,
которого даже близко не было в списке сверхнужных.
     Старший относился  к  тончайшей  прослойке  не жирного  слоя российской
интеллигенции -  не  матерился. С окружающими  был  исключительно на "вы"  и
деликатно. Когда-то черчение в школе преподавал.
     "Точно дворянского происхождения, не наш лапоть", - предполагал Чуднов.
     - Ты, - раздалось из сотового, - ...
     Дальше в речи старшего интеллигентных слов не было.
     "Неужто дворяне тоже заворачивают по матушке?" - подумал краем сознания
Вова.   Но   лишь   последним  краешком,   остальным   разумом  метнулся   в
перестраиваемую квартиру...
     Когда вихрем машина влетела во двор,  там царил переполох. И не понять,
то  ли карнавал, то ли хуже. Один в семейных трусах, брюхо  наружу, другая в
шубе,  но  босиком.  Третий  сломя  голову  куда  глаза глядят улепетывал  в
домашних тапочках и зачем-то  с  раскрытым  зонтиком.  Все-таки происходящее
больше  смахивало на стихийное бедствие. Дедок тащил из подъезда  телевизор,
простоволосая бабушка-соседка  с  одиннадцатого этажа  носилась по  двору  с
трагическим воплем:
     - Мы этот хрусталь из Германии привезли! Трофейный! Ему цены нет!
     И всем совала под нос горсть стеклянной пыли.
     Вова влетел на свой этаж. Стена  лежала на полу, мужички переминались с
ноги на ногу.
     -  Коряво  получилось,  хозяин. Старались  порадовать  тебя  -  быстрее
закончить!
     Работали мужички добросовестно. Долбили так, что в  их адрес столько из
разных  углов дома  натолкали  "добрых  слов"  -  не утащишь.  Но  это  были
цветочки. Семечки посыпались позже.
     Закончив  долбежку,  заваливать  плиту  решили  не  по  частям. "Че тут
мудохаться!"  Жахнули кувалдой раз да другой, и  стена ахнула во  весь  свой
рост и вес.
     Соломки  в  месте  падения  или  других  демпфирующих  многотонный удар
материалов - досок, бревен - подкладывать не стали. "Че тут мудохаться!"
     Дом аж присел от  такой оплеухи и зашатался как  пьяный.  Грохот на всю
округу раздался.  И все бы рассосалось, да накануне в Москве  дом рухнул  от
взрыва. Телевидение  с утра до вечера с  этой темы не соскакивало. Все двери
подъездов были заклеены инструкциями по самовыживанию.
     И вдруг шум, гром, сотрясения... Забегаешь тут в трусах и с зонтиком от
предполагаемых  камней.  Жители  начали  хвататься за детей, деньги и другие
личные вещи.
     У  соседей Чуднова,  что под полом,  в посудном шкафу от удара  сорвало
полки: богемский хрусталь, саксонский фарфор  -  весь трофейный  антиквариат
вмиг обратился в сор. С люстр градом посыпались подвески. Моль роем вылетела
из  ковров.  Хозяйка  упала  на  четвереньки.  Хозяин, в  прошлом  фронтовой
полковник,  последовал  трусливому  примеру.  Выскочили  они  по-собачьи  на
лестничную площадку, где оказались не одни в столь перепуганной позе.
     Вова не смог найти  замену богемским  и саксонским раритетам, откупился
деньгами. С полковником выпили мировую, полковничихе вручил цветы.
     После  чего продолжил  строить  свое  гнездо  силами  "Гражданпроекта",
как-никак договор  с ним, а  не с  мужичками со стройки. Подрядчик, согласно
собственным расчетам, должен был швеллером укрепить проем. Чем и занялся при
помощи электросварки.
     "Ну,  варить  не  ломать",  -  подумал Вова,  оставляя специалистов  на
объекте.
     Не  прошло получаса, секретный сотовый завибрировал, как  ужаленный.  В
нем опять непечатно кричал старший по дому. В переводе шумел так: "Ты, хвать
тебя наперекосяк,  200 телевизоров  и 200 холодильников хочешь  покупать?! А
лифт?!"
     С чего бы Вова хотел?
     Когда  с одного  края швеллер начали приваривать  к стене, телевизоры в
доме,  хором  настроенные  на  популярный  сериал, разом  покрылись болотной
рябью, а потом, будто спохватившись,  стали  прокручивать предыдущие серии в
бешеном темпе. Жильцы высыпали на площадки, что за конец света? Пока бегали,
сварка на первом этапе завершилась, сериал двинулся в нужном ритме.
     Приваривание  второго  конца   швеллера  не  повлияло  на  фильм,  зато
вспыхнули  кабели лифта, в котором угораздило спешить к злополучному сериалу
боевому полковнику с супругой.
     Оба  выжили, но  мировую  соседка отказалась  пить, хотя  полковник был
"за".
     Чуднов не  расстроился -  детей  с  ветеранами  не  крестить.  Закончил
перестройку.
     И теперь долгими  зимними вечерами расслабляется от предпринимательства
с бокалом вина у камина, кайфует с тем же бокалом в джакузи и мечтает...
     В это время у соседей тошнотворно сосет под ложечкой, екает сердце, они
тревожно поворачивают головы в сторону Вовиного  "гнезда",  будто чувствуют,
что мечтает новосел ни больше ни  меньше, как расширить европейский  простор
вверх - прорубить окно на крышу и пристроить себе еще один этаж.  К примеру,
для зимнего сада...

     Александра  Шатохина встретила  давнюю  знакомую Инессу  Аркадьевну, та
после "здраствуй" огорошила:
     - Почему за иностранца не выйдешь?
     - Не зовут под забугорный венец, - хихикнула Александра.
     -   Сидючи  на  печи,  не   дождешься.  У  меня  соседка  по  интернету
схлестнулась с американцем японского происхождения.
     - Мне только иероглифов узкоглазых не хватало.
     - При  чем здесь это?  Нормальный мужчина.  Широкоглазым сто очков форы
даст. Сорок восемь лет, а тридцати пяти не дашь.
     - Соседке сколько?
     - Тридцать.
     - Во-во! Свеженинки захотелось! А эта и обрадовалась!
     - Зато у него серьезные намерения. Уже обвенчались в Лос-Анжелесе.
     - В церкви японской матери?
     -  Не ехидничай, а хорошо  подумай. Можно  через интернет,  можно через
агентство.
     Александре от  роду было  сорок  два.  В  прошлом  имелось трехгодичное
супружество.  Длилось  бы дальше,  но  язык у Александры откуси да  выброси.
Нашептали, что мужа пару  раз  видели с  одной некрепкой на  целомудренность
бабенкой.  Александра,  не  долго раздумывая,  возьми и вылепи  супругу, что
имеются верные сведения - бывает у этой шалапутни с дневной ночевкой. Хотела
на испуг взять. Потом не раз себя корила на чем свет стоит... Пусть  бы даже
и попутал бес... Мужики сплошняком кобелистые...
     Известно,  задним умом  все мы  горазды блистать.  А  тогда  Александра
вместо мудрого  поведения в  истерику кинулась:  "Я  тебе что -  заземление,
когда у любовницы месячные?"
     Электричество зачем-то приплела. По  правде говоря,  муж  не заслуживал
обвинений  в отношении  супружеских обязанностей.  Александру  где-то  можно
понять, как  обухом  по  идеальному  браку.  Три  года ни облачка...  Детей,
правда, не было. И тут вдруг с кем-то по улицам гуляет после работы.
     Локти  после развода  кусала не раз.  Да только пройдясь по ним зубами,
самокритику  всякий  раз заканчивала:  "Ну  уж, фигушки  заземление  из меня
делать!"
     В яркости языка сказывался диплом технического вуза.
     Были в дальнейшем у Александры серьезные романы. Женщина симпатичная, с
квартирой.  Но одному объекту  через два  года дала от ворот поворот, второй
сам в них убежал.
     Тем  не менее  на судьбу не сетовала. "Нужно мне это замужество?!  Сама
себе хозяйкой живу!" В театр ходила, на вечеринки к подругам,  летом на дачу
к Инессе Аркадьевне заглядывала позагорать. На жизнь зарабатывала оператором
в пейджинговой компании.
     Инесса Аркадьевна  была  деятельной  закваски, старше  Александры на 10
лет. В советские времена вместе в вычислительном  центре работали. Месяца не
прошло после разговора о забугорном замужестве, звонит:
     - Через пять дней приезжает американец, приведу к тебе знакомиться.
     - Японец сан?
     - Нет, Смит.
     - Вессон?
     - Ага, винчестер, - недовольно парировала подруга неуместный юмор.
     - Да я в английском ни в зуб ногой уже.
     - Раиска Миронова вообще немецкий учила, а  два года в Нью-Йорке пожила
и тарахтит на бытовом уровне, что в магазине, что с  американцами. Тем паче,
никто  не  говорит  тебе, что раз - и завтра  пакуй  сундук ту-тукать  через
океан. Придет в гости, приглядишься.
     - Какие  гости в  моем  сарае? В  последний раз квартиру семь лет назад
ремонтировала.
     - Ты же говорила, материалы давно запасла.
     - Да. Обои, потолочная плитка, краска... Но тут на месяц работы.
     - Завтра жди!
     Инесса Аркадьевна обзвонила подруг, объявила общий сбор.
     Примчалась Раиска Миронова, которая  знала о  США  своими глазами.  Два
года была там на заработках.
     - Что замуж там не осталась? - поинтересовалась Александра.
     - Во-первых, сын здесь... Но один  раз  знакомили.  Обеспеченный мужик,
врач,  упакованный  - дом, машина. Но думаю, идешь  ты лесом.  Американку не
берет че? На той не  поездишь, а мне терпи, пока гражданство дадут. Они тоже
хитрожопые.  Но ты не робей - съездишь, посмотришь. Терять нам, не девочкам,
нечего. А жить там можно.
     Раиска в Нью-Йорке зарабатывала нянечкой, гувернанткой, мытьем квартир,
в строительной бригаде один  сезон вкалывала. Руки всю жизнь универсально из
нужного места растут.
     Поэтому  взяла  командование ремонтом  на  себя.  Расставила подруг  на
покраску,  оклейку,  себе  отвела  самую ответственную  функцию - потолок на
кухне плиткой облагораживать.
     Заодно рассказывала об американской жизни.
     - Жратва у них без  вкуса и запаха. Не понимают в продуктах. На витрине
колбаса,   рыба  копченая,  а   пахнет   в  магазине  моющими  средствами  с
ароматизаторами,  которыми  драют  пол  и  стены.   Когда  собирались  нашей
компашкой  гульнуть,  только  в  русских магазинах  отоваривались. Пусть  за
тридевять земель  ехать.  Зато с порога  слюнки от  ароматов текут! Копченая
рыбка, ветчина,  сыр!..  Но с другой стороны - на улице нет вонизма:  ни  от
мешков  мусорных,  ни  от машин.  Поначалу  испугалась: обоняние заглохло от
перемены  климата. Как это  у дороги стоять и не чувствовать бензина? Или на
воде уже ездят? А у нас!  На второй день, как вернулась в Омск, повезла сына
в поликлинику и на остановке задыхаюсь. Подурнело. Это мне-то! Которая после
института шесть лет отпахала в химпроизводстве.  Задыхаюсь, будто из деревни
приехала. Зато нашим  черным хлебом нанюхаться не могу. Уткну  в булку нос и
балдею, как токсикоманка.
     Раиска  два месяца назад вернулась из штатов, и все не выходило собрать
подруг  на  лекцию о тамошней жизни. И вот,  споро  работая руками, делилась
зарубежными впечатлениями.
     - Помните Димку Сахарова? Года четыре у нас на заводе в отделе главного
технолога  работал,  капитаном  команды  КВН  был.  Ох, чудило...  Как-то  в
ресторане  8  Марта  отмечали,  танцевал-танцевал,  вдруг  прыг...  и сальто
сделал! Цирк! На ноги встал и как ни в чем не бывало дальше танцевать. Такой
же и остался... В США хорошо устроился.
     В молодости  Димка,  будучи  под  банкой,  любил весело покуролесить. С
возрастом открылась  новая  особенность,  которую называл  "загиб памяти  за
голенище".  Раньше  алкоголь  сразу  начинал  бурлить в  крови и рваться  на
приключения, теперь для начала в сон кидал Димку.
     - Подремлет чуток, - рассказывала Раиска, - проснется как огурчик, но в
голове провал, не может вспомнить, что полчаса назад было-происходило.
     Димка  в США полгода поработал грузчиком по перевозке  мебели и сказал:
таскай назад - я что вам ишак, дорогие американцы? Дело темное, но ухитрился
открыть  массажный салон. Массирование  клиентов  было как  в  том анекдоте:
пойдем в баню, заодно и помоемся. В салоне если и массировали, то заодно. Не
за  этим  оздоровлением  спешили  к услугам  Димкиных  специалисток  мужики.
Поэтому Димка обходил острые  углы  столкновения  с властью.  Держался  ниже
травы. Если  вылезет наружу, что к чему  -  мало  не покажется. А дело  было
прибыльным.  Димка на жизнь не жаловался. Машина, мобильный телефон,  верная
американская  подружка, которая и по бизнесу  компаньон и верная  любовница.
Порядочный человек, Димка жене и детям регулярно в Омск деньги переводил.
     Раиска, наклеивая плитку, рассказала,  как  Димка с дружком  рванули на
машине во  Флориду покупаться-поплавать.  Приехали в Майами,  крутнулись  по
городу и давай быстрее отдыхать. Известно, что в традициях  русского пикника
первая  рюмка опрокидывается, как только город  скрывается  за спиной.  Наша
парочка решила пойти на опережение. Прямо в Майами опрокинули по первой. Как
говорится, первая идет колом, вторая - соколом, остальные  мелкими пташками.
Еще  в  городе  дошли  до "пташек". Что  подтверждает тот факт,  что  Димка,
собираясь на  побережье,  купил  вместо плавок  целый  пакет трусов. "Набрал
трусеров, будто жениться  ехал", - хохотал потом.  Бросил трусера на  заднее
сиденье и, горланя "я еду  к морю!", - порулил за город. Не успели выскочить
за  околицу  в  песенном  направлении,  дружок,  как  дите малое,  по  нужде
запросился.  Димка  остановил  машину  и задремал, пока компаньон  в  туалет
бегал.
     Вдруг просыпается,  а  с  ним вышеназванный загиб  памяти за  голенище.
Мотор  машины  работает,  а зачем -  Димка понять не может.  Потом вспомнил:
купаться  ведь собрался. В таком разе почему время теряет в городской  жаре?
Нажал на педаль и, нагоняя упущенное, развил за городом бешеную скорость.
     Какой русский любит тягомотную езду?
     Американцы  тоже  не уважают.  Но слишком быструю  полиция  приставлена
пресекать на машинах с мигалками и кричалками.
     Одна пристроилась за Димкой и по громкой связи объявила: дескать, номер
такой-то  остановитесь.  А  Димка  не  слышит,  что  к  его  авто  по  имени
обращаются. В распрекрасном настроении давит на газ, громко исполняя родное:
"Я  еду к морю, еду к ласковой  волне! Счастливей места нету на всей земле!"
И,  как широкая русская натура  захотел, поделиться  счастьем с американской
подружкой.
     - Еду к ласковой волне! - пропел той в мобильник.
     В  ответ  любовница  говорит,  мол,  оглянись,  дорогой,  позади   тебя
полицейская машина.
     - Ты че - ведьма? - посмотрел в зеркало заднего обзора Димка.
     Как она  за полторы  с лишком тысячи километров, из Нью-Йорка,  узрела,
что у него за спиной блюстители дорожного закона?
     - Копы  номер  твоей машины называют,  - прояснила феномен  ясновидения
любовница. - Требуют остановиться.
