Fb2.zipEpubСодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Пол Андерсон. Сестра Земли

--------------------
 Пол Андерсон. Сестра Земли.
 Poul Anderson. Sister Planet (1959).
 © Copyright Нора Галь, перевод
--------------------



                                         Вот - конец тебе; и пошлю на тебя
                                    гнев Мой, и буду судить тебя по  путям
                                    твоим, и возложу на тебя все  мерзости
                                    твои.
                                         И не пощадит тебя око Мое,  и  не
                                    помилую, и воздам тебе по путям твоим,
                                    и  мерзости  твои  с  тобою  будут,  и
                                    узнаете, что я - Господь.
                                                       Иезекииль, VII, З-i


     ...Много времени спустя в бухте  Сан-Франциско  всплыл  утопленник  в
поношенном костюме.  Полиция  пришла  к  выводу,  что  он  в  какой-нибудь
туманный день прыгнул в воду с моста Золотых ворот. Тут  слишком  чисто  и
пустынно, не совсем обычное место выбрал неведомый пьяница,  чтобы  свести
счеты с жизнью, но над этим никто не  задумался.  За  пазухой  у  мертвеца
оказалась Библия, а в ней закладка, и на  заложенной  странице  отчеркнуто
несколько строк. От нечего делать один из  полицейских  стал  разглядывать
размокшие листы и наконец разобрался: отчеркнуты были третий  и  четвертый
стихи седьмой главы книги пророка Иезекииля.


     Шквал налетел, когда  Малыш  Мак-Клелан  уже  совсем  было  пошел  на
посадку. Он рванул ручку на себя: взревели двигатели, рейсовый бот стал на
хвост и подскочил вверх. Миг - и его завертело, закружило, как сухой лист.
В иллюминаторах  почернело.  Перекрывая  вой  ветра,  забарабанил  ливень.
Сверкнула молния, прокатился гром, и Нат Хоуторн, ослепленный, оглушенный,
перестал что-либо воспринимать.
     "С приездом!" - подумал он. А может быть, он сказал это вслух?  Опять
загромыхало, словно исполинские колеса раскатились по мостовой -  или  это
просто хохот? Бот перестало швырять. Перед глазами уже не плавали огненные
пятна, и Хоуторн различил облака и спокойную  водную  гладь.  Все  окутано
синеватой дымкой, значит, время близится к закату. "К тому, что на  Венере
называется закатом", - напомнил он себе. Еще  долгие  часы  будет  светло,
ночь никогда не станет по-настоящему темной.
     - Еще бы чуть - и крышка, - сказал Малыш Мак-Клелан.
     - А я думал, эта посудина приспособлена для бурь, - сказал Хоуторн.
     - Верно. Но это же все-таки не субмарина. Мы были слишком низко, и уж
больно неожиданно это налетело. Чуть не нырнули, а тогда бы... - он  пожал
плечами.
     - Тоже не страшно, - возразил Хоуторн. - Выбрались бы в масках  через
люк и наверняка продержались бы на воде, а со Станции нас  бы  заметили  и
подобрали. А может, Оскар еще раньше нас выручил бы. Здешняя живность  нам
ничем не грозит. Мы для них так же ядовиты, как они для нас.
     - Называется "не страшно", - передразнил Мак-Клелан. - Конечно, ты за
бот не в ответе, а только ему цена пять миллионов монет.
     Фальшиво насвистывая, он описал круг и снова пошел на посадку. Он был
маленький, коренастый, веснушчатый и рыжий,  двигался  быстро,  порывисто.
Много лет Хоуторн только и знал, что Малыш - один  из  пилотов,  постоянно
перевозящий грузы с кораблей на  орбите  к  Станции  "Венера"  и  обратно:
бойкий малый, вечно сыплет к месту и не к месту непристойными стишками  да
болтает невесть что о своих похождениях по части "женской нации",  как  он
выражается. А тут они летели  вместе  с  Земли,  и  под  конец  Мак-Клелан
смущенно показал всем спутникам стереоснимки своих  детишек  и  признался,
что мечтает, когда выйдет на пенсию, открыть небольшой пансион  на  берегу
Медвежьего озера.
     "Слава тебе, господи, которого нет, что я биолог, - подумал  Хоуторн.
- В моей профессии пока еще не становишься перед этим веселеньким выбором:
в тридцать пять лет выйти в отставку либо засесть где-нибудь в канцелярии.
Надеюсь, что я и в восемьдесят буду  прослеживать  экологические  связи  и
любоваться северным сиянием над Фосфорным морем!"
     Бот  накренился,  и  внизу  стала  видна  Венера.   Казалось   просто
невероятным, что сплошной, без единого клочка суши океан, покрывающий  всю
планету, может быть так живописен. Но тут свои  климатические  зоны,  и  у
каждой - миллионы изменчивых цветов и оттенков; это зависит от  освещения,
от того, какие где существуют живые твари, а они  всюду  разные,  так  что
море на Венере не просто полоса воды, но лучезарный пояс планеты.  Да  еще
каждый час под другим углом падают солнечные лучи, и совсем  по-иному  все
светится ночью, и опять же ветерки, ветры и вихри, смена времен года, валы
прилива, что катятся по двадцать тысяч миль, не встречая на пути ни единой
преграды, и еще какой-то ритм органической жизни, людям пока не  понятный.
Нет, тут можно просидеть сто лет на  одном  месте  -  и  все  время  перед
глазами будет что-то новое. И во всем будет красота.
     Фосфорное море опоясывает планету между 55-м и 63-м градусом северной
широты. Сейчас, вечером, с высоты оно  было  густо-синим,  в  косых  белых
штрихах, но на севере, на самом горизонте, оно становилось  черным,  а  на
юге переходило в необыкновенно чистую, прозрачную зелень. Там  и  сям  под
поверхностью извивались алые прожилки. Мелькал плавучий остров -  джунгли,
разросшиеся   на    исполинских    пузырчатых    водорослях,    вздымались
огненно-рыжими языками, окутанные  своим  отдельным  облачком  тумана.  На
восток уходил шквал - иссиня-черная туча, пронизанная молниями, и оставлял
за собою полосу клокочущей вспененной воды. На западе нижний слой  облаков
нежно розовел и отсвечивал медью. Верхний, постоянный слой переливался  на
востоке жемчужно-серым  и  постепенно  светлел,  а  на  западе  еще  горел
слепящей белизной - там  пылало  за  горизонтом  только  что  закатившееся
солнце. Небосклон пересекала двойная радуга.
     Хоуторн глубоко вздохнул. Как славно вернуться!
     Маленькая ракета планировала, выпустив  крылья,  под  ними  засвистел
ветер. Потом она коснулась поплавками воды, подскочила, снова опустилась и
подрулила к Станции. Поднятая ею волна разбилась среди кессонов,  плеснула
к верхней палубе и строениям, но они  даже  не  дрогнули,  удерживаемые  в
равновесии  гироскопами.  По  обыкновению  весь  экипаж  Станции   высыпал
навстречу прибывшему боту. Корабли с Земли прилетали всего раз в месяц.
     - Конечная остановка! - объявил Мак-Клелан, отстегнул ремни, поднялся
и стал надевать кислородное снаряжение. - А знаешь, мне всегда  как-то  не
по себе в этой сбруе.
     - Почему? - Хоуторн, прилаживая за плечами баллон, удивленно поглядел
на пилота.
     Мак-Клелан натянул  маску.  Она  закрывала  нос  и  рот,  пластиковая
прокладка не давала воздуху  планеты  никакого  доступа  внутрь.  Оба  уже
надвинули на глаза  контактные  линзы,  не  пропускающие  ультрафиолетовые
лучи.
     - Никак не забуду, что тут на двадцать пять  миллионов  миль  нет  ни
глотка кислорода, кроме нашего, - признался Мак-Клелан.  Маска  приглушала
его голос, и от этого он прозвучал для Хоуторна привычно, по-домашнему.  -
В скафандре мне как-то спокойнее.
     - De guistibus non disputandum est [о вкусах  не  спорят  (лат.)],  -
сказал Хоуторн. - Что в переводе означает: всякий гусь  что  хочет,  то  и
ест. А по мне, все скафандры воняют чужой отрыжкой.
     В иллюминатор он увидел:  в  воде  изогнулась  длинная  синяя  спина,
нетерпеливо плеснула пена. Губы его тронула улыбка.
     - Бьюсь об заклад, Оскар знает, что я прилетел, - сказал он.
     - Ага. Закадычный друг, - пробурчал Мак-Клелан.
     Они вышли из люка.  В  ушах  щелкнуло:  организм  приспосабливался  к
небольшой перемене давления. Удобства ради маска задерживала часть водяных
паров, а главное, не пропускала  двуокись  углерода,  которой  здесь  было
довольно, чтобы убить человека  в  три  вдоха.  Азот,  аргон  и  небольшое
количество безвредных газов проходили в заплечный  баллон,  смешивались  с
кислородом, и этой смесью можно  было  дышать.  Существовали  и  аппараты,
которые путем электролиза добывали необходимый землянам кислород прямо  из
воды, но они пока были слишком громоздки и неудобны.
     На Венере всегда надо иметь этот аппарат под рукой  в  лодке  ли,  на
пристани ли, чтобы каждые несколько часов перезаряжать  заплечный  баллон.
Новичков с Земли эта вечная забота до черта раздражает, но, побыв подольше
на Станции "Венера", привыкаешь и становишься спокойнее.
     "И разумнее?" - не раз спрашивал себя  Хоуторн.  Последний  полет  на
Землю, кажется, окончательно убедил его в этом.
     Жара оглушала, точно удар кулака. Хоуторн уже переоделся по-здешнему:
свободная, простого покроя одежда из синтетической ткани защищала кожу  от
ультрафиолетовых  лучей  и  притом  не  впитывала  влагу.  На  минуту   он
приостановился,  напомнил  себе,  что  человек  -  млекопитающее,   вполне
способное переносить жару и  посильнее,  и  его  отпустило.  Он  стоял  на
поплавке, вода плескалась о его босые ноги. Ногам было прохладно. Он вдруг
перестал злиться на жару, попросту забыл о ней.
     Из  воды  высунулся  Оскар.  Да,  конечно,  это  был  Оскар.   Других
дельфоидов - их тут было с десяток - больше занимал бот,  они  тыкались  в
него  носами,  терлись  гладкими  боками  о  металл,  поднимали  детенышей
ластами, чтобы тем было лучше видно.
     Оскар был занят одним только Хоуторном. Он вскинул грузную  тупорылую
голову, обнюхал ноги биолога и тотчас выбил ластами на воде веселую  дробь
за двадцать футов до понтона.
     Хоуторн присел на корточки.
     - Здорово, Оскар! А ты уже думал, я больше не вернусь?
     И почесал зверя под подбородком. Да, черт возьми, у  дельфоидов  есть
самый настоящий подбородок. Оскар перевернулся вверх брюхом и фыркнул.
     - Ты, верно, решил,  что  я  там,  на  Земле,  подцепил  какую-нибудь
дамочку, а про тебя и думать забыл?  -  бормотал  Хоуторн.  -  Ошибаешься,
кот-котище, безобразный зверище, я об этом и не  мечтал.  Дудки!  Стану  я
тратить драгоценное земное время -  мечтать,  как  бы  променять  тебя  на
женщину! Я не мечтал, я дело делал. Поди-ка сюда, скотинка.
     Он почесал упругую, как резина, кожу  возле  дыхала.  Извиваясь  всем
телом, Оскар с силой ткнулся в поплавок.
     - Эй, хватит там! - вмешался Мак-Клелан. - Мне сейчас не до купания.
     Он кинул перлинь. Вим Дикстра поймал конец, обмотал вокруг  кнехта  и
стал подтягивать. Бот медленно двинулся к пристани.
     - Ну-ну, Оскар, ладно, ладно, - сказал Хоуторн. - Вот я  и  дома.  Не
будем по этому случаю распускать слюни.
     Он был рослый, сухощавый, волосы темно-русые, лицо  изрезано  ранними
морщинами.
     - Я и  подарок  тебе  привез,  как  всем  нашим,  только  дай  сперва
распаковать вещи, я тебе привез целлулоидную утку. Ну, пусти же!
     Дельфоид нырнул. Хоуторн уже хотел  подняться  по  трапу,  как  вдруг
Оскар вернулся. Тихонько, осторожно ткнулся человеку  в  щиколотки,  потом
неуклюже - у обычной, не приспособленной  к  торговле  пристани  ему  было
трудно это проделать - вытолкнул что-то изо рта прямо  к  ногам  Хоуторна.
Потом снова нырнул, а Хоуторн изумленно вполголоса выругался,  и  глаза  у
него защипало.
     Он получил сейчас  в  подарок  такой  великолепный  самоцвет-огневик,
каких, пожалуй, еще и не видывали на Станции "Венера".


     Когда стемнело, стало видно северное сияние. До солнца было близко, а
магнитное поле Венеры так слабо, что  даже  над  экватором  в  небе  порой
перекрещиваются гигантские световые полотнища. Здесь, на  Фосфорном  море,
ночь бархатно-синяя, в ней колышутся розовые завесы  и  вздрагивают  узкие
снежно-белые вымпелы. И вода тоже светится  от  каких-то  фосфоресцирующих
микроорганизмов, гребень каждой волны оторочен холодным  пламенем.  Каждая
капля, брызнув на палубу Станции,  долго  рдеет,  прежде  чем  испариться,
словно кто-то раскидал  по  всему  тускло  отсвечивающему  кольцу  золотые
угольки.
     Хоуторн смотрел на все это сквозь прозрачную стену кают-компании.
     - А славно вернуться, - сказал он.
     - Видали чудака? - отозвался Малыш Мак-Клелан. -  На  Земле  выпивка,
женщины наперебой  ухаживают  за  гордым  исследователем  космоса,  а  ему
приятно от такой роскоши вернуться сюда. Этот малый просто спятил.