     - Накося, - сказал по-русски Димка, - выкуси!
     И пошел в отрыв.
     А за ним уже две полицейские  машины гонятся. Одна Димку обошла, резко,
как в кино, поперек дороги встала. Димка еле сдержался от тарана. Но русские
не  сдаются. Давай расшвыривать налетевших  полицейских. Неизвестно, чем  бы
поединок закончился,  кабы копы  числом не  сломили  умение. Скрутили буяна,
надавали под микитки и в участок. Где устроили допрос. Кто? Что? Откуда?
     - Димка трезветь  начал, - нанесла Раиска клей  на очередную плитку.  -
Просек: если назвать себя, полиция может выйти на массажный  бизнес. И тогда
гуд  бай,  Америка.  И   волчий  билет  в  компьютере.  Накануне  по  телеку
показывали,  как  в  Нью-Йорке  накрыли  такой салон,  полгода  оперативники
проводили операцию и застукали с поличным постельный массаж.
     Димка  дурочку  включил,  на  пальцах маячит,  что он  в английском  ни
бум-бум. Моя ваша  не понимай. Потом узнал: санкции  из-за интимного  салона
были  бы цветочком по сравнению с тем фруктом, что корячился в одно место за
кулачный бой со  стражами  американского  порядка.  До  восьми  лет  тюрьмы.
Полицейским стоило захотеть, и сел бы Димка  за штатовскую решетку на долгие
годы.  Но копы лояльные попались, просят назвать телефон или адрес знакомых.
Димка  и здесь плечами жмет  "моя твоя не разумей". Думает, вам дай, а вы по
этой ниточке на подпольный бизнес выйдете. Вот как дело свое любил!
     Два дня партизаном просидел в  каталажке. Ни слова лишнего не проронил.
А потом полицейские, тоже мне сыщики, наконец-то пробили свою меднолобость -
догадались  о возможностях современной  связи. Один  на Димкином  мобильнике
высветил номер,  по  которому в последний раз звонил задержанный.  Ворковал,
как вы  помните,  с любовницей.  Полицейский ее спрашивает,  знает  или  нет
водителя такой-то машины?
     В  оконцовке  дорожной  истории  примчалась  Димкина подружка и за  500
долларов выкупила сибиряка на поруки.
     Такой   детективно-любовной   американской  историей  развлекла  Раиска
подруг.
     ...Три  дня  работали   женщины  в  поте   лица  от  темна  до   темна.
Отремонтировали квартиру до неузнаваемости.
     - Ой, девочки, спасибо!  - восхищалась Александра. -  Какие там США? На
улицу выходить из такой сказки не хочется!
     - Ничего, - сказал  Инесса  Аркадьевна, - главная  задача -  американцу
баки забить! Он сразу увидит, что ты  не белоручка,  а  хозяйка на  все сто.
Пельменями как накормишь, вообще растает!
     - Нет у меня пельменей!
     - Принесу!
     Американец был из себя ничего. С черными усами, в  отглаженных  брюках,
но в комнату проследовал не разуваясь. Топча снятый со стены по случаю гостя
ковер.
     - Часа два пообщайся, - шепнула  Инесса Аркадьевна, -  а  потом привезу
вам билеты в Музыкальный театр. Покорми, на гитаре сыграй, спой.
     И исчезла.
     От  английского  у  Александры  в  памяти  осталось  one,  too,  tree и
yesterday.
     Но  Смит и  не был склонен к светской беседе, безапелляционно  осмотрел
комнату и сказал:
     - ГУЛАГ!
     "Ничего себе! - подумала Александра. - Обои - новье! Потолок без единой
полоски побелен, Инесса постаралась. Шторы выстираны..."
     Гость тем временем выглянул в окно:
     - ГУЛАГ! - покачал головой.
     "Не без этого", - согласилась про себя Александра. Двор  был перекопан,
у подъезда стояли переполненные мусорные баки.
     Затем заглянул в ванную с тем же выводом:
     - ГУЛАГ!
     "Ну,  старая  ванна,  старая! - с вызовом подумала  Александра. -  Тебе
никто  и  не  предлагал  мыться!  Зато  смеситель  новенький,  вчера  только
поставила. Да и кафель еще терпимый..."
     - ГУЛАГ, - зашел в кухню Смит.
     Вот это совсем  наглость! Игрушечка, а не кухня. Моющиеся обои небесной
расцветки.  "Будто не за столом, а на облаке сидишь!"  - оценила  Раиска. На
потолке  плитка  белее снега.  Пол новеньким  домотканым  ковриком застелен,
бабушкин подарок.  На  окне  шторы,  позавчера  купила,  утром повесила. Над
дверью  из цветастого  поплина мешочки висят (ночь не  спала -  шила), в них
шиповник, кедровые орешки, фасоль... Оригинальная деталь интерьера, у Инессы
"списала". На  холодильнике  из  ивняка  корзинка  с  сухим  букетом... А он
"ГУЛАГ". Плита, конечно, не без этого и мойка под стать. Зато стол новенькой
клеенкой застелен... Да сроду такой уютной кухня не была.
     - ГУЛАГ, - снова дятлом повторил американец.
     -  ГУЛАГа  ты не  видел!  -  не  выдержала Александра, -  девчонки  так
старались!
     - Девочонки! - повторил, улыбаясь, Смит.
     - Сами элементарный хлеб испечь не можете, а туда же - ГУЛАГ!
     Александра схватила телефонный аппарат, набрала номер свахи.
     - Короче,  Инесса, накормлю его  пельменями и забирай это  американское
добро откуда взяла! Сеанс окончен!
     - Что случилось? - выдохнула в трубку подруга. - Приставал?
     - Что-что, - сказала Александра, - ГУЛАГ!
     И  пошла  варить  пельмени, твердо решив подавать русский деликатес без
водки.
     "Перебьешься!   -  подумала.   -   Не   хватало  водку  нашу   обозвать
по-лагерному!"

     Утром 31 декабря Инна Игоревна Сухорукова обнаружила под входной дверью
разлитую воду, черные с зловещим  зеленым отливом  петушиные перья. В  косяк
двери были натыканы иголки общим количеством в тринадцать штук.
     Сердце екнуло - колдовство.
     С  некоторых  пор  Инна  стала суеверной.  Раньше  расхохоталась бы  на
магические атрибуты  - рассказки  дикостарой бабки,  - теперь ухо  топориком
держит  против  темных  сил.  Живем  на   рубеже  столетий,  того  хлеще   -
тысячелетий, в такой период бесовщине самое раздолье.
     Поддверная находка напугала в первую  очередь потому, что сын  в армии,
вдруг в Чечню пошлют.
     Чьих  рук дело,  Инна догадывалась.  Этажом выше жила Криводубова... Не
старуха с клюкой, злобой пополам скрюченная, нос клювом, глаз дурной, на обе
ноги хромая. Нет, в спине прямая, в ногах ровная, нос не хуже, чем у других.
Инженер. Но глаз тяжелый...
     Инна, можно сказать,  сама  беду  накликала. Две недели назад занесло в
магазин второсортных  рук  -  секонд  хэнд. Поглазеть. И раз  - туфли! Цвета
бирюзы.  Каблучок  в  меру  высокий,  как  Инна  любит,  носочек  закруглен.
Абсолютно новые. Подошва ни грамма не потертая. Одна единственная царапина с
внутренней стороны на каблуке. Кто ее увидит? На  ноге  сидят - не  жмет, не
трет, не давит. И цена смешная -  сорок пять рублей - бутылка водки, которую
Инна не пьет,  а туфли отличные. В Париже, может,  такую  модель не носят, в
Омске никто пальцем не ткнет.
     Купила  и вприпрыжку - вот  повезло! - принесла домой, где  по женскому
принципу - сначала сделай, потом  подумай, лоб наморщила: с чем носить? Цвет
специфичный, что придется к нему не напялишь. На десять рядов перемерила все
штук пять юбок и столько  же платьев. Ничегошеньки не гармонировало. И вкус,
будь он неладен, не позволял клоунских комбинаций.
     Расстроилась, а потом думает: что сердце рвать из-за ерунды? Сорок пять
рублей -  не жили богато, нечего из пустого в порожнее переливать - каких-то
пару пачек сигарет. Раз платье под секонхэндовские туфли покупать денег нет,
значит, зная свою  дурную натуру -  туфли  будут  сидеть  в  голове занозой,
решительно надо выдернуть  ее, пока не загноилась. Взяла обутку  и вынесла к
мусорным бакам, на бетонную стеночку поставила. Кто-нибудь возьмет. Глядишь,
Инне доброта зачтется...
     Через час соседка Криводубова прибегает.
     - Я такие шузы отхватила!
     И выставляет ногу, на которой туфель с помойки.
     - Смотри, как с этой юбкой прелестно!
     И вправду. Юбка белая, туфли бирюзовые - идеальное сочетание.
     Как Инна  забыла про  белое  платье, что  засунула  на  антресоли после
летнего сезона... Его чуть перешить...
     И так остро захотелось вернуть туфли. Но требовать: "Мое! верни!" - это
детский сад на лужайке. А если купить?
     - Сколько отдала?
     - Восемьсот. В  "Монархе" брала. Дорого, конечно,  да не все же на себе
экономить.
     Ну, наглость! Восемьсот - это Инне три недели работать.
     - Че ты бороздишь? Я их на помойке оставила, а  ты  подобрала! И несешь
про "Монарх"! А теперь я передумала! Даю сто рублей, уступи...
     Соседка  крутанулась на бирюзовых каблуках и,  аж  глазок  треснул, так
дверью саданула.
     Инне молчать бы про казус с туфлями, она дворничихе проболталась.
     И вот результат: перья черные, колдовская вода в канун новогодней ночи,
когда, может, судьба  решится... Олега  Максимовича  пригласила "на елку"  с
дальним прицелом.
     ...Замуж Инна немало лет назад выскочила с такой космической скоростью,
будто гнались за ней с топором и обручальными кольцами.
     В институте  на  первом  курсе как  пошла  в поход,  так потом все пять
студенческих  лет  рюкзак  не  снимала, да  еще  столько  же  после  диплома
таскалась с добровольным горбом. Визжала от радости, как  в горы куда-нибудь
залезть или  сопли в лыжном  походе поморозить. Чуть появилась  возможность,
сразу платье, туфли в угол, ботинки, свитер на  себя и  айда пошел на север,
юг  или восток. Чтобы по  дороге первобытно  надрываться  от  зари до зари с
заплечной ношей. Зато каждый вечер костер, песни, гитара задушевная...
     Друзей среди турья, этих самых туристов, полгорода насчитывалось.
     Весело  было,  потом  Инна  глядь  -  самые-пресамые  тихони  из  своих
домоседных углов замуж повыскакивали, а ее  даже никто не сватал. Не кривая,
не косая, спереди и сзади нормальная, а получается - даром никому не нужна.
     Тут-то Степа и  подвернулся. И  будто  кто Инне  глаза  запорошил,  нюх
занавесил, анестезию на здравомыслие навел.
     Степа оказался такой муж,  что две извилины и те с трещинами.  С порога
семейной жизни против  турья стал гайки закручивать. Не сомневался ничуть: в
походы только  за-ради позажиматься на свежем воздухе вдосталь идут. Считал,
раз  в палатках  без  разбора на половую  разницу  спят, значит, все  друг с
другом повально. Как же так, думал,  мужику с бабой бок о бок ночевать и без
того самого. Это дуракам скажи - и те засмеют.
     Посему с первого дня пыль до небес поднималась, если Инна задерживалась
в турклубе.  "Ты под каждым  мостом кувыркаешься!"  -  кричал. Хотя мостов в
городе было раз-два  и  обчелся,  на  ту  пору  -  всего  четыре, не  считая
вооруженно  охраняемого  железнодорожного. При чем  здесь мостовые переходы,
спросите? А при том, полагаю, что Степа своими ревностными извилинами думал:
если в палатках привыкли, им только в оригинальных условиях в кайф. В городе
для этого лучше места, чем под мостом, не сыскать.
     Степа выслеживал  после  работы,  рылся  в  дамской  сумочке,  рюкзаке.
Компромата не находил и злился: "Как конспирировать научилась!"
     Инна по понятиям была строгих правил, ни под мост, ни под куст ни с кем
не тянуло. Родив сына  и услышав в который  раз про подмостный секс, послала
Степу в матершинное место.
     Больше скорей-быстрей,  как  на пожар, замуж  не выходила.  Медленно, с
раздумьями да рассуждениями, тоже не получалось. Знакомых мужчин среди турья
было  о-го-го.  Холостых  -  тоже  достаточно.  Однако  никто  с   семейными
предложениями не  выходил. Интимно  пообщаться -  это  пожалуйста,  а вместе
лямку тянуть - увы.
     Когда подрос сын, махнула рукой на замужество. Не хотите и не надо, я и
одна не соскучаюсь.
     Но проводила сына  в армию и вернулась к много лет открытому вопросу. А
почему бы и нет? Сорок пять  лет. По-прежнему ни спереди не кривая, ни сзади
не косая.  Если  на то  пошло  - зубы  все  до одного свои. Белые да ровные.
Кто-то  скажет,  не  в этом дело. Не надо.  Это не дареный конь,  который  и
беззубый пойдет.
     Олег  Максимович  был  мужчина  самостоятельный.  И  с  работой,   и  с
заработками. Опыт семейной жизни у него имелся тоже в единственном числе. Не
сошлись характерами. Слишком генеральский у жены, тогда как Олег  Максимович
рядовым целый  день честь отдавать не хотел. Потому и не получилось у них  -
два сапога пара на долгие годы.
     А  человек  положительный. Инне  нравился. Женатики далеко  не все  так
ходят. И поглажен, и побрит, и в голове есть, с чем поговорить.
     Его  Инна  пригласила встретить  новое тысячелетие,  а  у  двери  перья
валяются.
     Инна  позвонила  знакомому  экстрасенсу, как  в  их  кругах говорили  -
сенсику, Саньке  Шулепову, коего в  туристские  времена  звали не иначе  как
Шульберт. Не  оттого, что  Санька  лихо играл на гитаре, песенки сочинял про
горы  и реки.  Не  от композитора  Шуберта, а  от шулера.  Пройдошистый  был
Санька.  В  походе  мог  приболевшим прикинуться,  чтобы  рюкзак разгрузили.
Постоянно на маршруте насчет работы норовил увильнуть. Но пел приятно.
     Когда  нагрянули  времена сенсиков,  заделался  Шульберт  белым  магом.
Говорили,  какой-то  университет колдовской закончил... По телевизору Саньку
часто показывают, гороскопы составляет, лечит...
     Ему Инна позвонила, обнаружив следы ворожбы.
     -  Колдовство,  -  определил  Санька.  -  Без  всякого  сомнения.  Надо
очищаться. Сделай  так. Налей литр воды из-под крана. Прочитай над ней "Отче
наш".  Читай  прямо  в  банку,  как  в  микрофон,  вибрация  молитвы  должна
передаться воде. Затем в пригоршню плесни и умойся, после чего набери в рот,
тайком на порог ворожейке прысни. Оставшуюся воду до капли выпей.
     - Сегодня пить-прыскать.
     - Чем скорее, тем быстрее очистишься!
     Днем  Инне  было  не до  борьбы с  колдовством - стол надо  готовить, -
отложила на вечер. Вариант с встречей  Нового года один на  один Инна  сразу
отмела.  Слишком  прозрачно.  Еще подумает  Олег Максимович - его заарканить
хотят. Пригласила  двоюродную  сестру  Светку с мужем.  Светка это  ведро  с
гвоздями. С ней не загрустит. Минуты не помолчит. Но  не пустозвонное ведро,
которое лишь бы тарахтеть. Эта рассказывать мастерица. На любую тему, только
тронь, и анекдот, и случай из жизни...
     - Придем обязательно, - сказала Светка. - И  не боись, - подмигнула,  -
часа  в  два  отчалим. А ты давай,  действуй-злодействуй. Надо  и  для  себя
пожить!
     Гостей  Инна пригласила на десять вечера.  В девять  наполнила литровую
банку  водой, впритык к  сырой поверхности, как  велел Шульберт, кося глаз в
молитвенник  прочитала  "Отче  наш".  Омыла лицо. Затем набрала в  рот воды,
выглянула на площадку - есть  кто, нет? Подкралась к квартире  Криводубовой,
прыснула, как плюнула, под дверь и домой. Где выпила да дна оставшуюся воду.
От себя добавила: Господи, пронеси.
     Одним  словом,  поставила   защиту  по  Шульберту.  После  чего  начала
наряжаться.
     Эх, сейчас бы те бирюзовые туфельки...
     Олег Максимович пришел с шампанским, коньяком и цветами.
     "В США, - вспомнила Инна когда-то прочитанное  в газете, - если мужчина
дарит цветы, значит, делает предложение. Вот бы у нас так..."
     Сожаления,  что не у нас иначе, тут же  отлетели  в сторону. В  желудке
ураганом  открылся  приступ расстройства. Просто  терпежу  нет. У  мужчины в
руках букет роскошный, а  у женщины на лице одно желание  - скорей в туалет.
Хорошо, полумрак прихожей прикрыл выражение острого состояния.
     -  Проходите-проходите, -  бросила Инна, - извините, у  меня  кипит  на
плите.
     И бросилась, будто на кухню.
     Когда все "вскипело", пришла Светка с мужем.
     - Приветствую вас с трибуны мавзолея! - торжественно произнесла, вручая
сумки.
     - Развлекай гостя, - шепнула Инна и снова нырнула в туалет.
     "За что такое наказание?" - думала в тоскливом одиночестве.
     - Перец-горошек пожуй! - интимно посоветовала Светка.
     Инна  полную горсть запихала в рот.  Казалось, внутри  все расстройство
должно выгореть до основания.
     -  Пусть  плохое  останется в  двадцатом  веке,  -  поднял  бокал  Олег
Максимович, когда  сели проводить старый год, и как-то особенно посмотрел на
Инну, - а впереди пусть все будет хорошо.
     "Дай-то Бог", - подумала Инна.
     Но опять стало нехорошо.
     Светка вовсю отвлекала гостя от убегов хозяйки.
     За  пять минут  до Нового  года раздала  всем узенькие полоски бумаги и
авторучки:
     - Каждому надо написать желание, -  объявила,  - затем сжечь бумажку, а
пепел бросить в фужер с шампанским.  Как ударит двенадцать - выпить. Желание
обязательно исполнится. Гарантия полная.
     Инна написала на своем клочке: "Олег".
     - Испортим напиток, - жег над своим бокалом "желание" Олег Максимович.
     - Ни в коем разе! - заверила Светка. - Пьем обязательно до дна.
     На  экране телевизора  президента  сменили  часы  с секундами уходящего
тысячелетия, минутная стрелка прыгнула на "12". УРА!!! Бокалы с шампанским и
пеплом сошлись.
     -  И  обязательно  поцеловаться  с тем,  кто  рядом!  - опорожнив  свою
емкость, сказала Светка и впилась в губы мужа, подавая пример остальным.
     Олег Максимович поддержал призыв. Не так рьяно, как инициатор лобзаний,
нежно прикоснулся к чуть дрогнувшим губам Инны, шепнул:
     - Поздравляю.
     Дама не успела ответить. Нестерпимая резь пронзила живот.
     "Надо было написать на бумажке "запор",  - подумала Инна и сорвалась из
поцелуя в туалет.
     - Ох,  хозяйка у нас вся в заботах, - прикрывала сестру  Светка, - Олег
Максимович, закусывайте. Инна редкая мастерица готовить. Я тоже вроде что-то
умею. Муж не обижается. Правда, муж?
     - Сущая.
     -  Но куда мне до Инны! И рецепты ее беру, а все равно  не так выходит.
Она  даже  в  походах,  как  ее  очередь  дежурить,   умудрялась  вкуснятину
заварганить. Не зря лучшим завхозом в турклубе слыла.
     Инна насыпала полстакана плодов черемухи,  залила кипятком. Может, этим
удастся "завязать" расслабление.
     Светка, подкладывая лучшие  куски Олегу  Максимовичу - про мужа тоже не
забывала, - развлекала гостя.
     - Мы нынче в Геленжик ездили с друзьями. Сразу договорились -  водку на
побережье  не  пить,  ее  и  в  Омске  можно,   у  моря  исключительно  вино
употреблять. В первый вечер наупотреблялись... Особенно мой дорогой.
     - Не я один, - для порядка защитился Леня.
     -  Вино,  как известно,  -  продолжала  Светка,  -  продукт,  извините,
влагогонный. Особенно у моего Лени погнало из организма наружу.
     - Не у меня одного.
     -  Гуляем  по  набережной, а у него влага подошла к точке  терпения. На
шхельду захотелось, как из ружья.
     -  Шхельдой, - пояснил Леня  Олегу  Максимовичу,  - у  туристов  туалет
называется.
     На упоминание шхельды организм Инны отреагировал очередным позывом.
     - Сейчас, - сорвалась из-за стола.
     - Ни платных  "М", ни бесплатных нет в пределах видимости, - продолжает
Светка  отвлекать  главного  гостя от поведения  хозяйки. - Леня под  винным
градусом, море ему по коленки, видит: кусты за парапетом растут. Дело южное,
вечер  бархатный.  Под  его сенью Леня,  турист  тертый, решил  использовать
окружающий ландшафт для "М".
     -  А че  делать, - сказал Леня, -  если такой  случай  не предусмотрели
муниципальные власти.
     - Перемахнул парапет, чтобы под прикрытием кустиков на шхельду сходить.
Че, думает, мне, альпинисту, тут прыгать. И энергия вина играет. Перелетел в
кустики... И забыл про шхельду, вино и маму родную... За парапетом оказались
не кустики, а верхушки деревьев. Метров десять летел...
     - Ты скажешь  - "десять"! Метров семь всего, дальше по бетонному откосу
катился.
     - Так шею можно свернуть, - смеялся Олег Максимович.
     - Повезло, только мизинец сломал.
     - Как можно кусты с деревьями перепутать?
     - Темновато было, - смеялся Леня.
     Инна выпила  черемуховый  настой,  присела  за стол в  позе  "на старт!
внимание! марш!"
     -  У  меня  брат сродный на прошлой неделе  на  охоту  ездил,  - В свою
очередь  рассказал  Олег  Максимович. -  Тоже  учудил с пальцем. На  джипе с
дружком едут, брат на ходу начал ружье заряжать на тот случай, вдруг заяц по
пути попадется.  Дорога не  асфальт,  колдобины. Ружье  возьми и выстрели. И
прямо в ногу. Большой палец отхватило брательнику начисто. Прихожу вчера, он
за  голову  хватается. "Я, - говорит, - себе  к  Новому году подарок сделал:
охотничьи  ботинки  американские.  Триста  долларов влупил.  Загляденье! Как
валенки теплые  и влагоотталкивающие. Мягкие, легкие!  Подошва -  на сто лет
хватит!  И  всего  один  раз обул". Весь  в расстройстве.  И не  палец жалко
отстрелянный,  а ботинки расстрелянные. Прямо  чуть не плачет, что самолично
такое богатство загубил.
     - Значит, надо выпить за здоровье, - предложил Леня.
     Инне тост не помог, опять унырнула на шхельду.
     И  получается,  если подытожить  арифметически новогоднюю  ночь, сидела
Инна не за столом.
     В два часа Светка подхватилась:
     - Ой, нам пора, надо еще куму поздравить.
     Инне  вроде  полегчало.  Они  выпили с  Олегом  Максимовичем  на  пару.
Потанцевали. И опять труба зовет, то бишь - шхельда.
     Когда вышла оттуда, кавалера след простыл.
     Инна бросилась звонить Шульберту.
     -  Ты  что  мне   насоветовал,  чудило  с  Нижнего  Тагила?   -  вместо
поздравления с  праздником  выпалила  в трубку. -  Я весь Новый год вместе с
новым тысячелетием на шхельде встречаю. Сил никаких нет...
     - Все правильно, -  перебил Шульберт, - значит,  хорошо  подействовало.
Радуйся - очистилась.  С первого  раза гадость,  насланная соседкой,  вышла.
Люди годами маются от порчи.
     - Ага! вышла! И ушла вместе с Олегом Максимовичем.
     - Это кто?
     - Друг. Первый раз пригласила, положительный мужчина...
     - Приворожить что ли?
     Но  ответа  на  тему  приворота  не  последовало. Инна  бросила трубку.
Очищение продолжалось...


     -  Неужели красивее твоей Светки была? - спрашивал Виктора Семина через
много лет после нижеописанных событий хороший знакомый.
     Они сидели  вдвоем за  столом, который украшала бутылка, рюмки  тонкого
стекла, веселой расцветки тарелки. Слегка портили картину сало и малосольные
огурцы, нарезанные торопливыми кусками. Зато пучок петрушки лежал живописно.
     -  Ты  когда-нибудь  росистым  утром  наклонялся  к  траве? Солнце  уже
начинает пригревать,  но трава еще  влажно сверкает, лицо поднесешь - пахнет
такой чистотой, такой свежестью, так обдаст ароматом луга! Такая была Алина.
Кожа, будто росой омыта, светится! Эх!..
     И опрокинул рюмку.
     Убедительно  говорил  Виктор.  Этим  даром обладал  на зависть.  Стоило
загореться идеей,  на  десять  рядов  вокруг  себя  воспламенял  окружающих.
Раскочегаривал цепную реакцию - не устоишь в  сторонке. Одного в свою пользу
склонит,  тот - второго туда же переманит, который  третьего  в  веру Семина
обратит, и пошло-поехало.
     Женился  как? Сам из себя средне  штампованной  внешности, а за Светкой
пол-института   ухлестывало.   Первейшие  звезды  студенческого   небосклона
увивались  без  перерыва  на  каникулы.  Королева  была  лицом и  остальными
статьями. Но Витька как вспыхнул любовным жаром,  так конкуренты скукожились
на  пять улиц вокруг. И не  буром нахрапистым  пер. Зачитал стихами, завалил
цветами,  окружил  сумасшедшим  азартом. Рядом с  возлюбленной  до последней
пуговицы светился. Никогда, кстати, Светка не жалела о выборе.
     Распределившись после  института на завод, обожаемый муж  стал солдатом
производства. Сначала мастером, а потом  начальником  цеха. Был из тех,  кто
тянет лямку, пользуясь авторитетом  и сверху, и снизу. Денно и  нощно Виктор
пропадал в  цехе: освоение новых изделий,  проблемы  с  планом,  штурмовщина
конца месяца. Некогда было королеву вниманием окружать. Хорошо, она была  из
принцесс рабоче-крестьянского замеса, с понятием.
     На период  рассказываемого  случая  Виктор  находился  в  поре мужского
расцвета, чуть  за  сорок перевалило.  Как-то возвращался не ранним  вечером
домой.  Отнюдь не угнетенный производством. Перед уходом из цеха в честь дня
рождения заместителя дернул граммов сто пятьдесят коньяка. Отчего настроение
рвалось  в  высоту,  хотелось  праздника,  общения  с девушками.  А  рядом в
троллейбусе  молодая  женщина  сидит,  и больно  смотреть,  какая  поникшая.
Старуха горем измотанная, а не особа двадцати пяти, не более, годов от роду.
Этакого диссонанса поющей душе Виктор стерпеть не мог.
     Заговорил с участливым напором, и  женщина  поведала грустную  историю.
Работает  в  сельхозинституте,  живет  при нем  в  бараке,  а там  всю  зиму
убийственная иллюстрация к выражению: хоть  волков морозь. Институт ни угля,
ни дров  не завозит,  а у жильцов такие сумасшедшие  заработки, что денег на
топливо не хватает. Маленькая дочь то и дело болеет. Откуда веселью взяться?
Хоть ложись и помирай, так не хочется в эту дыру.
     - Вы что? - сказал Семин. - Зачем помирать в расцвете красивых лет?
     И проехал свою остановку.
     Зима  сыпала  февральским  снегом.  По завьюженной,  сугробистой дороге
подошли к бараку, где жила  Алина. Вытянутое строение имело чуть жилой вид с
подслеповатыми,   замерзшими   окошками.   Никак  не   скажешь,   что  мысль
преподавательская брызжет за этими стенами ключом.  Какой-то семнадцатый век
в дремучей спячке...
     Внутри дочь укутанная на кровати сидит. Несчастнее  деток Виктор только
в телевизоре видел.
     - Завтра дрова будут! - рубанул он кулаком холодный воздух.
     На  следующее  утро собрал  в  кабинете  доверенных мастеров,  объяснил
необычную задачу. Как говорилось ранее: убеждать был мастак. Позвонил в цех,
который  деревообработкой занимался, отсюда  имел отходы в виде обрезок, что
продавали на дрова. Параллельно договорился в транспортном цехе, друзей было
ползавода, насчет двух машин.
     Еще засветло они подъехали к бараку.
     - Дрова привез, - зашел Виктор к Алине.
     - Как это? Вы что? - не может та поверить в счастье. - Такое богатство!
     - Скликай живых на разгрузку, машины надо отпустить!
     Высыпали  бараковские  к  дровам  и  спрашивают  тактично,  надеясь  на
отрицательный ответ:
     - Алине складировать?
     Оправдалась мечта замерзающих:
     - Нет, всем вам.
     Восторг  у  жильцов,  будто поголовно премию  отхватили. Одни  с кузова
дрова  с  шутками-прибаутками  подают, другие  к  поленницам  галопом тащат,
третьи  печки кочегарят,  так  по теплу  истосковались.  Детишки  под ногами
путаются,   помогать   норовят,   мордашки  солнышками   светятся.   Алинина
дочь-крохотулечка схватила дрын-горбыль, длиннее себя в три раза, муравьем к
крыльцу тянет, чтобы скорее мамочка тепла понаделала.
     Виктор, глядя на радостную суету, сам  чуть не запрыгал на одной ножке,
всего ничего поднапрягся, а какой праздник всенародный.
     Повторил  завоз обрезков на  радость сельхознауки в  начале марта. Раза
три без дров к Алине забегал. Надо сказать, жарких  проявлений интимности не
было. Где-то стеснение держало за руки обоих, где-то присутствие дочурки.
     А потом и вовсе весна теплом нагрянула, в топливе необходимость отпала,
на  заводе свистопляска началась с  новым  заказом. Забыл  Виктор дорожку  к
бараку. Однако в  середине июля, золотистым  субботним  вечером, по дороге с
завода ноги свернули в знакомую сторону и понесли, чем дальше, тем быстрее.
     Толкнул  Виктор  в  нетерпении  дверь,  чтобы зайти  и  сжать  Алину  в
объятиях, отбросив  неловкость. А дверь закрыта. Ну,  что  ты будешь делать?
Подергал ручку. Соседка выходит.
     -  Вы  нам дрова  привозили! - узнала спасителя. - Ой, спасибо.  Мы вас
помним.
     И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в
подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.
     Но и секунды  не  горевал  от крушения надежд  Виктор. Ринулся в речной
порт. И  вовремя: нужное судно стояло  у причала. "Везет дуракам",  - весело
подумал Виктор.
     Никогда  Виктора  в  старинный  городок  Тару  не заносила  судьба,  но
восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в
поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.