     Вим Дикстра, геофизик,  серьезно  кивнул.  Это  был  высокий  смуглый
голландец - чувствовалось, что в его жилах течет и кастильская кровь. Быть
может, из-за нее-то среди его соплеменников  так  много  вечных  бродяг  и
скитальцев.
     - Кажется, я тебя понимаю, Нат, - сказал он. -  Я  получил  письма  и
кое-что прочел между строк. Значит, на Земле совсем худо?
     -  В  некоторых  отношениях...  -   прислонясь   к   стене,   Хоуторн
всматривался в ночь.
     Вокруг Станции резвились дельфоиды. Живые торпеды весело  выскакивали
из воды, все обдавая струями света, описывали в воздухе дугу  и  ныряли  в
огненные фонтаны. Потом вспенили воду и,  кувыркаясь,  подскакивая,  пошли
вокруг хороводом в милю шириной. Но и на этом расстоянии,  точно  пушечные
выстрелы, доносились гулкие хлопки о воду огромных тел и ластов.
     - Я этого боялся. Даже не знаю, поеду ли в отпуск, когда настанет мой
черед, - сказал Дикстра.
     Мак-Клелан смотрел на них во все глаза.
     - О чем это  вы,  ребята?  -  растерянно  спросил  он.  -  Что  такое
стряслось?
     Хоуторн вздохнул.
     - Не знаю, с чего и начать, - сказал он. - Понимаешь, Малыш,  беда  в
том, что ты видишь Землю постоянно. Возвращаешься из рейса  и  живешь  там
неделями, а то и месяцами, только потом опять летишь. А мы... мы не бываем
там по три, по пять лет кряду. Нам перемены заметнее.
     - Ну, понятно, - Мак-Клелан неловко поерзал в кресле. - Понятно,  вам
это не в привычку... ну, то есть шайки и патрули  и  что,  покуда  вас  не
было, в Америке ввели норму на жилье. А все-таки, ребята, жалованье у  вас
отличное и работа почетная. Вам всегда и честь и  место.  Чего  уж  вам-то
жаловаться?
     - Скажем так: воздух  не  тот,  -  ответил  Хоуторн.  Он  через  силу
улыбнулся. - Будь на свете бог (а его, слава богу, нет), я был сказал, что
он забыл Землю.
     Дикстра густо покраснел.
     - Бог ничего не забывает! Забывают люди.
     - Прости, Вим, - сказал Хоуторн. - Но я  видел...  не  только  Землю.
Земля слишком велика, это просто цифры, статистика. А я побывал на родине,
в тех местах, где я вырос. В озере, где я  мальчишкой  удил  рыбу,  теперь
разводят съедобные водоросли, а моя  мать  ютится  в  одной  комнатенке  с
полоумной  старой  каргой,  от  которой  ее  просто  тошнит.  Мало   того.
Скворцовую рощу вырубили, а на ее месте построили, с  позволения  сказать,
многоквартирные дома - самые настоящие трущобы, и шайки  бесчинствуют  уже
средь бела дня. Больше всего  народу  занято  не  в  промышленности,  а  в
вооруженных патрулях. Зайдешь в бар - ни одного веселого лица.  Уставятся,
как бараны, на экран телевизора и... - он оборвал себя на полуслове. -  Да
вы не слушайте. Я, наверное, преувеличиваю.
     - Да уж, - сказал Мак-Клелан. - На природу тебе захотелось? Могу тебя
доставить в такую глушь, туда со времен индейцев ни  одна  живая  душа  не
заглядывала. А в  Сан-Франциско  ты  когда-нибудь  бывал?  Так  вот,  могу
сводить тебя в один  кабачок  на  Норс  Бич,  тогда  узнаешь,  что  значит
повеселиться всласть.
     - Ну, ясно, - сказал Хоуторн. - Вопрос только: долго ли еще  протянут
эти остатки былого величия?
     - Есть такие, что им вовек конца не будет, - возразил  Мак-Клелан.  -
Их хозяева - корпорации. А по нынешним временам собственность корпораций -
это все равно что какие-нибудь графские угодья.
     Вим Дикстра кивнул.
     - Богачи богатеют, - сказал он, - бедняки  беднеют,  а  средние  слои
исчезают. И под конец образуется самая допотопная империя. Я когда-то учил
историю.
     Темные глаза его задумчиво смотрели на Хоуторна.
     - Средневековый феодализм и монашество развились  в  рамках  римского
владычества, и, когда империя развалилась,  они  остались.  Может  быть  и
сейчас возможно  такое  параллельное  развитие.  Самые  крупные  и  мощные
организации на Земле - феодальные, а на таких вот  межпланетных  станциях,
как наша, - монастыри.
     - Самые настоящие, с обетом безбрачия,  -  поморщился  Мак-Клелан.  -
Благодарю покорно, я предпочитаю феодализм!
     Хоуторн снова вздохнул. За все приходится платить. Пилюли, усыпляющие
секс, и воспоминания о пылких поцелуях и страстных объятиях, что  были  на
Земле, подчас мало утешают.
     - Не очень удачное сравнение, Вим, - возразил он. -  Начать  с  того,
что мы  держимся  только  торговлей  драгоценными  камнями.  Она  выгодна,
поэтому нам разрешают заниматься и научной работой, кого какая интересует;
в сущности, это тоже плата за  наш  труд.  Но  если  дельфоиды  перестанут
приносить нам самоцветы, мы и оглянуться не  успеем,  как  нас  вернут  на
Землю. Ты  и  сам  знаешь,  никто  не  станет  давать  бешеные  деньги  на
межпланетные перелеты и перевозки ради науки, дают только  ради  предметов
роскоши.
     - Ну и что из этого? - пожал плечами Дикстра. -  Экономика  к  нашему
монашескому житью никакого отношения не имеет. Может, ты  никогда  не  пил
бенедиктин?
     - Что?.. А-а, понимаю. Но холостяки мы  только  по  необходимости.  И
лелеем надежду, что когда-нибудь и у нас будут жены.
     Дикстра улыбнулся.
     - Я не говорю, что тут полное сходство. Но все мы сознаем, что служим
большей цели, делу культуры. Наше призвание - не религия, а наука, но  все
равно это - вера, во имя которой стоит идти и на отшельничество, и на иные
жертвы. Если в глубине души мы считаем, что отшельничество - это жертва.
     Хоуторн поморщился: Дикстра подчас чересчур увлекается анализом.  Что
и говорить, мы, работники Станции, - настоящие монахи. Тот же Вим... но он
однодум, натура страстная, целеустремленная, и  это  его  счастье.  Самому
Хоуторну  не  так  повезло,  пятнадцать  лет  он  пытался  избавиться   от
пуританских взглядов и предрассудков, с детства въевшихся в плоть и кровь,
и наконец понял, что это безнадежно. Он убил жестокого  бога,  в  которого
верил его отец, но призрак убитого будет вечно его преследовать.
     Теперь он решился вознаградить себя за долгое самоотречение и  отпуск
на Земле превратил в непрерывную оргию, но все равно под  видом  горечи  и
ожесточения его терзает чувство, что он тяжко согрешил. На Земле я впал  в
беззаконие. Ergo [следовательно (лат.)], Земля - вертеп.
     А  Дикстра  продолжал,  и  в  голосе  его  вдруг  зазвучало  странное
волнение:
     -  И  еще  в  одном  смысле  наша  жизнь   напоминает   средневековое
монашество. Монахи думали, что бегут от мира. А на самом деле они  служили
рождению нового мира, новой ступеньки развития общества. Может быть, и мы,
еще сами того не сознавая, изменяем историю.
     - Гм... - покачал головой Мак-Клелан. - Какая же история, когда у вас
не будет потомства? Женщин-то на Венере нету!
     - Сейчас об этом идет  разговор  в  Правлении,  -  стараясь  уйти  от
собственных мыслей, поспешно вставил  Хоуторн.  -  Компания  рада  бы  это
устроить, тогда  люди  будут  охотней  работать  на  Венере.  Думаю,  что,
пожалуй, это можно уладить. Если торговля будет развиваться, нашу  Станцию
придется расширить, и с таким же успехом можно присылать  новых  ученых  и
техников - женщин.
     - Ну и начнутся скандалы, - сказал Мак-Клелан.
     - Не начнутся, лишь бы прислали сколько надо, - возразил Хоуторн. - А
что до романтической любви и отцовства,  так  ведь  кто  подрядился  здесь
работать, те давным-давно не мечтают о такой роскоши.
     - А она вполне  доступна,  -  пробормотал  Дикстра.  -  Я  говорю  об
отцовстве.
     - Какие же дети на Венере? - изумился Хоуторн.
     По лицу  Дикстры  промелькнула  ликующая,  победоносная  улыбка.  Они
столько лет прожили бок о бок, что научились слышать друг друга без  слов,
и Хоуторн понял: у Дикстры есть какой-то  секрет,  о  котором  он  рад  бы
закричать на весь мир, но  пока  еще  не  может.  Видно,  сделал  какое-то
поразительное открытие.
     Хоуторн решил закинуть удочку.
     - Я все пересказываю слухи да сплетни и даже не спросил,  что  у  вас
тут делается. Что новенького вы узнали об  этой  почтенной  планете,  пока
меня не было?
     - Появились кое-какие надежды, - уклончиво  сказал  Дикстра  все  еще
немного нетвердым голосом.
     - Открыли способ фабриковать огневики?
     - Избави бог! Если б их удавалось делать самим, мы бы сразу погорели,
верно? Нет, не то... Если хочешь, поговори с Крисом. Насколько я знаю,  он
установил только, что они - биологический продукт, что-то  вроде  жемчуга.
Видимо, тут участвуют несколько видов бактерий, которые могут существовать
только в условиях венерианского океана.
     - Узнали что-нибудь новое про то, как они тут могут жить?  -  спросил
Мак-Клелан.
     Как все космонавты, он жадно, до  одержимости  интересовался  всякими
живыми существами, способными обходиться без кислорода.
     - Да, Крис, Мамору и их сотрудники довольно точно  исследовали  обмен
веществ в здешних организмах, - сказал Дикстра.  -  Я  в  этом  ничего  не
смыслю, Нат. Но ты, конечно, захочешь разобраться, а им позарез нужна твоя
помощь, ты же эколог. Знаешь, обычная история: растения (если их тут можно
назвать растениями) используют солнечную энергию  и  создают  ненасыщенные
смеси, а твари, которых мы  называем  животными,  их  окисляют.  Окисление
может идти и без кислорода. Малыш.
     - Уж настолько-то я в химии разбираюсь, - обиделся Мак-Клелан.
     - Ну вот, вообще-то связанные с этим процессом реакции  не  настолько
сильны, чтобы породить животных такой  величины,  как  Оскар.  Не  удалось
отождествить ни одного фермента, который  был  бы  способен...  -  Дикстра
нахмурился, промолчал. - Как бы там ни было, Мамору ищет ключ в  брожении,
это самый близкий земной аналог. И похоже,  что  тут  и  впрямь  участвуют
микроорганизмы. Здесь, на Венере, ферменты не отличить от...  от  вирусов,
что ли? Более подходящего названия пока не подобрали. А  некоторые  формы,
видимо, даже исполняют  функции  генов.  Каков  симбиоз,  а?  Классическим
образцам до этого далеко!
     Хоуторн присвистнул.
     -  Очень  увлекательная  новая  теория,  скажу  я  вам,   -   заметил
Мак-Клелан. - При всем при том я бы хотел, чтоб вы поскорей погрузили все,
что надо, нам пора домой. Все вы славные ребята, но  мне  с  вами  малость
неуютно.
     - На погрузку уйдет несколько дней, -  сказал  Дикстра.  -  Это  ведь
известно.
     - Ладно, пускай несколько, лишь бы земных, а не венерианских.
     - Возможно, я передам с тобой очень важное письмо, - сказал  Дикстра.
- У меня еще нет решающих данных,  но  ради  одного  этого  тебе  придется
подождать.
     Внезапно его даже в дрожь бросило от волнения.


     Долгими ночами они изучали материал, собранный за день. Когда Хоуторн
вышел навстречу рассвету, в туман, клубящийся  над  подернутыми  багрянцем
водами, под перламутровым  небом,  все  обитатели  Станции  устремились  в
разные стороны, будто раскиданные взрывом.  Вим  Дикстра  со  своим  новым
помощником,  маленьким  улыбчивым  Джимми   Чентуном,   уже   умчался   на
двухместной   субмарине   куда-то   за   горизонт   подбирать    придонные
зонды-автоматы. А сейчас от причала отходили во всех  направлениях  лодки:
Дил и Мацумото отправлялись  за  псевдопланктоном,  Васильев  -  на  гряду
Эребуса,  которая  славилась  необычайно   красивым   кораллитом,   Лафарж
продолжал составлять карты течений, Гласс в космоскафе взвился в небо: еще
слишком мало исследованы венерианские облака...
     За ночь в рейсовый бот перенесли первую партию груза, и теперь  Малыш
Мак-Клелан  с  Хоуторном  и  капитаном  Джевонсом  прошли  по   опустевшей
пристани.
     - Ждите меня обратно к вашему закату, - сказал  Малыш.  -  Какой  мне
толк прилетать раньше, когда тут все в разгоне.
     - Да, пожалуй, никакого, - согласился почтенный седовласый Джевонс  и
задумчиво поглядел вслед легкому суденышку Лафаржа.
     За кормой резвились пять  дельфоидов,  -  прыгали,  пускали  фонтаны,
описывали вокруг лодки круги. Никто их не звал,  но  теперь  мало  кто  из
людей решался уходить далеко от Станции без такого эскорта.
     Когда случалось какое-нибудь несчастье, - а они не редкость  на  этой
планете, такой же огромной и разнообразной, как Земля, - дельфоиды не  раз
спасали людям жизнь. В самом худшем случае  можно  было  просто  сесть  на
дельфоида верхом, но чаще они вчетвером,  впятером  ухитрялись  поддержать
поврежденную  лодку  на  плаву,  будто  знали,  во  что  это  обходится  -
переправить с Земли на Венеру хотя бы гребную шлюпку.
     - Я и сам бы не прочь поискать что-нибудь новенькое, - сказал Джевонс
и усмехнулся. - Но надо же кому-то сторожить нашу лавочку.
     - Да,  а  как  здешние  рыбки  приняли  последнюю  партию  товара?  -
поинтересовался Мак-Клелан. - Берут они побрякушки из пластика?
     - Нет, - сказал Джевонс. - Ноль внимания. По крайней мере, ясно,  что
у них неплохой вкус. Возьмете эти бусы обратно?
     - Нет уж, дудки! Швырните их в воду. А что вы еще подскажете? На  что
они, по-вашему, скорее клюнут?
     - Знаете, - вмешался  Хоуторн,  -  я  подумываю  насчет  инструмента.
Что-нибудь такое, специально для  них  приспособленное,  чтобы  они  могли
работать, держа орудие во рту...
     - Надо сперва испробовать то, что есть под рукой, а уж потом запросим
образцы с Земли, - сказал  Джевонс.  -  Я-то  мало  в  это  верю.  На  что
дельфоиду нож или молоток?
     - Нет, я думаю, прежде всего им пригодятся пилы. Нарезать кораллит на
плиты и строить подводные убежища.
     - За каким дьяволом? - изумился Мак-Клелан.
     - Не знаю,  -  сказал  Хоуторн.  -  Мы  вообще  слишком  мало  знаем.
Возможно, укрытия от непогоды на дне океана и не нужны, хотя, может, и это
не такой уж бред. На больших глубинах наверняка есть холодные течения.  Но
у меня другое на уме... я у многих дельфоидов  видел  шрамы  -  как  будто
следы зубов, но тогда хищник, должно быть, невероятная громадина.
     - А это  идея!  -  Джевонс  улыбнулся.  -  Как  славно,  что  вы  уже
вернулись, Нат, и по обыкновению полны новых идей. И  очень  благородно  с
вашей стороны, что вы в первый же день вызвались дежурить  на  Станции.  С
вас бы никто этого не спросил.
     - Э, у него  хватит  приятных  воспоминаний,  чтобы  скрасить  унылые
будни! - съязвил Мак-Клелан. - Я видел, как он развлекался в одном притоне
в Чикаго. Ух, и весело же проводил времечко!
     За кислородной маской трудно разобрать  выражение  лица,  но  Хоуторн
чувствовал, что у него побагровели уши. Джевонс не любил путаться в  чужие
дела, но он немного старомодный... И он как отец, его чтишь  куда  больше,
чем сурового человека в черном, о котором с детства осталось лишь  далекое
смутное воспоминание. При Джевонсе неуместно хвастать тем, что  вытворяешь
в дни отпуска на Земле.
     - Я бы хотел обмозговать новые биохимические  данные  и  в  свете  их
набросать программу исследований, -  поспешно  сказал  Хоуторн.  -  И  еще
возобновить дружбу с Оскаром. Он  очень  трогательно  преподнес  мне  этот
самоцвет. Я чувствую себя просто гнусно оттого, что  отдал  такой  подарок
Компании.
     - Еще бы! За него такую цену можно заломить... я бы  на  твоем  месте
тоже чувствовал себя гнусно, - подхватил Мак-Клелан.
     - Да нет, я не о том. Просто... Э, ладно, тебе пора!
     Хоуторн и Джевонс еще постояли, провожая бот глазами.
     Ракета оторвалась от воды и пошла вверх - поначалу медленно,  грохоча
и изрыгая пламя, потом быстрей,  быстрей.  Но  к  тому  времени,  как  она
вонзилась в облака, она уже походила на метеорит, только летящий не  вниз,
как положено,  а  вверх.  Все  увеличивая  скорость,  она  пробивала  слой
облачности, вечно окутывающей планету, и вот уже совсем  потонула  в  этом
покрывале,  которое  изнутри,  в  иллюминатор,   кажется   не   серым,   а
ослепительно белым.
     На высоте стольких миль даже воздух Венеры становится  разреженным  и
жгуче холодным, водяные пары замерзают. Вот почему с  Земли  астрономы  не
могли обнаружить по  спектрам  поглощения,  что  вся  Венера  -  это  один
безбрежный океан. Первые исследователи думали найти здесь пустыню, а нашли
воду... А Мак-Клелан, межпланетный извозчик, все мчится на своем  огненном
коне - еще стремительней, еще выше, среди слепящих созвездий.
     Рев ракеты затих, и замечтавшийся Хоуторн очнулся.
     - Да, сколько мы ни мудрили, сколько ни изобретали, а из  всего,  что
нами создано, только одно прекрасно - межпланетные перелеты. Уж  не  знаю,
сколько уродств и разрушений это искупает.
     - Не будьте таким циником, - сказал  Джевонс.  -  Мы  создали  еще  и
сонаты Бетховена, и  портреты  Рембрандта,  и  Шекспирову  драму...  и  уж
кто-кто, а вы могли бы восславить и красоту самой науки.
     - Но не техники, - возразил Хоуторн. - Наука - чистое, строгое знание
- да. Это для меня ничуть не ниже всего, что сотворили  ваши  Бетховены  и
Рембрандты. А вот всякая эта механика - перетряхнуть целую  планету,  лишь
бы в мире кишело еще больше народу...
     А славно вернуться, славно поговорить с капитаном  Джевонсом!  С  ним
можно позволить себе разговаривать всерьез.
     - Что-то вы после отпуска захандрили, - заметил старик. -  Он  должен
бы оказать на вас обратное действие. Молоды вы еще хандрить.
     - Я ведь родом из Новой Англии, - Хоуторн через  силу  усмехнулся.  -
Такая уж наследственность,  хромосомы  требуют,  чтобы  я  был  чем-нибудь
недоволен.
     - Мне больше посчастливилось, -  сказал  Джевонс.  -  Я,  как  пастор
Грундтвиг лет двести назад, сделал чудесное открытие: бог - добр!
     - Хорошо, когда можешь верить в бога. Я не могу. Эта концепция  никак
не согласуется с мерзкой кашей, которую человечество заварило на Земле.
     - Бог должен был предоставить нам свободу действий, Нат.  Неужели  вы
бы предпочли оказаться всего лишь толковой и послушной марионеткой?
     - А может быть, ему все равно? - сказал Хоуторн. - Если, допустим, он
существует, разве весь наш опыт дает основание думать, что он к нам как-то
особенно благоволит? Может быть, человек - это просто еще  один  неудачный
эксперимент, наподобие динозавров: на нем уже  поставлен  крест  и  пускай
обращается в прах и вымирает. Откуда мы знаем, что Оскар и его сородичи не
наделены душой? И откуда мы знаем, что у нас она есть?
     - Не следует чересчур превозносить дельфоидов, - заметил  Джевонс.  -
Они в какой-то мере разумны, согласен. Но...
     - Да, знаю. Но - не строят межпланетных кораблей. И у них нет рук, и,
само собой, они не  могут  пользоваться  огнем.  Все  это  я  уже  слышал,
капитан. Сто раз я с этим спорил и здесь, и на Земле. Но почем знать,  что
могут и что делают дельфоиды на дне  океана?  Не  забудьте,  они  способны
оставаться  под  водой  по  нескольку  дней  кряду.  И  даже   здесь,   на
поверхности, я наблюдал, как они играют в пятнашки. Их  игры  в  некоторых
отношениях просто замечательны. Могу поклясться, что  в  этих  играх  есть
система - слишком сложная, мне трудно ее понять, но тут явно система.  Это
вид искусства, вроде нашего балета, только они танцуют еще и в согласии  с
ветром, с течениями и волнами. А как вы объясните, что они так  разборчивы
в музыке? Ведь у них явно разные вкусы - Оскар предпочитает старый джаз, а
Самбо на  такие  пластинки  и  не  смотрит,  зато  платит  самыми  лучшими
самоцветами за Букстехуде [Букстехуде Дитрих (1637-1707)  -  композитор  и
органист, оказавший большое влияние на Иоганна Себастьяна Баха]. И  почему
они вообще торгуют с нами?
     - Некоторым породам крыс на Земле тоже известна меновая  торговля,  -
сказал Джевонс.
     - Нет, вы несправедливы. Когда первая экспедиция, прибыв  на  Венеру,
обнаружила, что дельфоиды хватают с нижней палубы всякую всячину, а взамен
оставляют раковины, куски кораллита и драгоценные камни, наши тоже решили,
что тут налицо психология стадных крыс. Знаю, отлично все  знаю.  Но  ведь
это развилось в сложнейшую систему цен. И дельфоиды по  этой  части  очень
хитрые - честные, но и хитрые. Они  до  тонкостей  усвоили  наши  мерки  и
отлично  понимают,  какая   чему   цена,   от   конхоидной   раковины   до
самоцвета-огневика. Вызубрили весь прейскурант до последней запятой, шутка
сказать! И еще: если это просто животные, с  какой  стати  им  гнаться  за
музыкальными   записями   в   пластиковой   упаковке,    работающими    от
термоэлемента? И на что им  водоупорные  репродукции  величайших  созданий
нашей живописи? А что у них нет орудий труда - сколько раз мы видели,  как
им помогают стаи разных  рыб:  одна  порода  окружает  и  загоняет  всякую
морскую  живность,  другая  убивает  и  свежует,  третья  снимает   урожай
водорослей. Им не нужны руки, капитан. Они пользуются живыми орудиями!
     - Я работаю здесь не первый день, - сухо заметил Джевонс.
     Хоуторн покраснел.
     - Простите меня. Я так часто читал эту лекцию на Земле людям, которые
понятия не имеют о простейших фактах,  что  это  превратилось  в  условный
рефлекс.
     - Я вовсе не хочу унизить наших водяных друзей, - сказал  капитан.  -
Но вы знаете не хуже меня, сколько за эти годы мы пробовали  установить  с
ними общий язык, переговариваться при помощи каких-либо знаков,  символов,
сигналов - и все зря.
     - Вы уверены? - спросил Хоуторн.
     - То есть как?
     - Откуда вы знаете,  что  дельфоиды  по  этим  грифельным  доскам  не
изучили наш алфавит?
     - Но ведь... в конце концов...
     - А может быть, у них есть веские причины не брать  в  зубы  масляный
карандаш и не писать нам  ответные  письма.  Почему  бы  им  не  соблюдать
некоторую осторожность? Давайте смотреть правде в глаза, капитан.  Мы  для
них - чужаки, пришельцы, чудовища. Или, может быть, им просто нелюбопытно:
наши лодки и мотоботы забавны, с ними можно  поиграть;  наши  товары  тоже
занимательны настолько, что с нами стоит меняться; ну, а сами мы  нудны  и
неинтересны. Или же - и это, по-моему, самое правдоподобное объяснение - у
нас и у них слишком разный склад ума. Подумайте, как несхожи наши планеты.
Если две формы разумной жизни настолько различны, у них и мышление едва ли
может быть схожим - вам не кажется?
     - Интересное рассуждение, - заметил Джевонс.  -  Впрочем,  такое  уже
приходилось слышать.
     - Ладно, пойду разложу для них новые игрушки, - сказал Хоуторн.
     Но отойдя на несколько шагов, остановился и круто обернулся.
     - А ведь я болван! - сказал он. - Оскар вступил с нами в  переговоры,
и  не  далее  как   вчера   вечером.   Самое   недвусмысленное   послание:
самоцвет-огневик.


     Хоуторн прошел мимо тяжелого пулемета, заряженного разрывными пулями.
До чего гнусный порядок - мы держим в постоянной боевой  готовности  целый
арсенал! Как будто Венера когда-нибудь угрожала людям. - Разве только  без
чьей-либо злой воли, безличными опасностями, которых мы не умеем  избежать
просто по собственному невежеству.
     Он прошел дальше  по  торговой  пристани.  Металлическая  поверхность
сверкала почти вровень с водой. За  ночь  с  пристани  опустили  плетеные,
вроде  корзин,  контейнеры  с  обычными  ходовыми   товарами.   Тут   были
музыкальные записи и картины, уже хорошо знакомые  дельфоидам,  но  видно,
никогда  им  не  надоедавшие.  Может  быть,   каждый   хотел   обзавестись
собственным экземпляром? Или они распространяют эти вещи у себя под  водой
в каком-то подобии библиотек и музеев?
     Затем тут были небольшие пластиковые контейнеры с  поваренной  солью,
нашатырным спиртом и другими  веществами,  которые,  видимо,  служили  для
дельфоидов отменным лакомством.
     Венера лишена материков, которые мог бы  омывать  океан,  поэтому  он
гораздо меньше насыщен различными минералами, чем земные моря, и  все  эти
химические вещества здесь в диковинку. И однако от пластиковых мешочков  с
иными составами  дельфоиды  отказывались,  например  от  соли  марганцевой
кислоты, и последние биохимические исследования обнаружили, что  для  всех
форм венерианской жизни марганец ядовит.
     Но как дельфоиды это узнали, ведь ни один не  раздавил  непроницаемый
пластиковый мешочек зубами? Они просто знали -  и  все  тут.  Человеческие
существа и человеческая наука  еще  далеко  не  исчерпывают  возможных  во
Вселенной способов познания.
     В стандартный  список  товаров  постепенно  были  включены  кое-какие
игрушки - например плавучие  мячи,  которыми  дельфоиды  пользовались  для
каких-то  свирепых  игр,  и  особым  образом  изготовленные   перевязочные
материалы, чтобы накладывать на раны...
     "Никто и не сомневался, что Оскар  куда  разумнее,  чем  шимпанзе,  -
думал Хоуторн. - Вопрос в том, настолько ли он разумен, чтобы сравняться с
человеком?"
     Хоуторн вытащил корзины из  воды  и  извлек  обычную,  установившуюся
плату,  оставленную  дельфоидами.   Тут   были   самоцветы-огневики   либо
маленькие, но безупречные, либо большие, нос изъянами. Один был большой  и
притом безукоризненно круглый - словно большая круглая капля радуги.  Были
и особенно красивые образчики кораллита, из которого на  Земле  выделывают
украшения, и несколько видов раковин удивительной красоты.