     Времена стояли легендарные - начало семидесятых  двадцатого века. Связь
в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи
углы. Подсобное  хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул
в окошечко почты, с  такими глазами  попросил "край надо  дозвониться!", что
телефонистка чутким на  любовь женским сердцем решила соединить во что бы то
ни  стало. А было  в какие  непроходимые  тупики  уткнуться. Прямой  линии с
подсобным хозяйством не было. Она  пролегала  через колхозную контору. Где в
воскресенье  на личные  телефонные нужды  работать не желали. Отговаривались
производственным  совещанием  руководителей.  Но не  на  ту напали.  Тарская
телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:
     - Ты где?
     В  таких  случаях  пишут:  "горло пересохло",  "сердце  ухнуло". Виктор
помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:
     - В Туре!
     - В Таре! - уточнила телефонистка.
     - В Таре! В Таре! - поправился Виктор.
     - Не может быть! - выдохнула трубка.
     Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.
     Щедро давая  шоферам грузовых  машин  на  бутылки,  Виктор  помчался на
перекладных. Наконец  шофер говорит: "Я сворачиваю, а  ты  иди по  дороге  в
гору. Тут километра два".
     Заспешил  Виктор в указанном направлении.  Сердце кровь  девятым  валом
гонит, с частотой швейной машинки  колотится. Сейчас,  сейчас он  увидит эти
глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.
     А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в  самой
поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на  подъем, и картина
вдаль не передать! Поле огромных площадей, то  ли овес, то ли пшеница, то ли
рожь (не  разбирался  Виктор в зерновом вопросе) золотом  до зеленой  полосы
леса колышется.
     - Эге-гей! - приоткрыл клапан  восторга  Виктор.  - Эге-гей!  - стравил
чуток напряжение в груди.
     Никто  не осудил за блажь, неподобающую солидному мужчине при галстуке.
Некому. Одни кузнечики заливаются от восторга летней жизни.
     И  вдруг ухнуло сердце десятым валом. Женская фигура в кремовое  платье
возникла  на  дороге.  Летяще-парящая. Сорвался  Виктор навстречу, как  юнец
желторотый.
     В этом месте рассказа и спросил друг после рюмки:
     - Неужели краше твоей Светки была?
     - Ты когда-нибудь росистым  утром наклонялся  к  траве? Солнце  вот-вот
припекать  начнет, но у  земли  вся  трава влажно  сверкает, лицо поднесешь,
пахнет такой свежестью,  такой чистотой, так обдаст ароматами жизни, упал бы
и растворился!.. Такая была Алина. Кожа светится, будто росой омыта...
     Влетели   они   в   объятья.   Слились  губы.   А   руки  еще   робкие,
стеснительные...
     -  Так хорошо ни  до, ни после не было! - признался товарищу Виктор.  -
Все сошлось... У обоих...
     Кузнечики пиликали, жаворонок заливался, в  высокой  сини ветер  толкал
перистые  облака...  Ни  звука  рукотворного  происхождения.  Чтобы  трактор
тарахтел,  самолет гудел или мотоцикл трещал заполошно. Будто скопом земляне
отбыли в космос... Мир на двоих, и солнце на карауле...
     Упали они в пшеницу (или рожь, или овес - так и не спросил Алину)...
     Эх,  счастье-счастье,  ну почему ты как пух тополиный: чирк спичкой - и
поминай как звали?
     Почти сутки, забыв обо всем на свете, гнал Виктор время. Ускорял, чтобы
"наклониться к росе", наполнить сердце восторгом.
     И  вдруг, жадно  глотнув воздуха на  вершине блаженства, вспомнил,  как
обухом по темени: завтра в девять утра директорская оперативка!!!
     И будто сквозняком ликующий настрой унесло над полем ржи или пшеницы.
     Человек дела до последней застежки, он отрезвел в один миг.
     -  Витенька!  -  Алину опалило резким похолоданием.  -  Что  случилось,
родной?
     А "родной" про оперативку дятлом заевшим талдычит.
     - Ну и пропустишь!
     Много  позже думал:  "Дурак  стоеросовый!  Не  остановился бы завод!  А
выгнали, тут же назад позвали. Один из лучших начальников цехов".
     Но тогда мысли не допускал сачкануть оперативку.
     - Теплоход ночью  из Тары  идет, -  Алина успокаивает. - Часов шесть до
него.
     - Сколько ему против течения плюхаться? Не успею! Только самолетом!
     Со слезами счастья и горечи побрела Алина в гору,  а Виктор, заряженный
новой идеей, рванул без всяких сантиментов в обратную сторону.
     И снова Тара. Где на аэродроме  сторож зевает от безделья. Никакой тебе
авиакутерьмы, когда форсажно ревут  двигатели, взлетают серебристые лайнеры,
пассажиры  с поклажей носятся.  На  летное  поле хоть коров пастись выгоняй.
Одна предприимчивая  коза уже щипала травку. Аэропорт Тара круглосуточностью
авиаперевозок не отличался. И пусть вечернее солнце еще светило, летный день
закрыли до утра.
     Да  не тот Виктор человек, чтобы упасть у  взлетно-посадочной  полосы и
грызть ее от бессилия, когда несколько самолетиков стоят у ВПП  с  винтами и
крыльями.
     - А то  как же, - сказал аэрофлотский сторож, - есть летчики. Один наш,
тарский, другой у вдовушки поселился.
     Дал  адресную   ориентировку   на   летунов.  По   ней  двинул   Виктор
реализовывать  авиазатею. Случай тяжелый,  это ежу  понятно - не на  обочине
рукой попутке махнуть, довези браток. Как летчиков уломать?
     У  русского  человека  первый  вариант  ответа  всегда  на  поверхности
прилавка  лежит.  Виктор  оперативно узнал,  в каком  направлении продмаг  и
повернул туда.
     Но если  до встречи  с  Алиной все шло как по маслу, здесь затормозило.
Магазин встретил мрачным замком.
     Напиши я дальше: "Виктор  сел  на крыльцо и зарыдал от невезухи", - ты,
читатель, обвинил бы автора в фальсификации правды характера.
     И правильно сделал. Виктор порысил к месту проживания продавщицы.
     - Открой магазин, - начал умолять хозяйку торговой точки.
     - Как вы мне осточертели! День  и ночь  одна песня: "водки!", "водки!",
"водки!". Когда только зальетесь? Не дам!
     - Коньяк есть? - не стал обижаться Виктор.
     - Кому он сдался? Два ящика полгода из угла в угол переставляю.
     - Мне нужен.
     Нарисовался  муж продавщицы,  с ходу громко поддержал  сварливое ариозо
супруги. Да на третьей ноте  сменил партию, узрев, что проситель не из клуба
колдыряющих. Не для горящих колосников питье просит.
     - Ну продай ты! Видишь, надо человеку!
     - Один пузырь вам! - сказал Виктор защитнику.
     - Вот ему! - соорудила кукиш жена. - Облезет и скачками обрастет! Айда!
     Затаренный    пятью    бутылками    коньяка,    Виктор   направился   к
пилоту-тарчанину.
     Тот  встретил  в  майке  и  трусах,  этакий штангист  неслабой  весовой
категории, что подтвердил костоломным рукопожатием.
     - Слушай, Андрей, - познакомившись, приступил к делу Виктор,  - позарез
надо лететь в Омск!
     - Соображаешь,  что  несешь?! - обиделся пилот.  -  У  вас  об  авиации
мнение, как о  гужевой лошади,  запряг  и  щелкай бичиком: но,  мерин Махно!
Самолет не телега с дышлом, куда хочешь туда и вышло!
     Виктор не  стал  оглашать  свои анкетные данные, что знает  о  летающей
технике не из  плакатов, сам строит  самолеты  и  ракеты, а резко  переменил
направление разговора с неба на землю.
     - Давай хлопнем! - достал коньяк.
     - Лететь нельзя, а выпить с хорошим человеком запросто!  -  забыл обиду
за авиацию тарчанин.
     После первой бутылки  Виктор  вернулся к теме перелета  в  Омск.  Начал
убеждать летуна:
     - К любимой  женщине  ездил,  ты понимаешь,  что  это  такое?  А завтра
директорская оперативка, голову оторвут, если не приеду! Полетели, а!
     - Ты че?! Я же пьяный! Пиво перед полетом  не  моги циркнуть, я  стакан
коньяка загрузил!
     Но, заметьте, категоричная позиция, что самолет - не гужевой транспорт,
потеряла  строгие  очертания. Авиационное сознание  скользнуло в сторону  от
неукоснительных инструкций.
     - Пошли к Димке, - пилот поднялся из-за коньячного стола.
     Димка  - коллега по крыльям и  винтам -  отнюдь  не  вдохновился  идеей
чартерного рейса в Омск.
     "Он на авиазаводе начальником цеха работает, - убеждал выпивший  летчик
трезвого, - завтра министр приезжает, а он к любимой женщине ездил и опоздал
на "Ракету".
     Хитрый  Димка, отнекиваясь  от  явной  авантюры,  зацепился  за  вескую
отговорку. На тот  момент  связи между  Омским аэропортом  и  Тарой не было.
Что-то со станцией случилось.
     - Ты в воздухе свяжешься! - парировал довод нетрезвый коллега.
     - И че я им буду бурагозить? Мужику запоносилось в Омск, я  за  бутылку
везу. Меня в двадцать четыре секунды уволят, а на двадцать пятой посадят!
     Прав был Димка.  Самолет тарский не реактивный лайнер, а все одно  - не
колхозная  сивка-бурка.  И  летный отряд  - не  артель  по  сбору  березовых
веников. Полувоенная организация с некоторым порядком.
     Но  и мужики  не  лыком инструкций  шиты, берестой  законов подпоясаны.
Заряженные Виктором, нашли выход из авиатупика.
     - Надо из него больного сделать! - придумал наконьяченный Андрей.
     - Вы что? - заволновался Виктор. - Мне завтра на оперативку.
     - Не в плане членовредительства, - успокоил Андрей.
     - Понял, - сказал Димка. - С бумагой из больнички можно слетать.
     Двинули  втроем  к  медикам,  и  с порога дежурному  фельдшеру  на стол
бутылку коньяка. Тот не стал кочевряжиться.
     - Наливай, - махнул рукой.
     После  первой  летчики принялись уговаривать медтарчанина  в  отношении
справки.
     На что белый рукав описал вторую призывную дугу...
     Осадив и этот стакан, доктор бросил:
     - Даже в бестолковых домах по три раза наливают!
     А закрыв счет на "три", выдал смертельную бумагу, что Виктор - холерный
больной, его  следует срочно этапировать в  областной центр, так  как в Таре
нет  условий на  сто  процентов  изолировать на  корню  страшные  вирусы  во
избежании эпидемии.
     До катастрофического ужаса сгустил краски.
     Виктор  был  под  коньяком, тем  не  менее  предусмотрительно  затемнил
паспортные данные, назвался  Телегиным в справке.  Пообщавшись с  летчиками,
понял, затея пахнет не духами с одеколоном.
     - Теперь можно лететь! - сказал Димка, забирая оправдательный документ.
     Самолет У-2  с четырьмя крыльями, на деле на мотоцикл  смахивал. Кабина
открытая. Плексигласовый  козырек перед  лицом пилота - вот и вся  защита от
встречного потока. И всего два места, одно за другим.
     Больше, собственно, Виктору и не требовалось.
     Летчик сел впереди, пассажир за его спиной угнездился.
     Мотор взревел, Виктор повеселел, лучше плохо лететь, да вовремя успеть.
Однако  в  воздухе  радость  поугасла:  гоп с  оперативкой праздновать рано.
Светлый вечер прошел в уговорах.  На  момент взлета темень обволокла  Омскую
область. У  такого воздушного судна, как У-2, навигационные приборы в голове
пилота сосредоточены. По наземной местности прокладывает  курс. Ночью лесные
стежки-дорожки  плохо видать.  Точнее  -  хоть глаз  коли.  Это не  Западная
Европа, где населенных пунктов с  лампочками  как  сельдей  в  бочке.  Здесь
темнота  безлунная  ориентиры  одной  краской  заляпала. А у Димки  филина в
родстве  не  было.  Поэтому зацепился за  Иртыш. Тот  поблескивал  чернотой.
Иногда пароходики  внизу ползли. Жалко,  тек не по  прямолинейному маршруту,
вилял  как взбредет. Димка параллельно туда-сюда виражи  закладывал,  заодно
пытаясь связаться с аэропортом назначения.
     Наконец,  Омск ответил.  Неприветливо.  Дескать,  вы что там  в Таре  -
очумели от свежего воздуха? Ночь на дворе, ни живой души на аэродроме!
     В Омске местные авиалинии тоже  только в светлое время функционировали.
Димка не  сдается, требует зажечь посадочные огни во что бы то ни стало. "На
борту инфекционный больной!" -  врет и не морщится. Сам прет дальше согласно
Иртышу. А тот выводит на  море  городских огней. Вон факелы нефтезавода, вон
телевышка торчит. А вот и аэропорт местных авиалиний под крылом образовался.
"Гоп" можно говорить, а Виктору не до "ура!". Суета наземная не понравилась:
машины "скорой помощи", милиция с мигалками.
     "Сейчас сграбастают, - тоскливо подумалось в небе, - упрячут в изолятор
с решетками. Заставят сдавать мочу и кал  по полной программе, а потом ждать
взаперти результатов". Оперативка накрывалась медным тазиком.
     Самолет приземлился, снизил скорость.
     "Катапультируйся!" - приказал себе Виктор.
     Не прощаясь  с пилотом, выбрался  на  крыло, спрыгнул,  распластался на
бетонке, чтобы  не долбануло хвостовым оперением.  А когда самолет удалился,
шмыгнул в кусты зеленого ограждения, росшие вдоль рулежки.
     И затих. Сдержал сумасшедшее желание бежать подальше от анализов. "Надо
переждать, чтоб не засекли".
     К самолету  устремились  белые  халаты  с носилками,  люди  в  погонах,
аэродромные работники.
     - Где пассажир? - кричат.
     Хотят поскорее изолировать заразу от города.
     - Сзади! - отвечает пилот.
     - Где "сзади"?
     Димка обернулся.
     - Выпал! - ужаснулся увиденному.
     - Как это "выпал"? Это что мешок?
     - Больной человек... Наверное, когда я над Иртышом крутил...
     "Выпавший" под шумок разборок отполз в темноту, где удачно наткнулся на
дорожку, которая вывела к дыре в заборе. Народную тропу для облегчения жизни
натоптали  аэродромные работники,  дабы  не  делать  здоровенного кругаля  к
проходной. Виктор нырнул в неофициальный выход...
     Ровно в  девять  он  как  ни  в  чем  не бывало  сидел  на директорской
оперативке.

     Яша Шишкин  жил в  сильно северном районе, но  не  из  тех был,  кто на
деревенской улице герой, чуть в город попал - тише воды, ниже любого газона.
Яшу  хоть  в Кремль помести, хоть  к  американцам в  Белый дом забрось  - не
забьется в дальний угол известку тылом обтирать. Через пять минут он как всю
жизнь  там обретался. Через  десять -  душа компании. Такой  Яша  экземпляр.
Обожает быструю езду, чтобы спидометр  дымился, хоть  верхом на лошади, хоть
на  мотоцикле.  В последнее время на  машине. Возраст - сорок пять - требует
соответствия. Еще Яша любит пареную калину.
     Но не об этом речь.
     Рост у Яши, прямо скажем, ниже скромного, зато плечи со скамейку, грудь
как стол, ручищи - такими медведей душить.
     Но не об этом речь.
     Должность у Яши неслабая. Главный человек в районе  по березам, соснам,
кедрам и другой флоре. Лесничий.
     Но не об этом речь.
     Огород в огород с  Яшей живет тетка  Амалья с нерусской фамилией Штырц.
Теткой  Яша  ее по-соседски  зовет, а так  бабуля  семидесяти  пяти  годков.
Объеденье, какие окорока коптит. Что уж в дрова подмешивает, когда в огороде
коптильню,  из  железной бочки  сооруженную,  кочегарит? Ветчина  получается
исключительно  знатная. По  национальности  тетка,  как  поняли  догадливые,
немка. Сын с семьей  перебрался пятнадцать лет назад в палестины, из которых
предки при Екатерине II в Россию сквозонули. В Германию.  Звал мать с собой,
наотрез  не  согласилась.  Тут  дочь,  тут  внуки,  могилка  мужа...  Сын на
исторической  родине  умер,  а дочь  Фридка  в Сибири  вела  беспутный образ
существования.
     С некоторых пор тетку  Амалью  стал  навещать  внук германский Зигфрид.
Заскочит  на  день-другой, конфет, печенья  привезет,  марок  немецких чуток
отщипнет - "купи, бабуля, что-нибудь  из одежды", спросит "не продает ли кто
иконы?" и опять "пока-пока".
     Зигфрид - парень хваткий, в Россию не со слезой по родственникам ездил.
В Германии надыбал нишу на рынке. Немцы,  с их  разлинованной  до миллиметра
страной,  уважают  полотна  художников на темы вольных русских просторов.  У
кого-то ностальгия о прошлом, а кто-то, глядючи на луга и березки, о будущем
России  под  протекторатом  Германии бредит. Как бы там ни было,  бюргерские
стены украшают  картины нашей  природной действительности, с реками, полями,
соснами, цветами.
     В тонкостях искусства бюргеры не больно разбираются, на этом Зигфрид  и
организовал   прибыль.  Да  еще   на  слабом  денежном  содержании  русского
рисовального населения.
     Познакомился  Зигфрид  в  Омске с восторженной  любительницей  живописи
Людой,  которая,  добрая  душа,  вовсю бросилась  помогать немецкому  другу.
Фроендшафт у  них международный образовался. Где сама рисовала,  но  большей
частью носила коллегам с кистью каталоги, по которым те делали нужные копии.
Кто  лучше,  кто  хуже,  но  для   немецких  "чайников"  сойдет.  Контингент
копировальщиков  постоянно менялся, так как  Зигфрид  вечно  тянул с выдачей
гонораров. Платил, надо сказать, слезы, и страсть как не обожал расставаться
с дойчмарками. То  придумает  историю "обокрали"  или другую легенду  найдет
потянуть с расчетом.
     В  Германии  русские  полотна,  само  собой, по  другой  цене  впихивал
бюргерам. Бизнес был выгоднее, чем в народной мудрости: за морем полушка, да
рубль  перевоз.  Товар такой, что  в  ручной клади умещался.  Себе  на билет
потратил, вот  тебе  и  все  расходы на перевоз.  Первое время,  с  месяц, у
Зигфрида с Людой были чисто деловые отношения  на почве любви к искусству, а
потом неудержимо открылся зов плоти. Месяцами Зигфрид жил в Омске у Людмилы,
точнее -  с Людмилой  на  жилплощади ее родителей,  собирая очередную партию
картин.  Кроме  березок, сюрреализм возил в фатерлянд, некоторые продвинутые
немцы слюни пускали от полотен, когда без шнапса не разберешь,  то ли черт с
копытом, то ли ведьма  с метлой,  то  ли почище аллегория закручена. Зигфрид
систематически окучивал в  Омске честолюбивый молодняк от  живописи, который
без ума был, что шедевры из-под  его кисти в  Европу отбывают да еще на пиво
перепадает.
     Как-то тетка Амалья в огороде завидела Яшу Шишкина:
     - Яшенька, в Омск не собираешься?
     - Жениха, тетка Амалья, привезти городского?
     - Мои женихи давно райские яблочки кушают.
     - С рогатыми?
     - Да ну тебя! Игорь мне деньги немецкие привозил.  В  нашем магазине не
берут.  Я  в  мешочек собирала, в кладовке прятала.  Фридке дай  -  пропьет.
Думала,  может, когда сама в город соберусь.  А все никак. Позавчера глядь -
деньги мыши погрызли.
     - Даешь ты, тетка Амалья! Мышей марками кормить! Много в чулок набила?
     - А я разбираюсь? Поменяй на рубли, хоть конфет куплю.
     Вынесла  бабка  "чулок".  Пухленький,  надо сказать.  Некоторые  купюры
изрядно мышам понравились. Вплотную к номерам подобрались.
     Взялся Яша обменять. Как не пособить соседскому горю?
     - За это, тетка Амалья, окорок зимой закоптишь.
     - Конечно, Яшенька.
     Прикатил Шишкин в Омск по лесным вопросам, между делом заскочил в банк.
За  компанию  взял  с   собой  непосредственного  областного  начальника   и
одновременно хорошего приятеля. Яша знает, с кем дружбу водить.
     И вот эта парочка подруливает к солидному банку. Яша впереди в парадной
форме  лесничего -  благородно  темно-зеленый  китель  с  иголочки  (Яша  из
дремучего  леса,  а  одежду, когда  надо, как  лорд носит), в петлицах горят
отличительные  значки,  башмаки начищены, физиономия  здоровьем  лоснится от
лосятины,   гусятины   и  кабанятины.  Ну,   генерал   и   генерал!  Заходит
беспрепятственно  в  банк. А сзади его областной начальник  вышагивает. Тоже
неслабо  упакован: длинное  кашемировое  пальто,  норковая шапка...  На  две
головы выше  подчиненного. Яшу пропускают безоговорочно, а начальника...  Не
успел   тот   глазом   моргнуть,  как   на  пути   охранник  грозно   вырос,
профессиональными руками давай  шмонать по всей протяженности сверху донизу.
"Сдать, - приказывает, - оружие!"
     За Яшиного телохранителя принял.
     Яша хохочет  от такой обозначки. А в банке очередь. Ни раньше, ни позже
всем понадобились валютные операции. Клиент, естественно, не базарный. Чинно
стоит.  Одного  Яшу  распирает  распрекрасное настроение. Как  не поделиться
таким богатством. Накануне  похода  в  банк с начальником бутылочку коньячка
раскатали. Принялся  Яша рассказывать посетителям финансового учреждения про
тетку Амалью.
     -  Вот  народ  у  нас!  Бабка,  соседка  моя,  валютой  мышей  кормила!
Оказывается, этим  грызунам  только  дай  дойчрубли. Может, немцы шпигом  их
смазывают  для долговечности?  Бабка в чулок  марки лет восемь пихала. Дочь,
конечно,  у бабки  пьет,  мужиков меняет,  но  ведь внуки есть. Нет, лучше в
чулке пусть деньга  преет.  Она  бы  и дальше  складировала,  кабы  мыши  не
почикали. Я со смеху чуть  не кончился, как увидел эту торбу. Внучок у бабки
в Германии  дурит немецкого брата мазней  русских художников.  Они здесь  за
рублевые  гроши  малюют, он  там  за  недешево  впаривает.  И ведь находятся
лопухи,  берут,  валюту не  жалко! Как-то подкатил: продай ему икону. Есть у
меня, от бабушки осталась. Я,  конечно, послал его по прямому проводу. Купец
заморский! В детстве вечно сопливый  бегал, по чужим огородам промышлял. Всю
дорогу  Игоряном   звали,  а  теперь  не  хвост  собачий,  а   собачачий   -
исключительно Зигфрид.
     Развлекает Яша  публику,  для  наглядности рассказа  достал  мешочек  с
погрызенными марками: полюбуйтесь, люди добрые, на чудеса в "чулке". И вдруг
из очереди выскакивает дама пенсионного возраста и прямо на Шишкина прыгает:
     - Это наши деньги мыши жрут! - кричит в Яшу. - Отдайте!
     И хвать Шишкина мертвой хваткой за руку.
     У Яши, конечно, глаз выпал. Все-таки не в сумасшедшем доме, в передовом
банке области. И вдруг почище базарных рядов выходка.
     Через две  минуты  глаз  в  другой  раз  выпал.  Дама, отталкиваясь  от
подпорченных  мышами дойчмарок, продолжила Яшин  рассказ с  обратной стороны
живописной медали.
     Как ни жил  Шишкин  в крайне  северном  районе, а  все одно мир  тесен.
Оказывается,  Людмила,  что пособляла немецкому любителю  искусства  днем  и
ночью,  - не кто  иная,  как родная  дочь дамы,  вцепившейся в тетки Амальин
"чулок". Можно сказать,  произошла неожиданная смычка  города с деревней  на
почве валюты Зигфрида.
     Он,  как  поведала  дама, на третьесортных  копиях поднялся  и  захотел
скупать полотна  у  без дураков  художников.  Компаньона  подыскал, тот  был
тертый калач в картинном бизнесе, но без  выхода за рубеж. Зигфрид  говорит:
чем я не выход!  Бьют по рукам. Российский купец подобрал партию картин и за
десять  тысяч  долларов  предложил  немецкому  негоцианту. "Без  базару",  -
согласился по-новорусски тот и повез товар  на реализацию. Столковались, что
через пару месяцев компаньон  приедет в Висбаден за американскими  деньгами,
параллельно расслабится по-европейски.
     Прилетает наш  бизнесмен  от изобразительного  искусства в объединенную
Германию,  кошелек  неслабый прихватил под  десять  тысяч долларов. Накануне
созвонился с Зигфридом. "Все абдемах,  -  докладывает тот, - деньги жгут мою
ляжку!" И попросил гостинца -  вкусной  водки "Гжелки". Обрадованный партнер
водчонку под мышку и на самолет. Но  в аэропорту назначения  никто в объятья
гостя  из России  не  сграбастал.  Отсутствовал Зигфрид и  по  висбаденскому
адресу. Неделю компаньон наугад рыскал по  городу, вторую, язык  на плече, с
достопримечательностями  знакомился  -  вдруг среди  них  наглая  физиономия
Зигфрида  мелькнет, - нервничать начал:  как вернуть картинные  доллары?  От
перевозбуждения  в  одиночестве,  как  алкаш  последний, "Гжелку" выхлестал.
Вместе с водкой  виза закончилась, немцам наплевать  на издержки живописного
производства, дранг нах остен указали.
     Рассвирепел компаньон. "Ах ты, фашист! - начал обзываться в самолете. -
Ах ты, Геббельс! Ах ты, немчурина недобитая! Развел меня, как лоха!"
     И  Курскую  дугу  не устроишь  с утюгом на животе, кирпичом,  к мошонке
притороченном.
     На  подлете  к Омску  чуток  успокоился  обманутый  бизнесмен.  Прямо с
аэропорта к Людмиле на такси рванул. А у той сын, Александр Зигфридович, пол
животом полирует,  ждет, когда папка, как давно  обещал мамке, заберет их на
постоянное   жительство   в   Германию.   Компаньон   обрадовался    наличию
подрастающего поколения, говорит Людмиле:
     - Ты  мне должна десять тысяч долларов. Через месяц  не отдашь, я этого
немчуренка за ноги и об стену шарахну! Ферштейн, фрау?
     Никакого человеколюбия! А ведь  не  сивушно-водочный предприниматель, с
образцами высокого искусства коммерцию имеет.
     -  Связывайся  со  своим  Геббельсом, пусть  шлет  долг!  Или  квартиру
продавай! Мне лично по барабану! Но через месяц деньги на бочку.
     На  следующий день  еще  раз  проведал  Людмилу,  в  компании  с  двумя
мордоворотами, но с тем же шкурным интересом.
     - Мы квартиру продали!  - ревела теща Зигфрида в банке. - Купили халупу
в деревне, крыша течет, туалет завалился... Это наши деньги мыши жрут! Наши!
Отдайте!
     И Шишкин отдал "чулок".
     - Зачем? - спросил начальник в машине.
     - Все одно их вроде как мыши съели!
     - А соседка?
     - Куплю сладостей и будет довольна.
     -  Она,  поди,  не совсем дура. Понимает,  не на кило пряников  в чулке
было!
     - Не боись, Марфута, все сходится - ребеночек не наш! - захохотал Яша и
похлопал себя  по карману. - В мешке  только  сильно погрызенные были, марок
двести, остальные  триста  у  меня. Тетку  Амалью  забижать  нельзя,  окорок
обещала закоптить. Привезу на пробу, пальчики оближешь.
     - О правнуке ей не трекни!
     - За кого меня держишь?
     - За Яшу Шишкина!
     - То-то!
     И они поехали в другой пункт валютного обмена.


     Есть переделанная  из  давнишнего шлягера песенка:  "Любовь-любовь, ах,
чтоб ты  сдохла! Ой, Жигули вы, Жигули!" Само собой, для смеху поется, но  в
ней намек, красным девицам урок - не всякая любовь впрок. Сколько раз было -
молоденькая да свеженькая втюрится  в экземпляр на  две головы старше, молью
травленный,  женой  запиленный. Вцепится  дуреха  всеми  руками в поношенное
добро  и  не  хочет  отбежать на  пару шагов, трезво  оглядеть портретную  и
остальную  сущность  Ромео.  Ладно  бы  он  из себя Аполлон  или творческого
пошиба: на сцене играет, стихи в книжки пишет. Ничего рядом не пробегало: ни
экстерьера, ни внутреннего интеллекта. А она рвет сердечко на  клочки. Пусть
бы круглый  день  носил благоухающий  цветочек  на руках...  Он едва  не  на
пинках... Нехотя завоешь: "Любовь-любовь, ах, чтоб ты сдохла!"
     Катюху Алимпиеву поразила  такая страсть. Двадцать лет от роду,  кожа -
чистый атлас, щечки - маков цвет, а втрескалась в мужика,  у которого вместо
аполлонства и  поэзии сорок лет  от  роду, из коих три  лагерной биографии -
сидел, внешность из разряда  пересортицы.  Жена, двое  детей. И с головой не
дружит. Вот расщедрился,  подарил белье - дорогое  да шикарное. Катюха и так
принцесса,  тут  - вообще!  Хоть в газету на конкурс  снимок посылай. Да  не
успела перед зеркалом крутнуться, трах-бах - разругались. Кавалер  наезжает:
отдавай  подарочные тряпки! Катюха тащит  презент  со  слезами. Не так из-за
кружевных лоскутков  влагу пускает, как из-за  ссоры с любимым. В другой раз
возвращай ему деньги, что потратил, когда в ресторан водил. Рыцарь без стыда
и с упреком.
     Подруга со  школьных  лет Люся Гавричкова не одобряла данный  выбор. Но
Катюха уговорила ее на разведку сбегать, узнать, что за жена у ненаглядного.
     "Сходи, -  канючила,  - посмотри. Завтра  вечером  его  как раз дома не
будет".
     Что ни сделаешь ради дружбы.
     Вместо  жены сам  дверь  отворил. Красаве-е-е-ц!  Люся  исплевалась  на
обратной  дороге. Лысина в полчерепушки, в трусах семейных, на груди с одной
стороны купола  церковные  синеют, с  другой - русалка с голливудским бюстом
хвостом машет.
     "Он хороший!" - защищала Катюха.
     И перспектив-то  супружеских  ни  два, ни один  с половиной. Вроде  как
обещал жениться, да все "после-после".
     Люся пыталась втолковать подружке: "После будет шиш да в подоле малыш".
Та или хохочет, уши затыкает: не учи ученого. Или ревмя ревет:  опять у  них
нарастопырку, нижние подарочные тряпки в обратную сторону требует.
     В  тот раз  Катюха веселая пришла.  Она медсестрой в больнице работала.
Кстати, раз пошла речь о вопросе занятости  - Люся в университете уму разуму
училась.
     Катюха   принялась   рассказывать  больничный  прикол.  Пациенту   надо
обследовать  почки. Он  пятьдесят  лет розово  витал в  облаках - не для его
органов хвори с армией врачей. В поликлинику дорогу только с кариесом  знал.