     Были здесь и образчики подводной жизни для изучения, почти все -  еще
не виданные человеком.  Сколько  миллионов  разновидностей  живых  существ
населяют эту планету? Были кое-какие инструменты, когда-то  оброненные  за
борт и погребенные в иле, а сейчас вновь открытые переменчивыми подводными
течениями; был какой-то непонятный комок - легкий, желтого  цвета,  жирный
на ощупь, возможно, вещество биологического  происхождения,  вроде  амбры;
быть может,  оно  малоинтересно,  а  быть  может,  это  ключ,  открывающий
совершенно новую область химии. Добыча со всей планеты болталась сейчас  в
коробках Хоуторновой коллекции.
     Для всех новинок  была  установлена  определенная  довольно  скромная
цена. Если люди и во второй раз возьмут такой же  образчик,  они  заплатят
дороже, и так будет опять и опять, пока не установится постоянная цена, не
слишком высокая для землян и не  настолько  низкая,  чтобы  дельфоидам  не
стоило трудиться, поставляя товар. Просто удивительно, какую  подробную  и
точную систему товарообмена можно разработать, не прибегая к помощи речи.
     Хоуторн посмотрел вниз, на Оскара.  Огромный  морской  зверь  недавно
вынырнул поблизости и теперь лежал  на  воде,  носом  к  пристани,  лениво
поплескивая хвостом. Приятно смотреть,  как  блестит  темно-синим  глянцем
круто выгнутая спина.
     - Знаешь, дружище, - пробормотал Хоуторн, - уже сколько лет на  Земле
хихикают над вашим братом, - мол, экие простофили, отдают  нам  невиданные
драгоценности в обмен на какие-то дрянные  побрякушки.  А  вот  я  начинаю
думать - может, мы с вами квиты,  и  еще  неизвестно,  кто  кого  дурачит?
Может, на Венере эти самые огневики не такая уж редкость?
     Оскар легонько фыркнул, пустил из дыхала фонтанчик и повел  блестящим
лукавым глазом. Престранное выражение мелькнуло на его морде. Конечно  же,
было бы чистейшим легкомыслием,  недостойным  ученого  мужа,  назвать  это
усмешкой. Но хоть убейте, а внутренне Оскар именно усмехнулся!
     - Ладно, - сказал Хоуторн, - ладно. Теперь поглядим, какого вы мнения
о наших новых р-роскошных изделиях. Мы  столько  лет  соображали,  чем  бы
скрасить ваше житье-бытье, -  и  вот  привезли  всякой  всячины.  Все  эти
изделия вместе и каждое в отдельности, господа и дамы дельфоиды,  испытаны
и проверены в наших безупречных лабораториях, и не думайте,  что  это  так
просто - испытать, к примеру, патентованный пятновыводитель. Итак...
     Мелодичное  журчание  Шенберга  было  отвергнуто.  Возможно,   другие
композиторы-атоналисты  пришлись  бы  местному  населению  по  вкусу,   но
учитывая, что в межпланетных кораблях каждая кроха груза  на  счету,  опыт
повторится не скоро. С другой стороны,  запись  старинных  японских  песен
исчезла, взамен оставлен был самоцвет в два карата  -  вдвое  больше,  чем
платят обычно за  новинку;  это  означало,  что  какой-то  дельфоид  хочет
получить еще одну такую же запись.
     По обыкновению, картины всех современных художников были  отвергнуты,
но, признаться, Хоуторн и сам не  очень  жаловал  эту  живопись.  Ни  один
дельфоид не польстился на Пикассо (средний период), но Мондриан  и  Матисс
шли недурно. Куклу взяли за самую низкую цену - обломок минерала. Дескать,
ладно уж, эту мы  (я?)  возьмем,  но  не  трудитесь  -  больше  такого  не
требуется.
     Опять же отвергнуты были непромокаемые  книжки  с  картинками;  после
первых немногих проб дельфоиды никогда не брали книг. Среди прочего именно
их неприязнь к книгам заставляла многих исследователей сомневаться в  том,
что это действительно разумные, мыслящие существа.
     "И ничего из этого не следует, - думал Хоуторн.  -  У  них  нет  рук,
поэтому для них неестественно  пользоваться  печатным  текстом.  Некоторые
лучшие образцы нашего искусства стоят того, чтобы утащить их  под  воду  и
сохранить просто потому, что они красивы или интересны, или забавны,  или,
кто знает, что еще находят в них  дельфоиды.  Но  если  нужно  запечатлеть
факты и события, у дельфоидов вполне могут  быть  для  этого  свои,  более
подходящие способы. Какие, к примеру? Кто его знает?  Может  быть,  у  них
отличная  память.  А  может  быть,  при  помощи,  скажем,  телепатии   они
записывают все, что требуется, в кристаллической структуре камней  на  дне
океана?"
     Оскар  кинулся  вдоль  пристани,  догоняя  Хоуторна.  Тот  присел  на
корточки и потрепал дельфоида по мокрому гладкому лбу.
     - Ну, а ты что обо мне думаешь? - спросил он вслух. - Может,  в  свой
черед гадаешь, способен ли я мыслить. Ну да, ну да. Мое племя свалилось  с
неба и построило плавучие металлические поселки и доставляет вам всяческие
занятные и полезные штучки. Но ведь и муравьи, и термиты живут по каким-то
своим законам, и у вас на Венере есть твари в этом роде, с очень  сложными
правилами общежития.
     Оскар пустил фонтанчик и ткнулся носом в щиколотки  Хоуторна.  Далеко
на воде резвились его сородичи, высоко взлетали, описывая в воздухе  дугу,
и снова ныряли, взбивая  на  фиолетовых  волнах  ослепительную  ярко-белую
пену. Еще дальше, в дымке, едва  различимые  глазом,  трудились  несколько
взрослых дельфоидов: при помощи трех разных видов  прирученных  (так,  что
ли?) водяных жителей загоняли косяк рыбы. Судя по всему, они  делали  свое
дело с истинным удовольствием.
     - Ты не имеешь никакого права быть таким умницей и хитрецом, Оскар, -
сказал Хоуторн. - Согласно  всем  правилам,  разум  развивается  в  быстро
изменяющейся среде, а океан, согласно всем теориям, недостаточно изменчив.
Да, но может быть, это справедливо только для земных морей? А тут Венера -
много ли мы знаем о Венере? Скажи-ка, Оскар, может быть, ты - что-то вроде
собаки, а рыба, которую вы тут пасете, это просто тупой скот, и она так же
покорно служит вам,  как  травяная  тля  -  муравьям?  Или  это  настоящие
домашние животные, которых вы сознательно приручили? Наверняка именно так.
Я буду стоять на этом до тех пор, пока муравьи не  начнут  увлекаться  Ван
Гогом и Бидербеком.
     Оскар  фыркнул,  обдал  Хоуторна  углекислой  океанской  водой.   Она
живописно запенилась, защекотала кожу. Чуть повеял ветерок, сдувая влагу с
одежды. Хоуторн вздохнул. Дельфоиды, совсем как дети, ужасные  непоседы  -
еще одно основание для многих психологов  ставить  их  лишь  чуточку  выше
земных обезьян.
     Не слишком логично, мягко говоря. Темп жизни на Венере  куда  быстрей
земного,  каждую  секунду  на  тебя  сваливается  что-то   неожиданное   и
неотложное. И даже если у дельфоидов просто непостоянный нрав,  разве  это
признак глупости? Человек - животное, тяжелое на подъем,  он  давно  забыл
бы, что  значит  играть  и  резвиться,  если  бы  ему  об  этом  вечно  не
напоминали. Очень может быть, что здесь, на Венере,  жизнь  сама  по  себе
доставляет куда больше радости.
     "Напрасно я унижаю собственное племя, - подумал Хоуторн. -  Суди  все
века, кроме нынешнего, и все страны, кроме своего отечества. Мы не  похожи
на Оскара, только и всего. Но разве из этого следует,  что  он  хуже  нас?
Ладно, давай лучше сообразим, как бы  сконструировать  такую  пилу,  чтобы
дельфоиду сподручно было с нею управляться. Сподручно? Когда  у  тебя  нет
рук, а  только  рот?  Если  дельфоиды  станут  выменивать  у  людей  такие
инструменты, это будет веским доказательством, что по уровню развития  они
совсем не так далеки от человека. А если не пожелают,  что  ж,  это  будет
лишь означать, что у них  иные  желания,  и  вовсе  не  обязательно  более
низменные, чем наши.
     Вполне возможно, что племя Оскара в умственном отношении  стоит  выше
человечества. Почему бы и нет? Их организм и их окружение таковы, что  они
не  могут  пользоваться  огнем,  обтесанным  камнем,  кованым  металлом  и
графическими изображениями. Но может быть это заставило  их  мысль  искать
иные, более сложные пути? Племя философов, которое неспособно  объясняться
с человеком, ибо давно позабыло младенческий лепет...
     Да, конечно, это дерзкая гипотеза. Но одно бесспорно: Оскар отнюдь не
просто смышленое животное, даже если его разум и не равен человеческому. И
однако, если племя  Оскара  достигло,  скажем,  уровня  питекантропа,  это
произошло потому, что в условиях жизни  на  Венере  есть  что-то  особенно
благоприятное для развития разума. Это особое условие будет действовать  и
впредь. Пройдет еще, скажем,  полмиллиона  лет  -  и  дельфоид  духовно  и
умственно наверняка ничуть не уступит современному человеку. А  человек  к
тому времени, пожалуй, выродится или сгинет вовсе. Возможно, у  них  будет
куда больше души... больше чувства красоты, больше  доброты  и  веселости,
если судить по их нынешнему поведению.
     Короче говоря, Оскар либо  (а)  уже  равен  человеку,  либо  (б)  уже
обогнал человека, либо (в) быстро и несомненно растет, и его потомки  рано
или поздно (а) сравняются с человеком и затем  (б)  обгонят  его.  Милости
просим, брат!"
     Пристань  дрогнула.  Хоуторн  опустил  глаза.  Оскар   вернулся.   Он
нетерпеливо тыкался носом в металлическую стенку и махал передним  ластом.
Хоуторн подошел ближе и  посмотрел  на  дельфоида.  Не  переставая  махать
ластом, Оскар изогнул хвост и хлопнул себя по спине.
     - Э, постой-ка! -  Хоуторна  осенило.  В  нем  вспыхнула  надежда.  -
Постой-ка, ты что, зовешь меня прокатиться?
     Дельфоид мигнул обоими глазами. "Может быть, для него мигнуть  -  все
равно что для меня кивнуть головой? А если так, может быть, Оскар и впрямь
понимает по-человечьи?!"
     Хоуторн бросился за электролизным аппаратом. Скафандр хранился тут же
в ящике, Хоуторн натянул его на себя - гибкий, как  трико,  с  равномерным
обогревом. Задержал дыхание, отстегнул маску от резервуара и  смесителя  и
вместо них надел два кислородных баллона, превратив обычное  снаряжение  в
акваланг.
     На минуту он замялся. Предупредить  Джевонса?  Или  хотя  бы  отнести
коробки с очередными приношениями дельфоидов? Нет, к  черту!  Это  вам  не
Земля, где пустую бутылку из-под пива и ту нельзя оставить без  присмотра,
непременно свиснут. А Оскару, пожалуй, надоест ждать. Венериане - да, черт
подери, вот так он и будет их  называть,  и  провались  она  в  тартарары,
высокоученая осмотрительность в выборе терминологии! -  венериане  не  раз
вырвали людей, терпящих бедствие, но никогда еще не предлагали покатать их
просто так. Сердце Хоуторна неистово колотилось.
     Он  бегом  кинулся  обратно.  Оскар  лежал  в  воде  совсем  рядом  с
пристанью. Хоуторн сел на него верхом, ухватился за  маленький  затылочный
плавник  и  прислонился  спиной  к  мускулистому  загривку.  Длинное  тело
скользнуло прочь от Станции. Заплескалась вода, лаская босые ступни.  Лицо
там, где оно не было прикрыто маской, освежал ветер. Оскар взбивал ластами
пену, будто завилась снежная метель.
     Низко над головой неслись радужные облака, небо на  западе  прошивали
молнии. Мимо проплыл маленький полипоид, килевой плавник его был  погружен
в воду, отливающая всеми цветами радуги перепонка-парус влекла его вперед.
Какой-то дельфоид неподалеку хлопнул хвостом по воде в знак приветствия.
     Они  скользили  так  ровно,  незаметно,  что,  оглянувшись,   Хоуторн
внутренне ахнул: от Станции уже добрых пять миль! И  тут  Оскар  ушел  под
воду.
     Хоуторн немало работал под водой и просто  в  водолазном  костюме,  и
подолгу -  в  субмарине  либо  в  батискафе.  Его  не  удивила  фиолетовая
прозрачность верхних слоев воды, переходящая во все  более  сочные  густые
тона по  мере  того,  как  опускаешься  глубже.  И  светящиеся  рыбы,  что
проносились мимо, будто радужные кометы, были тоже ему знакомы. Но никогда
прежде он не ощущал между коленями этой  живой  игры  мускулов;  вдруг  он
понял, почему на Земле иные богачи все еще держат лошадей.
     Наконец они погрузились в прохладную, безмолвную, непроглядную тьму -
и вот тут-то  Оскар  пустился  полным  ходом.  Хоуторна  чуть  не  сорвало
встречным током воды, но какое это было наслаждение - так мчаться, держась
изо всех сил! Не зрение, какое-то шестое чувство подсказывало ему, что они
петляют по пещерам и ущельям в горах, скрытых глубоко  под  водой.  Прошел
час, и впереди замерцал свет - далекая слабая искорка. Еще полчаса - и  он
понял, откуда исходит этот свет.
     Он часто бывал у светящихся кораллитовых гряд, но эту видел  впервые.