И вдруг здоровье беспутно вильнуло хвостом, почки развякались мочи нет  - на
стенки  гонят.  Направили бедолагу  в  стационар. Лежит  сам  не свой, думку
невеселую  мнет-крутит  - отгарцевался,  теперь пойдут  клизмы,  таблетки  и
стариковские валенки вместо тапочек.
     - Знаешь, как мужики над ним прикололись? - Катюха хохочет.
     Перед тем  как  идти дилетанту  от медицины на  обследование, соседи по
палате  принялись  с  умными физиономиями  учить, что  да  как.  Почки,  де,
исследуются  зондом,  что  через  задний проход  вводится в недра организма.
Придешь  в кабинет, объясняют, врач скажет: идите готовьтесь. Проследуешь  в
соседнюю комнатку, разденешься  догола и  становись раком на кушетку. "Носки
обязательно сними!" - наказывают. "Носки-то зонду как  мешают?" - удивляется
обреченный. "При этом обследовании в пот кидает, ноги шибко потеют, особенно
- в носках. Врачи на вонь злятся".
     - Прикинь, поверил,  - Катюха хихикает. - Разделся,  как  учили,  да от
волнения  носки забыл  стянуть. Врач, Наталья Арнольдовна,  заходит, а он на
четырех  костях во  всей  красе  выставился. Кушетка  так  стоит, что  голой
задницей как раз в  Наталью Арнольдовну нацелился. Она дамочка манерная, как
закричит:  "Вы  что?"   Думала,   за-ради  издевательства  над  ее   женским
достоинством задница.  Больной подхватился: "Извините! забыл!" И давай носки
с себя срывать! Ржачка!
     Похохотали над больничным анекдотом,  потом Катюха принялась жаловаться
на судьбу-непруху. Опять у нее с женатиком нелады.
     - Сдался он тебе, - в  который раз просвещает задуренную голову подруги
Люся. - Давай с кем-нибудь с нашего факультета познакомлю.
     - Он хороший, - защищает свое добро Катюха.
     Почирикали, на следующее утро вскочила Люся в университет бежать, глаза
промыла-накрасила,  хвать-похвать, а золотого кольца и  цепочки  из  того же
драгматериала нет. Перерыла все - увы и ой-е-ей!
     "Петька что  ли?" - погрешила на младшего брата. Тот "твое-мое"  хорошо
усвоил. Запросто  мог  в  кошелек  к сестре залезть не  с  празднолюбопытной
целью.
     "Уже до золота  подрос?" - злилась Люся. И вдруг вспомнила: брат третий
день с родителями на даче.
     "Может, сорока украла?"
     На даче белобока зеркальце может со стола умыкнуть, мыла кусок.
     "Сорока  не  моль,  -  рассуждала  дальше, -  мимо  зрения  в  квартиру
впорхнуть-выпорхнуть. И  не  с ридикюлем ведь  под  крылом  - одним  приемом
кольцо с цепочкой уволочь?"
     В тот день только Катюха была у них.
     - Что ты менжуешься! - наседала на Люсю университетская подружка Полина
Шкурапет.  -  За  горло  возьми,  чтоб  вернула!  Это  не заколку  невзначай
прихватить!
     - Вдруг не Катюха!
     - А кто? Связалась с уголовником и сама по воровству пошла!
     - Я  когда  в  седьмом  классе  ноги ломала, мама столько не  сидела  в
больнице, сколько Катюха.
     - Ты еще времена декабристов вспомни!
     Мозг Полины кипел негодованием и сварил  коварную задумку - прикинуться
колдуньей для разоблачения.
     -  Катюха,  говоришь, девушка впечатлительная. Это хорошо.  И  меня  не
знает. На этом поставим комедь с нравственным уклоном...
     Полина жила  с  родителями. В  приданое имела  однокомнатную  квартиру.
Пустующую жилплощадь выбрала для хитротонкого трюка.
     Люся    разрекламировала   Катюхе    гадалку-колдунью.   Дескать,    та
прорицательница, ясновидящая, делегат всемирного конгресса психоаналитиков и
колдунов.  Корректирует  судьбу,  выправляет  кривизну  ног.  Девчонки к ней
табунами ходят. Одной сняла венок  безбрачия, у другой на парне порча была -
бывшая  возлюбленная-ведьма  мужской потенциал  на  ноль  с  минусом  свела.
Колдунья исправила изъян так, что подружку за пропуски скоро из университета
выпрут, полгода не могут с дружком из медового месяца выйти.
     Одним  словом  - на все  любовные случаи мастерица. Мужей  от  любовниц
отваживает.
     Полина  решила  во  время  сеанса  нагнать  жути  на  Катюху,  задурить
белибердой и подкинуть  наживку про кольцо с цепочкой. Если ее рук воровское
дело, обязательно разоблачится.
     - Только не молотком в  лоб действуй! - умоляла Люся Полину. - Вдруг не
она.
     Полина не  жгучая  брюнетка, как ведьме положено,  и  очи не выдающихся
размеров,  но так может стегануть взглядом,  рука сама креститься дергается.
Нос... для  красоты лучше поменьше,  для ведьмы -  в  самый раз.  В  объемах
худобой не  назовешь. Здоровьем пышет,  с  первого  взгляда чувствуется: дай
диск или копье, зашвырнет, с собаками не отыщешь. Представительная особа.
     Чтобы  веселей  комедию  гнать, подружку  Вику Мухамедзянову призвала в
подручные.  "Прогоним дурочку, - с большой охотой откликнулась  позабавиться
Вика, - что не брала - приволокет".
     Девки  тумана чертячьего  нагнали  в "колдовской  квартире".  Полумраку
бордовыми шторами напустили. Свечек запашистых нажгли. Разорились на сигару,
углы обкурили. Заходишь с  улицы,  сразу ясно - не  на чай с шанежками  сюда
ходят.
     Не разбираясь в магии, постановили, чем дурнее - тем лучше.
     - Пусть волос хахаля несет, - наказала Полина.
     - Он же лысый, - хохотнула Люся.
     -  Тем хлеще! Но  строго-настрого  накажи: волос добывать незаметно!  О
ворожбе  зек  не  должен знать  ни  под  каким гарниром! А  то еще  прищучит
ножичком!
     Любовь  у Катюхи  была  с  абортом.  "Пойдет!  -  обрадовалась колдунья
роковому  факту "истории болезни" пациентки. -  В самый раз для  ясновидения
козырь!"
     В  назначенный час заходят Люся с Катюхой в  квартиру, там свечи горят,
табачище вперемежку с  духами и свечным ароматом  шибает. Полина за столом в
черном  платье  восседает,  Вика  рядом   стоит.  Парик  для  убедительности
напялила.  Была  крашеной  блондинкой,  стала  пепельно-фиолетовой  мамзелью
вульгарного разлива. На столе среди всякой всячины щипцы слесарные.
     "Они-то зачем?" - удивилась Люся.
     Сама с Катюхи глаз не спускает. Та заметно вибрирует.
     - Волос принесла? - колдунья даванула тяжелым взглядом пациентку.
     - Да,  - дрожащими  ручонками  разворачивает  Катюха носовой платочек с
пегим волоском.
     - Что-то волос  не такой!  - подмастерья  Вика  наклонилась  к атрибуту
ворожбы. - Откуда взяла?
     - С пиджака, - испуганно ответствовала Катюха и принялась жевать нижнюю
губу.
     - Если не  его, - Полина выстрелила пальцем в пациентку, - плохо будет!
Обоим!
     - Клянусь! - хлопнула себя в грудь Катюха и ускорила жевание.
     Полина  подняла   волос  кончиками  пальцев,  над  свечкой  пронесла  и
принялась вещать загробным голосом:
     - Парень твой, девонька, еще в одну постель скачет. Женатый?
     - Д-да! - заикается Катюха.
     - Плохо! Ой, плохо! - гвоздит колдунья.
     Волос сожгла, в Катюхин живот, зверски  прищурившись, вперилась. Долго,
накапливая каменную паузу, смотрела, потом изрекла:
     -  Вижу тяжкий  грех! Не знаю, отмолишь, нет  ли! Два младенца страдают
через  тебя! Мальчик и... еще  мальчик! Невинные!  Ой, тяжкий  грех  на душу
взяла!
     Гонит  картину,  даже  у Люси  поджилочки екают.  Достала  из-за  спины
бутылку кроваво-красного  "Кагора",  в широкий  бокал наливает. Да не  пить.
Снова  магические  штучки. Льет  и  через  струю  винную  Катюху  пристально
разглядывает.
     - И ребенка своего, крошечку нерожденную, извела!
     Катюха бледнее снега деревенского стоит, губу зубами мочалит.
     - Вика, - Полина безжалостно накаляет атмосферу, - ножницы подай!
     - Вика пятое, Вика десятое, - помощница дождалась  выхода на подмостки,
давай  изображать  утомление от  ведьмачества. -  Крыс ловить -  Вика,  сало
крысиное топить - Вика...
     Лениво ножницы из кухни несет.
     - Остриги ей ноготь с мизинца! - приказывает колдунья.
     Руки у  Катюхи  ходуном  ходят.  Вика без  церемоний хвать за  мизинец,
отчекрыжила необходимую  плоть.  Полина капнула  на  нее из  пузырька водой,
щипцами за край подцепила, к свечке поднесла.
     - Видишь, - комментирует, - не горит! Порча на тебе! Снимать буду.
     А  пациентка губу догрызает. Верхняя  помадой пламенеет,  нижняя как  в
уксусе побывала.
     Вика незаметно  ноготь  в  жидкость  для  снятия  лака  сунула.  Полина
поднесла к свече. С ацетоном веселее загорелся.
     -  Порчу сняла! - говорит  колдунья. -  Что  еще  хочешь? На замужество
приворожить?
     - Д-да!
     - А дети как же? Мальчик и мальчик?
     - Н-не знаю!
     - Есть на тебе, девонька,  еще один смертный  грех, -  подняла колдунья
главную тему спектакля. - Подругу кинула!
     Все трое на Катюху воззрились. Та бровью не дрогнула.
     - Дорогое у нее стащила! - ясновидит Полина дальше.
     Катюха губу есть прекратила.  И  будто  понять  не может,  о  чем  речь
колдовская.
     "Не она!" - Люся в напряжении замерла.
     - Драгоценность украла! - режет правду-матку колдунья. - Да?
     Катюха плечами жмет, какие десять копеек?
     "Пора кончать издевательство", - подумала Люся и шагнула к столу.
     - Отдай кольцо!  - вдруг вскочила со стула Полина со щипцами в руках. -
Отдай! Не то загнется твой зек от рака простаты!
     - Отдам! -  бросилась к двери Катюха. - Отдам!  - затарахтела каблуками
по ступенькам.
     ...Не носит Люся ни то кольцо, ни цепочку. Пылятся в шкатулке.
     Восторженными  пятиклассницами  они  с Катюхой  поклялись,  раскровенив
иголкой   левые   указательные   пальцы   и   соединив   ранки,   что  будут
свидетельницами на свадьбах друг у друга.
     Когда наступил час Люсе заказывать фату, она отыскала телефон подруги и
позвонила.
     -  Ага,  разбежалась!  - нарушила  кровавую  клятву  Катюха,  и  трубка
однотонно заныла.
     "Зря Полину  с  колдовством  послушалась,  - оторвала от уха  тоскливые
звуки Люся. - Зря".


     Лежа  без сна, Нина  Искрова вспомнила, как над  старшей  сестрой Лидой
подшутили  с мамой.  Сестра только замуж выскочила. Куда с  добром гордая. В
тот  вечер со своим  Шуриком засели  на кухне чай пить.  Дверь  закрыли, час
воркуют, второй... Будто  одни на всем белом свете. Может, другие тоже хотят
чайку пошвыркать! Нина  несколько раз порывалась в кухню  от такой наглости,
мама тормозила: "Не вредничай!"
     Потом сама не выдержала, подмигнула: "А давай пошкодим!"
     Взяла  швабру, с балкона до  кухонного окна дотянулась и тук-тук. Да не
птичкой-невеличкой,  что  клювиком  зимой  еле слышно  тюкает  в  стеклышко:
бросьте крошку хлебца.  Как хорошим кулаком саданула. Дескать, открывай,  не
то раму вынесу к чертям собачьим.
     Этаж даже не второй, четвертый. А за окном темень.
     Лида резано как завопит:
     - Ой, батюшки! Что это?
     Шурик, защищая молодую жену, из-за холодильника топор выхватил, которым
мясо рубят. На окно нацелился секир делать, если какой Змей Горыныч прилетел
за молодой женой, все три пасти на свеженинку нацелил.
     - Я кому-то постучу! - воинственно кричит в стекло. - Черепушку развалю
для профилактики дурости!
     - Форточку, форточку закрой! - Лида перепугано верещит.
     Мама рот ладошкой зажала, чтоб смех  не вырвался  раньше  срока, швабру
дочери сует: "Еще стукни!"
     А когда Шурик выскочил с топором рубить ворогов, вообще сложилась вдвое
от веселья.
     Нина  была  родом  из  Братска.  Лида  с  мамой  по  сей  день  жили  в
гидроэлектрических и алюминиевых краях. В средине  ноября  сестра вызвала на
переговоры  и  обухом  по  голове:  "Мама  в  больнице. Дела неважные. Врачи
предлагают операцию. Гарантий нет".
     - Я приеду! - испуганно крикнула в трубку Нина и захлюпала носом.
     - Пока не дергайся, не рви сердце, если что - сообщу.
     Легко сказать "не рви". Днем  в  кутерьме дел еще туда-сюда. Как спать,
впору  стенки грызть. Было  бы рядом, а тут две с гаком тысячи километров  -
это  не через  огород в  тапочках  перебежать. Вот жизнь! Как мама не хотела
отпускать после  университета в  Омск: "Где родился,  доча, там и сгодился".
Куда там послушаться! Сами с усами и ушами.
     Нина придумала: если  чаще  быть мысленно  с  мамой, думать о  ней, той
станет легче. В постели подолгу лежала  без сна, воскрешала в памяти картины
детства.
     Самое  раннее, что помнила, вокзал харьковский, Нине тогда года  четыре
было, клоп  клопом в белой заячьей  шубке,  а в руках связка бубликов. Вдруг
мужчина  присел рядом на корточки.  Как сейчас  видит его масленую улыбочку.
Ухватился за бублики, потянул  легонько к себе. Отдать объеденье, которого в
Братске нет! Ни  за что! Нина вцепилась обеими ручонками.  А тот увлекает за
собой.  И вдруг  грохот за  спиной.  Между  вокзальными диванами с  высокими
спинками, распинывая узлы и чемоданы, летела мама. Она отошла к кассе. Через
минуту глянула, дочери на месте нет, а  сцена с бубликами  уже развивается у
выхода в город.
     - Я  пошутить хотел! - поспешил  оправдаться  мужчина  летящему  в него
снаряду.
     И упал на задницу от удара в грудь. Нитка порвалась, бублики покатились
по залу.
     -  Мужик, - хохотала потом мама, - на две головы выше,  но полетел, как
пушинка.
     - Убить ведь могла!
     - Запросто! В тот момент пятерых бы расшвыряла.
     И  это  ее  мама,  которая  всю жизнь  за  километр обходила конфликты.
"Зачем, доча, трепать нервы,  свои и чужие?" Но пошутить,  разыграть  всегда
большая любительница.
     В  школе Нина с первого дня маялась почерком.  Вместо палочек  выходили
кривлялочки,  вместо овалов - завалы. Буквам, несмотря на линейки,  море  по
колено: то вверх полезут, то вниз поползут. Картина не для слабонервных.
     "Вот ты у меня писарчук!" - горестно кивала головой мама.
     Писарчуку тоже не  нравилось. Читать  еще  до школы научилась,  палочки
лучше  всех считала, а тут беспросветные трояки.  Однажды Тамара  Михайловна
единицу  вкатила.  Не  оценила Нининых  стараний.  А ведь та поступила,  как
изнуряющий себя требовательностью художник, который яростно очищает холст  и
пишет с нуля.  Нина тоже  забраковала коряво  написанное,  резинкой  вернула
"холсту" первозданность. Да бумага оказалась не тем многоразовым материалом.
Второй вариант жутче первого вышел. И был оценен красным "колом".
     Нести цветастую срамоту  домой было  чересчур. Нина вырвала  страницу и
спрятала в поленнице. Жили они  в частном секторе. Все бы хорошо, да  умишка
не хватило подальше затолкать секрет.
     Через день мама с охапкой дров заходит.
     - Это кто у нас в хозяйство такое добрище приволок? Печку будем "колом"
топить или огород городить?
     И никаких воспитательных нравоучений.
     В тот же год, весной, вернулась мама с классного собрания и хохочет.
     - Ну, девки, вы даете  прикурить!  Лидку  надо в первый класс посадить,
"мама мыла раму" с  ошибкой пишет,  а Нинку на второй год оставлять. Вы что,
думали Тамара Михайловна дурнее вас?
     Лида  училась в пятом классе  и писала красиво. Буквы  не  колобродили,
слова не кособочились. Нина придумала сестру привлечь к своим проблемам, раз
у  самой не выходит. Поднакопила  конфет  и  упросила  переписать  тетрадку.
Правда, новый писарчук  наделал, торопясь  к  конфетам, ошибок, "раму" через
"н" вывел.
     - Нина, кто за тебя так красиво написал? - спросила учительница.
     - Сама, - набычилась Нина. - Мама отлупила...
     - Так, может, маме надо охаживать тебя ремнем перед каждым уроком?
     Мама вместо  ремня только  потрепала хитрунью  по голове: "Нельзя  так,
доча".
     Мысленно  в  каждую свободную  минуту Нина тянулась  в Братск, к  маме,
всплывало в памяти давнее, почти забытое. То же  переписывание... Интересно,
Лида  помнит?  Какие-то  случаи рассказывала Иришке, дочери-девятикласснице.
Через день звонила сестре. Улучшений не было...
     Мужа  Василия  Нина  впервые привезла  в  Братск через  пять лет  после
свадьбы. Все  не  получалось.  И  вот собрались.  Встречала  гостей мама. По
дороге с вокзала предложила:
     - Давайте Лиду разыграем. Василия та ни разу  не видела. Пошлем вперед,
пусть скажет, что сахар дешевый продает.
     - На фотографии видела.
     - Думаешь, помнит? В последнее время совсем обабилась, такая заполошная
стала. Василий шапку на глаза натянет...
     Василий все, как теща наказала, сделал.
     - Сахар дешевый краснодарский нужен? - позвонил в дверь.
     - Конечно. А где машина?
     - Вон у соседнего подъезда.
     Лида выглянула в окно. Во дворе на самом деле стоял крытый "газон".
     - Если с мешком, на десять рублей дороже, - играл купца Василий.
     - Своих кулей хватает!
     И заметалась  в поисках "своих". Василий было ступил в коридор. Хозяйка
грубо выперла за порог: "Иди, натопчешь башмачищами! Только помыла!"
     Позже  извинялась:  "Откуда  знала,  думала,  еще  утащит  что-нибудь с
вешалки".
     Сорвала с  двух  подушек  наволочки,  посыпалась  вниз  по  лестнице. А
навстречу Нина.
     - Привет, сестра, - пролетела мимо с таким видом, будто вчера, а не два
года назад, виделись.
     Но притормозила через пару секунд:
     - Ты поднимайся! Тут сахар продают. Тебе не надо? А твой где?
     И унеслась, не дождавшись ответа, за дешевизной.
     Потом,  когда  уже  вместе отсмеялись,  все  не  хотела  поверить,  что
дешевого сахара нет.
     - Ну вон же машина  стоит, - подходила к окну.  -  Может, действительно
продают?
     Вспоминала Нина, лежа в ночи,  хорошее,  улыбалась  сквозь  тревогу под
сердцем.
     Как-то вернулась с работы, на столе записка: "Вам телеграмма, позвонить
по телефону..."
     В голову  ударила молния: "Неужели мама?!  Моих нет, значит, поехали за
билетами на  самолет". Ноги ослабли.  В  слезах пошла в  квартиру  напротив,
звонить на телеграф. У соседки такой аппарат - замучаешься орать в него. Тут
совсем  отказал.  Всезнающая  соседка  начала убеждать, что  про  телеграммы
звонить можно до семи вечера, а уже девятый час.
     - Тогда надо с Братском связаться!
     И  побежала  к  другой  соседке.  Из глаз  слезы, в  голове  переполох,
собирается звонить сестре, но в руке бумажка с  номером  телеграфа, набирает
его.
     - Братск? - спрашивает.
     - Телеграф, - раздается из трубки.
     Узнала  Нина  текст телеграммы  и запела.  Двоюродный  брат  из  Миасса
следовал в Красноярск, заруливал проездом.
     Впервые  за месяц настроение поднялось.  Готовила  ужин,  когда  муж  с
дочерью вернулись.
     - Как я перетрусила с этой телеграммой.
     - Ты сама себя накручиваешь, - Василий пожурил, -  все  образуется, вот
увидишь.
     А через десять минут зовет:
     - Иди скорей, к нам утка на балкон залетела. Только тихо, не спугни.
     - Где? - оборвалось сердце у Нины.
     На высоком ящике сидела  утка, крылья чуть разведены, головой в сторону
двери кивает.
     - Не спугни, это селезень, - муж шепчет, - устал, отдохнуть сел.
     На что Нина как заревет в полный голос, на диван вниз лицом упала:
     - Что-то с мамой случилось! - заголосила. - Птица  к несчастью! Боже, я
не переживу!
     - Мама-мамочка, успокойся!  -  подбежала дочь. - Это  не  птица! Чучело
папа принес, а я привязала и за веревочку дергала, чтоб как живое.
     - Вы что, добиваетесь моего инфаркта?
     - Нельзя так реагировать  на всякую ерунду, - ушел на кухню недовольный
муж.
     - Развеселить тебя хотели, ходишь, как в воду опущенная, - гладила Нину
по голове дочь. - Сама ведь рассказывала, как  с бабушкой над тетей Лидой  с
дядей Сашей шутили, в окно шваброй стучали.
     ...Ночью Нине приснилось мать.  Она  уходила по дороге  и, обернувшись,
попросила: "Молись за меня, доча".


     Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу
было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на  отшельническом ложе
Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На  расстоянии вытянутой руки
трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом:  крепись, Антоныч, я
рядом. Не  те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней
и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
     Сколько кувшином воду ни таскай, - гласит восточная  мудрость, -  а все
равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
     Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с
"кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь  детей и
соседей, будь они неладны...
     Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время  тоже  подобная
мудрость  голову  напрягала. Не  зря  говорят:  муж  и жена  одна сатана. За
двадцать четыре  года  совместной  жизни  даже мозги на одну фазу  замыкает.
Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке,  которой  сколько
ни виться, а конец известен.
     Наталья  Кузьминична  лежала на  двуспальной  кровати, заложив руки  за
голову  и,  белея  в  темноте  еще  приличной наготой, гадала:  сколько  лет
"веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
     Во   всяком  случае  вспомнила,  как  вот  уже  который  год  повторяла
подружкам:
     - Мой такой барин стал,  в поле  обедать не хочет. Не лезет, видите ли,
ему  сухомятка  в горло.  Яйца  вкрутую,  сало,  на колене  резанное. "Я,  -
говорит, - не свинья,  с земли  жрать". Обязательно хочет за столом. Первое,
второе, салфетки. Чуть есть возможность, тарахтит на  тракторе домой. Я весь
день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...
     В  тот  день  Антоныч  тоже  "притарахтел"  на  обед,  а  дома  Наталья
Кузьминична.
     - Что такое?  - удивился наличию супруги. Она работала за два километра
от дома, на другом конце села. - Воспалением хитрости заболела?
     -  Не радуйся.  На  минутку  забежала. В  магазин  блузки  завезли,  я,
растяпа, деньги дома забыла. Так что питайся без меня. Чего доброго разберут
еще...
     - Вот вы, бабье, тряпичницы! - полез в холодильник за борщом Антоныч. -
Внуки растут, а ты все мимо  зеркала  не пройдешь, чтобы физиономию туда  не
засунуть.
     -   Не  надо  меня  лечить!   Сам,  как  в   гости  идти,  по   полчаса
наглаживаешься, седые волосы выдергиваешь.
     - Заметила, один раз и было...
     Наталья Кузьминична подхватила сумку:
     - До вечера.
     - Ага.
     "До вечера" не получилось, вышло "ага"...
     Каждый   день   у  человека  отмирает  масса  клеток  головного  мозга.
Врачи-циники обозвали  невеселое для умственной деятельности явление "мадам,
уже  падают листья".  У  нашей  мадам в  тот  день "листья падали"  особенно
интенсивно.  Антоныч едкой иронией  в  адрес женского  пристрастия  к  ярким
тряпкам  отвлек  супругу на секунду  от кошелька, в  результате сумку,  куда
обновку положить, взяла, а емкость с деньгами - отнюдь.
     В магазине хватилась рассчитываться за выбранную блузку и обозвала себя
"дурой", у которой дырявая голова ногам покоя не дает. Почесала домой.
     Там по-прежнему у ворот стоял трактор, на столе - тарелка с недоеденным
борщом, мужа не просматривалось.
     - Юра, - позвала, бросив в сумку злополучный кошелек, - где ты?
     В ответ радио  бормочет  последние  известия, да  часы тикают в сторону
вечности.
     Наталье Кузьминичне в  магазин спешить  надо, тем не  менее  интересно:
куда  супруг запропастился?  Вдруг плохо  стало?  Мужики  ведь  хлипкие.  На
прошлой неделе одноклассника хоронили. Сумку  в багажник  машины поставил, в
город ехать собирался, и... ага. Инсульт. До больницы не довезли.
     Наталья Кузьминична заглянула в туалет, в огород, в дверь гаража сунула
голову.  И отпрянула с ужасом на лице и в горле. Рот начал дергаться,  как у
рыбы на свежем воздухе. Совершенно в беззвучном режиме.
     Продолжая по-немому  шлепать  губами, побежала  Наталья  Кузьминична со
двора. Включились голосовые связки  метров  через  сто на  улице.  Из сердца
вырвался душераздирающий крик:
     - Люди! Помогите! Господи, что делается! Помогите!!!
     Люди не заставили себя долго ждать,  оперативно откликнулись.  Первым -
дед  Артем. Он  выскочил  с багром. Когда-то на каждом доме в селе на видном
месте висела фанерная  табличка с нарисованным ведром, топором или багром...
Кому  что нести, если,  не дай Бог,  пожар  приключится.  Дабы организованно
навалиться  на  стихию. Не то все в панике  прибегут с топорами, и получится
народное ополчение, а не добровольная пожарная команда. Огонь из тех врагов,
кого  одним  топором  не  запугаешь.  Давно  истлели  инструктирующие  селян
таблички, но у деда Артема по-прежнему начеку стоял багор.
     Пожарно оценила крик  Натальи  Кузьминичны  и  Верка Петрохина, бабенка
шустрая  на  ногу. На  язык,  кстати,  не  менее  скорая.  Она  прибежала  с
автомобильным огнетушителем.
     Максим  Солодовником в  душераздирающем  вопле  соседки  услышал другую
трагедию.
     - Где они? - примчался босиком, но с ружьем.
     Максим  был  в три раза младше деда Артема, взрослел  в новые  времена,
когда   впору  прибивать  на  дома  таблички  с  нарисованными  пистолетами,
автоматами или хотя бы оружием крестьянских восстаний - вилами. Солодовников
днем  и  ночью держал  под  рукой двустволку  16 калибра.  Услышав призыв  о
помощи, отнес  причину крика  к грабежу и насилию, схватил  ружье  и  горсть
патронов с желанием вершить справедливость из всех стволов.
     - Где они? - подлетел к потерпевшей.
     - В гараже! - вопила Наталья Кузьминична. - Помогите, люди добрые!
     "Люди добрые"  -  набралось их  человек  восемь  - бросились к  гаражу.
Впереди отряда, сверкая отчаянными пятками, с пальцем на курке летел Максим.
Дед  Артем  предусмотрительно  отстал, рассуждая  про  себя, что  пахнет  не
пожаром, а порохом, тут с багром много  не навоюешь. Пусть уж  молодые бегут
вперед за орденами.
     Максим отважно рванул на себя ворота гаража и... опустил ружье.
     - Ты че орала?
     В  гараже  скакал на  одной  ноге  Антоныч, безуспешно  пытаясь  другой
попасть в гачу комбинезона. На его волосатой груди в такт суматошным прыжкам
мотался нательный  крестик. Обнаженной спиной к  толпящимся в воротах стояла
кума  Натальи Кузьминичны и  Антоныча  -  Татьяна Афанасьевна.  У  нее  тоже
возникла незадача с одеждой. Блистая черным атласом нижнего белья, старалась
руки и голову засунуть в соответствующие отверстия в платье.
     - Че  помогать-то?  - спрашивал  Максим.  - Сам  справиться не мог  или
убивал куму?
     - Кабы убивал!
     - Ух, подсадистая Танька девка! - с восхищением  пробился в первые ряды
зрителей дед Артем. - Ух, подсадистая!
     Верка Петрохина с  огнетушителем в руках  побежала  по  улице с горячей
новостью из светской жизни.
     - Наташка Лисина в гараж сунулась, - сообщала Верка  односельчанам, - а
там секс во всю ивановскую! Юрка куму Таньку, как утку, топчет. Наташка умом
двинулась  от  такой  передряги.  "Горим,   -  кричит,  -  помогите!"   Я  с
огнетушителем прибежала, пламя заливать,  а там из горячего только  Танька в
трусах! Солодовников  чуть стрелять не начал. Он думал, Антоныч куму обманом
затащил в  гараж. Насильничать. А там обоюдополюбовно. Как бы Танькин Васька
стрелять не начал этих лебедей!
     Вскоре  уже Васька летел к  дому,  повторяя: "Не  может быть! Не  может
быть! Убью!"
     Антоныч, наоборот, выжимал из трактора скорость в направлении полей...
     Ночью,  лежа  на  соломе,  он  смотрел  в небо. Ни  высокие  звезды, ни
поэтичная луна не могли отвлечь  от грустных дум. Душу терзала  досада.  Как
жить дальше? Хоть заводи трактор да езжай, куда фары глядят.
     В это время дед Артем делился с бабкой пережитым:
     - Ух, Танька подсадистая девка! Будь у меня такая кума, тоже не утерпел
бы!
     - Чем тебе твои кумушки не нравились?
     - На них смотреть страшно, не то что обнять. Что одна, что другая тощее
жерди, только детей пугать!
     - Дак я специально выбирала, - хохотала бабка, - чтоб не позорил.
     - И вспомнить перед смертью нечего, - тяжело вздыхал дед.
     Тяжело, но неискренне...
     А  обманутый  муж, кум Антоныча Василий, стоял  у  дверей в комнату,  в
которой на ключ закрылась жена, и безрезультатно просил:
     - Прости, Танечка! Прости дурака за-ради Бога! Прости, черт попутал!
     Максим Солодовником, сидя  перед  телевизором, в котором разворачивался
американский кровавый боевик, чистил ружье. Вернувшись от сцены в гараже, он
с  расстройства, что не  удалось повоевать с бандюгами,  пошел  за огород  и
"завалил" пару ворон.