По масштабам Венеры этот риф был не так уж  далеко  от  Станции,  но  даже
радиус в двадцать миль охватывает огромную площадь, и люди  сюда  пока  не
добрались. Притом обычные рифы  не  так  отличались  от  своих  коралловых
собратьев на Земле: причудливая мешанина шпилей, зубцов,  откосов,  пещер,
колдовская, но дикая красота.
     А здесь  кораллит  не  был  бесформенным.  Глазам  Хоуторна  открылся
подводный город.
     Позже он  не  мог  в  точности  припомнить,  каков  был  этот  город.
Непривычный мозг не умел  удержать  странные,  чуждые  очертания.  Но  ему
запомнились   изящные   рифленые   колонны,    сводчатые    помещения    с
фантастическими  узорами  на  стенах;  здесь  высился  массив  с  чистыми,
строгими линиями, там  изгибалась  варварская  прихотливая  завитушка.  Он
видел башни, витые, точно бивень нарвала;  тончайшие  филигранные  арки  и
контрфорсы; и все объединял общий стройный рисунок, легкий, словно  брызги
пены, и в то же время мощный, точно прибой, опоясывающий целую планету,  -
грандиозный, сложный, безмятежно спокойный.
     Город  был  построен  из  сотен  пород  кораллита,  каждая  светилась
по-своему, и так тонко подобраны были цвета, что на черном фоне  океанской
глуби играли и переливались все мыслимые тона и оттенки  огненно-красного,
льдисто-голубого, жизнерадостнозеленого, желтого. И откуда-то, Хоуторн так
и не понял откуда, лился слабый хрустальный звон, неумолчная  многоголосая
симфония - в переплетении этих голосов он не  мог  разобраться,  но  вдруг
вспомнилось детство и морозные узоры на окнах...
     Оскар дал ему поплавать здесь самому и оглядеться.  Тут  были  и  еще
дельфоиды, они двигались неторопливо, спокойно, многие - с детенышами.  Но
ясно было, что они здесь не живут. Может быть, это какой-то памятник,  или
художественная галерея, или... как знать?  Город  был  огромен,  опускался
отвесно вниз, ко дну океана, по меньшей мере на полмили, ему не видно было
конца - вздумай Хоуторн уйти так далеко в глубину, давление убило бы  его.
И однако это чудо зодчества, несомненно, создано было не  ради  каких-либо
практических целей. А может быть, не так? Быть может,  венериане  постигли
истину, давно забытую на Земле, хотя древним  грекам  она  была  известна:
тому, кто мыслит, созерцать красоту столь же необходимо, как дышать.
     Чтобы под  водой  соединилось  в  одно  гармоническое  целое  столько
прекрасного - это, конечно, не  могло  быть  просто  капризом  природы.  И
однако  этот  исполинский  дворец  не  был  вырезан,  вырублен  в  древнем
подводном  хребте.  Сколько  Хоуторн  ни  присматривался  (а  при   ровном
безогненном пламени видно было превосходно), нигде он не обнаружил  следов
резца или отливки. Напрашивался  единственный  вывод:  каким-то  неведомым
способом сородичи Оскара попросту вырастили этот город!
     Он  совсем  забылся.  Наконец  Оскар  легонько  толкнул  его  в  бок,
напоминая, что пора  возвращаться,  пока  не  иссяк  кислород.  Когда  они
подплыли к Станции и Хоуторн шагнул на пристань, Оскар  мимолетно  ткнулся
носом ему в ногу, будто поцеловал, и шумно пустил огромный водяной фонтан.
     К концу дня - на Венере он тянется сорок три часа  -  стали  вразброд
возвращаться лодки.  Почти  для  всех  просто  минула  еще  одна  рядовая,
будничная  вахта:  сделан  десяток-другой  открытий,  записи  и  показания
приборов пополнились новыми данными, над  которыми  будешь  теперь  ломать
голову и, возможно, что-нибудь в них  поймешь.  Люди  устало  причаливали,
разгружали свои суденышки, собирали находки и шли поесть и отдохнуть. А уж
после настанет пора копаться во всем этом и спорить до хрипоты.
     Вим Дикстра и Джимми Чентун вернулись раньше других и  привезли  кучу
измерительных приборов. Хоуторн в общих чертах знал, чем  они  занимаются.
При помощи сейсмографа и звуковых  зондов  исследуя  ядро  планеты,  делая
анализы минералов, измеряя  температуру,  давление  и  изучая  еще  многое
множество всяческих показателей, они пытались  разобраться  во  внутреннем
строении Венеры.
     Это была часть извечной загадки. Масса Венеры составляет  восемьдесят
процентов земной, химические элементы здесь те же. Земля и  Венера  должны
быть схожи, как сестры-близнецы. А между тем  магнитное  поле  Венеры  так
слабо, что обычный компас  здесь  бесполезен;  поверхность  планеты  такая
ровная,  что  суша  нигде  не  выступает  над   водой;   вулканические   и
сейсмические процессы не только гораздо слабее, но и протекают, неизвестно
почему, совсем иначе; у потоков лавы и у взрывных  волн,  расходящихся  по
толще  планеты,  какие-то  свои,  неясные  законы;  горные  породы   здесь
непонятных типов и непонятно  распределены  по  дну  океана.  И  еще  есть
несчетное  множество  странностей,  в  которые  Хоуторн  даже  не  пытался
вникать.
     Джевонс  упомянул,  что  в  последние  недели  Дикстру  все   сильней
обуревает тайное волнение. Голландец из  тех  осторожных  ученых,  которые
словом не обмолвятся о своих выводах и открытиях, пока не установят все до
конца  твердо  и  неопровержимо.  По  земному  времени  он   проводит   за
вычислениями целые  дни  напролет.  Когда  кто-нибудь,  потеряв  терпение,
все-таки чудом прорывается к ЭВМ, Дикстра  нередко  продолжает  считать  с
карандашом в руках.  Нетрудно  догадаться:  он  вот-вот  разрешит  загадку
геологического строения планеты.
     - Или, может быть, афродитологического? - пробормотал Джевонс. - Но я
знаю Вима. За этим кроется не просто любопытство или желание прославиться.
У Вима на уме что-то очень серьезное и очень  заветное.  Надеюсь,  он  уже
скоро доведет дело до конца.
     В этот день Дикстра бегом ринулся вниз  и  поклялся,  что  никого  не
подпустит к ЭВМ, покуда не кончит. Чентун еще повертелся тут же,  притащил
ему сэндвичей и наконец вышел со всеми на палубу: на Станции  снова  ждали
Малыша Мак-Клелана.
     Здесь его и нашел Хоуторн.
     - Послушайте, Джимми, хватит напускать на  себя  таинственность.  Тут
все свои.
     Китаец расплылся в улыбке.
     - Я не имею права говорить. Я только ученик.  Вот  получу  докторскую
степень, тогда начну болтать без умолку, все вы еще пожалеете,  что  я  не
выучился восточной непроницаемости.
     - Да,  но  черт  возьми,  в  общем-то  всем  ясно,  чем  вы  с  Вимом
занимаетесь, - настаивал Хоуторн. - Как я понимаю,  он  заранее  высчитал,
какие примерно  показатели  получит,  если  его  теория  верна.  И  теперь
сопоставляет свои предложения с опытными данными. Так в чем  же  соль  его
теории?
     - По существу, тут никакого секрета  нет,  -  сказал  Чентун.  -  Это
просто подтверждение гипотезы, выдвинутой сто с лишком лет назад, когда мы
еще сидели на Земле и никуда не летали. Смысл в том, что  ядро  Венеры  не
такое, как у нашей Земли, отсюда и все другие  коренные  различия.  Доктор
Дикстра разработал целую теорию,  и  до  сих  пор  все  полученные  данные
подтверждают ее. Сегодня мы доставили сюда кое-какие  измерения,  пожалуй,
они решат вопрос; это больше по части сейсмического отражения, полученного
при взрыве глубинных бомб в океанских скважинах.
     - М-мда, кое-что я об этом знаю.
     Застывшим взглядом Хоуторн смотрел вдаль. На воде не  видно  было  ни
одного дельфоида. Может быть, они ушли в глубину, в свой прекрасный город?
А зачем? "Хорошо, что на вопросы  далеко  не  всегда  получаешь  ответ,  -
подумал он. - Если бы на Венере не осталось больше ни одной загадки, уж не
знаю, как бы я стал жить".
     - Предполагается, что ядро Венеры гораздо меньше земного и далеко  не
такое плотное, так ведь? - продолжал он вслух.
     По правде говоря, это его не слишком  занимало,  но  пока  не  пришел
рейсовый бот, он хотел потолковать с Джимми Чентуном.
     Молодой китаец прибыл на Венеру  с  той  самой  ракетой,  на  которой
Хоуторн улетал в отпуск. Теперь им долго придется жить бок о бок и  хорошо
бы сразу завязать добрые отношения. Притом он как будто славный малый.
     - Все верно, - кивнул Чентун. - Хотя "предполагается" - не то  слово.
В основном это уже доказано вполне убедительно и довольно давно. С тех пор
доктор Дикстра изучал всякие частности.
     - Помнится, я где-то вычитал, что у  Венеры  вообще  не  должно  быть
никакого ядра, -  сказал  Хоуторн.  -  Масса  недостаточно  велика,  чтобы
возникло достаточное давление или что-то вроде этого. Она должна  бы,  как
Марс, вся, до самого центра, состоять из однотипных горных пород.
     - Ваша память вам чуточку изменяет, - заметил Чентун с мягкой, ничуть
не обидной иронией. - Но, по правде сказать, не так-то все просто.  Видите
ли, если при помощи законов количества вывести  кривую  соотношения  между
давлением в центре планеты и ее массой, мы не  получим  спокойной  плавной
линии. Пока не дойдет примерно до  восьми  десятых  земной  массы,  кривая
нарастает равномерно, но потом, в  так  называемой  точке  Игрек,  картина
меняется. Кривая изгибается так, как будто  с  возросшим  давлением  масса
уменьшилась, и только после этого провала (он соответствует примерно  двум
процентам земной массы) опять неуклонно идет вверх.
     - Что же происходит в этой точке Игрек? - рассеянно спросил Хоуторн.
     - Сила давления возрастает настолько, что в центре начинается  распад
вещества. Первые кристаллы, уже достигшие  возможного  предела  плотности,
разрушаются полностью. Далее, с возрастанием массы планеты, начинается уже
распад  самих  атомов.  Еще  не  ядерный  распад,  конечно,  -  для  этого
понадобилась бы масса порядка звездной. Но электронная оболочка  сжимается
до  предела.  И  только  когда  достигнута  эта   стадия   количественного
перерождения... когда атом больше не поддается и налицо уже настоящее ядро
со специфической силой тяготения больше десяти... вот только  после  этого
возрастание массы опять влечет за  собой  равномерный  и  неуклонный  рост
внутреннего давления.
     - Угу... да, припоминаю, когда-то Вим об этом толковал. Но он  обычно
не ведет профессиональных разговоров, разве что со своим  братом-геологом.
А вообще, он предпочитает рассуждать на исторические темы. Значит, если  я
правильно понял, в ядре Венеры распад зашел не так далеко,  как  следовало
бы?
     - Да. При  теперешней  внутренней  температуре  Венера  только-только
миновала точку Игрек. Если бы каким-то способом  подбавить  ей  массы,  ее
радиус уменьшился бы. Это не случайно - и неплохо объясняет разные здешние
странности. Ясно видно,  как  с  самого  начала,  со  времени  образования
планеты,  вещества  все  прибавлялось,  количество  его   росло   до   той
критической  точки,  когда  Венера  начала  сжиматься,  -  и  тут-то  рост
прекратился,  и  ядро  не  достигло  наибольшей  плотности,   за   которой
последовал бы дальнейший непрерывный рост объема, как  было  с  Землей.  А
поэтому  и  получилась  планета  с   гладкой   поверхностью,   без   круто
поднимающихся массивов, которые могли бы выступить из океана и  образовать
материки. Раз нет обнаженных горных пород, нет и растительности, способной
извлечь из воздуха почти всю углекислоту. А стало быть, жизнь  развивается
в иной атмосфере. При относительно мощной  мантии  и  не  слишком  плотном
ядре, естественно, сейсмическая,  вулканическая  деятельность  и  минералы
здесь не те, что на Земле. Ядро Венеры не  такой  хороший  проводник,  как
земное, - ведь с распадом вещества проводимость возрастает,  -  а  значит,
циркулирующие в нем токи гораздо слабее. Поэтому и магнитное поле у Венеры
незначительно.
     - Все это очень интересно, -  сказал  Хоуторн.  -  Но  к  чему  такая
таинственность?  Вы   отлично   поработали,   это   верно,   но   доказали
всего-навсего, что на Венере атомы подчиняются законам количества. Едва ли
столь неожиданное открытие перевернет мир.
     Чентун едва заметно повел плечом.
     - Это было труднее, чем кажется, - сказал он.  -  Но  все  правильно.
Наши новые данные недвусмысленно  подтверждают,  что  ядро  Венеры  именно
такого типа, какой может быть в существующих условиях.
     Во время долгой  венерианской  ночи  Чентун,  превосходно  говоривший
по-английски, как-то попросил Хоуторна поправлять его ошибки  в  языке,  и
теперь американец заметил:
     - Вероятно, вы хотели сказать - такой тип ядра и должен быть  в  этих
условиях.
     - Нет, я сказал именно то, что хотел сказать, это  не  тавтология.  -
Чентун ослепительно улыбнулся. Обхватил себя  руками  за  плечи  и  сделал
несколько легких, скользящих шагов, словно танцевать собрался.  -  Но  это
детище доктора Дикстры. Пусть уж он  сам  поможет  младенцу  появиться  на
свет.
     И Джимми Чентун круто переменил разговор. Хоуторн  даже  смутился  от
неожиданности, но решил не обижаться. А  вскоре  в  облаках  засверкала  и
медленно опустилась на воду ракета Мак-Клелана. Зрелище  великолепное,  но
Хоуторн поймал себя на том, что почти и не смотрит. Он  все  еще  мысленно
был в толще океана, в живом храме венериан.