     Наталье Кузьминичне на  холодной постели вспомнилась поговорка, которую
часто  повторял муж  в присутствии кумы: "Кума, сойди с ума - купи пива!" Да
уж - сошла с ума... И его свела...
     Наталья Кузьминична резко соскочила с кровати,  налила полстакана водки
и выпила залпом. После чего горько заревела, упала на супружеское  ложе и...
уснула.
     Приснился большой кувшин, с длинным  узким горлом и широкими, как бедра
у кумы, боками. Целый.

     Константин  Савельев  страх как не  любил походы  к  врачам, тягомотные
сидения в  поликлиниках, беготню за  лекарствами. Если уж  совсем припрет. В
последние годы припирало  чаще и чаще.  Почки, давление...  И жена  впилась:
оформляй инвалидность.
     - Здоровее тебя, - гнала к докторам, - инвалидные пенсии получают, а ты
трясешься.  Посчитай,  сколько на лекарства уходит! А так по льготам  что-то
можно вырвать,  опять же - пенсия, проезд бесплатный.  Вторую рабочую группу
дадут,  а в твоей шарашке ("Задницы парите целый день",  -  говорила жена  о
работе в отделе техники безопасности.) и с ней бумажки будешь перекладывать.
     -   Может,  и  место  на  кладбище  заказать?  -  суеверно   побаивался
инвалидности  Константин.  - Мне пятидесяти нет, а  буду,  как старый дед, в
автобусе пенсионным удостоверением размахивать.
     - Зарабатывай больше! Кто не дает! А то я в трех местах мантулю...
     Пришлось сдаваться врачам. И пошло-поехало: анализы, обследования, куча
денег,  потраченных  на  медицину. Наконец, пять  месяцев кошмара  позади. С
папкой драгоценных бумаг, из  которых объективно исходило, что  инвалидность
реальная, собрался Константин  к кардиологу  заполучить направление на ВТЭК.
Таким  уже  снабдили нашего  больного  терапевт, хирург,  уролог,  нефролог,
невропатолог,  остался  один  специалист  по сердцу. К  нему  Константин шел
весело. Хороший дядька, тем  более недостатков в родном организме нарыли - с
головой без сердечной мышцы должно хватить. К радости Константина,  она пока
серьезных претензий не  вызывала. Это подтвердило трехнедельное пребывание в
кардиологическом стационаре.
     Посему, по  разумению  Константина, один  шаг остался  до финиша.  Гоп,
считал, и  уже с пенсией,  льготами  и  счастливой женой.  Но поторопился со
счастьем в  личной  жизни,  финиш  отодвигался.  Кардиолог,  к  которому был
приписан,  отбыл в отпускном направлении, Константина наладили  в диспансер.
Побрел кандидат  в  инвалиды  по  указанному  адресу.  Без радости,  но и не
слишком печалясь. А там благодать - никакой очереди.
     Врач махонький такой мужчина. Зато вид глубокомысленный. Книжку читает.
Недовольно  зыркнул  на больного, как  на  муху  осеннюю.  Надо  отметить, у
Константина тоже физиономия интеллигентная. Поэтому доктор, книжку закрывая,
подчеркнуто  продемонстрировал  автора -  Сигизмунд  Фрейд.  Дескать,  не от
детектива для травоядных умов оторвал, от научного чтения.
     Константину в тот момент без  разницы, чем доктор мозги забивает, пусть
хоть "Мухой Цокотухой", быстрее бы направление получить и на свежий воздух.
     Папку  с  итогом пятимесячных  хождений, лежаний и  стояний протягивает
врачу-фрейдисту.
     Тот, мельком взглянув на бумаги, заявил, как отрубил:
     - Вас неправильно лечат! Не давление - почки надо, в них первопричина!
     - Знаю, - не  стал спорить  Константин,  - но пока для моей болезни нет
эффективных методов.
     - Как это нет! А пересадка почек!
     - Это десятки тысяч долларов стоит! - сделал большие глаза Константин.
     - Копите, - дал бесплатный совет доктор.
     И начал внимательно перебирать бумаги больного. Чем  сильнее углублялся
в них, тем недовольнее делался.
     "Вместо ВТЭК хочет направить на пересадку почек", - абсурдно подумалось
Константину.
     Бредовое предположение, как оказалось, не лишено было прозорливости.
     Доктор копался в папке, бубня под нос:
     - Так-так, этого у вас нет?
     - Чего нет? - холодело сердце Константина.
     - Е-е-есть, - разочарованно тянул врач-фрейдист.
     И опять радовался:
     - А вот этого нет.
     Но тут же недостача обнаруживалась.
     Так повторялось несколько раз.
     Наконец, доктор, захлопнув папку, строго сказал:
     - Вы не проходили холтер-ЭКГ!
     - Никто не назначал, - мгновенно отреагировал Константин.
     -  А  я  что - пустое место? - обиделся фрейдист. - И вообще,  я вам не
прокурор разбираться: кто назначал, кто не назначал! А без холтер-ЭКГ ничего
не ясно!
     Константин почувствовал себя припертым к стене.
     - Это не очень дорого? - робко спросил.
     - Нет,  -  успокоил  фрейдист  и  впервые  улыбнулся,  -  дешевле,  чем
пересадка почек.
     И  не  соврал.  Но   сумма   в   450  рублей,  которую  затребовали   в
диагностическом  за   процедуру,  для  бюджета  Константина,   и   без  того
подорванного медициной, была ощутимым уроном.  Тогда как врач-фрейдист,  что
бог: его не  объедешь. Тут  кочевряжиться "нет денег на эту  ЭКГ"  не резон,
может  так  замытарить,  что завоешь  волком от экономии? Опыт  подсказывал:
легче сразу откупиться.
     Выложил  Константин  "пятисотку",  которую  жена   выдала  за  квартиру
заплатить, сунул в карман жалкую сдачу и пошел в указанный кабинет.
     А там затор. Диагностический  не бесплатная поликлиника, многолюдностью
не страдает  - тихо, спокойно, а  тут  суета  сует  и  сугубо за  счет белых
халатов.  Туда-сюда  в кабинет,  в  который  Константину  направление  дали,
пачками  и в единственном числе вбегают-выбегают. Протащили мимо Константина
электростимулятор сердечной деятельности.
     "Плоховато кому-то", - тревожно подумалось.
     Женщина у  двери  в  слезах  стоит, носом хлюпает,  пытается  в кабинет
заглянуть.
     - Будет, будет  жить! - вышел к плачущей доктор внушительных габаритов,
рукава по-деловому засучены.
     Сразу   скажем,  происходящее   гнетуще   подействовало  на  настроение
Константина.  Тут еще подсел старичок с въедливым взглядом, в руках трость с
набалдашником в виде головы Мефистофеля.
     - А что - во время этой процедуры со всеми дурно бывает? - спросил.
     Константина самого горячо интересовало данное обстоятельство.
     - Четыреста пятьдесят рублей  отдай, - сказал старичок, - а потом раз и
кердык.
     - Дойдет наша очередь, узнаем, - сухо ответил Константин.
     А сам как на иголках. Нет бы в ожидании процедуры газетку про  политику
читать, о  хорошем мечтать, он  позволил голове-выдумщице  фантазии строить.
Той только вожжи отпусти,  семь верст  до небес  наворотит.  "Наверно, здесь
лекарства  сильнодействующие  вводят,  -  начала  живо  строить  версии  про
действия врачей при  холтер-ЭКГ, -  после чего наблюдают, как  на них сердце
реагирует? Или на велосипед медицинский садят, и крути  педали до посинения,
чтобы определить наверняка - инвалид ты или "иди работай".
     Горе,  как известно,  от ума  и  его неправильной  эксплуатации.  "А  я
выдержу нагрузки? Может, домой лучше?.. А то и вправду кердык!"
     Но  вспомнилась жена... "Уйдешь, - тоскливо  подумал,  - фрейдист сунет
палку в колеса инвалидности..."
     Двери   распахнулись,   на   каталке   вывезли  белее  мела  мужчину  в
бессознательном состоянии, по пояс голого.
     Константин скоренько попятился от кабинета, но въедливый старичок встал
на пути отхода:
     - Ваша очередь, - услужливо напомнил, - я за вами.
     "На мне решил проверить  статистику",-  подумал Константин  и шагнул  в
кабинет.
     Там  малюсенькая  медсестра  с  густым  голосом  (почему-то  нередко  у
маленьких женщин низкий голос, а у маленьких собачек - густой лай) говорит:
     - Раздевайтесь по пояс.
     Константин сразу вспомнил мужчину на каталке, что "будет жить".
     - Сейчас на вас начнем вешать, - ласково пробасила медсестра.
     - Гири? - грустно пошутил Константин.
     -  Собак, - веселее пошутила  медсестра и принялась пластырем на грудь,
плечи, бока крепить датчики, от которых шли провода к прибору.
     Голове Константина обязательно надо вперед паровоза заскочить. Глядя на
аппарат,  к  которому присоединили  тело, она решила,  что это,  пожалуй, не
смертельно.  Приборчик   маленький,  проводки  короткие.  Наверно,  заставят
приседать и будут снимать показания.
     Но тут же встал тревожный вопрос: почему тогда мужчина помирал?
     Может, из маленького прибора разряды большого тока подают на тело?
     Медсестра  тем  временем  берет  загадочное устройство,  оно на широком
ремне, и  начинает на Константина  вешать. Ремень  на пояс,  портупею  через
плечо. У  Константина  когда-то  был  фотоаппарат  "Зенит", на  него  прибор
смахивал.
     - У вас сотовый телефон есть? - спросила работница медицины.
     - Нет.
     - Хорошо.
     - Чего хорошего? - возмутился Константин своей нищете.
     - Излучение не будет искажать показания.
     Константин без приглашения сел на  кушетку в готовности снимать с  себя
сердечные параметры, но медсестра приказала:
     - Одевайтесь! - и спросила. - А компьютер у вас есть?
     - Нет.
     - Хорошо.
     Константин в этом ничего хорошего не находил, но промолчал.
     - К  телевизору  подходить не ближе чем на  два с  половиной  метра,  -
давала  инструкции медсестра,  -  включать  его  самому нельзя  -  испортите
данные. Душ принимать категорически запрещается, чтобы вода не попала.
     - В туалет можно?
     - Можно, но не обливайтесь! Лифт в доме есть?
     - Не работает.
     -  Хорошо.  Все равно вам надо пешком  по лестнице ходить. В  блокнотик
информацию  про  подъемы,  спуски,  пройденное  расстояние  записывайте  для
отчета. Через сутки придете с ним.
     Оделся Константин. Кое-как  рубашку  заправил, пиджак  натянул, прибор,
как кила, оттопыривается. Придерживая его двумя  руками, вышел из  кабинета.
Приставучий старичок с тростью испуганно уставился в Константина:
     - Что с вами?
     - Грыжа выпала от процедуры, - ответил Константин. - Вырезать послали.
     - А у меня... - начал  спрашивать  старичок, но бас из-за двери властно
перебил:
     - Следующий.
     На  улице на Константина  все подозрительно  оглядывались,  что это  за
странный тип, двумя руками за  оттопыренный бок держится. Слямзил что-то или
пистолет прячет? А  может, бомбист? Сейчас выхватит гранату, и полетят куски
по закоулочкам... И физиономия у гражданина нехорошо напряжена.
     Как она не будет напряжена, когда прибор  ерзает при ходьбе. Еще начнет
от тряски абракадабру писать.  Заставят дубль делать, и  снова им 450 рублей
плати.
     Подходя  к  дому, Константин почувствовал себя увереннее и,  прежде чем
нажать на звонок, с ехидной улыбочкой распахнул рубаху, а когда жена открыла
дверь, сделал горестное лицо и убито сказал:
     - Вот так теперь до смерти буду ходить!
     - Почему?! - всплеснула руками жена.
     -  Это  стимулятор  сердца.  Меня  в  диагностическом   обследовали   и
ужаснулись.  Вы,  говорят, можете не  сегодня  так завтра  откинуться,  ваше
сердце надо стимулировать день и ночь. Такие коврижки. По проводам к нервным
окончаниям идут электрические импульсы и подхлестывают мотор.
     - Ой, господи! - воскликнула жена. - Как же ты с такой бандурой.
     -  Душ   принимать  нельзя!  Если  аппарат  сломается,  мне  кердык.  К
телевизору ближе пяти метров нельзя. И никаких напряжений ни днем, ни ночью!
     - А вдруг батарейка сядет?
     - Кердык!
     - А провод порвется?
     - Кердык!
     - Что ты заладил "кердык" да "кердык"? Я серьезно!
     - Не надо было на  инвалидность  гнать! Вот и на самом деле инвалид.  -
Константин испытывал удовлетворение от испуга жены. - А то заладила: пенсия,
льготы, бесплатный проезд!
     У жены брызнули слезы из всех глаз:
     - Откуда я знала?
     - Ладно  не  реви, пошутил. Заставили  еще одно обследование пройти, за
450 рублей.
     Жена и того пуще заревела. И не понятно, то ли денег жалко, что слупили
в диагностическом, то ли обиделась за розыгрыш.
     Смех-то  смехом,  а  и  сам  Константин  всю  дорогу  трясся  за  исход
процедуры.   Ходил  со  скоростью  беременной   черепахи.  Вдруг   откроется
потоотделение.   От  него  Константин  обычно  с  ног   до  головы  сыростью
покрывается.  Которая  для  аппарата  смерть,  пойдет  в  разнос,  и   опять
раскошеливайся на 450 рублей.  Умывался в допотопной плащ-накидке тестя,  со
второй  мировой  войны  привезенной.  Телевизор включая, выходил  в коридор,
вытягивал  из-за  угла в комнату руку  и  вслепую  нажимал на  дистанционный
пульт.
     Ночью и того хуже. Глаз не  сомкнул. Неудобно с килой диагностической и
боязно:  во  сне  начнешь  поворачиваться,  оборвешь   провода,  по  которым
показания  идут,  и  аннулируют  результаты.   Лежал   неподвижной  колодой,
вперившись  в  потолок.  Во  чреве  прибора  что-то  нехорошо  потрескивало,
шуршало,  щелкало.  Вдруг показалось:  он начал греться. Константин  мац-мац
рукой корпус - точно, теплый. Откинул одеяло,  принялся во все  лопатки дуть
на диагностическое устройство.
     - Ты что? - вскинулась чумная от сна супруга.
     -  Принудительное  охлаждение.  Дуй тоже!  Перегрев начался. Как  бы не
вспыхнул! Кердык тогда инвалидности!
     Жена изо  всех  сил  погнала  воздух  на  килу. Но через  десять  минут
взмолилась:
     - Не могу больше! Голова кружится!
     - А ты думала, пенсию зря дают?
     - В холодильник надо.
     - Как я туда влезу!
     Остаток ночи Константин  просидел на балконе, выпячивая  килу под струи
свежего воздуха.
     На  следующий  день  по дороге  в  диагностический столкнулся со  своим
кардиологом-отпускником.
     - Что это у вас? - удивился доктор оттопыренному боку.
     И долго хохотал, услышав рассказ о злоключениях больного.
     - Коллега из диспансера, похоже, дилер.
     - Не понял.
     -  Вы  как  первый день в нашем государстве. Дилер, как известно, имеет
навар от  реализации  товара.  Послал на процедуру - получи  навар. Поди,  и
результат смотреть не будет.
     Так и  оказалось. Но  это  уже  мелочи.  Главное -  направление на ВТЭК
врач-фрейдист  за  пять  секунд выписал  "покупателю товара", а тому  больше
ничего и не надо. Побежал вприпрыжку за инвалидностью.






     136





Популярность: 8, Last-modified: Mon, 10 May 2004 17:18:28 GmT