     Через несколько часов после захода солнца  Хоуторн  положил  на  стол
пачку отчетов. Крис Дил и Мамору Мацумото совершили  чуть  ли  не  подвиг.
Даже сейчас, на самых  первых  подступах  к  серьезным  исследованиям,  их
теория ферментного симбиоза открыла просто фантастические возможности. Тут
новой науке хватит работы по  меньшей  мере  на  столетие.  И  эта  работа
поможет так глубоко проникнуть в тайны жизненных процессов  не  только  на
Венере, но и на Земле, как люди еще недавно не смели и надеяться.
     И можно ли предсказать, сколько все это принесет человечеству прямых,
ощутимых благ? Открываются такие горизонты, что дух  захватывает.  У  него
ведь и у самого  зреют  кое-какие  планы...  да,  да,  и  теперь  он  даже
догадывается, хоть и смутно, каким образом венериане создали тот  чудесный
подводный город... Но когда  час  за  часом  напряженно  и  сосредоточенно
работаешь головой, требуется передышка. Хоуторн вышел из своего крохотного
кабинетика и побрел по коридору в кают-компанию.
     Станция гудела, как улей. Едва ли не  все  пятьдесят  человек  сейчас
работали. Одни несли очередную вахту, проверяли  аппаратуру,  разбирали  и
укладывали товары для обмена и занимались всякой иной обыденщиной.  Другие
с  упоением  хлопотали  над  пробирками,  микроскопами,  спектроскопами  и
прочей, уж вовсе не понятной снастью.  Иные,  примостясь  у  лабораторного
стола, варили на бунзеновской горелке кофе и  яростно  спорили  либо  -  с
трубкой в зубах, задрав ноги повыше и закинув руки за голову,  -  в  муках
рождали новую идею. Кое-кто заметил проходящего мимо Хоуторна  и  дружески
его окликнул. И сама Станция привычно бормотала что-то: приглушенно гудели
машины, жужжали вентиляторы, вокруг дышал не знающий покоя океан  -  и  от
этого все тихонько вздрагивало.
     Славно вернуться домой!
     Хоуторн поднялся по трапу, прошагал еще одним  коридором  и  вошел  в
кают-компанию.  В  углу  Джевонс  читал   своего   излюбленного   Монтеня.
Мак-Клелан и Чентун играли в кости. В просторной комнате больше никого  не
было. За прозрачной стеной открывался океан, сейчас он был почти черный, в
мутных разводах и кружеве золотого свечения.
     Небо как бы расслаивалось на бесчисленные  серые  и  голубые  пласты,
низко повисшую над водой дымку пронизывали лучи  северного  сияния,  запад
чернел и вспыхивал молниями - надвигалась буря. И нигде ни признака жизни,
только  на  горизонте,  извиваясь,  стремительно  скользил   сорокафутовый
морской змей, зубастая пасть роняла фосфоресцирующие брызги.
     Мак-Клелан поднял голову.
     - А, Нат! Сыграем?
     - Я же только из отпуска, - напомнил Хоуторн.  -  Чем  мне  прикажешь
расплачиваться?
     Он подошел к самовару и налил себе чашку чая.
     -  А  ну,  друзья,  -  возгласил  Джимми  Чентун,  -  проверим  закон
распределения старика Максвелла.
     Хоуторн подсел к столу. Он все еще  не  решил,  как  бы  поосторожнее
рассказать об Оскаре  и  о  подводном  храме.  Надо  было  сразу  доложить
Джевонсу, но, возвратясь, он несколько часов ходил как шальной  и  не  мог
опомниться, и потом - тут просто не подберешь слов. Вот если бы можно было
вовсе не говорить... Когда смолоду приучен к  сдержанности,  больше  всего
боишься выдать свои чувства.
     Впрочем, он подготовил  кое-какие  логические  выводы.  Венериане  по
меньшей мере столь же разумны, как  строители  Тадж  Махала;  они  наконец
решили, что  двуногим  пришельцам  стоит  кое-что  показать  и,  возможно,
понемногу откроют людям богатства и тайны своей планеты. Хоуторна  обожгло
горечью и яростью.
     - Капитан, - начал он.
     - Да?
     Терпеливо, как всегда, когда его прерывали, Джевонс опустил  толстый,
потрепанный том.
     - Сегодня случилось нечто неожиданное, - сказал Хоуторн.
     Джевонс не сводил с него проницательного взгляда. Чентун кинул  кости
и словно забыл об игре, Мак-Клелан тоже. Слышна была тяжкая  поступь  волн
за стеной, ветер усиливался.
     - Рассказывайте, - подбодрил Джевонс.
     - Я стоял на торговом причале, и в это время...
     Вошел Вим  Дикстра.  Башмаки  его  гремели  по  металлическому  полу.
Хоуторн запнулся и умолк. Голландец бросил на  стол  с  полсотни  сколотых
вместе листов бумаги. Казалось, эта пачка  должна  зазвенеть,  точно  меч,
вызывающий на поединок, но слышен был только голос ветра.
     Глаза Дикстры сверкали.
     - Кончил! - сказал он.
     - Ах, черт возьми! - вырвалось у Чентуна.
     - Что  нового  в  подлунном  мире?  -  по-стариковски  мягко  спросил
Джевонс.
     - Да не в подлунном, - вставил Мак-Клелан. У него пересохло в  горле,
он уставился на Дикстру во все глаза и ждал.
     Несколько  секунд  геофизик  молча  смотрел  на  них.  Потом  коротко
засмеялся.
     - Я пробовал сочинить подобающее случаю  торжественное  изречение,  -
сказал он, -  да  ничего  не  пришло  на  ум.  Вот  так  оно  и  бывает  в
исторические минуты.
     Мак-Клелан взял было бумаги Дикстры  и,  передернувшись,  положил  на
место.
     -  Послушайте,  математика  хорошая  штука,   но   все-таки   не   до
бесчувствия. Что означают эти загогулины?
     Дикстра достал сигарету, не торопясь  закурил.  Глубоко  затянулся  и
сказал нетвердым голосом:
     -  Последние  недели  я  разрабатывал  в  подробностях  одну  старую,
малоизвестную гипотезу, ее впервые выдвинул Рэмси еще в  тысяча  девятьсот
пятьдесят первом году. Я применил ее к  условиям  Венеры.  И  добыл  здесь
такие данные, которые непреложно доказывают мою правоту.
     - Кто же на этой планете не мечтает о Нобелевской премии?  -  заметил
Джевонс.
     Он был мастер охлаждать страсти, но на сей раз его суховатый  тон  не
подействовал. Дикстра уставил на него рдеющую сигарету, словно  револьвер,
и ответил:
     - Плевать я хотел на премию. У меня на уме техническая задача  такого
размаха и значения, какой еще не знала история.
     Все ждали. Непонятно отчего, Хоуторн весь похолодел.
     - Колонизация Венеры, - докончил Дикстра.


     Слова его канули в молчание, как в глубокий колодец.
     Потом донесся всплеск - Малыш Мак-Клелан сказал:
     - А может, море Минданао все-таки поближе к дому?
     Но Хоуторн расплескал чай и обжег пальцы.
     Коротко, нервно затягиваясь сигаретой,  Дикстра  принялся  шагать  из
угла в угол. Заговорил отрывисто:
     - Земная цивилизация все больше приходит в упадок, и главная  причина
та, что мы задыхаемся, мы стиснуты, как сельди  в  бочке.  С  каждым  днем
народу на Земле становится все больше, а природных ресурсов все меньше. Не
осталось никаких экзотических чужеземцев,  некому  объявить  войну,  чтобы
захватить новые территории... вот мы  и  варимся  в  собственному  соку  и
готовим себе самую распоследнюю атомную гражданскую  войну.  Если  бы  нам
было куда податься - другое дело! Ну, конечно. Земля так перенаселена, что
от эмиграции  на  другую  планету  станет  ненамного  легче...  Хотя,  раз
понадобятся такие  перевозки,  наверняка  будут  построены  лучшие,  более
экономичные ракеты. Но уже одно то, что людям есть куда податься, - пускай
в самые трудные условия, зато чтоб была свобода и возможность действовать;
уже от одного этого и те, кто  останется  дома,  почувствуют  себя  совсем
иначе. На худой конец, если уж земная  цивилизация  разваливается,  лучшие
люди будут на Венере, они сохранят и  разовьют  все,  что  было  за  Земле
хорошего, отбросят и забудут все плохое. Человечество  сможет  начать  все
сначала, понимаете?
     - Слов нет, теория приятная, - медленно произнес Джевонс. - Но что до
Венеры... Нет, не верю я, что постоянная колония  может  чего-то  достичь,
когда колонисты вынуждены жить на плотах сложной конструкции  и  не  смеют
высунуть нос наружу без маски.
     -  Ну,  конечно,  -  подтвердил  Дикстра.  -  Потому  я  и  говорю  -
техническая задача. Превратить Венеру во вторую землю.
     - Погодите! - крикнул Хоуторн и вскочил.
     Никто и не поглядел в его сторону. Для всех сейчас существовал только
смуглый темноволосый голландец с его пророчествами. Хоуторн стиснул руки и
сверхчеловеческим усилием, напрягая каждую мышцу, заставил себя сесть.
     Сквозь облако табачного дыма Дикстра сказал:
     -  Известно  вам  строение  этой  планеты?  Ее  масса   только-только
перевалила за точку Игрек...
     Даже и тут Мак-Клелан не стерпел:
     - Нет, мне неизвестно. Что за точка такая?
     Но это сорвалось у него непроизвольно и осталось без ответа.  Дикстра
смотрел на Джевонса; тот кивнул. И геофизик торопливо стал объяснять:
     - Так  вот,  когда  кривая  "масса  -  давление"  вдруг  падает,  это
показатель неоднозначный. В центре планеты с такой массой, как  у  Венеры,
может  существовать  троякое  давление.   Одно,   какое   сейчас   налицо,
соответствует малому ядру  сравнительно  невысокой  плотности  при  мантии
большего объема, состоящей из горных пород.  Но  возможен  ведь  и  случай
более высокого давления, когда у планеты большое  переродившееся  ядро,  а
соответственно больше общая плотность и меньше радиус. С другой стороны, в
точке Игрек возможен и случай еще более низкого давления в  центре.  Тогда
мы получаем планету без настоящего ядра, состоящую,  наподобие  Марса,  из
перемежающихся слоев горных пород и  магмы.  Так  вот,  это  двусмысленное
состояние неустойчиво. Существующее сейчас небольшое ядро может перейти  в
иную фазу. Это положение неприменимо ни к Земле - ее масса слишком велика,
ни к Марсу, у которого масса недостаточна. Но у Венеры она очень близка  к
критической точке. Если нижний слой мантии  спадет,  ядро  станет  больше,
общий радиус планеты - меньше, а высвобождаемая  энергия  проявит  себя  в
сотрясениях и, в последнем счете, - в разогреве.
     Дикстра  чуть  помолчал,  будто  хотел,  чтобы  следующие  слова  его
прозвучали еще весомей.
     - С другой стороны, если уже разрушенные атомы нынешнего малого  ядра
возвратить к уровню более высокой энергии, к  поверхности  двинутся  волны
разрушительных  колебаний,  произойдет  взрыв   поистине   астрономических
масштабов, и, когда  все  снова  успокоится,  Венера  станет  больше,  чем
теперь, но менее плотной - планетой без ядра!
     - Постой, приятель! - сказал Мак-Клелан. -  Так  что  же,  по-твоему,
этот чертов мячик того и гляди взорвется у нас под ногами?
     - Нет, нет, - сказал Дикстра спокойнее. - При теперешней  температуре
масса  Венеры  несколько  выше  критической.  Ее  ядро  сейчас  во  вполне
устойчивом состоянии, и на этот счет можно  не  волноваться  еще  миллиард
лет.  Притом  если  температура  и  возрастет  настолько,  чтобы   вызвать
расширение, оно не будет таким бурным, как полагал Рэмси, потому что масса
Венеры все-таки больше установленной им для точки Игрек. Взрыв не выбросит
значительного  количества  материи  в  пространство.  Но  разумеется,   он
поднимет на поверхность океана материки.
     - Ого! - Джевонс вскочил. (Хоуторн  словно  проваливался  в  гнетущий
кошмар. За стенами усиливался ветер, океан кипел: шторм надвигался ближе.)
-  Так,  значит,  по-вашему...   радиус   планеты   увеличивается,   резче
обозначаются неровности коры...
     - И на поверхность выносятся более легкие горные породы,  -  докончил
Дикстра и  кивнул.  -  Вот,  все  это  у  меня  рассчитано.  Я  даже  могу
предсказать, какова примерно получится площадь суши - почти равная земной.
Вновь поднятые из  океана  горные  породы  станут  в  огромном  количестве
поглощать двуокись углерода, образуя углекислые соли. И в то же время  для
фотосинтеза  можно  все  засеять  специально  выведенными  видами   земной
растительности - вроде хлореллы и  прочего,  чем  мы  сейчас  поддерживаем
воздух на межпланетных кораблях.
     Все это буйно пойдет в рост, высвобождая кислород, и  довольно  скоро
будет  достигнуто  необходимое  соотношение.  Я  вам  покажу,  что  состав
атмосферы можно установить точно такой,  как  сейчас  на  Земле.  Кислород
образует слой озона, он преградит доступ ультрафиолетовым лучам, - сейчас,
конечно, уровень облучения убийственный. И  в  конце  концов  -  еще  одна
Земля! Разумеется, более теплая, с более мягким климатом  -  для  человека
нигде не будет чересчур жарко, - все еще окутанная  облаками,  потому  что
ближе к солнцу, но все равно: Вторая Земля!
     Хоуторн встряхнулся, пытаясь собраться с силами, - ему  казалось,  он
выжат, как лимон. И подумал тупо: один веский практический вывод против  -
и все это кончится, и тогда можно будет проснуться.
     - Постой-ка, - сказал он каким-то  чужим  голосом.  -  Это  блестящая
мысль, но все процессы, о которых ты говоришь... ну,  в  общем,  материки,
наверно, можно поднять за сколько-то часов или дней, но изменить атмосферу
- на это  уйдут  миллионы  лет.  Слишком  долго,  чтобы  люди  могли  этим
воспользоваться.
     - Ничуть не бывало, - возразил Дикстра. - В этом я  тоже  разобрался.
Существуют катализаторы. Притом выращивать микроорганизмы в  благоприятных
условиях, когда у них нет никаких естественных врагов, проще  простого.  Я
рассчитал: даже не изобретая ничего нового, пользуясь только той техникой,
которая уже создана, мы за пятьдесят лет приведем Венеру в такой вид, чтоб
человек мог преспокойно разгуливать по ней нагишом.
     А  если  мы  захотим  вложить  в  это  больше  труда,  денег,  больше
научно-исследовательской работы, это  можно  проделать  еще  быстрей.  Ну,
конечно,  придется  попотеть  над  плодородием  почвы,  удобрять,  сажать,
медленно и мучительно  устанавливать  экологию  Но  опять-таки  лиха  беда
начало. Первые поселенцы устроят для себя  на  Венере  оазисы  площадью  в
несколько квадратных миль, а уж потом на досуге их можно расширять сколько
душе угодно. Можно вывести специальные виды растений  и  возделывать  даже
первозданную пустыню.
     В океане, понятно, жизнь будет развиваться куда быстрей и без  помощи
человека. Так что скоро венериане смогут заняться рыбной ловлей, разводить
всякие водоросли и тюленей. Развитие  планеты  пойдет  даже  быстрей,  чем
будет  расти  ее  население,  я  вам  это  докажу  с  цифрами   в   руках!
Первопоселенцам есть на что надеяться - их внуки станут богачами!
     Хоуторн выпрямился на стуле.
     - Тут уже есть венериане, - пробормотал он.
     Его никто не услышал.
     - Обождите-ка, - вмешался Мак-Клелан. - Первым делом растолкуйте мне,
как вы взорвете этот шарик?
     - Да разве непонятно? - удивился  Дикстра.  -  Возросшая  температура
ядра даст энергию, чтоб привести  еще  сколько-то  тонн  материи  в  более
высокое квантовое состояние. Тем самым давление снизится достаточно, чтобы
дать толчок всему остальному.  Довольно  было  бы  взорвать  одну  хорошую
водородную бомбу в самой сердцевине планеты - и готово! К сожалению,  туда
не доберешься. Придется пробурить на дне океана несколько тысяч скважин  и
устроить во всех одновременно солидный ядерный взрыв.  И  это  никакая  не
хитрость. Радиоактивных осадков выпадет ничтожно мало, а то, что попадет в
атмосферу, за несколько лет рассеется. Атомных бомб у нас  хватит.  Честно
говоря, их уже наготовлено куда больше, чем тут потребуется. И  право  же,
куда лучше использовать их таким образом, чем копить и копить, чтобы потом
уничтожить одним махом все человечество.
     - А кто даст деньги? - неожиданно спросил Чентун.
     - Любое правительство, у которого хватит ума заглянуть  вперед,  если
уж правительства на Земле не сумеют для этого объединиться Да  не  все  ли
равно!  Государства  и  политические  режимы  преходящи,  нации  вымирают,
культуры исчезают бесследно. Но человечество должно выжить - вот  что  мне
важно! Обойдется вся эта операция не так дорого, не дороже, чем стоит один
военный спутник, а выгоды, даже выраженные в самых грубых  приблизительных
цифрах, огромны. Прикиньте, сколько тут  можно  добывать  урана  и  других
материалов, которые на Земле почти истощились?
     Дикстра  обернулся  к  прозрачной  стене.  Буря  уже  надвинулась  на
Станцию. Под кессонами дыбились  волны,  ярились,  разбивались  светящейся
пеной. Мощные неотвратимые удары сотрясали сталь  и  бетон,  словно  некий
исполин, играя каждым мускулом, поводил могучими плечами. На палубу  шквал
за шквалом обрушивался ливень. Непрестанные вспышки молний  отражались  на
худом лице Дикстры; перекатывался гром.
     - Новая планета, - прошептал он.
     Хоуторн снова встал. Подался вперед, уперся кончиками пальцев в стол.
Пальцы окоченели. Собственный голос опять казался ему чужим.
     - Нет, - сказал он. - Это невозможно.
     - А? - Дикстра обернулся, словно бы неохотно отрываясь от  созерцания
бури. - Что такое, Нат?
     - Ты убьешь планету, на которой есть своя жизнь, - сказал Хоуторн.
     - Ну... верно, - согласился Дикстра. - Да. Впрочем,  вполне  гуманно.
Первая же взрывная волна уничтожит все  живые  организмы,  они  просто  не
успеют ничего почувствовать.
     - Но это убийство! - крикнул Хоуторн.
     - Да брось ты, - сказал Дикстра. - К чему излишняя  чувствительность?
Согласен, жаль погубить  такую  интересную  форму  жизни,  но  когда  дети
голодают и один народ за другим попадает во власть деспотизма...
     Он пожал плечами и улыбнулся.
     Джевонс все еще сидел, поглаживая худой рукой свою книгу, будто хотел
пробудить к жизни друга, умершего  пять  веков  назад.  В  лице  его  была
тревога.
     - Все это слишком внезапно, Вим, -  сказал  он.  -  Дайте  нам  время
переварить вашу идею.
     - О, времени хватит, впереди не год и не два! - Дикстра рассмеялся. -
Пока еще мой  доклад  дойдет  до  Земли,  пока  его  напечатают,  обсудят,
предадут широкой гласности, пока будут переругиваться и ломать копья... да
потом еще снарядят солидные ученые экспедиции, и  они  проделают  всю  мою
работу сызнова и станут цепляться по пустякам, и... не бойтесь, по меньшей
мере десять лет ничего путного нельзя будет начать. А вот  потом  мы,  вся
Станция, с нашим опытом, будем совершенно необходимы для этого дела.
     -  Ух,  ты!  -  сказал  Мак-Клелан,  легкомысленным  тоном  прикрывая
волнение. - Четвертого июля будет мне праздник: вы подпалите эту  планету,
а я буду любоваться фейерверком.
     - Не знаю... - Джевонс невидящим взглядом смотрел прямо перед  собой.
- Тут еще вопрос -  благоразумия,  осторожности  -  назовите  как  угодно.
Венера - такая, как она есть, - может нас многому научить. Столько нового,
неизвестного... хватит на  тысячу  лет.  А  вдруг  мы  приобретем  два-три
континента, зато никогда не поймем секрета жизни или  не  найдем  ключа  к
бессмертию (если к нему  стоит  стремиться)  или  к  каким-то  философским
открытиям. - Не слишком ли дорогая цена за новые материки? Не знаю...
     - Ну, тут можно спорить, - согласился Дикстра. - Так пусть спорит все
человечество.
     Джимми Чентун улыбнулся Хоуторну.
     - По-моему, капитан прав. И я понимаю, вы  как  ученый  и  не  можете
думать иначе. Несправедливо отнимать у  вас  дело  всей  вашей  жизни.  Я,
конечно, буду стоять за то, чтобы подождать, по крайней мере, сто лет.
     - Пожалуй, это многовато, -  возразил  Дикстра.  -  Если  не  открыть
какой-то   предохранительный   клапан,   вполне   возможно,   что   земная
цивилизация, основанная на технике, столько не протянет.
     - Вы ничего не понимаете! - выкрикнул Хоуторн.
     Он стоял и смотрел им в глаза. Но свет падал на лицо Дикстры так, что
глаза отсвечивали, точно бельма:  не  лицо,  а  череп  со  слепыми  белыми
пятнами вместо глаз. Хоуторну казалось - он обращается  к  глухим.  Или  к
мертвецам.
     - Вы ничего не понимаете! - повторил он.  -  Я  хлопочу  не  о  своей
работе и  не  о  науке,  ничего  похожего.  Это  же  прямое,  бессовестное
убийство.  Убить  целый  разумный  народ!  А  если   на   Землю   нагрянут
какие-нибудь жители  Юпитера  и  вздумают  переделать  нашу  атмосферу  на
водородную? Как вам  это  понравится?  Нет,  мы  просто  чудовища,  только
чудовища могут задумать такое!
     - Ох, увольте! - пробормотал  Мак-Клелан.  -  Снова  здорово.  Лекция
номер двадцать восемь бис. Я уж наслушался, пока летели сюда с Земли,  мне
все уши прожужжали.
     - Извините, - заметил Чентун, - но это очень важный вопрос.
     - С дельфоидами и  в  самом  деле  все  это  непросто,  -  согласился
Джевонс. - Впрочем, мне кажется, ни один ученый  никогда  не  высказывался
против вивисекции даже в отношении наших ближайших родичей  обезьян,  если
это делалось во имя человечества.
     - Дельфоиды - не обезьяны! - побелевшими губами сказал Хоуторн. - Они
больше люди, чем вы.
     - Одну минуту, - вмешался Дикстра. Он оторвался от созерцания  молний
и подошел к Хоуторну. Радость  победы  в  его  лице  померкла,  оно  стало
серьезное, озабоченное. - Я понимаю, Нат, у тебя сложилось свое мнение  на
этот счет. Но в сущности, у тебя же нет доказательств...
     - Нет, есть! - выдохнул Хоуторн. - Все-таки я их получил. Весь день я
не знал, с чего начать, но теперь я вам скажу!
     И меж раскатами грома он наконец нашел слова для  того,  что  показал
ему Оскар.
     Постепенно даже ветер будто притих, и какое-то время слышался  только
говор дождя да  ропот  волн  далеко  внизу.  Мак-Клелан  опустил  глаза  и
уставился на  игральные  кости,  которые  машинально  вертел  и  вертел  в
пальцах. Чентун потирал подбородок и улыбался невесело. Зато  Джевонс  был
теперь невозмутимо спокоен и решителен. Прочесть что-либо по лицу  Дикстры
было трудней,  выражение  его  поминутно  менялось.  Наконец  он  принялся
деловито раскуривать новую сигарету.
     Молчание стало нестерпимым.
     - Так как же? - надтреснутым голосом выговорил Хоуторн.
     - Безусловно, это еще больше осложняет дело, - сказал Чентун.
     - Это ничего не доказывает, -  отрезал  Дикстра.  -  Посмотрите,  что
строят за Земле пчелы да птицы-беседочницы.
     - Э-э, Вим, ты  поосторожней!  -  сказал  Мак-Клелан.  -  Не  вздумай
уверять, что мы и сами просто зазнавшиеся муравьи.
     - Вот именно, - сказал Хоуторн. - Завтра возьмем субмарину, к  я  вам
это покажу, а может быть Оскар сам нас поведет. Прибавьте это открытие  ко
всем прежним намекам и догадкам - и, черт подери, попробуйте  после  этого
отрицать, что дельфоиды разумны! Они мыслят не совсем так, как мы,  но  уж
никак не хуже!
     - И, вне всякого  сомнения,  могут  нас  многому  научить,  -  сказал
Чентун. - Вспомните, как много переняли друг от друга мой народ и  ваш,  а
мы ведь все - один и тот же род человеческий.
     Джевонс кивнул.
     - Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, Нат. Тогда, конечно,
не было бы этого спора.
     - Ну, ладно, - вздохнул Мак-Клелан. - Придется  мне  четвертого  июля
запалить самые обыкновенные шутихи!
     Косой дождь хлестал в стену. Еще вспыхивали иссиня-белые  молнии,  но
гром уже откатывался дальше. Океан сверкал языками холодного пламени.
     Хоуторн посмотрел  на  Дикстру.  Голландец  был  весь  как  натянутая
струна. И у Хоуторна, которого было чуть отпустило,  тоже  вновь  напрягся
каждый нерв.
     - Итак, Вим? - сказал он.
     - Да-да, конечно! - отозвался Дикстра. Он побледнел. Выронил изо  рта
сигарету и даже не заметил. - Не то чтобы ты меня окончательно убедил, но,
наверное, это просто потому, что уж очень горько разочарование. Нет,  риск
совершить геноцид слишком велик, на это идти нельзя.
     - Умница, - улыбнулся Джевонс.
     Дикстра стукнул кулаком по ладони.
     - Ну а мой доклад? Что мне с ним делать?
     В его голосе прозвучала такая боль, что Хоуторн был потрясен, хоть  и
ждал этого вопроса.
     Мак-Клелан спросил испуганно:
     - Но ведь твое открытие хуже не стало?!
     И тогда Чентун высказал вслух то, о чем с ужасом думал каждый:
     - Боюсь, доклад посылать не придется,  доктор  Дикстра.  Как  это  ни
прискорбно, нашим сородичам нельзя доверить такие сведения.
     Джевонс прикусил губу.
     - Мне очень не хотелось бы так думать. Мы не  истребим  расчетливо  и
хладнокровно миллиард с лишком жизней ради... ради своего удобства.
     - В прошлом мы не раз и  не  два  поступали  именно  так,  -  угасшим
голосом произнес Дикстра.
     "Я прочитал достаточно книг по истории, Вим, и у меня  на  этот  счет
особое мнение, - подумал Хоуторн. И стал считать, загибая пальцы: -  Троя,
Иерихон, Карфаген, Иерусалим, альбигойцы, Бухенвальд. Хватит!"  -  подумал
он, его замутило.
     - Но ведь... - начал Джевонс. - Уж конечно, в наши дни...
     - В лучшем случае  соображения  человечности  удержат  Землю  лет  на
десять, на двадцать, - сказал Дикстра. - А  потом  она  наверняка  нанесет
удар. Жестокость и озверение распространяются с такой быстротой, что и  на
двадцать лет надежды мало, но допустим. Ну а дальше?  Сто  лет,  тысячу  -
сколько времени мы устоим, когда перед нами такой соблазн, а мы все больше
задыхаемся в нищете? Едва ли мы сможем вечно бороться с таким искушением.
     - Коли дойдет  до  выбора  -  завладеть  Венерой  или  смотреть,  как
пропадает человечество, скажу по-честному, - тем хуже для Венеры, - заявил
Мак-Клелан. - У меня жена и детишки.
     - Тогда скажи спасибо, что мы до этого не доживем, выбирать  придется
нашим детям, - сказал Чентун.
     Джевонс кивнул. Он словно разом постарел, теперь это был человек, чей
путь близится к концу.
     - Вам придется уничтожить доклад, Вим, - сказал он. - Совсем. И никто
из нас никогда ни словом о нем не обмолвится.
     Хоуторн готов был разреветься, но не  мог.  Какая-то  преграда  росла
внутри, невидимая рука взяла за горло.
     Дикстра медленно перевел дух.
     - По счастью, я все время держал язык за зубами, -  выговорил  он.  -
Никому и полслова не сказал. Хоть бы только меня не уволили, еще  решат  -
лодырь, столько месяцев там торчит, а толку ни на грош.
     - Уж об этом я позабочусь, Вим, - промолвил  Джевонс.  В  шуме  дождя
голос его прозвучал бесконечно мягко и ласково.
     Руки Дикстры заметно дрожали, но он оторвал первый лист своей работы,
скомкал, бросил в пепельницу и поджег.
     Хоуторн сломя голову бросился вон из комнаты.


     Снаружи - по крайней мере после дневной жары - было  прохладно.  Буря
пронеслась, моросил дождь, он брызнул на обнаженную кожу. Когда солнца  не
было, Хоуторн обходился шортами да кислородной маской. От этого  возникало
странное ощущение легкости, как будто  опять  стал  мальчишкой  и  бродишь
летом по лесу. Но те леса уже давно вырублены. Падая на палубу  Станции  и
на воду, дождь звучал совсем по-разному, но обе  ноты  были  на  удивление
чисты и звонки.
     А океан еще не утих, вода со  свистом  и  грохотом  била  о  кессоны,
завивалась черными воронками. В воздухе слабо сквозило северное сияние, от
него небо чуть подернулось розовой дымкой. Но  когда  Нат  Хоуторн  отошел
подальше от освещенных окон, больше всего света стало  от  океана:  крутые
валы излучали зеленое сияние и, рассыпаясь пеной, вспыхивали белизной. Там
и сям воду словно вспарывал  черный  нож  -  на  миг  возникал  из  глубин
какой-нибудь океанский житель.
     Хоуторн прошел мимо  пулемета  к  торговому  причалу.  Тяжелые  волны
перекатывались тут, доходя ему  до  колен,  и  обдавали  его  зеленоватыми
искрящимися брызгами. Он ухватился за поручень и напряженно вглядывался  в
завесу дождя: хоть бы приплыл Оскар!
     - Хуже всего, что у наших-то намерения самые что ни на есть благие, -
сказал он вслух.
     Над головой пролетело что-то живое: тень, шелест крыльев.
     - Врет эта пословица, - пробормотал он. И вцепился в  поручень,  хотя
можно  бы,  пожалуй,  надеяться,  что  его  смоет  волной...  когда-нибудь
венериане разыщут на дне его кости и доставят на Станцию... и  не  возьмут
за это платы.
     - Кто будет сторожить сторожей? Очень просто: сами  же  сторожа,  ибо
что проку от сторожей бесчестных. Но вот как быть с  тем,  что  сторожишь?
Оно само - на стороне врага.  Вим  и  капитан  Джевонс,  Джимми  Чентун  и
Малыш... и я. Мы-то можем сохранить тайну. А природа не  может.  Рано  или
поздно кто-нибудь проделает ту же работу. Мы надеемся, что  Станция  будет
расширена. Тогда здесь появятся и еще геофизики и...  и...  Оскар!  Оскар!
Где тебя носила нелегкая, черт возьми!
     Океан ответил, но на языке, Хоуторну незнакомом.
     Его трясло, зуб на зуб не попадал. Никакого смысла тут околачиваться.
Совершенно ясно, что надо делать. И если сперва поглядеть  на  безобразную
добродушную морду Оскара, еще вопрос, легче ли потом  будет  сделать  это.
Возможно, станет куда трудней. А пожалуй, и вовсе невмочь.
     "Может быть, поглядев на Оскара, я  соберусь  с  мыслями,  -  подумал
Хоуторн, чувствуя, как в мозгу отдается эхо громов с высот Синая. -  Я  не
могу. Еще не могу. Боже правый, ну почему я такой  фанатик?  Подождал  бы,
пока все это предадут гласности  и  начнут  обсуждать,  заявил  бы  особое
мнение,  как  пристало  всякому  порядочному  борцу   за   справедливость,
организовал бы парламентские группы нажима, воевал  бы  как  положено,  по
всем правилам и законам. А может быть, секрет не раскроется до конца  моей
жизни - и какое мне дело, что будет после? Я-то этого уже не  увижу.  Нет.
Этого  мало.  Мне  нужна  уверенность.  Не  в  том,   что   восторжествует
справедливость - это невозможно, но что  не  совершится  несправедливость.
Потому  что  я  одержимый.  Никто,  ни  один  человек  не  в   силах   все
предусмотреть, - думал он в  ту  дождливую,  ветреную  ночь.  -  Но  можно
сделать расчеты и соответственно действовать. Голова  стала  ясная,  мысль
работает быстро и четко - теперь обдумаем, что нам известно.
     Если Станция перестанет приносить доход, люди больше сюда не полетят.
Во всяком случае, полетят очень не скоро, а тем временем мало ли что может
случиться... Венериане смогут подготовиться к самозащите,  или  даже,  чем
черт не шутит, человечество научится держать себя  в  руках.  Быть  может,
люди никогда не вернутся. Возможно, цивилизация,  основанная  на  технике,
рухнет и уже не возродится. Пожалуй, так будет лучше всего, каждая планета
сама по себе, каждая сама определит свою судьбу. Но это  все  рассуждения.
Пора заняться фактами.
     Пункт первый: если Станция "Венера"  сохранится,  а  тем  более,  что
очень возможно, будет расширена, кто-нибудь  наверняка  повторит  открытие
Дикстры.  Если  нашелся  один  человек,  который  после   нескольких   лет
любопытства и поисков разгадал секрет, то уж конечно не  позже  чем  через
десять лет кто-то другой или двое, трое  сразу  ощупью  придут  к  той  же
истине.
     Пункт второй: Станция сейчас  экономически  зависит  от  добровольной
помощи дельфоидов.
     Пункт третий: если Станция будет разрушена и  Компании  доложат,  что
разрушили ее  враждебные  людям  дельфоиды,  очень  мало  вероятно,  чтобы
Компания стала ее восстанавливать.
     Пункт четвертый: даже если бы такую попытку и сделали, от  нее  очень
скоро вновь откажутся при условии, что дельфоиды и впрямь станут  избегать
людей.
     Пункт пятый: в этом случае Венеру оставят в покое.
     Пункт шестой: если верить в  бога,  в  грех  и  прочее,  во  что  он,
Хоуторн, не верит, можно бы доказать, что человечеству это будет только на
благо, ибо оно  не  отягчит  совесть  свою  бременем  гнуснейшего  деяния,
которому равного не видано со дня некоего события на Голгофе.
     Беда в том, что на человечество мне в общем-то наплевать.  Главное  -
спасти Оскара. А быть может, оттого и начинаешь так  горячо  любить  чужой
народ, что втайне возненавидел свой?
     Наверно, все-таки можно как-нибудь убежать от  этого  кошмара.  Но  у
человека нет ластов, и он не может дышать без кислорода, человеку остается
лишь один путь - назад, через Станцию".
     Он поспешно пошел по безмолвному, ярко освещенному коридору к  трапу,
ведущему глубоко вниз, в самые недра Станции. Вокруг ни души. Словно  весь
мир обратился в прах, и он - последний из живых.
     Он вошел в кладовую - и отшатнулся, как от  удара:  тут  кто-то  был.
Призраки, тени... какое право имеет тень того, кто еще  не  умер,  явиться
здесь в такую минуту?
     Человек обернулся. Это был Крис Дил, биохимик.
     - Это ты, Нат? - удивился он. - Что ты тут делаешь в такое время?
     Хоуторн облизнул пересохшие губы. Обычный  воздух,  такой  же,  каким
дышишь на Земле, обжигал и душил.
     - Мне нужен инструмент, - сказал он. - Дрель,  вот  что...  Небольшая
электрическая дрель.
     - Бери, сделай милость, - разрешил Дил.
     Хоуторн достал дрель со стеллажа. Руки так затряслись, что он ее  тут
же выронил. Дил удивленно посмотрел на него.
     - Что случилось, Нат? - мягко спросил он. - Какой-то  у  тебя  кислый
вид.
     - Нет, ничего, - еле слышно ответил Хоуторн. - Все в порядке.
     Он подобрал дрель и вышел.
     Арсенал, всегда запертый, помещался глубоко в трюме Станции.  Хоуторн
ощущал, как под ногами, под днищем корпуса, вздымается океан  Венеры.  Это
придало ему силы, он дрелью вскрыл замок, вошел в арсенал, взломал ящики с
взрывчаткой и приладил запал. Но потом никак  не  мог  вспомнить,  как  он
установил дистанционный взрыватель на срок. Знал только, что сделал и это.
     Затем какой-то провал - он не помнил, как очутился в  помещении,  где
хранились лодки, и вот он стоит  здесь  и  грузит  в  маленькую  субмарину
океанографические  глубинные  бомбы.  И  опять  вокруг  ни  души.   Некому
спросить, что он  тут  делает.  Чего  опасаться  его  братьям  со  Станции
"Венера"?
     Хоуторн скользнул в субмарину и через шлюз вывел ее в  океан.  Спустя
несколько минут его тряхнуло. Взрыв был не очень силен, но отдался во всем
существе Хоуторна таким громом, что он, оглушенный, не заметил, как  пошла
ко дну Станция "Венера". Лишь потом  он  увидел,  что  от  нее  ничего  не
осталось. Над тем местом кружил сверкающий  фейерверком  водоворот,  среди
пены и брызг крутились, подскакивали какие-то обломки.
     Он определился по компасу и пошел на  погружение.  Вскоре  перед  ним
засветился кораллитовый  город.  Долгие  минуты  он  смотрел  на  чудесную
гармонию шпилей и гротов, потом ужаснулся: вдруг не хватит сил сделать то,
что нужно... И он поспешно сбросил бомбы и ощутил,  как  содрогнулось  его
суденышко, и увидел, как храм обратился в развалины.
     А потом он всплыл на поверхность. Он вышел на палубу субмарины и всей
кожей ощутил прохладу дождя. Вокруг собирались дельфоиды.  Он  не  мог  их
разглядеть, лишь урывками мелькали то ласт, то спина, зеленоватой вспышкой
разрезая огромные волны, да один раз у низких поручней вынырнула голова  -
в этом неверном фосфорическом свете у дельфоида  было  почти  человеческое
лицо, лицо ребенка.
     Хоуторн припал к пулемету и закричал, но они не могли  понять,  да  и
ветер рвал его слова в клочки.
     - Я не могу иначе! - кричал он. - Поймите, у меня нет выбора! Как  же
еще объяснить вам, каково мое  племя,  когда  его  одолеет  жадность?  Как
заставить вас избегать людей? А вы должны нас избегать, иначе вам не жить!
Вы погибнете - можете вы это понять? Да нет, где вам  понять,  откуда.  Вы
должны научиться у нас ненависти, ведь сами вы ненавидеть не умеете...
     И он дал  очередь  по  теснящимся  перед  ним,  застигнутым  врасплох
дельфоидам.
     Пулемет неистовствовал еще долго, даже когда вблизи  не  осталось  ни
одного живого венерианина. Хоуторн стрелял, пока не кончились патроны. Тут
только он опомнился. Голова была спокойная  и  очень  ясная,  будто  после
яростного  приступа  лихорадки.  Такую  ясность  он  знавал   в   детстве,
мальчишкой - проснешься, бывало, ранним летним утром,  и  косые  солнечные
лучи весело врываются в окно, в глаза... Он вернулся в рубку  и  спокойно,
взвешивая каждое слово, вызвал по радио орбитальный корабль.
     - Да, капитан, это дельфоиды, тут не может быть ни тени сомнения.  Не
знаю, как они это проделали. Возможно, разрядили какие-то наши  бомбозонды
- притащили их назад к Станции и тут  взорвали.  Так  или  иначе.  Станция
уничтожена. Я спасся на  субмарине.  Видел  мельком  еще  двух  человек  в
открытой лодке, хотел их подобрать, но не успел - на них напали дельфоиды.
Прямо у меня на глазах проломили лодку и убили людей... Да нет же,  просто
ума не приложу почему! Не все ли равно почему да отчего! Мне лишь бы  ноги
отсюда унести.
     Услыхав, что скоро за ним придет рейсовый бот, он включил  автосигнал
локации и без сил  растянулся  на  койке.  "Вот  и  конец,  -  подумал  он
благодарно и устало. - Никогда ни один человек не узнает  правды.  А  быть
может, когда-нибудь он и сам ее забудет".
     Рейсовый бот приводнился на рассвете, небо уже отливало  перламутром.
Хоуторн вышел на палубу субмарины. У самого борта покачивались  на  волнах
десятка полтора мертвых венериан. Видеть их не хотелось, но они были  тут,
рядом, - и вдруг он узнал Оскара.
     Невидящими глазами Оскар изумленно смотрел в небо. Какие-то крохотные
рачки пожирали его, разрывая клешнями. Кровь у него была зеленая.
     - О, Господи! - взмолился Хоуторн. - Хоть бы ты существовал! Хоть  бы
создал для меня ад!
Популярность: 9, Last-modified: Sat, 29 Aug 1998 15:53:19 GmT